ные
погремушки,  так что,  когда они скрываются в густом подлеске, по трескучему
звуку легко определить,  где они находятся, и при необходимости следовать за
ними.
     Один из самых волнующих эпизодов такой охоты произошел на горе Нда-Али,
в двадцати милях от лагеря. Местные охотники поведали мне, что на ее склонах
обитает черноногий мангуст -  редкостный зверь, которого никогда не видели в
Англии,  и  потому особо  для  меня  желанный.  Это  очень крупный мангуст с
молочно-белым телом и ногами цвета шоколада.
     Я выехал на ловлю ранним утром в сопровождении четырех охотников и пяти
собак довольно-таки жалкого вида. Слабым местом такой охоты является то, что
собаке  не  объяснишь,  какого  именно зверя  тебе  хочется поймать,  и  она
пускается в  погоню за всяким живым существом,  которое учует.  В результате
отправляешься за  мангустом,  а  получаешь нечто совершенно другое и  подчас
неожиданное.
     Так вышло и  в  тот памятный день.  Мы уже с полчаса пробирались сквозь
лесную  чащу,  когда  собаки,  напав  на  чей-то  свежий след,  с  радостным
тявканьем  рванулись  вперед  и  звон  их  погремушек эхом  отозвался  среди
деревьев.   Мы,   естественно,   бросились  за  ними,  пытаясь  настичь  все
удаляющийся перестук,  и совсем уже выдохлись, когда бежавший первым охотник
вдруг остановился и поднял руку.  Тяжело дыша и напрягая слух,  мы старались
уловить исчезнувший звук, но вокруг стояла тишина.
     Мы   разбрелись   по   разным   направлениям,   раздумывая,   куда   же
запропастилась собачья  свора.  Внезапно  один  из  охотников  что-то  резко
крикнул,  и мы все бросились к нему. Тут до нас долетел шум струящейся воды.
Я подбежал первым,  и, пока мы ждали остальных, он объяснил, что если погоня
привела собак на берег реки, то шум воды неизбежно заглушит звон погремушек.
Так  вот почему мы  потеряли свору.  Дойдя до  реки,  мы  двинулись вверх по
течению и  вскоре достигли небольшого пенящегося водопада футов  в  двадцать
высотой.  Внизу  громоздились огромные  валуны,  заросшие мхом  и  невысокой
растительностью,  а  среди  скал  мы  вдруг заметили хвосты наших псов,  чье
тявканье перекрывалось шумом падающей воды.  Тут  мы  в  первый раз увидели,
кого же  они  преследовали.  Это был огромный нильский варан -  колоссальная
ящерица в шесть футов длиной,  с огромным, похожим на кнут хвостом и мощными
когтями.  Он  залег в  глухой щели  между скал,  отгоняя собак своим могучим
хвостом и злобно шипя, если те осмеливались подойти чересчур близко.
     Мы  уже  хотели отозвать собак,  когда одна из  них -  очевидно,  самая
глупая -  бросилась вперед и мертвой хваткой вцепилась зверю в шею.  В ответ
варан цапнул ее  за ухо и,  изогнувшись,  прижал к  земле задними лапами,  а
мощными когтями разодрал шкуру на спине. Взвыв от боли, собака отцепилась от
его шеи и ретировалась, но зверь напоследок так хлестнул ее хвостом, что она
кувырком  покатилась по  скалам.  Мы  поспешно  отозвали  остальных собак  и
накрепко привязали к ближайшему дереву, после чего принялись размышлять, как
бы  поймать  эту  гигантскую ящерицу,  похожую  на  доисторическое чудовище,
которая по-прежнему лежала среди скал и злобно шипела.
     Мы  попробовали было набросить на варана сеть,  но она цеплялась краями
за острые камни, и в конце концов мы отказались от этой затеи. Единственное,
что пришло мне в голову,  это забраться на скалу,  под которой он лежал,  и,
пока кто-нибудь будет отвлекать его  внимание,  накинуть ему  на  шею петлю.
Проинструктировав охотников,  я  взобрался по скользким скалам и очутился на
высоте примерно шести футов над тем местом,  где лежало чудовище.  Я завязал
скользящую петлю  на  длинной  веревке  и  медленно спустил ее  к  рептилии.
Последняя,  по-видимому, проигнорировала как нависшую над нею веревку, так и
стоявшую на  скале человеческую фигуру,  поэтому накинуть ей  на шею петлю и
слегка затянуть ее мне труда не составило.
