ьностям леса, чтобы они
могли  там выжить. Так,  было  обнаружено, что тамаринов  пугают  качающиеся
ветки. В  приличном  зоопарке они  лазают по  надежно укрепленным веткам,  и
сгибающаяся  под весом  опора  вызывает  страх,  пока  не  научишься  с  ней
управляться. Животным  следовало также привыкать к  употреблению,  наряду  с
обычной диетой, совсем незнакомых диких плодов, и было чрезвычайно интересно
наблюдать, как молодые  особи обучаются  быстрее и  делятся  своим опытом со
старшими.
     Поначалу реинтродукция проходила медленно,  но  постепенно  животные  и
ответственные за проект люди набирались опыта, и дело пошло на лад. На одной
фотографии можно видеть, как выращенный в  неволе тамарин ест лягушку,  чего
он никогда не  получал в своем зоопарке в  Вашингтоне;  было  очевидно,  что
животные хорошо осваиваются в  новой среде.  Следующая фаза  предусматривала
интродукцию выращенных  в неволе животных в места обитания  диких, и великим
событием стал первый случай, когда самка из зоопарка родила двойню от дикого
самца.
     К  тому времени мы на Джерси вырастили больше двадцати  пяти золотистых
львиных тамаринов,  так что могли принять  участие в реинтродукции,  выделив
пять  наших особей. Их  выпустили  семейной  группой в  лесочке, где не было
диких тамаринов, и  мы  гордимся тем, что  наши питомцы были  первыми  среди
рожденных и выращенных в неволе,  которые дали потомство в природной  среде.
Вот   доказательство   для   сомневающихся,   что,  если  усилия   различных
специалистов  согласно направляются к  общей цели,  размножение  животных  в
неволе не только возможно, но позволяет спасти от вымирания множество видов.
     На  всю жизнь запомнился  мне дивный  пикник с Роджером  Пэйном  и  его
семьей во время моей второй поездки в США. Я говорю о том самом Роджере, что
провел  такие замечательные исследования китов; это ему мы обязаны  записями
чудесных скорбных китовых  песнопений,  которые  слушаешь, затаив дыхание  и
жаждая постичь, что же такое эти удивительные огромные создания говорят друг
другу. Впрочем, во время упомянутого пикника Роджер в основном  расспрашивал
меня о работе Треста, и я постарался рассказать ему о наших задачах и целях.
     Под конец Роджер сказал:
     --  Кажется,  я  тебя  понял  -- вы выращиваете  животных,  с тем чтобы
вернуть куда-то. Вопрос в том, чтобы это куда существовало.
     В короткой  фразе  он  обозначил одну из  главных  проблем  выращивания
животных в  неволе;  за  неимением  лучшего  определения назову  ее "синдром
куда". Случай с родригесскими крыланами может служить хорошим примером.
     Маленький остров  Родригес расположен в океане в  шестистах  пятидесяти
километрах  к  востоку от Маврикия.  Один  из первых европейских поселенцев,
Легва, называл Родригес раем с густыми кущами,  населенными дивными тварями.
Тут обитала удивительная  длинноногая  птица пустынник,  чем-то  похожая  на
современного африканского секретаря. А гигантские  черепахи водились в таком
количестве, что, как говорится  в  одном источнике, по их спинам  можно было
"пройти...  свыше  ста шагов...  не ступая на землю". (Говорят,  в прошлом в
Англии  белка  могла пробежать по деревьям и живым  изгородям от Лондона  до
Абердина, ни разу не спускаясь на землю.) Еще в этом тропическом раю обитали
геккон метровой длины, земляной  попугайчик и много иных необычных созданий.
Теперь  Родригес,  сухой,  эродированный, открыт  палящим лучам тропического
солнца;  на  нем  почти  не  осталось  зелени,  потесненной  людьми.   Исчез
длинноногий  пустынник,  исчез  земляной попугайчик,  нет  больше  огромного
геккона  и мостовых из черепашьих панцирей. Остались только клочки леса, и в
самом   большом  из   них,   получившем  название  Каскад  Голубей,  обитает
единственная  в  мире   колония  крыланов  (они  же  --  летучие  лисицы)  с
ярко-желтым мехом на теле и голове. В 1976 году мы с  Джоном Хартли побывали
на Родригесе и отловили для размножения восемнадцать крыланов; вся популяция
тогда насчитывала сто двадцать особей. Несколько экземпляров были помещены в
птичнике маврикийского  правительства  на Блэк-Ривер  (где содержатся  также
розовые  голуби), трех самцов и семь самок мы привезли на Джерси. Здесь нами
выращены  девяносто детенышей,  и мы учредили  вспомогательные колонии как в
других зоопарках Великобритании, так и  в  США. Число особей  достигло такой
цифры, что пришло время подумать об интродукции. Но где?
