случае, сказал я себе, если что, всегда могу позвать на помощь.
И  хотя  полковник  сказал, что звонить не обязательно, я решил
соблюсти тон и  через  несколько  дней  набрал  его  номер.  --
Полковник Энстратер? -- спросил я.
     -- Да, он самый. Кто это? Кто говорит?
     --  Это,  гм...  моя  фамилия...  Даррелл,-ответил  я.- Мы
познакомились с вами в автобусе на днях.  Вы  были  так  добры,
помогли мне ловить черепашек.
     --  А,  да-да,-  сказал  он.- Точно. И как теперь поживают
малютки?
     -- Отлично,- сообщил я.- Поживают... очень хорошо.  Я  тут
подумал  о  том...  может  быть, воспользоваться вашим любезным
приглашением навестить вас?
     -- Ну конечно, дружище, конечно! Буду счастлив! В  котором
часу ты придешь?
     -- Ну а когда вам удобно?
     --  Приходи  около  половины седьмого,- предложил он.- Как
раз к обеду.
     -- Большое спасибо,- ответил я.- Непременно приду.
     Белл Мыоз оказался коротким тупиком с булыжной мостовой  и
четырьмя домиками на каждой стороне. Но что такое -- номером 47
были  обозначены  двери сразу четырех строений! Откуда мне было
знать, что все они принадлежали полковнику, что он соединил  их
вместе  и  с  присущей  военному  человеку  страстью  к порядку
присвоил им  один  номер.  Помешкав,  я  постучался  наконец  в
ближайшую  дверь и стал ждать, что из этого выйдет. А сам в это
время думал о том, как это нелепо:  в  тупике  длиной  от  силы
двести  метров  четыре дома значатся под одним номером 47-и где
все остальные номера? Видимо, разбросаны  по  разным  улицам  и
переулкам   по   соседству.  "Да,-  сказал  я  себе,-  несладко
приходится почтальону в Лондонец
     Тут дверь, в  которую  я  постучался,  распахнулась,  и  я
увидел  перед  собой  полковника. На нем была бутылочно-зеленая
домашняя куртка с лацканами из муарового шелка, и в одной  руке
он  сжимал  огромный нож. В испуге я сказал себе, что, кажется,
мне вовсе не следовало приходить сюда.
     -- Даррелл? -- молвил он, вставляя в глаз монокль.-  Видит
Бог, ты пунктуален!
     -- Знаете, я сперва запутался,- начал я.
     --  Ага!  Тебя  сбила  с  толку цифра сорок семь? Она всех
вводит в заблуждение. Помогает ограждать мое  уединение.  Входи
же! Входи!
     Я вошел бочком в холл, и он затворил дверь.
     -- Рад видеть тебя,- сказал полковник.- Следуй за мной.
     И  он  затрусил через холл, держа нож в поднятой руке гак,
словно вел  в  атаку  кавалерийский  полк.  Я  успел  приметить
стоячую  вешалку  из  красного  дерева  и несколько эстампов на
стене холла, затем мы очутились в просто, но уютно обставленной
гостиной значительных размеров, с множеством сложенных стопками
книг  и  с  цветными  репродукциями  на  стенах,  изображающими
различные  военные  мундиры.  За гостиной помещалась просторная
кухня.
     -- Извини, что подгоняю тебя,- выдохнул  он.-  Но  у  меня
стоит в печке пирог, и не хотелось бы, чтобы он подгорел.
     Он устремился к печке и заглянул в духовку. -Ну так, все в
порядке,  -облегченно  произнес полковник.- Отлично... отлично.
Он выпрямился и посмотрел на меня:  --  Ты  любишь  бифштекс  и
пирог с почками?
     -- Э... конечно,- ответил я.- Очень люблю.
     --  Прекрасно.  Сейчас  все будет готово. А пока присядь и
выпей что-нибудь. Он провел меня обратно в гостиную. -- Садись,
садись. Что будешь пить? Херес? Виски? Джин?
     -- У вас... э... не найдется какого-нибудь вина?
     -- Вина? Конечно, найдется.
     Он достал бутылку, откупорил  и  налил  мне  полный  бокал
рубинового  сухого,  бодрящего  вина. Мы посидели минут десять,
болтая о  том,  о  сем  (преимущественно  о  черепахах),  затем
полковник посмотрел на часы.
     --  Пора,-  заключил  он,-  должно быть, все готово. Ты не
против, если мы поедим на кухне? Так будет намного проще.
     -- Конечно, не против, что вы,- заверил я.
