оза. Когда началась  гроза, я
принимал ванну; вспомнив, что клетки со змеями находятся под открытым небом,
я приказал слугам немедленно внести их под навес. От влаги дерево коробится,
а  змее,  для того  чтобы выбраться из  клетки,  достаточна самая  маленькая
трещина. Клетки со змеями внесли  в  помещение и поставили  рядом с клетками
обезьян. Успокоившись, я решил закончить ванну.
     Джон  сидел  в пижаме  за  столом  и  сосредоточенно  вырезал из старых
консервных банок маленькие  лоханки,  из  которых он собирался поить птиц. Я
заканчивал в комнате свой туалет, когда какое-то движение под креслом  Джона
привлекло  мое внимание. Накинув на себя халат, я  подошел ближе и увидел на
полу в  шести дюймах от  обутых в комнатные туфли  ног Джона габуна. Судя по
прочитанным  книгам и  рассказам  бывалых людей,  я  полагал, что в подобные
минуты с  жертвами  несчастных  случаев следует разговаривать  исключительно
хладнокровно, избегая паники и резких движений. Поэтому слегка откашлявшись,
я мягко, почти нежно произнес:
     -- Сиди спокойно, старина, у тебя под ногами гадюка габун.
     Оказалось,  что  мне не  следовало сразу упоминать  гадюку.  Мои  слова
вызвали у Джона мгновенную и сильную реакцию. Он вскочил со стула с огромной
быстротой, консервная  банка,  молоток  и  ножницы  полетели  в  разные углы
комнаты,  стол  был  немедленно   опрокинут.   Гадюка,  удивленная  внезапно
возникшим  переполохом,  выползла  из-под  стула  и  направилась  к  клеткам
обезьян. Я кинулся за ней, и после нескольких томительно  напряженных  минут
мне удалось накрыть  ее  сачком для ловли  бабочек.  Гадюка была  немедленно
водворена в  прежнее помещение. Скоро я обнаружил и виновника  происшествия.
Клетки  змей поместили  слишком  близко  к обезьянам, и  одна  самка  дрила,
развлекаясь, просунула руку через решетку и открыла все клетки со змеями, до
которых она  могла  дотянуться.  Ближайшей,  к  сожалению, оказалась  клетка
гадюки.  Джон  произнес по моему  адресу несколько  выразительных  и  вполне
справедливых  слов.  Я  согласился,  что, если  бы  гадюка  его укусила,  он
распростился бы  с жизнью;  в  Камеруне,  насколько  мне известно,  не знают
сыворотки  от  укуса ядовитых  змей, ближайший врач находился на  расстоянии
двадцати пяти миль, и у нас не было никакого транспорта.
     --  Почему  бы  тебе снова  не поехать куда-нибудь?  -- жалобным  тоном
допытывался Джон. -- Уже три недели, как ты приехал в Бакебе  из Эшоби, пора
снова отправляться в лес за животными.
     --  Да, --  задумчиво поддержал я,  -- с каким бы удовольствием я снова
отправился в лес, если бы ты согласился взять на  себя заботу об оставляемых
здесь животных.
     -- Куда ты хочешь идти?
     -- На гору Нда-Али.
     -- Прекрасная идея, -- оживился Джон, -- ты можешь  даже расшибиться на
одной из скал, если тебе очень посчастливится.
     Нда-Али была  самой  высокой  горой в окрестностях Бакебе. Она нависала
над деревней  и над  нашим маленьким холмом. Почти с любого места видны были
ее окутанные туманами и облаками очертания,  на  крутых и  мрачных гранитных
скалах  не  было  даже  следов какой-либо  растительности.  Ежедневно  я  по
нескольку  раз с  волнением рассматривал вершину горы, и  каждый раз Нда-Али
представлялась  мне  в  ином  виде.  Ранним  утром  она  казалась  огромным,
притаившимся в  тумане чудовищем;  в  полдень  она сияла зелеными  и желтыми
красками  леса, скалы ее блестели и сверкали  в  солнечных лучах; к ночи она
выглядела пурпурной  и неопределенно бесформенной, исчезая во мгле с заходом
солнца.  Иногда  она пряталась от нас, закрываясь  белыми тучами  и пропадая
порой на два-три дня.  Рассматривая острые скалы, охраняющие лесные дебри на
приподнятой вершине горы, я все больше проникался желанием добраться до этих
лесов и познакомиться  с  таившимися в  них загадками. Учтя стремление Джона
как можно быстрее избавиться от меня, я приступил к расспросам среди местных
жителей. Я узнал, что гора Нда-Али входит в  сферу влияний жителей соседнего
поселка Финешанг и,  конечно,  что  в горах обитают  злые духи ю-ю.  Ни одна
мало-мальски уважающая себя гора не могла бы обойтись без злых духов. Дальше
мне удалось узнать, что злые  духи  разрешили жителям Финешанга  охотиться и
ловить рыбу только  на нижних склонах горы и  лишь один человек  имел  право
доступа  к  ее  вершине.  Этот  человек был и  единственным жителем поселка,
знавшим,  какими  тропами  можно добираться до  вершины горы. Я послал этому
фавориту злых  духов послание,  в котором выразил свое  уважение и  высказал
пожелание вместе с ним на один день подняться на вершину Нда-Али. После этой
первой  прогулки  я  намеревался, передав этому  охотнику  командование  над
группой охотников,  птицеловов и слуг,  разбить  лагерь  на заросшей  лесами
вершине  Нда-Али.  С  плохо скрываемым  нетерпением ожидал я ответа  на  мое
послание, взоры мои с тоской обращались в сторону таинственной горы.