     Неприятности начались,  когда я  стал затягивать туже.  Я  не догадался
сделать ничего лучше,  как обвязать другой конец веревки вокруг собственного
колена. Как только варан почувствовал, что у него на шее затягивается петля,
он рванулся вперед,  словно ракета, и веревка потащила меня за собою. Катясь
по  скользкому  склону,  мокрому  от  брызг  водопада,  я  отчаянно  пытался
уцепиться за что-нибудь,  но уцепиться было не за что, и я плюхнулся чуть ли
не на голову варану. Падая, я успел сообразить, что мой противник, до смерти
напуганный моим, мягко говоря, внезапным появлением, не замедлит дать бой, а
испытать на себе действие его могучих когтей мне почему-то не хотелось.  Но,
слава Богу,  и  не  пришлось:  варан был до  того потрясен,  что обратился в
бегство,  волоча за собой веревку, но далеко не ушел: как только он оказался
на свободном от скал пространстве,  туземцы набросили на него сеть.  Забавно
было смотреть,  как он в  ней бьется и  шипит.  Мы тут же вытащили его,  и я
отправил одного из охотников с добычей назад, в лагерь. Поимка столь крупной
рептилии,  конечно,  лестная награда для ловца,  но  я  все-таки не  за этим
отправлялся в поход, так что мы продолжили свой путь сквозь чащу леса.
     Вскоре собаки снова взяли след.  И  прямо скажем,  на  сей  раз  погоня
оказалась  куда  более  продолжительной и  захватывающей,  нежели  охота  за
вараном.  Зверь,  которого мы преследовали, отчаянно несся вниз по склону, а
мы  столь  же  отчаянно гнались за  ним,  перепрыгивая через обломки скал  и
скользя по  ним,  ежесекундно рискуя  сломать себе  ногу,  а  то  и  голову.
Неожиданно зверь прянул в  сторону и  помчался вверх,  и  хотя сердца у  нас
ухали,  как молоты,  и взмокли мы, как мыши, никто не хотел упускать добычу.
Погоня  длилась три  четверти часа,  и  в  конце  концов,  следуя за  стуком
собачьих погремушек,  мы очутились у  поваленного дерева с  огромным дуплом,
вокруг которого и  сгрудилась собачья свора.  У  дупла  сидел  крупный белый
зверь с удивительной мордой,  похожей на медвежью,  и небольшими ушами. Он с
выражением величайшего презрения глядел на рычащих и тявкающих псов; заметив
на  носу у  одного из них следы укуса,  я  понял,  почему собаки держатся от
этого  странного  зверя  на  почтительном расстоянии.  Но  когда  черноногий
мангуст увидел людей, он поспешил скрыться в дупле.
     Мы отозвали собак и, накрыв дупло сетью, отправились посмотреть, нет ли
из пустотелого ствола другого выхода.  Поскольку такового не нашлось,  мы не
сомневались,  что,  если зверь решится выйти, он попадет прямехонько в сеть.
Осталось  только  найти  способ  выкурить  его  наружу.  К  счастью,  дерево
оказалось  настолько  истлевшим  и  мягким,   что  с  помощью  одних  только
перочинных ножей нам удалось прорезать в противоположном конце ствола дырку.
Там мы развели небольшой костер,  а когда огонь разгорелся, положили зеленых
листьев,  и  вскоре едкий  густой дым  заполнил ствол.  В  течение какого-то
времени оттуда доносился раздраженный кашель мангуста, но в конце концов дым
стал для него невыносимым,  и  он шмыгнул из дупла прямо в  сеть и забился в
ней,  лязгая зубами и  ворча.  Извлечь пленника из  сети стоило нам  немалых
хлопот,  не говоря уже о том, что он почти всех перекусал. Мы посадили зверя
в  прочную клетку и торжественно повезли в лагерь.  Первые несколько дней он
был совсем диким,  и  как только я  приближался,  бросался в атаку на прутья
клетки;  но,  постепенно привыкнув к  неволе,  сделался совершенно ручным  и
через две-три  недели преспокойно брал у  меня из  рук пищу и  даже позволял
почесать себя за ушами.
     В  горах  Британского Камеруна  густые  тропические леса  чередуются  с
лугами,   обильно  заросшими  травой.   Здесь   наилучший  результат  давали
расставленные сети, куда загоняли животных. Именно в этих лугах мне хотелось
отловить гигантскую белку - самую крупную из обитающих в Камеруне, которая в
два раза больше обычной английской белки. Эти животные встречаются также и в
низинах,  но  там  они  обычно  проводят время  на  самых  высоких деревьях,
лакомясь плодами и  орехами,  и  очень редко спрыгивают на  землю,  так  что
поймать их практически невозможно.  Здесь же они живут в  узких полосах леса
по берегам рек и ручьев, а утром и вечером спускаются в луга в поисках пищи.
