равного поединка  с  силами  тяготения и падает  прямо  на  кусок  трески,
который вилка несет ко рту. Фред методично жует.
     - Ну, ладно,- говорит Джо,- зато я пойду пройдусь.
     Встает и топает к выходу, насвистывая в гулкой прихожей. Чувствую,  как
взор Фреда обращается на меня, и  следую примеру Джо, чтобы избежать долгого
и нудного отчета о прошедшем рабочем дне. В прихожей слышу, как миссис Остин
спрашивает Роя, любит он рыбу.


9. МАЛЬЧИК НА ПОЗВЕРЮШКАХ

     Все,  что состоит из плоти и  жизненной силы, а следственно, из  тела и
души, все это относится к животному миру, все это  твари,  будь то воздушные
обитатели, как летающая птица, или водные, как плавающая рыба, или наземные,
как  зверь, который ходит  по земле  и полям, как  люди  и животные, дикие и
домашние, и всякие прочие, скользящие или ползающие по земле.
     Варфоломей. Бартоломеус де Проприетабус Рерум

     Два-три   счастливых  месяца  я  провел  в  качестве,  если  так  можно
выразиться,  мальчика  на   позверюшках.   Иными  словами,  в  моем  ведении
находилась  маленькая секция, включавшая  пять-шесть пар эскимосских лаек  и
две пары песцов, но, поскольку я  не был полностью загружен, меня направляли
в другие секции подменять того или  иного служителя на  время  его выходного
дня. Я был очень доволен, потому что получил возможность возобновить общение
со старыми знакомыми, вроде тигра Поля, и,  так как я фактически каждый день
менял секции, работа мне не приедалась.
     Прежде  я  никогда  не  сталкивался с эскимосскими  лайками, поэтому  в
первый  день  держался с  ними  осторожно,  учитывая  их внушительную массу.
Однако вскоре я  убедился,  что, хотя лайки готовы по любому  поводу драться
насмерть  между  собой,  ко  всем  представителям  человеческого  рода   они
относятся с несколько обременительным в своей восторженности обожанием.
     В  нашей стае всех  крупнее  была здоровенная желтоватая сука по кличке
Скуош. В полной мере я оценил меткость этой клички (скуош - давить, душить),
когда впервые вошел в вольер. Излучая  доброжелательность, Скуош набросилась
на  меня, чтобы хорошенько облизать мне лицо длинным и красным, как парадный
ковер,  языком  и  тем  самым  выказать  свою  нерушимую   преданность  роду
человеческому.  Стоя на задних лапах, она  достигала почти двух  метров,  и,
когда это косматое существо  с ходу поднималось на дыбы и опускало  лапы вам
на плечи, вы, само собой,  чуть не падали спиной на ограду. И так  как Скуош
продолжала напирать, требовалось изрядное проворство, чтобы уберечь ребра от
переломов.  Правда,   после  первого   могучего  объятия  Скуош  становилась
несколько благоразумнее, однако, пока  вы  подметали  вольер, считала  своим
долгом неотступно кружить  около вас, энергично махая хвостом и поскуливая в
знак любви. Заденет хвостом по  ногам - будто лошадь  брыкнула.  Но хотя для
работы с ней требовалась  спортивная подготовка  примерно  как  у  классного
борца  вольного  стиля, Скуош  нельзя было  отказать  в  красоте  и обаянии.
Конечно, все члены стаи были по-своему милы и симпатичны, но могучая Скуош с
ее развалистой походкой к тому же обладала яркой индивидуальностью.
     Поручая мне лаек, Фил предупредил, что у Скуош случка и она ждет щенят.
Поэтому я особенно тщательно следил за ней, скармливал  ей лучшие куски мяса
и возобновил  негласный  сбор яиц  на  участках  местных  фермеров,  которым
занимался,  когда   работал  в  львятнике.  Ежедневное  обследование  Скуош,
необходимое, чтобы не прозевать приближение родов, было сопряжено с великими
трудностями. Во-первых,  стоило  к  ней  прикоснуться,  как  она приходила в
неуправляемый восторг,  во-вторых, при такой густой шубе попробуй определить
размеры живота или нащупать  соски и  убедиться, набухли они  или  нет. Лишь
после долгой борцовской схватки  удавалось  зарыться  пальцами  в  ее шерсть
достаточно глубоко, чтобы проверить названные признаки. Так или иначе, соски
постепенно набухали, и однажды утром, поприветствовав  меня менее бурно, чем
обычно, и наскоро облизав мое лицо, Скуош поспешно метнулась обратно к своей
конуре,  в которой поскуливали  щенята.  С ужасно довольным видом  она  села
перед конурой; заглянув  внутрь,  я увидел  на соломенной подстилке шестерку
пухлых малышей. С громким писком они барахтались и толкали друг друга, точно
пьянчужки у  трактира. Четверо  - пегие, с пепельными и  белыми  отметинами,
двое - желтовато-белой масти, в мать. Чудесные, здоровые толстячки в гладких
лоснящихся шубках,  с  подвижной тупоносой  мордочкой,  чем-то  напоминающей
выдру.