     Коллекция птиц,  собранная  Джоном, достигла  к  тому  времени  больших
размеров  и  отнимала все его время. Помимо приготовления пищи (крутых  яиц,
мелко  нарубленного  вареного  мяса,  сушеных фруктов  и  т.  д.),  Джон  по
нескольку раз  в день  обходил все клетки, имея  при себе банки, наполненные
кузнечиками и личинками ос.  С помощью  специальных щипчиков он собственными
руками  кормил  каждую  птичку;  при таком  методе кормления  он  всегда был
уверен, что каждый из  его пернатых пленников хорошо питается  и находится в
удовлетворительном  состоянии.  Терпение и  усердие  Джона приводили меня  в
восхищение; под его  ласковыми заботами птицы чувствовали себя превосходно и
весело  щебетали  в  своих  легких деревянных  клетках.  Больше  всего  Джон
огорчался,  когда ему  приносили изувеченных и умирающих  птиц. Он показывал
мне красивых, с ярким оперением пташек и говорил сердито:
     --  Смотри,  дружище,  какая  прекрасная вещь стала  теперь  совершенно
бесполезной  только  потому, что  эти  дурни не  умеют как  следует  с  ними
обращаться. Крыло у  птицы переломано, она теперь уже никуда не годится. Мне
просто плакать хочется, честное слово.
     После этого с охотником у Джона происходил примерно следующий разговор:
     --Это плохая птица, -- говорил Джон, -- она ранена и скоро умрет.
     --  Нет, сэр, --  отвечал охотник,  --  она не  ранена, сэр. --  У  нее
переломано крыло, ты слишком крепко связал ее.
     -- Нет, она не умрет, сэр. Это хорошая птица, сэр.
     -- Что  делать  с  этими  олухами?-- поворачивался ко мне  Джон.  --Они
всегда уверяют меня, что  птица не умрет,  даже если у  нее  переломаны  все
кости.
     -- Да, они делают все возможное, чтобы переубедить тебя.
     --  Но это мне так надоело! Я заплатил  бы за эту птицу пять шиллингов,
если бы она была в хорошем состоянии.
     Однажды охотник принес гвинейскую цесарку величиной с крупного цыпленка
с серо-голубым, усыпанным белыми пятнами оперением; голова  ее была украшена
гребнем пушистых перьев. Она находилась в тяжелом состоянии, и беглый осмотр
убедил Джона в том, что птица доживает последние минуты своей жизни.
     --Я ее не куплю, -- сказал Джон, -- она сейчас умрет.
     -- Нет, сэр, она не  умрет.  Это сильная птица. Я покажу сэру, -- и  он
посадил птицу  на землю. В тот самый момент, когда охотник вторично принялся
доказывать,  что  птица  не  умрет,  она  перевернулась,  сделала  несколько
конвульсивных   движений   и  издохла.  Неудачливый  охотник   начал  быстро
спускаться  по   склону  холма,   сопровождаемый  смехом  и  оскорбительными
выкриками слуг.
     Незадолго  до  этого случая  Джону  принесли  другую гвинейскую цесарку
вместе с шестью яичками, которые она высиживала в момент поимки. Нам удалось
приобрести  в  поселке наседку, которую мы и  посадили  в найденное  гнездо.