     Мы  вернулись  на  кухню,  и  полковник  накрыл  на  стол,
приготовил   картофельное   пюре,  положил  на  мою  тарелку  и
взгромоздил  сверху  бифштекс  и  порядочную  порцию  пирога  с
почками.
     -- Налей себе еще вина,- предложил он.
     Бифштекс  и  пирог были великолепны. Я спросил полковника,
сам ли он все приготовил?
     -- Сам,- ответил он.- Пришлось  научиться  готовить  после
смерти  жены.  И  ведь  это  совсем  не  сложно, если захотеть.
Немножко разных трав, всякие приправы творят чудеса. Ты  умеешь
готовить?
     --  Ну,  это как посмотреть,- сказал я.- Мама научила меня
кое-чему, но серьезно я этим не занимался, хотя люблю готовить.
     -- Я тоже,- откликнулся полковник,- я тоже. Отдыхаю душой.
     Когда мы управились с бифштексом и пирогом, он  достал  из
холодильника мороженое.
     После  мороженого  полковник  откинулся в кресле назад и с
довольным вздохом погладил себя по животу.
     -- Хорошо...- произнес он.- Хорошо. Я ем только один раз в
день, зато основательно. Как насчет бокала  портвейна?  У  меня
есть совсем неплохие марки.
     Мы  выпили  рюмку-другую  портвейна,  и  полковник закурил
тонкую  манильскую  сигару.  Покурив  и  допив   портвейн,   он
решительно вставил в глаз монокль и посмотрел на меня.
     -- Как насчет того, чтобы подняться наверх и поиграть?
     --  Гм... О какой игре вы говорите? -- осторожно справился
я, полагая, что сейчас может начаться  ухаживание,  если  он  к
этому расположен.
     --  Силовая  игра,-  ответил  полковник.-  Поединок  умов.
Модели. Ты ведь любишь такие игры?
     -- Гм... Ну да,- сказал я.
     -- Тогда пошли,- распорядился он.- Пошли.
     Мы снова  проследовали  через  холл,  затем  поднялись  по
лестнице   в   небольшое   помещение,   которое   явно  служило
мастерской: у одной стены стоял верстак, над ним висели полки с
красками  в  банках,  паяльниками   и   всякими   таинственными
предметами.  Судя  по  всему, полковник был не прочь что-нибудь
смастерить на  досуге.  Тем  временем  он  распахнул  следующую
дверь,   и  моему  взору  открылось  поразительное  зрелище  --
огромное помещение площадью примерно двадцать на двадцать  пять
метров.  Как  я понял, его составили соединенные вместе верхние
комнаты всех четырех домов, принадлежащих полковнику. Но больше
размеров меня поразило то, что находилось в этом зале. В  обоих
концах  стояло  по крепости из папье-маше, высотой около метра,
шириной около полутора  метров.  Вокруг  крепостей  выстроились
сотни  поблескивающих  оловянных солдатиков в яркой униформе, и
рядом с ними стояли танки, военные грузовики, зенитные пушки  и
прочие виды оружия. Словом, готовое поле битвы.
     -- Ага,- полковник радостно потер руки,- удивил я тебя!
     -- Видит Бог! -- отозвался я.- Пожалуй, я в жизни не видел
столько оловянных солдатиков.
     --  Не один год собираю,- сообщил полковник.- Не один год.
Я покупаю их прямо на фабрике, покупаю некрашеные и раскрашиваю
сам. Так оно куда лучше получается. Почище  и  поаккуратнее.  И
более реалистично.
     Я наклонился, поднял одного солдатика и убедился в правоте
полковника.  Обычно  оловянные солдатики раскрашены кое-как, но
над этими поработала искусная рука. Можно было  даже  различить
выражение лица.
     -- Ну так,- сказал полковник,- теперь мы сыграем, начнем с
короткого  гейма,  проведем,  так  сказать, репетицию. Конечно,
когда ты освоишься, можно придумать что-нибудь посложнее.
     Изложенные им правила игры оказались достаточно  простыми.
У каждого участника была своя армия. Соперники бросают кости, и
тот,  кто  набрал больше очков, начинает игру в роли нападающей
стороны. Он снова  бросает  кости  и  в  зависимости  от  числа
выпавших очков передвигает любой из своих батальонов в желаемом
направлении  и  открывает  огонь  из полевых пушек или зенитных
орудий. Пушки были снабжены  пружинками  и  стреляли  спичками.