     Хотя Скуош  уже щенилась раньше,  по  ее гордому поведению  можно  было
подумать, что это первый помет. По утрам, когда я приходил подметать вольер,
она  после обычного  приветствия, от которого я  пятился к ограде, бежала  к
конуре,  хватала щенка  и  несла  ко  мне. Если я  садился на  корточки, она
опускала его мне  на колени и смотрела,  шумно дыша открытой пастью и  махая
хвостом,  как я  ласкаю  ее  отпрыска.  Тут же осторожно брала  его  зубами,
относила в конуру  и тащила следующего. Перетаскает  всех по  очереди на мои
колени - лишь после этого успокоится и позволит мне приступать к работе.
     Судьбы многих людей зависели от этих неутомимых и верных представителей
семейства  собачьих.   Что  ни  говори,  именно  лайки   позволили  человеку
утвердиться в таких областях земного шара, где без них ему пришлось бы туго.
Некий  доктор  Гийемар  так описывал  в  прошлом  веке лаек, виденных  им на
Камчатке:
     "Большинство из них белой масти, с черной головой  или же сплошь бурые;
острая  морда  и  торчащие уши  придают  им несомненное  сходство с  волком.
Единственный корм,  получаемый ими от владельцев,-  горбуша, но летом, бродя
по округе,  они сами  ловят  разную дичь  и подбирают  яйца. Упряжка  обычно
состоит из восьмидесяти собак, если же сани тяжелые или  снег  очень рыхлый,
запрягают  двойное количество  и даже больше. При ровном  и  твердом снежном
покрове они без труда пробегают за  день  семьдесят-восемьдесят километров с
грузом в полтораста  килограммов; при пустых санях с одним только погонщиком
они подолгу могут развивать  скорость  до восьми верст  (так в  оригинале. -
Ред.) в час. В  пути  им  дважды в  день  дают по одной  трети рыбины да  по
полторы  рыбины  на ночь,  и заедают  они рыбу снегом... У  каждого пса есть
кличка, на которую он отзывается, когда бежит  в  упряжке, подобно  тому как
отзываются  запрягаемые в  фургоны капские быки, ибо погонщики не пользуются
кнутами.  Если  требуется  наказать строптивого пса, погонщик бросает в него
палкой или колотит несчастного первым попавшимся под руку камнем. Существуют
разные способы  привязывать этих животных,  с тем  чтобы отделить их друг от
друга, потому что они, когда не тянут  сани, только и ищут случая подраться.
Вот один из способов: устанавливают широкую треногу  из шестов и привязывают
к  каждому  шесту  по  собаке.  Из-за  обилия  собак  эти  треноги  являются
характерной чертой многих местных селений".
     Мои  подопечные  лайки  отличались  невероятной силой и были совершенно
невосприимчивы к  прихотям  погоды. Только  щенков они держали в  деревянных
конурах, а сами, даже в очень снежные дни, предпочитали вырыть себе нору для
сна. Их невзыскательность  к корму сделала бы честь любому  страусу. Одна из
наших  лаек  сьела  как-то  носовой платок; автобусный  билет или  картонный
стаканчик  из-под   мороженого  (добросердечная  британская  публика  охотно
просовывала  через ограду  такие  предметы)  тотчас  поглощались  с  великим
удовольствием. А  однажды, подметая  вольер,  я  обронил бумажник, к счастью
пустой,  и  он  в два счета  исчез в желудке молодого пса,  который явно был
осчастливлен такой щедростью и нимало не пострадал от нее.
     Без удивления читал я рассказы доктора Гийемара о выносливости лайки:
     "Никто не  заботится  о  том,  чтобы снабдить  ее удобным  убежищем для
защиты  от  сурового  арктического  климата,  и  бедное  животное,  когда не
работает в упряжке, в большинстве случаев всецело предоставлено самому себе.