     Родригес  для  этого  не годится.  Популяция, из  которой мы  с  Джоном
отловили экземпляры для размножения, теперь, слава Богу, выросла примерно до
восьмисот  особей, благодаря  тому, что остров  в последнее  время  обходили
стороной  ураганы и  нашествие людей на Каскад  Голубей сведено до минимума.
Однако, судя  по  всему,  больше восьмисот  крыланов уцелевшие на  Родригесе
клочки леса  прокормить не в  состоянии. И  даже при успешном ходе программы
лесовозобновления  на острове  пройдет не один  год,  прежде чем  новые леса
смогут  принять крыланов.  Да  и  будь возможным  создать вторую  колонию  в
Каскаде Голубей, все равно  остается  проблема ураганов. Очередное стихийное
бедствие в  любое время  может обрушиться  на  остров и  смести деревья, как
сильный ветер срывает с вашей шеи шарф.
     Нами  рассматривалась кандидатура архипелага Чагос, лежащего в океане в
полутора  тысячах  километров  от  Родригеса.  Здешние  острова  необитаемы,
циклоны  и пассаты обходят их стороной. Может быть, именно поэтому ветры  не
приносили сюда крыланов.  Три атолла -- Диего-Гарсия, Перос-Баньос и Саломон
-- вероятно,  могли  бы  прокормить колонию летучих лисиц.  Когда-то на  них
посадили кокосовые пальмы для получения копры, но в 1972 году плантации были
покинуты.  Некоторые  огороды  и  фруктовые  сады,  посаженные до той  поры,
одичали и могли бы служить источниками корма для интродуцированных крыланов.
     Надо  ли уточнять, что Диего-Гарсия, подобно многим другим  симпатичным
островам, был превращен в военно-морскую базу, и теперь  доступ  туда строго
ограничен.  Но  два  других  атолла, вероятно,  способны  обеспечить  кормом
колонию  летучих  лисиц,  хотя   всегда  рискованно  внедрять  в  экосистему
чужеродных животных. Известно, сколько бед они способны натворить -- будь то
олени в Новой Зеландии, кролики в Австралии или ослы на Галапагосах. Правда,
на островах  архипелага Чагос  естественная  растительность  уступила  место
кокосовой  пальме,  кроме того,  туда  завезли крыс,  кошек,  свиней и  коз,
пагубно  воздействующих  на  любую  экосистему. Таким  образом,  интродукция
родригесских крыланов не ухудшила бы ситуацию,  зато могла бы  помочь спасти
вид от вымирания, а заодно -- кто знает? -- способствовала бы восстановлению
растительности.
     Доказано,  что крыланы выступают в лесах  в роли садовников, участвуя в
опылении цветов.  Больше того, косточки поедаемых ими плодов падают вместе с
пометом  на   землю   и   прорастают,   так  что   отдельные  виды  деревьев
распространяются на обширной площади. Неразумно, как это делают многие люди,
презрительно  говорить  --  какой,  дескать, прок  от данного животного  или
растения, ибо  прок,  несомненно,  есть,  пусть  он  даже не сразу  заметен.
"Садоводческая  активность"  крыланов приносит  пользу полчищам  других форм
жизни, включая человека.
     Мы  запросили разрешение посетить Диего-Гарсия, власти нам  отказали  и
предложили обратить внимание на  другие острова.  К  чему  мы и  приступаем,
мечтая найти  надежное  прибежище для  наших  маленьких  золотистых  летучих
лисичек, очень похожих на игрушечных медвежат. Надеюсь, когда мы остановимся
на  каком-то острове,  он не успеет  превратиться  в  полигон для  испытания
атомных бомб. В  мире,  где  убийство почитается  важнее  сохранения  жизни,
всякое возможно...
     Пока  родригесские   крыланы  все  еще  страдают  от  "синдрома  куда",
некоторые  другие обитатели островов  Индийского  океана  избавлены от него.
Здесь  речь  пойдет  об  острове  Круглом,  с  которым  связано  наше  самое
внушительное,  на мой взгляд, достижение  на сегодняшний день: мы спасли  от
погибели маленький уголок планеты.