Пружинки  были  на  редкость  упругими,  и спички с невероятной
скоростью летели через весь зал. Там, где  они  падали,  все  в
радиусе  десяти  сантиметров считалось выведенным из строя. Так
что прямое попадание в какой-нибудь отряд  наносило  противнику
существенный  урон.  У  каждого участника была маленькая мерная
лента, которой он определял пораженную площадь.
     Я был в восторге от этой затеи, особенно потому,  что  она
напомнила  мне  игру,  которую  мы сами придумали, когда жили в
Греции. Мой брат Лесли, чье увлечение пушками  и  кораблями  не
знает  пределов,  собрал  целую  флотилию  игрушечных линкоров,
крейсеров и подводных лодок, которые мы расставляли на  полу  и
устраивали  морской  бой,  но  в  отличие  от игры, придуманной
полковником, мы поражали цель стеклянными шариками.  Требовался
острый глаз, чтобы на неровном полу попасть шариком в крейсер.
     Итак, мы бросили кости, и мне выпало быть агрессором.
     --  Xa!  --  воскликнул полковник, проникаясь воинственным
пылом.- Мерзкий гунн!
     --  Цель  маневра  заключается  в  том,  чтобы  попытаться
захватить крепость противника? -- справился я.
     --  Что ж, попытайся,- ответил он.- Или попробуй разрушить
ее, если сумеешь.
     Я скоро понял, что в  этой  игре  важно  отвлечь  внимание
противника от одного из флангов, чтобы быстро продвинуться там,
когда  он  этого не ожидает. Подвергнув его войско непрерывному
артиллерийскому обстрелу -- спички так и летали по воздуху,-  я
одновременно передвинул два батальона вплотную к его передовой.
     --  Злодей!  --  кричал  полковник  всякий  раз, когда ему
приходилось измерять площадь вокруг  упавшей  спички.-  Грязная
свинья! Проклятый гунн!
     Лицо  его заметно порозовело, и глаза увлажнились так, что
он был вынужден то и дело протирать монокль.  --  Ты  чертовски
меток! -- негодовал он.
     --  Вы  сами  виноваты,- кричал я в ответ.- Собрали в кучу
все свое войско. Идеальная мишень.
     -- Это входит в мою стратегию. Не учи  меня  стратегии.  Я
старше тебя и по возрасту, и по званию.
     --  Как  вы  можете быть старше по званию, если я командую
целой армией?
     -- Без дерзостей, самонадеянный мальчишка!
     За два  часа  игры  я  почти  полностью  уничтожил  войско
полковника и утвердился перед самой крепостью.
     -- Сдаетесь? -- крикнул я.
     --   Никогда!  --  ответил  полковник.-  Никогда!  Сдаться
проклятому гунну? Ни за что на свете!
     -- Что ж, тогда я ввожу в бой саперов.
     -- Это еще зачем?
     -- Чтобы взорвать вашу крепость.
     -- Крепость взрывать нельзя,- возразил полковник.- Это  не
по правилам.
     --  Ерунда! -- ответил я.- Во всяком случае, немцы никаких
правил не соблюдают.
     -- Грязный прием! -- взревел он, когда я  успешно  взорвал
его крепость.
     -- Теперь сдаетесь?
     --  Нет,  я  буду стоять до последнего, проклятый гунн! --
крикнул полковник, лихорадочно ползая на четвереньках по полу и
передвигая своих солдат.
     Однако, как он ни отбивался, я загнал остатки его войска в
угол и окончательно разгромил.
     -- Боже мой!  --  выпалил  полковник,  вытирая  вспотевший
лоб.-  В  жизни  не видел такого боя. Как тебе удается стрелять
так метко, если ты впервые играешь в эту игру?
     -- Ну, у нас была похожая игра, только  мы  поражали  цель
стеклянными  шариками,- объяснил я.- Главное -- точно оценивать
расстояние и направление в стрельбе.
     -- Черт возьми! -- сказал он, глядя на свою  разгромленную
армию.-  Однако  мы славно поиграли и славно сразились. Сыграем
еще раз?
     И мы продолжали играть, и полковник все сильнее горячился,
наконец я взглянул на часы и обнаружил, к своему ужасу, что уже
час ночи. Очередной бой был в разгаре, а потому мы оставили все
как было, и на другой день я снова пришел вечером к полковнику,
и мы довели игру до конца. С той поры я проводил у него два-три
вечера в неделю, и мы сражались на полу огромной комнаты, и  он
получал от игры великое удовольствие -- почти такое же, как я.
     Но вот однажды мама объявила, что нашла наконец подходящий
дом, можно   уезжать   из   Лондона.  Я  здорово  огорчился  --
приходится расстаться со своей работой и с  друзьями,  мистером
Белоу   и   полковником  Энстратером.  Мистер  Ромилли  страшно
расстроился.
