лось.
Похоже было,  что все члены семьи Де Сото разбираются в  медицине,  и нам не
стоило труда упросить одного из них осмотреть меня.
     - Все ясно, - объявил он. - У нее легкое сотрясение мозга от того удара
по голове, а потому предлагаю ей провести дня два в темной комнате, соблюдая
полный покой,  никаких переживаний.  Если к концу недели ей не станет лучше,
дайте знать, сделаем рентген.
     Сказал и удалился с ласковой улыбкой.  Он оказался прав - через два дня
я  снова  была  в  полном  порядке  и  стала  носиться  кругом,  готовя  все
необходимое для выезда на юг.
     Мария Рене согласилась ехать с  нами и  даже нашла для  нас  водителя -
молодого юриста Дикки Соло.  Он прилично знал интересующий нас район, однако
оставаться  там  с  нами  не  мог,   должен  был  сразу  же  возвращаться  в
Буэнос-Айрес.  Не скажу, чтобы это нас особенно беспокоило, мы полагали, что
сами сумеем проделать обратный путь.  И вот назначена дата отъезда -  утро 1
января.  Что весьма позабавило наших друзей, убежденных, что мы будем просто
не  в  состоянии покинуть  Буэнос-Айрес  в  первый  день  нового  года.  Они
недооценивали силу нашего энтузиазма;  однако в последний момент,  когда все
уже   было  готово,   случилось  неприятное  происшествие.   Направляясь  на
вечеринку,  мы  решили по  пути заехать домой к  Марии Рене и  выпить там по
стаканчику. За рулем сидела Жозефина, и, как всегда, она без умолку болтала,
не очень следя за обстановкой. Когда мы приблизились к единственному тогда в
Буэнос-Айресе  перекрестку  со  светофорами,  я  со  своего  места  рядом  с
Жозефиной увидела,  как зеленый свет сменился красным,  она же явно этого не
заметила.
     - Светофор! - крикнула я.
     В  ту  же  секунду  меня  бросило  на  ветровое стекло.  Даррелл тотчас
подтянул меня к себе, и нас обоих обдали брызги крови. Меня волновало только
одно:  не  пострадал ли  наш  лендровер от  столкновения с  впереди  стоящей
машиной.  Со  всех сторон к  нам  устремились люди,  предлагая помощь,  а  я
чувствовала себя совсем нормально, вот только кровь не переставала течь.
     - Жозефина,  живей к моему дому, - распорядилась Мария Рене. - Мой отец
осмотрит голову Джеки.
     - Может,  лучше отвезти ее в больницу?  -  вступила Софи,  которую тоже
основательно тряхнуло.
     - В этом нет необходимости,  дорогая,  -  отозвалась Мария.  - Вот если
отец сам не справится,  тогда он назовет нам подходящую больницу.  А  сейчас
жми на газ, Жозефина, надо остановить кровь.
     К сожалению,  оказалось, что отец Марии - кардиолог, у него не было под
рукой необходимых средств для обработки ран вроде моей,  и он договорился по
телефону, чтобы нас приняли в одной частной лечебнице. К этому времени я уже
не  так  храбрилась,  любому было ясно,  что  мое состояние оставляет желать
лучшего.
     В  лечебнице меня сразу провели в операционную,  нашли небольшой порез,
но кровотечение было обильным, как всегда при травмах головы. Глядя на нас с
Джерри,  можно было подумать, что мы участвовали в каком-то побоище. В итоге
мне наложили на лбу пять швов,  велели не слишком напрягаться и прийти через
неделю, чтобы они сняли швы. Почему-то я совсем не чувствовала боли.
     - Не  волнуйся,  -  утешил  меня  Даррелл,  -  завтра почувствуешь будь
здоров. И я не удивлюсь, если оба глаза украсят роскошные синяки.
     Бедная Жозефина страшно расстроилась и кляла себя за неосторожность.
     - Глупости,  -  заявил Даррелл. - Ничего серьезного не произошло. Лучше
поехали, отметим стаканчиком, что легко отделались.
     Пока я находилась в операционной,  Джерри стоял рядом, сжимая мою руку,
и по его бледному лицу было видно, что он встревожен куда больше, чем я*.
     ______________
     * По правде говоря,  в эту минуту я силился вспомнить,  уплачены ли все
взносы по ее страховке. Дж.Д.

     Мы  решили  по  пути  на  вечеринку  заглянуть в  какое-нибудь  кафе  и
подкрепиться хорошим глотком бренди.
