льшинство  моих  узников  провело  в неволе  около трех  месяцев  и успело
привыкнуть к опеке. Теперь они  отказались уходить. Слонялись вокруг лагеря,
ожидая  кормежки,  а несколько  наиболее энергичных и  толстоклювых попугаев
продолбили  себе путь обратно  в клетки сквозь  дерево и  проволочную сетку.
Естественно животные,  пойманные  позже,  поспешили  скрыться в  дебрях,  но
пристрастившихся к неволе пришлось отвезти подальше от лагеря - только тогда
они поняли, что от них требуется.
     Вот почему я так остро реагирую на выпады неосведомленных критиков. Они
твердят, что не  годится  отнимать у  животного  "свободу".  Добро бы  знали
что-нибудь о жизни животных, но  ведь не знают. В их представлении поместить
зверя в  клетку -  примерно то же, что лишить его  возможности в  дни отдыха
совершить  увеселительную  поездку,  посетить концертный зал, покататься  на
лыжах  в  горах.  На  животных  эти доброжелатели  смотрят как  на  косматых
человечков: этакие дядюшка Фред и тетушка Фреда в меховых шубах. Но ведь это
вовсе  не  так, каждый зверь -  индивидуальность со своими взглядами, своими
симпатиями  и  антипатиями. А потому очень важно,  особенно  когда  берешься
критиковать,  попытаться взглянуть  на вещи с  точки зрения животного, а  не
своей собственной. Ведь  вы вряд  ли согласитесь стать супругом  бегемотихи,
хотя среди бегемотов найдется бездна желающих.
     Из  такого  понимания неволи и возникла антропоморфная архитектура:  не
зная, в чем  нуждается животное, люди воображают, будто  им  это известно, и
приписывают ему  свои  запросы. Красивая  большая  клетка  -  вот  лозунг. С
большой клеткой они готовы мириться, пребывая  в счастливом неведении о том,
что  данному  наземному  животному  нужна  площадь,  а  не  высокая  клетка,
напоминающая старинные  стоячие часы,  что  древесный  обитатель захиреет  в
клетке  высотой  в полметра, как бы широка  она  ни  была. Им  невдомек, что
красивая  большая  клетка  при  всей ее гигиеничности  может  быть предельно
скучным бетонным  квадратом, лишенным всего того, что наполняет жизнь зверя,
которому надо лазить,  прыгать, качаться,  принимать демонстрационные позы и
метить свою территорию.
     Чаще всего клетки в  зоопарках  ругают  за  две  вещи: малые  размеры и
решетки.  Как мы уже  убедились,  размеры  для клеток не главное.  Теперь  о
решетках. Вопрос весьма непростой. Хотя в большинстве современных  зоопарков
решетки,  придававшие  столь  неприглядный   вид  зверинцам  прошлого  века,
уступили  место  более  приятным  для  глаз  и  души  материалам,  у  многих
представление о  зоопарке  по-прежнему связано  с решетками,  а решетки -  с
тюрьмами.  Попробуй  растолкуй  этим  людям,  что  решетки  только  для  них
равнозначны заточению.
     Так,   в   клетке  приматов   удачно   размещенные  решетки  доставляют
удовольствие животным: по ним  можно лазить, на  них можно висеть. Нередко в
сконструированных  на  потребу публики  цементных  камерах  человекообразных
обезьян с устройствами для лазания дело обстоит  так  плохо,  что  обитатель
клетки был бы только рад доброй старинной решетке. Для блага и радости таких
активных  древолазов,  как орангутан  или  гиббон, решеток  чем больше,  тем
лучше.  Не  могу забыть душераздирающую картину, которую я наблюдал  в одном
зоопарке на континенте. Великолепный взрослый орангутан был заточен в камере
размером  три на четыре  с половиной метра без наружного отделения.  Обитель
бедняги  освещалась  маленьким  и  весьма грязным  фонарем,  укрепленным  на
потолке, На дворе  стоял  яркий,  солнечный  день,  а в  клетке царил  такой
сумрак, что надо  было  напрягаться, чтобы рассмотреть животное.  И никакого
оборудования: ни  жердей, ни каната, ни качелей, ни полки. Забранный стеклом
цементный  ящик -  вот и  вся  клетка. Орангутан сидел посреди пола, держа в
руках лоскут мешковины, который он то надевал себе на голову, то снимал. Это
было все, чем он  мог занять  свой чрезвычайно пытливый и острый ум. В такой
клетке  решетка  была бы  великим  благом.  Когда  мы у себя  конструировали
наружные клетки для человекообразных, все это и многое другое было учтено.