     Когда  мы с  Джоном Хартли  разрабатывали  на Маврикии  планы  спасения
розового голубя,  мое внимание было привлечено к проблемам  острова Круглого
-- вулканического конуса площадью около  ста пятидесяти гектаров, лежащего в
море  километрах в двадцати к  северо-востоку от Маврикия.  Он  примечателен
тем, что на этом клочке  суши водятся целых два вида ящериц, два вида змей и
несколько видов растений, не известных нигде больше в мире. Кроме того,  это
один  из  немногих  возвышенных  тропических  островов, свободных  от крыс и
мышей, а  еще  здесь  гнездятся  разные  морские птицы.  В  прошлом  Круглый
напоминал  Маврикий  в  миниатюре:  верхние  части  склонов  покрывала  чаща
эбенового  дерева  и  других  пород  с  жесткой  древесиной,  понизу  остров
опоясывала  пальмовая  саванна. Но  в начале  прошлого  века какой-то болван
завез на  Круглый несколько коз и кроликов -- главных врагов растительности.
Это было все равно что запустить в овчарню саблезубого тигра.  Чего не съели
козы,  умяли  кролики;  скоро  верхний  лес вовсе  исчез  и  саванна  начала
отступать под  натиском противника, а разрушаемый эрозией островок медленно,
но  верно поглощался  океаном.  Когда я  впервые  туда  попал,  он напоминал
покрытое шрамами,  изможденное  лицо столетнего  индейца; сохранились только
редкие  пальмы,  несколько  панданусов  да  кое-где низкий  кустарник.  Было
очевидно,  что  нужно срочно  спасать  рептилий,  так как  среда их обитания
быстро  сокращалась.  Мы  с   Джоном   дважды  посетили  Круглый,  поскольку
маврикийские власти согласились, что необходимо отловить ящериц и попытаться
разводить их сперва  на  Джерси,  затем, по  возможности,  на Маврикии.  Нам
сообщили, что принимаются меры, чтобы справиться с кроликами и козами.
     Мне доводилось ловить животных в самых разных уголках мира, и нигде эту
операцию нельзя было назвать простой. Что  до рептилий  острова Круглого, то
они всячески старались облегчить нам задачу.  Сцинки  Телфэра  были  до того
ручными,  что, когда  мы устроились  перекусить в  тени под зелеными дланями
листьев  пандануса,  крупные   ящерицы  поспешили   присоединиться  к   нам.
Окрашенная в серовато-коричневый  цвет гладкая чешуя  переливалась на солнце
всеми цветами  радуги;  глядя на нас живыми, умными  глазами  на заостренной
голове,  они забирались  к нам на колени, протягивая толстые черные  языки к
крутым яйцам, помидорам  и ягодам страстоцвета. Сцинки ели  очень аккуратно,
потягивая из наших  стаканов пиво и  кока-колу с  манерами деревенских леди,
приглашенных на чай к приходскому священнику. Мы чувствовали себя последними
негодяями,  когда  в  завершение трапезы  похватали наших хорошо воспитанных
гостей и засунули головой вперед в мешки из мягкой ткани, подобно тому как в
"Алисе" Сумасшедший Шляпник и Мартовский Заяц затолкали Соню в чайник. Далее
нам  нужно  было поймать  гекконов  Гюнтера -- тучных  ящериц  длиной  около
двадцати сантиметров, с огромными золотистыми глазами, с широкими присосками
на  пальцах и мягкой, точно бархат,  пепельно-серой кожей в черную крапинку.
Гекконы  оказались  не  такими  общительными, как  сцинки,  они предпочитали
оставаться среди  уцелевших клочков саванны, цепляясь за стволы пальм повыше
от  земли.  Пришлось  нам прибегнуть  к более  сложным методам, напоминающим
рыбную  ловлю. Мы  захватили с  собой длинные бамбуковые шесты  с нейлоновой
петлей на конце. Гекконы кротко ждали, пока  мы надевали петли на их толстые
шеи. После чего  оставалось только стащить жертву  вниз и отправить в мешок,
что требовало величайшей осторожности -- стоило геккону испугаться и дернуть
посильнее, и нейлон мог поранить  тонкую, словно  папиросная бумага, кожу. К
счастью,  все  обошлось,  и  в  наших мешках  собралось  двадцать  сцинков и
шестнадцать гекконов.