     -- Никогда мне не найти  достойную  замену,-  сказал  он.-
Никогда.
     -- Что вы, кто-нибудь найдется,- заверил я его.
     --  Только  не такой мастер, как ты, оформлять аквариумы и
витрины. Не знаю даже, что я стану делать без тебя.
     В день окончательного прощания он  со  слезами  на  глазах
преподнес  мне  кожаный  бумажник  с  тисненой  внутри надписью
золотыми буквами: "Джеральду Дарреллу от товарищей по  работе".
Я  был  малость  озадачен,  поскольку, кроме нас двоих, в лавке
никто не служил, но, видимо, он посчитал, что так будет  лучше.
Горячо  поблагодарив  его, я в последний раз прошел по переулку
Потта, направляясь к лавке мистера Белоу.
     -- Жаль, что ты  уезжаешь,  парень,-  сказал  он.-  Право,
очень жаль. Вот... это тебе -- маленький подарок на прощание.
     Он вручил мне маленькую квадратную клетку, в которой сидел
самый  желанный  для  меня  предмет из его коллекции -- красный
кардинал. Я был потрясен.
     -- Нет, вы в самом деле отдаете его мне? -- спросил я.
     -- Конечно, отдаю, парень, конечно.
     -- Но вы уверены, что сейчас  подходящее  время  года  для
такого подарка? Мистер Белоу хохотнул.
     -- Уверен,- ответил он.- Разумеется, подходящее.
     Я  простился  с  ним,  а  вечером отправился к полковнику,
чтобы в последний раз сыграть в его любимую игру. После игры --
я дал ему выиграть -- мы спустились вниз.
     --  Знаешь,  дружище,  я  буду  скучать  по  тебе.  Сильно
скучать.  Но  ты  поддерживай  связь, ладно? Не забывай. У меня
тут... гм... маленький сувенир для тебя.
     И  он  вручил  мне  плоский  серебряный  портсигар.  Я   с
удивлением   прочел  выгравированную  надпись:  "С  любовью  от
Марджери".
     -- О, не обращай  внимания,-  сказал  полковник.-  Надпись
можно  удалить...  Подарок  одной женщины... которую я когда-то
знал. Думал, тебе понравится. Памятный сувенир... гм...
     -- Большое, большое спасибо, сэр,- произнес я.
     -- Не за что, не за что.- Он высморкался, протер монокль и
подал мне руку.- Что ж, удачи тебе, дружище.  Надеюсь,  мы  еще
как-нибудь увидимся.
     Мне  не  пришлось  его  больше  увидеть.  Он  умер  спустя
несколько месяцев.

     Глава четвертая. КАК ДОБИТЬСЯ ПОВЫШЕНИЯ

     Городок Мамфе не может похвастать  здоровым  климатом.  Он
расположен  на  высоком  мысу над излучиной широкой бурой реки,
среди густого влажного леса, большую часть  года  воздух  здесь
знойный и душный, как в турецкой бане, и только дождливый сезон
вносит какое-то разнообразие, усиливая и зной и духоту.
     В  те  времена  население  городка  составляли  пять белых
мужчин, одна белая  женщина  и  около  десяти  тысяч  горластых
африканцев.  В  состоянии  легкого  помешательства я решил, что
Мамфе -- идеальное место для моей звероловной базы, и разбил на
берегу  кишащего  бегемотами  бурого  потока   шатер,   набитый
всевозможными  дикими  животными. Естественно, по ходу работы я
близко  познакомился  с  белыми  жителями  и  изрядным   числом
африканцев.  Африканцы работали у меня охотниками, проводниками
и носильщиками, потому что,  вступая  в  лес,  вы  переносились
назад  во  времена  Стенли  и  Ливингстона и все ваше имущество
перемещалось на головах дюжих чернокожих мужчин.
     Лов  зверей  --  дело  трудоемкое,  не  оставляющее  много
времени для благодеяний, тем удивительнее, что именно здесь мне
представился  случай  помочь  учреждению,  именуемому о ту пору
Министерством по делам колоний.
     В то утро я был занят  кормлением  бельчат,  которые  явно
ничего не соображали и, похоже, вовсе не желали жить. Тогда еще
не  были  изобретены бутылочки с маленькой соской, рассчитанной
на ротики бельчат, а потому надлежало обмотать  спичку  ваткой,
обмакнуть  ее  в  жидкость  и  сунуть  в рот сосунку. Процедура
долгая  и  требующая  изрядной  выдержки,  так  как  надо  было
следить,  чтобы  ватка не слишком намокала, иначе бельчонок мог
подавиться молоком, и засовывать ее сбоку, чтобы не застряла на
зубах и не была тотчас  проглочена,  следствием  чего  была  бы
смерть от несварения желудка.