Охотники сказали мне, что знают один участок, изобилующий этими белками, и я
решил  попробовать половить их  рано  поутру,  когда  они  спрыгнут в  траву
кормиться.
     Мы выступили в  поход около часа ночи и  прибыли на место как раз перед
зарею.  Сети мы расставили на краю леса полукругом, замаскировав их травой и
ветками.  Все  это  делалось в  полной  темноте и  тишине,  чтобы  белки  не
догадались о нашем присутствии. Затем мы спрятались в больших кустах и стали
терпеливо поджидать.  Когда занялась заря,  одежда наша была насквозь мокрой
от росы. Климат в горах куда прохладнее, чем на равнинах, и к восходу солнца
мы успели так продрогнуть, что стучали зубами от холода.
     Наконец,  когда над лугом поднялся густой утренний туман,  мы услышали,
как  над  нами в  разных местах раздалось недовольно "чук-чук",  и  охотники
шепнули мне,  что  это белки готовятся спуститься вниз на  утреннюю трапезу.
Всматриваясь сквозь листья в  тот  участок луга,  где  были расставлены наши
сети,  я  вскоре  заметил  странный  предмет,  скачущий вверх-вниз.  Он  был
черно-белым и  походил на длинный воздушный шар.  Если бы не охотники,  я бы
никогда не догадался,  что это. Оказалось, это хвост белки, прячущей в траве
все остальное.  Скоро к одиноко скачущему хвосту добавилось еще несколько, а
когда   туман  рассеялся,   мы   увидели  и   самих  белок,   то   осторожно
перепрыгивающих  с  кочки  на  кочку,   то  садящихся  на  огромные  хвосты,
раскрашенные в  черную и белую полоску.  Когда они оказались довольно далеко
от деревьев,  мы поднялись с  корточек и  развернулись в линию.  Затем я дал
сигнал,  и  мы  медленно двинулись в  направлении луга.  Наше появление было
встречено  громким  испуганным  квохчущим  хором  -  это  заголосили  белки,
сидевшие сзади на  деревьях.  Те  же,  что скакали по земле,  остановились и
подозрительно  вытаращили  на  нас  глаза.  Наш  план  был  таков:  медленно
наступая, отогнать зверьков подальше от деревьев и подвести поближе к сетям,
а затем,  обратив в паническое бегство, загнать их туда; но было похоже, что
он не сработает так, как мы наметили.
     Одна  из  белок,  оказавшаяся хитрее других,  поняла наши  намерения и,
задав стрекача,  обогнула линию охотников слева и  скрылась в  лесу.  Другие
сидели и наблюдали за ней, пребывая в нерешительности и соображая, следовать
ее примеру или нет.  Они находились еще за пределами территории,  оцепленной
сетями,  и  мы  поняли,  что если чуть-чуть промедлим,  то  белки догадаются
удрать вслед за  первой и  нам не  видать их  как своих ушей.  Мы  двинулись
вперед,  вопя и  размахивая руками,  чтобы нагнать на  них  как можно больше
страху. Белки ошарашенно глянули на нас и обратились в бегство.
     Двум из этих бестий удалось-таки скрыться -  одна удрала вправо, другая
влево,  но  три бросились прямехонько в  сеть и  через пару секунд сбились в
бесформенный клубок.  Нам стоило огромных трудов вызволить их оттуда -  мало
того,  что они яростно фыркали,  так еще искусали нам руки своими оранжевыми
зубами.   А   такие  изящные  создания  -   с  красно-коричневыми  спинками,
лимонно-желтыми  брюшками и  огромными закругленными хвостами в  черно-белую
полоску,  каждое  восемнадцать дюймов длиной.  Теперь,  когда  оставшиеся на
свободе  белки  поняли,  что  мы  охотимся за  ними,  продолжать ловлю  было
бессмысленно,  и  пришлось довольствоваться тремя.  Мы отнесли их в лагерь в
сумках из прочного холста.  Затем, пересадив в роскошную просторную клетку и
снабдив щедрым пайком из  овощей и  фруктов,  оставили их  наконец в  покое.
Тщательно обследовав свое новое жилище, белки слопали за милую душу все, что
им положили, и, свернувшись калачиком, уснули.