     На  очереди  были  змеи.  Оба  вида,  обитающие   на  острове  Круглом,
неядовиты;  они  отдаленные  родичи  группы, включающей  удавов  тропической
Америки, но выделены учеными  в особое семейство.  Один, длиной около метра,
окрашен в оливковый цвет со светлыми пятнами.  Днем эти змеи  отдыхают среди
сухих  листьев,  обрамляющих  ствол  пальмы латания; несколько  таких  пальм
уцелели на участке  саванны. Ловить их  было легко --  нащупал  рукой  среди
листьев и тащи. Трудность заключалась в том,  чтобы разглядеть их, поскольку
они  лежали совсем неподвижно. Со вторым  видом  нам не повезло --  эти змеи
обитают  в  норах,   и  обнаружить   их   почти  невозможно.  Последний  раз
представителя этого вида наблюдали в 1975  году; потом  пришли к заключению,
что  он вымер. Все  наши поиски ни  к чему не привели,  оставалось  только с
сожалением решить, что так оно и есть.
     Вернувшись на Маврикий, мы обнаружили,  что там поднялся страшный шум в
связи с  планами  истребления  кроликов  и коз на  острове  Круглом. Властям
советовали  прибегнуть  к  яду,  поскольку из-за сложного рельефа все другие
способы казались малопригодными, и подходящим ядом называли  стрихнин. С ним
отнюдь не приятно иметь дело, но, к сожалению, тогда  в распоряжении властей
не было другой  отравы, подолгу  сохраняющей свою силу под  лучами  палящего
солнца. Теперь-то, конечно,  можно осуждать этот  выбор, ведь  стрихнин  мог
отравить не только кроликов и коз, но и  некоторых рептилий. Так  или иначе,
тогда  ничего  лучшего  не  было  предложено,  а  необходимость  быстрейшего
освобождения Круглого от прожорливых травоядных не  вызывала сомнений. В это
время  кто-то  из причастных  к  проекту  людей поведал о  нем газетчикам, и
началось...
     Ряд  обществ   покровительства   животным   в   Великобритании   поднял
истерический вой, и один из  представителей этих обществ  дошел до того, что
заявил  сэру Питеру Скотту (который пытался посредничать), что, дескать, все
эти  угрожаемые  виды на острове Круглом не стоят  жизни одного  кролика. На
Маврикии Общество борьбы против жестокого обращения с животными, до той поры
всячески  помогавшее нам и не возражавшее против  применения яда на Круглом,
вдруг струсило  и  поспешило дать  задний ход, заявляя,  что травить  коз  и
кроликов --  чрезвычайная  жестокость  и  этого  ни  в  коем  случае  нельзя
допускать.  Тщетно  толковали  мы, что  кролики  и  козы с  такой  скоростью
уничтожают собственную  кормовую  базу,  что их  ждет  медленная  смерть  от
голода, куда более мучительная, чем  быстрая кончина от яда. Одно английское
общество, пекущееся о благе животных, направило на  Круглый меткого стрелка,
чтобы он попытался  освободить  остров  от  коз, и  ему,  к  великому нашему
удивлению,  это  удалось. Говорю "к  удивлению",  потому что  пугливые  козы
обосновались  на   самом  краю  потухшего   кратера   --  самом   опасном  и
труднодостижимом  месте  на всем  острове Круглом.  Однако хитрые ненасытные
кролики оставались, а с ними оставалась и наша проблема.
     Как  раз  в  это  тревожное  время  произошел  забавный  случай,  чуток
развеселивший нас. В Англии главным противником проекта истребления кроликов
был  некий  доктор  Гленфиддис  Бэлморэл. Разумеется,  я  привожу  здесь  не
подлинное  имя  доктора,  но  оно   было   достаточно  необычным,  чтобы  не
запечатлеться  в памяти. Мы с Джоном  Хартли и моим другом Вахабом Овадалли,
старшим лесничим  Маврикия,  участвовали  в одной  конференции  в Лондонском
зоопарке,  и,  просматривая список участников, я  обнаружил фамилию грозного
доктора. Если только, сказал я себе, нам троим удастся потолковать  с ним  с
глазу на глаз, мы уж как-нибудь сумеем его  вразумить.  Тщательно разработав
план  похищения, я сперва  попросил Майкла Брембелла, тогдашнего заведующего
отделом млекопитающих в Лондонском  зоопарке,  разрешить нам воспользоваться
его  домом,  расположенным  на  берегу  канала  Риджентс-парк,  недалеко  от
помещения,  где  проходила  конференция.  Затем  я уговорил  одного  деятеля
представить  меня  доктору  Бэлморэлу.  Доктор произвел  на меня впечатление
человека симпатичного и разумного, я даже удивился -- как это  он мог занять
столь экстремистскую позицию в вопросе об  "изничтожении Банни". Сказав, что
мне и моим коллегам хотелось бы обсудить с ним одну  проблему, я спросил, не
согласится  ли  он  во  время перерыва выпить с  нами  по  стаканчику в доме
Майкла. Он  охотно согласился. К сожалению,  доктор предпочел встретиться  с
нами  в  тот  момент,  когда  один  из  участников  выступал  с  докладом  о
размножении  ламантинов -- животных, к коим я отношусь  с великой нежностью.