Вскоре  на  свет  вылупились восхитительные  желтовато-серые птенцы, которые
начали  бегать  вокруг своей  приемной  матери,  как  настоящие  цыплята.  К
несчастью, наседка оказалась  большой, сильной и тяжелой птицей и  постоянно
наступала на своих питомцев. Она явно гордилась своими приемышами, но давила
их с  полнейшим равнодушием и  невозмутимым выражением на  лице. В  отчаянии
Джон кинулся на поиски  другой, менее  массивной и более  легкой в движениях
мачехи,  но  безрезультатно.  Большая неуклюжая наседка  медленно, но  верно
передавила  одного  за  другим  всех  хрупких,  маленьких  птенцов.   Спустя
некоторое время в лагерь снова принесли несколько найденных в гнезде цесарки
яиц; на этот раз мы приобрели и  более  миниатюрную  наседку. Но,  вероятно,
яйца слишком  долго были в  руках  охотника,  который к  тому  же  не  очень
осторожно с ними обращался,  во  всяком случае на этот  раз  не вылупился ни
один цыпленок. Джон  очень расстроился от этих неудач. У него, правда,  было
шесть самок гвинейской цесарки,  но  он мечтал хотя бы об одном самце, чтобы
впоследствии,  в  Англии,  в  превосходных  птичниках   с  тонкими  хрупкими
бентамками  и  шелковистыми  курами получить  и  вырастить  новых гвинейских
цесарок.
     Тяжелые дни пришлось нам пережить, когда эпидемия  микозиса прокатилась
по клеткам с птицами и  унесла много ценных и  редких  экземпляров. При этой
тяжелой и  заразной болезни легкие птиц быстро зарастают какой-то  плесенью,
которая распространяется  затем  и  на  остальные внутренние  органы  птицы,
приводя к  быстрому  смертельному исходу. Признаки болезни обнаруживаются  у
птиц уже на поздней стадии, когда они начинают тяжело дышать. В этот  момент
спасти их уже невозможно.  Когда эта страшная болезнь  обрушилась на. птичью
колонию,  Джон  пытался бороться  с ней  всеми  возможными  путями.  Потери,
однако, не уменьшались.  Погибли птицы, на получение которых  были затрачены
месяцы  и заменить  которых  было  уже  невозможно. Джон  объяснил  мне. что
единственным средством,  которое  могло  оказаться  эффективным в  борьбе  с
микозисом, был йодистый калий. Вопрос заключался в том, каким образом в гуще
лесов Камеруна достать этот препарат. В Мамфе находилась небольшая больница.
Посетив  ее,  я  узнал,  что йодистого калия там  нет.  Шансы на возможность
спасения остатков коллекции птиц значительно уменьшились. Зайдя за покупками
в  один  из  магазинов  "Юнайтед Африка  компани", я  случайно наткнулся  на
несколько запыленных бутылок, сваленных в темном  углу лавчонки.  Подняв  из
любопытства одну из  них  к свету, я с  удивлением прочитал на этикетке, что
внутри  находится  раствор  йодистого  калия. Подозвав  хозяина, я  спросил,
действительно ли в бутылках содержится йодистый калий?
     -- Проклятое снадобье,  --  ответил  хозяин.  --  Мне  прислали  его из
Калабара  с последней лодкой. Я  и не знаю, что с ним делать,  никто  его не
покупает.
     -- Вы уже продали всю партию, -- торжественно провозгласил я.
     -- Зачем вам нужна дюжина таких бутылок? -- изумился хозяин.
     Я вкратце объяснил ему суть дела.
     -- Но вы уверены, что вам нужны все двенадцать  бутылок? Это ведь очень
много.
     -- Без  йодистого  калия  погибнут все  наши птицы.  Я не  хочу,  чтобы
несчастье произошло из-за того, что я привез слишком мало лекарства. Поэтому
я возьму весь ваш запас. Сколько вы за него просите?
     Хозяин  назвал  цену,  по которой  вполне  можно было  продать  и более
дорогие вещи, но у меня не было выхода. Бережно уложив бутылки в грузовик, я
помчался к Джону в прекраснейшем настроении.
     -- Я достал немного йодистого калия, старина, -- крикнул я с порога, --
так что у тебя больше нет оснований убивать своих птиц.
     -- Чудесно! -- обрадовался Джон  и изумленно посмотрел на ящик, который
я принес. -- Это все йодистый калий?
     -- Да, это все, что мне удалось достать. Я не знал, сколько тебе нужно.
Этого количества тебе достаточно?