     Я долго думал, почему этих белок называют крикуньями, и на следующее же
утро  получил ответ.  На  заре меня разбудил странный звук,  доносившийся из
клетки;  я вылез из постели и обнаружил,  что источником его являются белки,
сидящие  у  проволочной дверцы.  Их  позывные начинаются с  негромкого гуда,
подобного ветру,  когда он  гудит в  телеграфных проводах;  звук  постепенно
нарастает,  в нем все сильнее звучат металлические ноты,  пока он по тону не
становится похожим на затихающий звук гонга.  Белки оглашали этим криком мой
шатер каждое утро и в течение целой недели будили меня ни свет ни заря, пока
я  не  привык.   Если  учесть,   что  к  ежеутренним  концертам  добавлялись
ежевечерние,  то  поневоле задумаешься,  не на свою ли голову ты поймал этих
тварей.


                               Глава вторая,
                       В КОТОРОЙ У МЕНЯ НА ПОПЕЧЕНИИ
                          ОКАЗЫВАЮТСЯ КРОКОДИЛЯТА,
                           КИСТЕХВОСТЫЕ ДИКОБРАЗЫ
                            И ВСЕВОЗМОЖНЫЕ ЗМЕИ

     Когда  в  результате ежедневных походов  у  меня  собралась  порядочная
коллекция животных,  я обнаружил, что времени для новых вылазок остается все
меньше и  меньше,  так как мои питомцы требовали к  себе все больше и больше
внимания.  Чтобы продолжать пополнение коллекции в прежнем темпе, оставалось
одно: выходить на ловлю ночью.
     Это,  пожалуй, один из самых волнующих видов поиска. Вооруженная помимо
обычного набора сумок,  бутылок, ящиков и сетей еще и фонарями, наша команда
выступала из  лагеря  сразу  с  наступлением темноты  и  двигалась медленным
шагом,  озаряя ярким светом нависавшие над нами ветви деревьев. Если меж них
таился какой-нибудь зверь,  его глаза,  в  которых отражался свет,  сверкали
среди листвы,  словно диковинные самоцветы.  Этот метод ловли и в самом деле
оказался очень успешным:  ты встречаешь столько животных, которых никогда не
увидел  бы  в  дневное время,  потому что,  следуя своему образу жизни,  они
выходят охотиться и  кормиться только ночью,  а днем спят в норах и гнездах.
Но  отыскать в  ветвях или в  траве -  это еще полдела,  самое трудное -  их
поймать.
     Как  ни  странно,  среди животных,  которые легче других даются в  руки
ловцу, оказались крокодилята. Эти рептилии обитают в небольших мелких ручьях
и  речушках,   пересекающих  лес  крест-накрест.   Ночью  они  выползают  на
миниатюрные отмели и  залегают там в  ожидании,  что какая-нибудь неразумная
тварь придет к ручью напиться - тут-то они ее и схватят.
     В  поисках этих созданий мы  шли по  течению ручьев,  иногда по  пояс в
воде,  освещая себе  путь фонарями.  Вдруг неожиданно с  отмели сверкнут два
горящих  уголька.   Я  осторожно  подхожу,  направляя  свет  прямо  в  глаза
крокодиленку, чтобы он не смог меня заметить, наклоняюсь... и раз - прижимаю
его к земле рогулькой,  вроде той,  с которой ходят на змей.  Многие из этих
животных имеют всего от восемнадцати дюймов до двух футов в длину, но иногда
встречались и  покрупнее -  до четырех футов и более.  Когда прижимаешь их к
земле, они принимаются бить хвостами и рычать, как львы, пытаясь вырваться и
скрыться под водой.  Пересаживая такого зверя в ящик, необходимо внимательно
следить не  только за  пастью,  но и  за хвостом,  поскольку одним ударом он
способен переломить руку.  А то могут пуститься и на такую хитрость -  лежат
себе  смирнехонько  и  преспокойно  дают  себя  взять,  а  потом  неожиданно
извернутся и  так  саданут тебя хвостом,  что волей-неволей разожмешь руку и
выпустишь добычу обратно в  ручей.  Наученные горьким опытом,  мы  взяли  за
правило не  поднимать крокодила с  земли иначе,  как  крепко зажав ему шею и
хвост.