Но  долгий  опыт  и  унаследованный  от предков  инстинкт  вооружили  собаку
качествами   старого   служаки.  Бродя  вечером  по   стежкам   в   поселке,
путешественник нередко упирается  в подобие огромных  кроличьих нор, отрытых
лайками для защиты от ветра. Волосяной покров, почти такой же  густой, как у
медведя, напоминает скорее мех... Замечательно сильная, ловкая и выносливая,
лайка в  то  же время становится подчас  упрямой и неуправляемой и никак  не
реагирует на  удары и пинки,  которыми  ее  щедро  наделяет хозяин. Если  не
считать поселки в тундре, где  и в  летние месяцы можно пользоваться санями,
лайка летом  отдыхает.  В это время она  бродит  по окрестностям сколько  ей
заблагорассудится, иногда возвращается на ночь в свою  нору, а то  пропадает
на несколько дней. Хороший охотник  и рыбак, лайка питается дичью и лососем,
которых добывает сама, и крайне редко бросает своего хозяина. Правда, услуги
собак   недешево   обходятся  местным  жителям.  Из-за  прожорливости   лаек
невозможно держать  овец, коз  и  прочих  мелких домашних  животных; недаром
Камчатка - одна из немногих областей в мире, где совсем нет домашней птицы".
     Наряду с  кенгуру и павлинами по территории  зоопарка  свободно бродили
крохотные, величиной  с  эрделя, олени,  известные  под  названием китайских
мунтжаков. Казалось бы,  в просторном загоне,  где трава повыщипана  стадами
антилоп и оленей, даже такое  небольшое  животное  должно бросаться в глаза;
однако  мунтжак, лежа  в  траве высотой семь-восемь  сантиметров, совершенно
сливался с окружением  - и не увидишь,  пока не подойдешь вплотную. Шерсть у
этих своеобразных животных неяркого коричнево-рыжего оттенка, волос довольно
жесткий. Если рассмотреть волосинку, видно, что она чуть  сплющена и делится
на сочленения, будто миниатюрный  побег  бамбука. У китайского мунтжака рога
почти незаметны,  зато самец вооружен  двумя  длинными  и  грозными клыками,
которые он пускает в ход, когда дерется с соперником из-за  самки или же, на
севере ареала, когда раскапывает снег в поисках корней и луковиц.
     Однажды  утром  я  услышал,  что  один  мунтжак,  движимый  страстью  к
приключениям или миграционным инстинктом,  каким-то образом преодолел ограду
зоопарка и пробрался в вольер для кур. Фил Бейтс и я, а также Билли, который
в это время случайно был свободен, отправились ловить прогульщика. Погрузили
сети в маленький зеленый фургон и поехали к вольеру.
     В  центре  равнобедренного  треугольника площадью  около одной  десятой
гектара стоял наш китайский мунтжак, окруженный любопытными и взволнованными
курами; можно  было  подумать,  что он читает им  лекцию о прелестях дальних
странствий. При виде нас лектор испуганно вздрогнул и явно сбился. Теперь он
больше всего  напоминал  оробевшего  кандидата в  члены парламента,  который
заметил хулиганов в толпе избирателей.
     С растущей  тревогой смотрел мунтжак,  как мы  расставляем сети,  чтобы
свести до .минимума площадь предстоящей охоты. У нас было задумано, что двое
погонят его  на сеть, а  когда он  запутается,  третий воспользуется случаем
схватить беглеца.  В нашем плане оказался  лишь один изъян: мунтжак не хотел
запутываться в сети.  Преследуемый  нами, он бегал по кругу,  но около  сети
всякий  раз  ловко  менял  курс. Мы  устроили  короткое  совещание и  решили
прибегнуть  к  тактике  регбистов.  До  сих  пор,  увлеченные  происходящим,
пернатые  зрители  вели себя организованно, но тут  не выдержали. Как только
первый из нас гулко шлепнулся на  траву метрах в четырех от хвоста мунтжака,
куры  бросились врассыпную.  Воздух  наполнился  тучами  перьев,  испуганным
кудахтаньем кур и криками боли, которые издавали ушибленные охотники.
     Обуреваемый  паникой,  китайский  мунтжак  стал  бросаться  на  высокую
проволочную ограду, рассчитывая пробиться сквозь нес. После одного, особенно
лихого прыжка он зацепился рожками за проволоку и  повис  на ней, брыкаясь и
дергаясь.  Мы дружно ринулись к  немy, но  в  последнюю секунду он  каким-то
невообразимым  мышечным   усилием  отцепился,  упал  на   траву,   мгновенно
развернулся и пробился сквозь наши ряды.