     Часы  показывали  десять,  и  уже  царила  такая жара, что
приходилось поминутно вытирать полотенцем влажные  руки,  чтобы
малютки не простудились. Настроение было соответственное, а тут
еще,  пока  я  маялся  с  упирающимися  подопечными, внезапно у
самого  моего  локтя  материализовался  мой  бой   Пайес,   чье
бесшумное появление всегца действовало мне на нервы.
     -- Будьте добры, сэр,- сказал он.
     --  Ну,  что  тебе?  --  рявкнул  я,  манипулируя ваткой с
молоком.
     -- НОА прийти, сэр,- доложил он.
     --  Начальник  окружной  администрации?  --  удивился  я.-
Какого черта ему надо?
     --  Не говорить, сэр,- бесстрастно ответил Пайес.- Я пойти
открыть пиво?
     -- Что ж, открывай,- сказал  я,  и  поскольку  НОА  Мартин
Баглер в эту минуту показался на гребне холма над моим лагерем,
я  посадил  бельчат обратно в их коробку, выстланную банановыми
листьями, и вышел из шатра, чтобы встретить его.
     Мартин был долговязый молодой мужчина с  круглыми  черными
глазами,  косматой  черной  шевелюрой, курносым носом и широкой
обаятельной улыбкой.  Привычка  лихо  жестикулировать  длинными
руками  при  разговоре была источником вечных неприятностей для
него и для окружающих. Однако это не  мешало  ему  быть  весьма
достойным начальником администрации, потому что он горячо любил
свою   работу   и,  что  еще  важнее,  не  менее  горячо  любил
африканцев, и те отвечали на это добром.
     Теперь-то стало модным поносить  колониализм,  начальников
администрации  и  их  помощников  изображать воплощениями зла и
порока. Конечно, встречались среди них и  дурные  представители
рода  человеческого,  однако  преобладали  замечательные  люди,
выполнявшие чрезвычайно трудную работу в  тяжелейших  условиях.
Представьте  себе,  что  вас  в  возрасте  двадцати  восьми лет
назначают  управлять  округом  величиной  с  Уэльс,  населенном
полчищами  африканцев,  придав  вам только одного помощника. Вы
обязаны заботиться о своих подопечных, быть  для  них  отцом  и
матерью  и  стоять  на страже закона. Причем во многих случаях,
поскольку закон -- английский, он такой мудреный, что суть  его
недоступна уму простодушных аборигенов.
     Во  время  моих  вылазок  в  леса  я  не раз проходил мимо
крытого  железом  просторного  здания  из  кирпича-сырца,   где
Мартин,  обливаясь  потом,  пытался  рассудить  очередной спор,
причем дело осложнялось еще тем, что  в  деревнях,  разделенных
всего   несколькими  километрами,  подчас  говорили  на  разных
наречиях.  А  потому,  если  возникал  конфликт   между   двумя
деревнями,  требовалось  по  переводчику от каждой из них, плюс
еще третий толмач, знающий оба наречия, чтобы переводить  слова
Мартина.  Как  и  во  всех  судах  на  свете,  было  совершенно
очевидно, что стороны  беззастенчиво  лгут,  и  меня  восхищали
терпение  и  невозмутимость  Мартина.  Предметы разбирательства
могли быть самые  разные  --  от  подозрения  в  людоедстве  до
умыкания  невест и споров из-за каждого дюйма земли под ямсом и
кокосовыми пальмами.
     За все мои  поездки  в  Западную  Африку  мне  только  раз
встретился  антипатичный  администратор. Преобладали, как я уже
сказал, чудесные молодые люди,  и  было  бы  неплохо,  если  бы
когда-нибудь нашелся охотник написать о них добрую книгу.
     Появление  Мартина  на  холме  над  моим  лагерем  изрядно
удивило меня, потому что в это время дня ему следовало  корпеть
в  канцелярии над бумагами. Вниз по склону он спустился чуть ли
не бегом, размахивая руками, точно ветряная мельница,  и  крича
что-то  неразборчивое.  Я  терпеливо  ждал, пока он не нырнул в
шатер.
     -- Понимаешь,- вымолвил Мартин, вскинув руки в трагическом
жесте,- мне нужна твоя помощь.
     Я пододвинул складной стул и мя