     - По правде говоря, Даррелл, мне кажется, что при том, как мы выглядим,
следовало бы воздержаться от вечеринки. Что скажешь?
     Мы обвели унылым взором свою одежду, испачканную кровью.
     - Все равно мы  уже не успеем вернуться в  гостиницу и  переодеться,  -
ответил он.  -  Давай уж  доедем туда,  куда нас пригласили,  объясним,  что
случилось, и сразу возвратимся к себе.
     Устроители  вечеринки  были   малость  испуганы  нашим  видом,   однако
отнеслись к  случившемуся с  пониманием и настояли на том,  чтобы мы вошли в
дом и выпили чего-нибудь покрепче. Собравшиеся встретили нас очень любезно и
уговаривали  остаться,   но  к  этому  времени  мне  больше  всего  хотелось
уединиться в темной комнате и отдохнуть от всех.  Весь другой день я провела
в  постели,  ничего не делала и ела очень мало,  но на третий день заставила
себя встать и больше днем не ложилась. Обошлось даже без синяков.
     Утром первого января наша  троица бодро встала чуть свет,  однако Мария
Рене и Дикки не показывались.
     - Вот тебе и ранний старт,  -  заметила я.  -  Бьюсь об заклад, что они
хорошенько встретили Новый год и теперь отсыпаются после пьянки.
     Оставалось только ждать,  и  наконец около половины седьмого на  пороге
нашей спальни возникли два очень усталых субъекта.
     - Вы  уверены,  что готовы ехать сегодня?  -  спросил Даррелл.  -  Если
хотите подождать до завтра, я не стану возражать.
     Эти  слова  заметно взбодрили их,  и  оба  принялись горячо  возражать,
дескать, несмотря на сонный вид, они готовы хоть сейчас трогаться в путь. Мы
погрузили снаряжение в лендровер и в прицеп, оставив место в машине для меня
и  Софи сзади;  Джерри,  Мария и Дикки сели впереди.  День выдался ясный,  и
розовая окраска неба предвещала жгучий зной,  так  что я  без тени сожаления
покидала Буэнос-Айрес.
     Обаятельный трепач Дикки без устали потешал нас всякими россказнями, но
водитель он  был  бесподобный,  так  что после устрашающих маневров Жозефины
было   сплошным  удовольствием  ехать  с   ним   в   сторону  Мардель-Плата,
знаменитейшего аргентинского  курорта.  Ни  один  уважающий  себя  столичный
житель не станет засиживаться дома в январе и феврале, они мигрируют либо на
юг,  где расположен названный (довольно мерзкий, на мой взгляд) курорт, либо
на  запад,  в  горы  и  к  озеру Науэль-Уапи.  Наше появление на  набережной
Мардель-Плата  вызвало  изрядный  переполох.  Дело  в  том,  что  на  кузове
лендровера  красовались  большие  буквы  "ЭКСПЕДИЦИИ  ДАРРЕЛЛА",  золотистое
изображение  дронта  и   список  всех  путешествий  Даррелла.   Нас  осадила
разноязычная толпа  желающих познакомиться с  членами  отряда,  и  почему-то
людей  страшно  удивляло,  с  какой  стати  в  составе английской экспедиции
оказались два аргентинца.  Как бы  то  ни  было,  мы воспользовались случаем
перекусить (бутерброды с  мясом и  пиво) и  наполнить термосы горячим черным
кофе.  Дикки поспал полчасика,  остальные просто сидели, наблюдая радующихся
жизнью отдыхающих.  У  нас было задумано вечером сделать остановку в поселке
Никочеа,  где жили наши знакомые.  Надо ли говорить, что мы не предупреждали
их  о  визите,  однако не  сомневались,  что  они  будут нам  рады и  сумеют
разместить нас в  гостинице.  В итоге мы едва не попали впросак:  забыли про
праздничные миграции,  и  одному из  наших  знакомых лишь  с  великим трудом
удалось помочь нам с ночлегом.
     На другой день мы тронулись в путь около десяти утра, полагая, что всем
не мешает выспаться.  Следующим пунктом назначения был город Баия-Бланка,  к
которому я  прониклась самыми теплыми чувствами.  Он расположен в  основании
выступа  на  правой  стороне  Южной  Америки  и  представляет  собой  важный
транспортный узел:  отсюда расходятся дороги на запад в сторону Анд и Чили и
на юг,  к  Огненной Земле и  Патагонии.  К сожалению,  здесь тогда кончались
мощеные шоссе.  Мы  прибыли туда  раньше намеченного и  решили ехать дальше,
сколько успеем. Вскоре пампасы уступили место сухим кустарникам Патагонии, и
дальше пошли дороги,  чьи  выбоины были сглажены где  грязью,  где  гравием.