     Размеры наших клеток  определялись длиной и высотой уже существовавшего
здания (старинной  каменной  постройки для яблочного пресса), в остальном же
мы  могли  действовать  по   своему  усмотрению.  Два  основных  соображения
руководили нами: обезьяны должны видеть, но не касаться друг друга, и внутри
клеток  должны  быть  максимальные возможности для  гимнастики.  Видеть друг
друга  обезьянам важно по очень  простой причине: чтобы внимание было чем-то
занято. В любом  зоопарке одно из главных зол для  животных - скука, а когда
речь  идет о  человекообразных  обезьянах  и других приматах,  эта  проблема
приобретает   особенно   острый   характер.   Человекообразные   чрезвычайно
любопытны, им непременно надо знать, что происходит в соседней клетке. Так и
хочется сравнить их с выглядывающими из-за тюлевых занавесок старыми девами.
     Если клетки стоят в  ряд, их обитатели могут следить за соседями только
через решетчатые или проволочные перегородки. Нас такой вариант не устраивал
по двум  причинам.  Во-первых, мы  знали  по  горькому  опыту:  где сетки  и
решетки,  там и укушенные пальцы.  Во-вторых,  стресс,  вызванный постоянным
тесным соседством с  потенциальным соперником, способен испортить нрав любой
человекообразной  обезьяны  и  любого животного вообще. В  конце  концов наш
архитектор  нашел  блестящее решение.  Он придал  клеткам  почти ромбовидную
форму; они частично соприкасались, но  не смыкались.  При такой  конструкции
каждая обезьяна видела, во всяком случае, часть соседней и следующей клеток.
     Дальше возник  вопрос,  как  оформить передние стенки. В ту пору  у нас
было  плохо  с деньгами,  не приходилось  и помышлять  о небьющемся  стекле,
которое мы  потом применили для секции горилл. Оставались решетки - лишь они
обладали  достаточной  прочностью,  чтобы  противостоять  мускулам  взрослой
гориллы,   орангутана   или  шимпанзе.  Однако   я   был  решительно  против
вертикальных  прутьев, которые придавали такой жуткий вид зверинцам прошлого
века, и  в конце концов после долгих споров  и экспериментов мы остановились
на  переплетах  вроде  тех,  какие  применяются  при  армировании бетона,  с
прямоугольными просветами высотой двенадцать и шириной двадцать сантиметров.
Такая  решетка  не  производила  гнетущего впечатления,  не  мешала  публике
рассматривать  животное и позволяла взрослым обезьянам лазать всласть.  Да и
для  новорожденных получились  отличные  лестницы.  Вообще  мы явно  угодили
малышам: когда у них прорезаются зубы, они страсть как любят  почесать десны
о холодный железный прут.
     В  наше  время  зоопаркам  пора бы  уже  подходить  с  гораздо  большей
ответственностью  к  конструированию  клеток,  тщательно  учитывая  биологию
животных.  Клетка  должна  позволять  ее  обитателю  вести  возможно   более
естественный образ жизни и в то же время облегчать работу тех, кто наблюдает
и  ухаживает за  животным.  Словом,  каждая  клетка должна  быть своего рода
экспериментальной лабораторией,  а  не  дурно  сконструированным  ящиком для
показа животного публике, как мы это видим теперь.
     Боюсь,  большинство   клеток  в  зоопарках  не  отвечает  биологическим
особенностям  своих  обитателей.  Во многих  случаях  сам  зоопарк  тут и не
виноват;  он вынужден  использовать придуманное  и построенное  десятки  лет
назад, когда еще не знали того, что знаем мы о потребностях животного, когда
только-только  начинали  изучать  такие  вещи, как  территория,  критическая
дистанция,  стрессовые факторы. Но и в наши  дни рождаются на свет уродливые
сооружения, как  правило,  стоящие огромных денег. Появление этих никудышных
конструкций  ничем не  оправдано. Речь  идет об антилопниках, смахивающих на
третьеразрядную   мужскую  уборную;  о  птичьих  вольерах,  в  которых  даже
птеродактилю  было  бы неуютно; об  огромных  павильонах,  где  замысловатым
механизмам отведено в три раза больше места, чем животным; о постройках, где
из-за стремления показать возможно больше разных  видов под  одной крышей на
каждого зверя приходится минимум пространства.