     Один из самых трудных и драматичных походов я совершил, когда находился
в  небольшой деревушке Эшоби.  Мы бродили почти всю ночь без особого успеха,
пока один охотник не предложил отправиться к известной ему отвесной скале со
множеством пещер.  Мы  решили,  что уж  там-то точно скрывается какая-нибудь
живность,  и,  двинувшись в  указанном направлении,  вскоре  вышли  к  реке,
которую нужно было перейти вброд.  Мы  брели по пояс в  холодной воде и  уже
добрались до середины, когда шедший позади меня охотник включил фонарь и - о
ужас!  -  обнаружил,  что река кишит водяными змеями,  снующими туда и сюда;
иные,  вытянув из воды шеи, похожие на перископы, смотрели на нас блестящими
глазами.  Эти змеи не были ядовиты (хотя, если их раздразнить, могут цапнуть
будь здоров),  но африканцы убеждены,  что все змеи ядовиты,  и  относятся к
любому виду с величайшей осторожностью. Бедный охотник, застигнутый врасплох
на середине реки, решил, что на него ниспосланы чуть ли не все водяные змеи,
какие только есть в  Камеруне;  издав дикий крик,  он бросился к берегу,  но
бежать по пояс в воде оказалось не так-то просто -  течение сбило его с ног,
и  он  плюхнулся в  воду,  утопив все  снаряжение,  которое нес  на  голове.
Напуганные шумом,  водяные змеи тут  же  скрылись под  водой.  Когда бедняга
снова  поднялся  на  ноги,  вздыхая  и  что-то  бессвязно бормоча,  товарищи
бросились расспрашивать его,  что случилось;  услышав,  что река полна змей,
они зажгли фонари,  но  не  обнаружили ни  одной.  После недолгих споров мне
удалось убедить охотников постоять спокойно на  середине реки с  потушенными
фонарями.  Простояв так около получаса,  мы снова зажгли их и  опять увидели
себя  в  окружении змей,  точно выткавших своими телами серебристые узоры на
поверхности  воды.  С  помощью  сачков  на  длинных  рукоятках  мы  отловили
четыре-пять;  как они ни бились и ни извивались, а оказались в наших мешках.
Затем мы продолжили свой путь.
     Достигнув скалы, мы убедились, что она и в самом деле изрезана пещерами
различных форм и  размеров,  что делало ее похожей на медовые соты;  входы в
них  заслоняли кучи  камней  и  невысокий подлесок.  Мы  поделили  скалу  на
участки, и каждый взялся обследовать свой, ища, чем здесь можно поживиться.
     С  надеждой на  успех я  продвигался среди скал,  светя фонарем туда  и
сюда,  и  вдруг увидел,  как из  кустов выскочило существо странной формы и,
мелькнув передо мной,  юркнуло в небольшую пещеру.  Я ринулся вперед и, став
на колени перед входом,  посветил туда, но ничего не увидел. В ширину вход в
пещеру был  почти с  дверной проем,  но  в  высоту едва достигал двух футов.
Чтобы добраться до скрывшегося в пещере зверя, мне пришлось ползти на брюхе,
держа фонарь в зубах.  Это было в высшей степени неудобно, тем более что пол
пещеры  был  усыпан  острыми  обломками  скал,  поэтому  продвижение  вперед
оказалось медленным и болезненным.
     Я  увидел,  что  проход заканчивается небольшим круглым помещением,  из
которого новый проход вел дальше вглубь.  Я  прополз и  по  этому коридору и
обнаружил,  что  и  он  заканчивается подобным  помещением,  только  гораздо
меньших размеров.  Посветив вокруг, я услышал два глухих вздоха, за которыми
последовало шуршание,  скорее похожее на  хрип.  Пока  я  соображал,  откуда
исходит этот странный звук,  хрип повторился,  и некое существо, выскочив из
мрака,  выбило у меня из руки фонарь и бросилось наутек; мне показалось, что
в запястье вонзилось полсотни иголок. Подобрав фонарь, я увидел, что оно так
исколото и исцарапано, будто я со всего размаху сунул руку в куст ежевики.
     Вползя в  коридор,  по  которому удрал таинственный агрессор,  я  снова
посветил вокруг и скоро обнаружил противника.  Это был взрослый кистехвостый
дикобраз.  У  этих диковинных животных задняя часть покрыта длинными острыми
иглами, а голый хвост заканчивается чем-то вроде кисти из иголок, похожей на
колос пшеницы;  если этой кистью потрясти,  то и раздается тот самый хриплый
шуршащий звук,  что  я  слышал в  самом начале.  Дикобраз повернулся ко  мне
спиной,  растопырил иглы,  искоса  глянул  вытаращенными злобными глазками и
предупреждающе зат