Даррелл уверял,  что,  если  все  дороги Патагонии такие же,  он  под  конец
путешествия заработает хроническое подергивание. Относительно ровные участки
тоже встречались,  но, увы, очень редко, и, несмотря на все искусство Дикки,
нам не удавалось объезжать многочисленные ямы и  ухабы.  Очень скоро у  меня
разболелась голова,  а спина и шея ныли так, будто по ним прошлись копыта на
редкость злобного коня.  Никакие подушки не могли смягчить толчки;  в  конце
концов мы перестали обращать на них внимание.  Нам надо было попасть в город
Кармен-де-Патагонес,  который  Дарвин  упоминает  в  своем  "Путешествии  на
"Бигле",  да только из-за темноты и  сырости мы сбились с дороги,  ведущей в
этот  злополучный город,  и  Дикки сгоряча чуть  не  въехал вместе с  нами в
озеро.  В  конце концов мы  все-таки сориентировались и  очутились на  слабо
освещенной городской площади. Теперь надо было найти гостиницу. Единственным
человеком,  готовым общаться с  нами,  оказался местный полицейский.  Он был
чрезвычайно учтив и  посоветовал обратиться в  отель "Аргентина" в  соседнем
квартале.  Горячо поблагодарив его, мы проехали вокруг указанного квартала и
нашли-таки  незамысловатое здание  с  плотно  запертыми дверями и  ставнями.
Полчаса барабанили мы в  двери и  ставни,  доводя себя до истерики.  Покинув
машину и  обливаясь слезами,  описывали круг за  кругом в  поисках входа.  В
конце концов Дикки нашел его  и  вернулся к  машине,  чтобы поставить ее  на
обнаруженный им же просторный двор,  а  мы вошли внутрь.  Как-то сразу всюду
загорелся  свет,  и  Мария  Рене,  сдерживая  истерический  смех,  объяснила
растрепанной толстушке,  которая явилась откуда-то  из  недр отеля,  держа в
руках керосиновую лампу, что нам нужно пять спальных мест.
     - Пожалуйста, пожалуйста, сеньора, - ответила толстушка, - у нас сейчас
совсем мало постояльцев, выбирайте номера по своему вкусу.
     Оживленно беседуя,  мы заходили в  номера и  проверяли кровати,  причем
Мария причитала,  будто греческий хор,  что они,  несомненно, полны блох или
клопов и никто не заставит ее спать в этих клоповниках.  Наконец мы с Джерри
присмотрели себе  номер с  окнами,  обращенными на  улицу,  Софи поместилась
рядом,  и Мария сказала,  что подберет себе что-нибудь,  но спать сегодня не
собирается; Дикки наши переживания ничуть не волновали.
     Тем временем появился хозяин гостиницы,  неся тарелки с  бутербродами и
пиво,  за  что мы были чрезвычайно благодарны,  поскольку с  утра не ели как
следует.  Напротив нашего номера помещалась ванная,  и,  убедившись,  что из
крана течет чудесная горячая вода,  мы  с  Джерри решили смыть с  себя часть
патагонской пыли.  Тут снова всполошилась Мария, уверенная, что мы подхватим
какую-нибудь гадкую заразу,  и сдается мне,  она даже расстроилась, когда ее
пророчество не оправдалось.
     В   лучах   утреннего   солнца   Кармен-де-Патагонес  выглядел   просто
очаровательно.  Оказалось,  что  вчера  мы  выбрали  лучший  номер  во  всей
гостинице - маленький, но чистый, и кровати удобные, хотя они были похожи на
больничные койки.  За высокими окнами находился крохотный балкон с  видом на
улицу внизу и на поблескивающие воды Рио-Негро поодаль.
     - А что,  прелестный вид,  -  заметил Даррелл.  -  Я рад, что мы решили
остановиться здесь.
     Разбудив остальных,  мы спустились в  столовую,  где налегли на горячий
кофе,  гренки  и  аргентинские сладости,  напоминающие вкусом мягкие ириски.
Основательно подкрепившись,  мы  нежно  попрощались  с  отелем  "Аргентина",
втиснулись в  свой  лендровер и  пересекли по  мосту  довольно широкую реку,
отделяющую остальную Аргентину от  собственно Патагонии.  Продолжая трястись
на  ухабах,  то  и  дело  видели  на  обочине  несущихся наперегонки с  нами
патагонских зайцев  -  потешных зверьков,  которые садились на  задние лапы,
подобно  кенгуру,  провожая  нас  взглядом.  Встречались также  броненосцы и
фазаны;  последние бесстрашно переходили дорогу,  каким-то образом ухитряясь
не попадать под колеса проезжающих машин.