     По  всему миру  я  наблюдал  в  зоопарках ужасные картины. Видел клетку
гиббонов, где для разминки обезьяны могли только висеть на проволочной сетке
или  прыгать  по  испещренным  дырами  бетонным  плитам,  глядя  на  которые
казалось,  что творец  сего  безобразия вознамерился  (без  особого  успеха)
превзойти наиболее абстрактные скульптуры Генри Мура. Дыры в поставленных на
ребро серых плитах призваны были служить убежищем в ненастную  погоду. Видел
слоновники  с такими  узкими проходами  для обслуживающего  персонала, что с
тачкой не пройти, а  надо ли говорить, что  группа слонов, как ни  милы  эти
животные,  ежесуточно  производит достаточно экскрементов, чтобы требовалась
тачка.   Видел  дом   для   мелких   млекопитающих,   где   клетки  разделял
сорокасантиметровый   просвет,  что   исключало  возможность   найма  тучных
служащих,  давая  тем  самым  не  совсем  обычный  повод  для  вмешательства
профсоюзов, борющихся с дискриминацией.
     Недавно  мне довелось  созерцать изобретательно  и роскошно оформленный
дом для птиц, стоивший  сумасшедших  денег.  На мой  вопрос, как же  в  этих
огромных клетках ловят заболевших  особей,  мне  ответили,  что это довольно
сложная проблема. Мол, единственный выход - сбивать их струей теплой воды из
шланга. Если уж дело дошло до таких сильных средств, подумал я, можно просто
стрелять  в  птиц  из ружья,  конечный итог будет примерно  одинаковым.  Вся
постройка могла служить  типичным образцом  антропоморфной архитектуры:  она
воплощала  последнее  слово  техники  показа  птиц и для публики была верхом
совершенства. Не  совсем уверен,  что птицы  разделяли точку зрения публики,
хотя конструкция вроде бы создавалась для них.
     Мне показывали  сделанный по новому проекту  загон  для  верблюдов, где
только полуметровая ступенька призвана  была помешать  животным смешаться  с
публикой и  дать  волю  своей очаровательной привычке брыкаться и  кусаться.
Меня заверили, что этой  меры  вполне достаточно: дескать, верблюды не любят
спускаться по ступенькам.  Хотелось  бы  теперь услышать -  сами-то верблюды
были об этом осведомлены, когда их перевели в новую обитель?
     Бетон - сравнительно  дешевый строительный материал, поэтому  никуда не
денешься  от того,  что его  широко  применяют  в  зоопарках.  Однако  людям
почему-то  невдомек,  что бетон легко замаскировать И постройки  для  зверей
вовсе  не  обязаны выглядеть так, словно  они призваны  устоять  против атак
вражеской армии. В умелых руках бетон хорош и полезен, но в  зоопарках  мира
из   этого   немудрящего  вещества  сотворено  больше  безобразия,  чем   из
какого-либо другого  материала.  Кажется,  зачинщиком  дурного  поветрия был
Любеткин,  который  в 1930-х  годах  создал  для зоопарков  ряд ужасающих по
бесполезности  и уродству конструкций. Похоже, с  той поры слова "зоопарк" и
"бетон"  стали чуть ли не синонимами. В Австралии один  директор зоопарка до
того увлекся сим волшебным материалом, что только на него и налегал.  Вскоре
его заведение уподобилось унылому перенаселенному итальянскому кладбищу. Мой
друг, обаятельный французский орнитолог, сказал об этом человеке: "Беда не в
том, что у И. дурной вкус, а в том, что у него вообще нет никакого вкуса".
     Один город на Западном побережье США опрометчиво поручил проектирование
своего зоопарка  архитектору,  который  столь же  опрометчиво взялся за  это
дело.  Обожая  цемент  и  его  ближайшего  родича,  железобетон,  и  обладая
художественными  наклонностями гуннского вождя  Аттилы,  сей деятель  создал
нечто  умопомрачительное. Оторопь  берет,  когда  видишь,  как много  бетона
использовано  на  строительство  такого   числа  никуда  не  годных  клеток.