     -- Достаточно? -- тихо переспросил Джон. -- Этого количества достаточно
для пятидесяти коллекционеров примерно на двести лет.
     И  еще много  месяцев  спустя  наш  багаж был  переполнен  бутылками  с
йодистым калием. Мы не могли отделаться  от него.  Мы постоянно  чувствовали
его запах, бутылки опрокидывались на наши чистые рубашки, противная жидкость
непонятным  образом примешивалась к нашим напиткам. Но все же  главное  было
достигнуто -- эпидемия микозиса полностью прекратилась.
     К этому времени я почти забыл о послании насчет восхождения на Нда-Али,
отправленном таинственному охотнику в Финешанг. Поэтому я удивился, когда ко
мне пришел  житель Финешанга  и сообщил, что охотник  рад будет совершить со
мной однодневную вылазку в  горы  в любое удобное для меня время. Я назначил
день  и просил передать, что  рано  утром буду в  Финешанге.  Одновременно я
направил охотнику пачку папирос и бутылку пива, чтобы попытаться  установить
со злыми духами хорошие отношения.
     --  Ты собираешься идти  в четверг?  -- переспросил Джон,  выслушав мой
рассказ. -- Неужели ты надеешься добраться до вершины и  вернуться  в тот же
день обратно?
     Мы  одновременно  взглянули  в  сторону  багровевших в лучах заходящего
солнца почти отвесных скал Нда-Али.
     -- Думаю, что успею. Во всяком случае, я сделаю для этого  все  от меня
зависящее.


ГЛАВА IX
     Пойманный арктосебус
     Наступило  чудесное  свежее утро  назначенного для выхода  в  горы дня.
Нда-Али  был  закрыт плотной стеной тумана. Над  лесом переливались волны  и
клубы тумана, из их  гущи, подобно заблудившимся в  мглистом  море кораблям,
выплывали залесенные  вершины  холмов.  В  лучах восходящего солнца лес  все
больше начинал мерцать золотисто-зеленой окраской.
     Я легко  согласился  прибыть  в  Финешанг к одиннадцати  часам утра. Но
только накануне вечером я сообразил, что от нашего  дома до Финешанга десять
миль  и  пройти это  расстояние пешком  по пыльной  дороге  не  доставит мне
большого удовольствия. На состоявшемся в последний момент совещании я узнал,
что у почтальона, находившегося в это время в деревне, имеется хороший новый
велосипед. Владелец его  охотно согласился одолжить  мне на  один  день свою
машину. Рано  утром  к  нашему дому  торжественно  подвели  большой  тяжелый
велосипед.  Я решил  взятье собой в дорогу Даниеля,  выбрав его прежде всего
потому,  что  он  был меньше всех  остальных  наших сотрудников и  легко мог
уместиться на раме. Кроме пассажира я захватил с  собой две большие корзины:
одну с охотничьими принадлежностями, другую с запасом пива  и бутербродов на
долгую и  утомительную дорогу. Пока  я  привязывал  свой багаж к велосипеду,
появился Джон.
     -- Зачем тебе столько пива? -- поинтересовался он.
     -- Во-первых, подъем  на такие горки  всегда  возбуждает  у меня жажду;
во-вторых, я уже убедился, что пиво прекрасно действует на злых духов.
     Даниель  приблизился  и испуганно посмотрел на меня. Чувствовалось, что
он не слишком доверяет моему умению обращаться с велосипедом.
     -- Где я должен сидеть, сэр? -- спросил он.
     -- Здесь, на раме.
     Наклонившись,  я  посадил  его на раму  велосипеда.  Даниель  судорожно
вцепился в  руль, свернул его, и  мы с шумом свалились  на  землю;  раздался
мелодичный звон пивных бутылок.
     --  Мне кажется,  что  я присутствую  не  при  отправке в  путь научной
экспедиции, а при сборах пьяной компании, -- серьезно сказал Джон.
     Я выправил машину, Даниель  снова  занял свое  место  на этот  раз  без
всяких приключений. Мы медленно начали спускаться вниз по тропе.
     -- Всего доброго, старина! -- крикнул мне вдогонку Джон.
     --  Всего доброго!  --  ответил  я,  осторожно  объезжая многочисленные
рытвины.
     -- Вечером  увидимся!  --  но  в  голосе  Джона  я  не  уловил  твердой
уверенности в осуществлении этого пожелания.