     Когдa он  поравнялся  со  мной,  я  взял на  прицел  его заднюю ногу  и
коршуном  бросился на нее. Дальше  последовало нечто малопонятное, но весьма
болезненное. Я  поймал  железной хваткой ногу мунтжака, и мы  вместе кубарем
покатились  по  земле,  притом  по единственному  во  всем вольере  участку,
заросшему крапивой и колючками. Олень брыкнул свободной ногой, и острые, как
нож,  копытца  аккуратно  располосовали  мне  руку до  локтя. Мы  продолжали
кувыркаться, но  я  ухитрялся  не  разжимать пальцев, хотя мунтжак  повернул
голову и обрабатывал мою руку клыками.
     Однако  это было последнее усилие; внезапно он прекратил противоборство
и принялся издавать чудовищные,  пронзительные  вопли. Можно  было подумать,
что  я прижигаю его раскаленным  железом.  Во  всяком случае, я был потрясен
этими  воплями и ослабил хватку, не желая причинять ему  боль, но,  когда мы
стали осторожно заталкивать беглеца в мешок. Фил объяснил мне, что китайский
мунтжак всегда так кричит, покоряясь своей судьбе.
     Пока   мы  собирали  сети,  мунтжак  и   в  мешке   продолжал  издавать
душераздирающие крики. Мы кинули сети  в фургон, уложили на  них пленника  и
покатили  обратно  в  зоопарк.  Я  уповал  на  то,  что  непривычный  способ
передвижения заставит крикуна примолкнуть.  Не тут-то было.  На всем пути по
территории зоопарка из фургона непрерывно вырывались дикие вопли. Посетители
бледнели  и  провожали  фургон  испуганными  взглядами,  не сомневаясь,  что
водитель потерял рассудок.  Один  статный,  по-военному  подтянутый  мужчина
остановился и посмотрел на нас с  такой яростью, будто его обуревало желание
броситься  за нами  вдогонку  и потребовать, чтобы мы предъявили лицензию на
право заниматься вивисекцией.  Олень орал благим матом вплоть до той минуты,
когда мы подъехали  к его загону. Поросячий визг  показался бы музыкой перед
звуками, которые издавало  это сравнительно небольшое животное.  Наконец  мы
вытряхнули мунтжака из мешка, и тотчас он смолк. Сделал два прыжка, прильнул
к траве пропал из виду.
     Однажды я заметил у одной из моих лис нечто вроде  нарыва  в  основании
хвоста.  Доложил  об этом Филу, и он передал мне от капитана  какую-то мазь,
чтобы я ежедневно мазал ею болячку. Процедура была нудная, и нервный пациент
нисколько ее не одобрял, ведь  его каждый раз надо было ловить.  Для этого я
использовал   сачок  из  куска  грубой   рыболовной  сети,  укрепленного  на
металлическом обруче,  кое-как обшитом мешковиной. Собственно, поймать лису,
учитывая ее повадки, было не сложно. Выгонишь из будки и  закроешь  дверцу -
лиса начинает  равномерно трусить по краю вольepa. Остается  быстро опустить
сачок прямо перед ней, чтобы не успела свернуть, и лиса сама в него забежит.
Правда,  при  этом  надо было  соблюдать  осторожность,  ведь,  несмотря  на
мешковину, металлический обруч мог натворить бед.
     На четвертый день, войдя с  сачком  в  вольер,  я  увидел, что  болячка
начинает заживать. Лиса, как обычно, кружила вдоль ограды, и  я приготовился
ее ловить. В  это время незаметно  подъехал  на велосипеде  Билли.  Только я
выбросил вперед сачок, вдруг из-за ограды донесся пронзительный крик:
     - Йо-хо-о!
     Вздрогнув от неожиданности, я дернул сачок, он подскочил сантиметров на
пять, и  обруч ударил лису  по ногам. Раздался хруст,  словно  наступили  на
гнилой  сучок: правая передняя нога лисы сломалась как  раз посередине между
локтем и лапой.
     - Идиот чертов! - крикнул я. - Смотри, что из-за тебя вышло.
     - Извини,- сокрушенно произнес Билли, глядя на лису, которая продолжала
бегать с той же скоростью, но уже на трех лапах.- Я не видел, чем ты занят.
     -  И  как  назло Фил сегодня выходной,-  продолжал  я. - Что мне теперь
делать, черт возьми? Нельзя же ее так оставить.