     Я с интересом рассматривала ландшафт.  Засушливый и почти совсем голый,
с непрестанно дующими ветрами, он тем не менее чем-то завораживал.
     Погода  снова  выдалась изменчивая -  то  солнце,  то  проливной дождь.
Доехав  до  маленького  портового  городишки  Сан-Антонио-Оэсте,  мы  решили
перекусить и  нашли симпатичное кафе,  где нам предложили нехитрую трапезу -
суп,  огромные бифштексы с чипсами и все те же сладости.  Мы просидели здесь
целых два часа, однако нисколько не пожалели об этом, полагая, что не вредно
дать  отдохнуть нашим  скорченным конечностям перед  предпоследним этапом на
пути  в  Пуэрто-Мадрин,  где  у  нас  была  условлена встреча с  управляющим
гостиницы "Пласа". К сожалению, в Пуэрто-Мадрин мы прибыли поздно вечером, и
нам  были предложены весьма спартанские условия.  Впрочем,  кровати и  здесь
были удобные,  а  мы основательно устали,  это особенно относилось к старине
Дикки, который столько часов вел машину по скверным дорогам.
     На  другое утро мы  увидели управляющего,  он быстро разыскал обещанных
нам двух охотников,  и они провели нас на скалу поблизости,  откуда мы через
бинокль  смогли  полюбоваться довольно  крупной  колонией  котиков.  Правда,
охотники,  как и Годой до них, заверили нас, что лучшее место для наблюдения
за котиками и морскими слонами -  дальняя оконечность полуострова Вальдес. В
тот  день мы  не  могли задерживаться в  Пуэрто-Мадрине,  важно было вовремя
добраться до колонии пингвинов, пока те не перебрались в другое место, но мы
пообещали вернуться через десять дней.
     По   пути  в   Пуэрто-Десеадо  мы   проехали  через  нефтяной  терминал
Комодоро-Ривадавия,  где  в  то  время  кипела жизнь  в  связи  с  тем,  что
американцы получили концессию на добычу нефти в  этом районе.  Из-за наплыва
людей в гостиницах было туго с номерами,  пришлось нам с Софи и Марией спать
втроем на двойной кровати,  а  Джерри и Дикки ночевали в лендровере.  Мы без
печали расстались на другой день с  Комодоро.  Дальше пошел совсем необычный
ландшафт,  довольно долго  мы  ехали  среди  черных песчаных дюн.  Решили не
делать остановок,  чтобы возможно скорее добраться до Десеадо.  Прибыв туда,
отыскали рекомендованные нам в  Мадрине гостиницы,  однако и  здесь они были
битком  набиты  нефтяниками,   оставалось  всей  нашей  пятерке  ночевать  в
лендровере.  Утром мы смогли вполне оценить прелести Десеадо: было пасмурно,
холодно,  ветрено,  и  город  сильно  смахивал  на  заброшенный  поселок  из
голливудских вестернов.
     - Человек,   назвавший  этот  город  Десеадо  (предмет  желаний),  явно
пребывал в крайне удрученном состоянии, - заключил Дикки.
     Казалось,  мы  так и  не  найдем себе пристанища,  но  тут нам случайно
встретился местный почтмейстер,  у  которого были британские корни и который
вполне прилично говорил по-английски.  Один из столпов местного общества, он
взялся нажать на владельцев гостиниц, чтобы приютили нас, однако и они ничем
не смогли нам помочь,  тогда он отправился в  Клуб аграриев и  добился того,
что  там нам выделили две комнаты.  Пока мы  решали проблему ночлега,  Дикки
выследил  представителя местной  аэротранспортной компании и  убедился,  что
примерно через  час  вылетает самолет на  север.  Расставание с  Дикки  было
окрашено в  грустные тона,  хотя,  подозреваю,  в  душе  он  был  только рад
вернуться к злачным местам Буэнос-Айреса.