Пришлось  мне  пропустить  этот доклад, очень  уж важно было решить вопрос с
островом  Круглым.  Одна  из  многих  жертв,   принесенных  мной  на  алтарь
природоохранного дела.
     Как  бы  то ни было, мы завели доброго доктора  в дом Майкла, совершили
набег  на  буфет  и  вскоре  могли  наблюдать,  как  наша  жертва  тает  под
воздействием  хороших  порций  джина  с  тоником.  Я приступил к рассказу  о
проблемах острова Круглого и  его глобальной важности. Добрый доктор слушал,
кивая  с  умным видом.  Когда  я  выдохся,  включился  Вахаб и рассказал про
грозящую кроликам  голодную смерть, нарисовав такую жуткую  картину, что все
мы чуть не прослезились. После Вахаба в  бой вступил Джон, объяснил с ученым
видом, что остров Круглый исключительно  важен в биологическом смысле и было
бы преступлением позволить кроликам опустошить его. Доктор  продолжал кивать
и поддакивать, говоря: "Совершенно верно... согласен... да-да, конечно..." А
потому,  когда  мы  выпустили  весь пар, нас изрядно потрясла  его  ответная
реплика:
     -- Однако я, право, не вижу, чем могу быть вам полезен.
     Я тупо уставился на него.
     -- Но ведь вы -- доктор Гленфиддис Бэлморэл, верно?
     -- Да,-- озадаченно подтвердил он.
     --  Из  Общества  охраны  пернатых и  косматых?  --  Нет-нет,-- ответил
доктор,-- я из Общества охраны и лучшего понимания жесткокрылых.
     Не  тот  доктор!  Но кто  бы мог  подумать,  что в мире существуют  два
доктора с одним и тем же необычным именем? Хуже всего, что я таки  пропустил
доклад про ламантинов...
     Тем временем в ботаническом саду на Маврикии были благополучно выращены
пальмы из семян, собранных на острове Круглом, и мы  достигли замечательного
успеха  в размножении  всех  видов рептилий,  привезенных  на Джерси.  Число
гекконов  Гюнтера  в   нашем   зоопарке  достигло  двухсот   тридцати  пяти,
общительных сцинков Тэлфера -- трехсот двадцати семи,  но особенно гордились
мы  тридцатью одним  удавчиком. Экземпляры сцинков  и гекконов предоставлены
нами  взаймы  для  размножения в  США,  Германию,  Францию,  другие зоопарки
Соединенного Королевства, в Голландию  и  Канаду, что  обеспечивает надежное
представительство   вида  в   неволе.   Несколько  удавчиков,   естественно,
отправлены в  Канаду --  в  Фонд  размножения рептилий Джефа  Гэерти, щедрый
взнос которого помог построить наш Дом рептилий.
     Итак, теперь мы располагали и пальмами, и рептилиями  для реинтродукции
на остров Круглый; все упиралось в наличие там полчищ зловредных пришельцев.
Нам было "куда" вернуть  местных животных и растения, но это  "куда" пока не
подходило для реинтродукции.
     С  тех  самых пор,  как  много лет назад  я побывал  в  Новой Зеландии,
поддерживаю  связь  с  тамошней Службой  охраны  диких животных, едва ли  не
лучшей  в  мире.  В  одном  из писем  туда  я рассказал о  наших  проблемах,
связанных с  островом Круглым, и  спросил, зная,  сколько  хлопот  причиняют
новозеландцам  крысы и  одичавшие кошки на прибрежных островках, не могут ли
они что-нибудь  посоветовать. Дон Мертон ответил, что,  пожалуй, знает,  как
решить нашу  проблему.  В Новой  Зеландии  была изобретена  новая отрава для
млекоп