Чувствуешь острое  желание все  снести  и начать  строить заново,  но  разве
справишься с этими горами бетона? Это же все  равно что  сносить  египетские
пирамиды. Особенно  меня потряс вольер в виде глубокой цементированной ямы с
подобием  бетонного  острова   посередине.   Остров   венчало   нечто  вроде
эскимосского иглу из бетона. В целом конструкция напоминала наиболее суровые
участки  Хайберского прохода  в  горах Афганистана.  Архитектор не  позволил
своим украшательским наклонностям умалить совершенство этого шедевра;  бетон
представал   взгляду  посетителей  во  всем  своем  великолепии,  нигде   не
оскверненный росписью, барельефами, орнаментами или лепниной. Мне предложили
угадать,  для  кого  предназначена  эта  уродливая яма.  Я,  не задумываясь,
принялся перечислять наиболее стоических от природы животных, способных жить
среди таких мрачных круч. Павианы? Гривистые бараны?.. Я не угадал. Огромное
голое  бетонное  биде,  стоившее  баснословных  денег,  было  сооружено  для
орангутанов,  которые больше других  человекообразных  обезьян  привязаны  к
деревьям. Знаменитая тюрьма Синг-Синг - и та лучше: в ней есть пригодные для
лазанья решетки.
     Мало того что  несчастные  животные  и  обслуживающий  персонал  должны
выносить глумление архитекторов  -  теперь размножаются,  будто поганки, так
называемые "консультанты по зоопаркам". Эти румяные  херувимы, выходящие  на
охоту стаями, заверят вас,  что  готовы  спроектировать  целый зоогородок со
всем, чего вы пожелаете, от слоновника до дельфинария.  Одна минута - бульон
готов, только не забудьте заправить звонкой  монетой.  Смысл, цель?  Ну нет,
это не  по их части. И вообще зачем  зоопарку цель,  это же чисто престижное
заведение. Без зоопарка  ваш город не  может  тягаться с соседним городом. А
если, не дай Бог, во всей  стране нет  зоопарка, вашу нацию могут  посчитать
неполноценной.
     Большинство   в   этих   своеобразных  шайках  составляют  архитекторы.
Разумеется, иногда (дабы  вы не усомнились  в  честности  их намерений)  они
берут  в  компанию  двух-трех  человек,  способных  при  некотором  старании
отличить  жирафа от оленя,  может быть,  даже  носорога от бегемота, хотя я,
унылый скептик, сомневаюсь, достаточно ли  этого.  Неужели этим людям  будет
позволено  производить  на  свет  новые  выводки  архитектурных  недоносков,
заколачивать новые гвозди в гроб идеи о зоопарке как о научном учреждении?
     Само понятие содержания животных меняется  на наших глазах, да что там,
в  корне  изменилось  за   последние  двадцать  лет,  но  с  клетками  сдвиг
только-только  намечается.  Лучшие  зоопарки  ориентируются  теперь  не   на
единичные особи и не на пары, а на группы  животных. Гораздо больше внимания
уделяется  борьбе  с  главным  изъяном  неволи,  о  котором  люди так  редко
задумываются, - скукой.  Без угрозы со стороны хищников, располагая  даровым
кормом, водой и  партнером,  чем  животному заниматься? Остается  умирать со
скуки  наподобие  какого-нибудь  несчастного   отпрыска  богатых  родителей.
Зоопаркам будущего надо  делать упор на меньшее разнообразие видов и большее
число  особей.  Создавать  самовозобновляющиеся  группы,  частично,  а  то и
полностью устраняя необходимость расходования диких популяций. И первый  шаг
в этом направлении - правильная конструкция клеток и вольеров.
     Хочу еще раз  подчеркнуть: что хорошо для вас,  необязательно благо для
животных,  и  не  всегда  животному нравится  то, что  по  вкусу  вам. Ярким
примером может служить наша колония африканских цивет. В 1965 году я впервые
привез из Камеруна прекрасный экземпляр этих чудесных зверьков с черно-серой
пятнистой  шубкой; потом нам  удалось  раздобыть для него супругу из Уганды.