     -  Отнесем  ее  к  старикану,-  решительно сказал  Билли.  -  Отнесем к
старикану, и он все сделает. Так и Фил поступил бы.
     Я вдруг вспомнил, что капитан -  опытный  ветеринар; совет Билли был не
так уж плох.
     - А где твой отец? - спросил я.
     -  В  кабинете,-  ответил Билли.  -  Сидит  в  кабинете  и работает. Он
говорит, что ему  всегда  лучше  работается по  субботам, когда  нет никаких
секретарей и никто ему не мешает.
     - Ясно,- сказал я.- Тогда пойдем и помешаем ему.
     Я  поймал  лису сачком,  потом  извлек ее из  сети.  Бедняжка  отчаянно
огрызалась.  Эти   небольшие   зверьки  подчас   не   уступают   свирепостью
бенгальскому тигру. Исследовав лису, я  определил, что перелом удачный, если
вообще так можно  говорить  о переломе. Кость не раздроблена, не расплющена,
не смещена.  Аккуратный, ровный  надлом, как  если  бы вы  надломили  корень
сельдерея. Понятно, от лисы нельзя  было требовать, чтобы она разделяла  мою
радость,  но  я-то знал, что  такую  травму  легче  обработать  и  шансы  на
благополучное заживление очень хорошие.
     Придя в дирекцию, мы  обнаружили, что капитан закончил работу и  ушел к
себе. Миссис Бил объяснила, что он принимает ванну, и я приготовился  ждать,
когда  кончится  омовение.  Однако  миссис Бил  и  Билли заверили  меня, что
наперед невозможно сказать, сколько капитан может просидеть в ванне.  Во имя
гуманности мы должны были потревожить его. Билли подошел к ванной и принялся
колотить в дверь.
     - Отваливай! - рявкнул капитан; за этим возгласом последовал такой шум,
словно четырнадцать испуганных бегемотов одновременно пытались выбраться  из
садового пруда. - Отваливай, я купаюсь.
     - Поживей,- крикнул Билли. - У нас тут лиса ногу сломала.
     Шум стих, только чуть плескалась вода.
     - Что ты сказал? - недоверчиво спросил капитан.
     - Лиса ногу сломала,- повторил Билли.
     -  Никакого покоя! -  взревел капитан.  -  Никакого  покоя в этом доме.
Ладно... несите ее в кабинет, сейчас приду.
     Мы пошли в кабинет и сели. До нас отчетливо доносился голос капитана.
     - Глэдис! Глэдис!  Где мои туфли?.. Ах  да, они здесь...  Они притащили
лису  со сломанной ногой. Приготовь новый гипсовый бинт... Откуда мне знать,
где он? Поищи. Где-нибудь лежит. А где мои кальсоны, Глэдис?
     Наконец он  ввалился  в кабинет, розовый  после  купания; следом  вошла
миссис Бил с большой железной банкой в руках.
     -  А, Даррелл,  это  вы? - пророкотал капитан.-  Лиса, говорите? Ну-ка,
посмотрим.
     Лиса, более или менее смирившись  со  своей судьбой,  лежала у  меня на
руках.  Однако могучая фигура и низкий голос  капитана Била напугали ее, она
оскалилась и издала долгое предупреждающее рычание. Капитан живо отпрянул.
     - Держите ее,- рявкнул он.- Возьмитесь покрепче за загривок.
     - Уже взялся, капитан,- ответил я.
     Крепче держать нельзя было, не рискуя обезглавить зверька.
     Бережно просунув ладонь под сломанную  ногу, я чуть приподнял ее, чтобы
капитан мог изучить травму.
     -  Так,- сказал  он. поправляя  очки и  всматриваясь. -  Аккуратненький
переломчик. Дела. Теперь за работу. Билли, ножницы.
     - Где я возьму ножницы? - беспомощно произнес Билли.
     - Где, где, черт возьми! - прорычал капитан. - Думай головой! В маминой
корзине с рукоделием, где же еще!
     Билли скрылся в поисках ножниц.
     - И  скажи Лоре, чтобы шла  сюда,-крикнул  капитан ему вдогонку.  - Нам
понадобится ее помощь.
     Я  поглядел на  простертое на моих руках  маленькое стройное существо и
попытался  представить  себе реакцию капитана, если бы  пострадало  животное
покрупнее - скажем, лошадиная антилопа или жираф.
     - Лора делает уроки,- сообщила миссис Бил.- Может быть, сами справимся,
милый?
     -  Нет,- решительно произнес капитан, забирая  у нее банку.