     Наш  друг  почтмейстер помог  нам  также  найти  капитана Гири,  и  тот
пообещал помочь нам расположиться в  одном поместье по соседству с  колонией
пингвинов. На другой день в клуб знакомиться с нами пришел владелец поместья
- сеньор Уичи.  Позже мы узнали, что он наполовину индеец; должно быть, этим
объясняется забота и  радушие,  окружавшие нас  те  несколько дней,  что  мы
провели в его владениях.  Уичи заявил, что будет счастлив принять нас у себя
в поместье, и мы условились завтра же отправиться туда. Чтобы не возить весь
наш багаж,  договорились с управительницей клуба,  что оставим прицеп на его
дворе;  она  пообещала также  не  сдавать  никому  наши  комнаты  до  нашего
возвращения.
     Поместье Уичи было великолепно;  он сам построил себе дом несколько лет
назад  -  простой  и  лишенный ряда  "современных удобств",  но  мы  с  Софи
чувствовали себя так,  будто очутились в каком-то другом мире. Сам дом стоял
в  глубокой впадине,  однако к  нему прилегал обширный пляж,  где  Софи и  я
прогуливались часами в  обществе одних только редких овец да  ловцов устриц.
Вода  в  море  дивного  изумрудного цвета  была  холоднющая.  После  шумного
Буэнос-Айреса и  убожества Десеадо нам  с  Софи  было так  хорошо в  здешней
тишине, что мы были готовы навсегда тут остаться.


     Запах колонии пингвинов можно услышать задолго до того,  как вы увидели
ее.  Ничто  не  сравнится с  этим  сладковатым рыбным  запахом  и  ничто  не
сравнится  с   глупостью  этих  птиц.   Колония  простиралась  на  несколько
километров, и снимать ее обитателей не составляло никакого труда, они совсем
не обращали на нас внимания, поглощенные размножением, добычей пищи в море и
кормлением птенцов.  Участок их обитания напоминал лунный пейзаж, земля была
изрыта воронками гнезд.  Основное скопление птиц  помещалось под  прикрытием
высокой песчаной дюны,  через которую этим  тупицам приходилось карабкаться,
направляясь за рыбой к морю.  Маленьким птицам было адски трудно под жгучими
лучами солнца карабкаться вверх по  склону;  правда,  зато  потом они  могли
скатываться вниз с гребня дюны. Учитывая путь туда и обратно, им приходилось
покрывать в  общей сложности больше шести километров;  мне  такое регулярное
путешествие не  представило бы  удовольствия.  И  я  не могла взять в  толк,
почему самые жаркие часы дня они проводили,  стоя на  солнце и  тяжело дыша,
вместо того чтобы укрыться в  своих прохладных норках.  А  еще я  с тревогой
отметила  высокий  уровень  смертности -  кругом  валялись  высохшие трупики
птенцов,  причем они явно не  были жертвами хищников.  Сам климат тоже можно
было назвать лунным,  поскольку в  тени царил холод,  а  на солнце ничего не
стоило сильно обгореть.  Не могу сказать, чтобы я с грустью покидала колонию
пингвинов: лично мне они показались довольно скучными, отнюдь не отвечающими
тому представлению,  какое у  меня сложилось при  наблюдении их  собратьев в
зоопарках. До сих пор я не могу без боли смотреть на этих бедняг.
     Когда мы  не  были  заняты съемками птиц,  то,  стоя  на  четвереньках,
копались в песке,  отыскивая следы поселения патагонских индейцев, о котором
нам рассказал Уичи, и нашли множество искусно изготовленных, ярко окрашенных
наконечников для стрел,  а  также скребки и  даже древнее орудие охотников -
бола (три круглых камня,  привязанных к длинному ремню,  который при метании
обматывался вокруг ног страуса или гуанако).  А  в  ложбине за  дюной Джерри
раскопал индейский череп.
     - Какая жалость,  что этот замечательный народ исчез,  -  заметил он  с
горечью. - И почему так называемые примитивные люди и дикая фауна непременно
должны уходить в небытие перед лицом прогресса?
     Мария Рене перевела его слова нашему хозяину,  и  тот ответил,  что эти
места  всегда  наводят  на  него  печаль,  он  постоянно ощущает присутствие
одиноких душ индейцев.
     - Здесь и сейчас живут индейцы, но я с тоской думаю о горемычных духах.
     И впрямь тут ощущалась атмосфера скорби и невзгод*. А пингвинам хоть бы
что,  знай  себе  ковыляли взад-вперед через  дюны,  безучастные к  глупости
человека.
     ______________
     * Лично я ощущал не столько скорбь, сколько легкую меланхолию. Дж.Д.

     С  облегчением взяли мы курс обратно на север,  к полуострову Вальдес с
его  колониями морских слонов и  котиков.  Сам полуостров пленил наш в