Крайняя бедность вынудила нас тогда оборудовать логово для цивет  в  большом
деревянном  ящике из-под авиационного мотора.  Пока ящик  был  новым, логово
выглядело вполне пристойно; к тому же, заверяли мы себя, это временная мера,
от ящика избавимся, как только появятся деньги на благоустроенную постоянную
обитель. Но  когда появлялись деньги, они, как это всегда бывает, уходили на
более  важные  дела  и  на более важных  животных.  Логово цивет  оставалось
нетронутым, если не считать мелкие усовершенствования и текущий ремонт.
     Как  уже сказано,  пока ящик был новым, нас он вполне  устраивал, но по
мере того, как он старел, мы начали глядеть на него с отвращением и, проходя
мимо, смущенно отворачивали голову, как  отворачиваются деятели англиканской
церкви, проезжая мимо  принадлежащих им  трущоб.  Правда, наши  подопечные в
отличие от обитателей  трущоб  отнюдь не радовались, они хорошо прижились  и
(при  участии  нескольких  особей,  приобретенных  мной в  Сьерра-Леоне  для
освежения  крови) стали размножаться,  да так,  что мы заняли первое место в
мире  по разведению африканских цивет. На сегодняшний день получен приплод в
количестве  сорока  девяти  особей.  Пары выращенных нами цивет  разосланы в
зоопарки по всему свету, и наблюдение над нашей  колонией дало интереснейший
материал о поведении, течке, копуляции, продолжительности жизни, численности
помета,  сроках беременности и так далее. И хотя африканская цивета  пока не
относится к редким  животным, хотя нет неотложной необходимости разводить ее
в  неволе, тем не менее наш опыт очень  даже пригодится, если  в будущем  мы
сможем  позволить  себе  организовать операцию  по  спасению  других  членов
семейства виверровых (например, индийской циветы), да и вообще других мелких
хищников вроде столь интересных обитателей Мадагаскара.
     Итак, занимаясь размножением цивет, мы собрали бездну важных данных. Но
особенно   примечательно  то,   что  животные  размножались   в  далеко   не
гигиеничном,  а теперь и вовсе дряхлом  ящике из-под авиационного мотора. Мы
его терпеть не можем, а циветам он явно по душе.
     И все же постоянно следует думать о  том,  как совершенствовать условия
содержания  животных.  До  чего  хорошо, когда  есть возможность оборудовать
серию  клеток или загонов  для какой-то одной группы  животных! В  прошлом в
одном и том же обезьяннике держали и мармозеток величиной  с крысу, и горилл
весом до полутораста килограммов. Да что там, в секциях мелких млекопитающих
под  одной крышей  обитали муравьед  и крыса, броненосец и валлаби. Надо  ли
говорить,  что обеспечить идеальные  условия для столь  разных животных было
невозможно;  то  ли  дело  - отдельные дома для  горилл  и  для  мармозеток.
Конечно, разные  виды мармозеток, и не  только виды  - группы,  даже  особи,
отличаются друг от друга  повадками. Но,  построив  помещение  лишь для этих
крохотных  приматов, вы затем можете сосредоточиться на их  потребностях, не
разбрасываясь на сотню-другую совсем различных видов.
     Мы надеялись, что в нашем  комплексе  для мармозеток и тамаринов решены
если не  все, то  хотя бы  некоторые  проблемы.  Еще в  1939 году я завел  в
качестве  комнатного  животного  черноухую  мармозетку,  и  это  обаятельное
существо прожило у нас  восемь лет, что  тогда считалось  рекордом для  этих
мелких  приматов. Мармозетка свободно гуляла по дому и саду  в любую погоду;
единственная  скидка  на нежность  ее  организма  заключалась  в том, что мы
постоянно держали в гостиной включенной одну лампочку,  у которой  обезьянка
могла  погреться, когда становилось  холодно.  Постелью служил кусок  старой
шубы, и  на ночь мы клали ей грелку.  Казалось бы, не самые хорошие условия,
однако  мармозетка чувствовала  себя  отлично;  на  моих глазах она  по часу
играла на снегу, потом спешила к лампе, чтобы отогреть ноги.
     Вот  вам и  нежное  существо.  Если  взять  обмен  веществ, то  хрупкие
игрунковые ближе к птицам, чем к млекопитающим. Им привычна жаркая и влажная
атмосфера тропического дождевого леса. А эта особь была рада обилию  свежего
холодного воздуха и  редким порциям солнечного света, на  которые  так  скуп
прихотливый анг