     Спустившись с холма,  я выехал на дорогу, по которой  повел  велосипед,
все время стремившийся сбиться  с прямого пути. Несмотря на  все мои доводы,
Даниель  изо всех сил  вцепился в  руль  велосипеда, и я  с  большим  трудом
удерживал  машину  от  падения. Езда  на велосипеде  по дорогам Камеруна  не
доставляет  никакого  удовольствия:  густая  мелкая красноватая  пыль тучами
поднимается   кверху,  обволакивая  велосипедиста;   внезапно   появляющиеся
глубокие  рытвины  и  ухабы  держат  в непрерывном напряжении  и  заставляют
выписывать на дороге замысловатые  зигзаги; примерно через каждые  сто ярдов
пути  дорога  покрыта множеством крупных  острых  камней, тряска по  которым
доводит человека до исступления. Спустя каждые полмили мы переезжали мостик,
состоявший из двух толстых  бревен  с  настеленными  в  большинстве  случаев
поперек бревен досками. В самом начале пути я по глупости попытался проехать
по  мосту с продольно настеленными  досками. Переднее колесо попало  в  щель
настила, застряло  там,  и я, Даниель  и весь наш багаж вместе с велосипедом
упали на землю.
     Вскоре солнце  поднялось  над  туманом,  и  на  открытой  дороге  стало
нестерпимо  жарко.  Мы не  проехали  еще  и половины пути, а я  весь истекал
потом, глаза и рот у меня были набиты пылью. Спустившись с одного из холмов,
мы подъехали к очередному мостику через широкий, но мелкий ручей.
     Высокие деревья отбрасывали густую тень на белоснежные песчаные берега.
Я не выдержал.
     -- Отдохнем немного, Даниель, -- проговорил я хриплым голосом. -- Может
быть, мы и здесь поймаем какого-нибудь зверя.
     Я прекрасно знал,  что в таком месте и в  такое время никаких зверей мы
не увидим, но  я  мечтал окунуться в  чистые мерцающие  воды  ручья  и смыть
насевшую  на  меня  пыль.  Поставив  велосипед   у  придорожной  канавы,  мы
спустились к  ручью,  разделись и бросились в воду,  которая сразу приобрела
кроваво-красный цвет от принесенной нами пыли. Полчаса спустя мы  еще сидели
на  отмели,  наслаждаясь  чудесной  прохладой.  Внезапно  я  увидел странную
картину,  которая  вывела  меня  из  дремоты.  Длинная  коричневая  полоска,
напоминающая водоросль,  оторвалась от  скалы  неподалеку от  меня и  быстро
поплыла  против  течения к группе камней.  Я  вскочил  с места  и  с  криком
бросился  за  ней. С  помощью  Даниеля мне удалось  приподнять  камень,  под
которым пыталось скрыться это  странное существо.  Нагнувшись, я взял в руки
оригинальную рыбу. Она была длинной,  узкой, тонкой, с коричневой окраской и
по-прежнему удивительно напоминала вытянутое растение. Голова ее была сильно
сплющена, круглые глаза блестели и казались более выразительными,  чем глаза
обыкновенных рыб. Я узнал эту разновидность, так как в прошлом провел немало
счастливых часов в южном Средиземноморье, занимаясь ловлей ее сородичей. Это
была морская игла. Я  был  поражен, так  как никогда не  думал  встретить  в
африканской реке пресноводную морскую иглу. Мы отгородили от ручья небольшой
затон и пустили  туда рыбу. Она немедленно  прикрепилась к  скале  и  начала
плавно  извиваться и  покачиваться  в  воде.  Я  стал  припоминать  основные
сведения  о  морской  игле:  каковы  ее  привычки,  чем  она  питается,  как
размножается. Эти и многие другие вопросы всплыли один за другим. С  горечью
я  подумал, да уже  и  не  в  первый раз, что  занимаясь коллекционированием
различных  зверей для того, чтобы обеспечить себе средства существования, не
имеешь  времени и возможности серьезно продумать многочисленные, возникающие
на  каждом  шагу  вопросы.  В  частности,  история  появления  в   маленьком
пресноводном  ручейке такой необычной рыбы сама по себе представляет большой
интерес, но заниматься этим у меня не было времени. Я выпустил морскую иглу,
и она быстро исчезла в глубине ручья.  Мы вернулись к дороге и снова сели на
велосипед,  который я уже успел  возненавидеть. Я равномерно крутил педали и
чувствовал, как пыль снова оседает на мне густым покровом.
     Через полчаса, когда мы спускались по длинному пологому склону холма, я
увидел двигавшегося  нам навстречу  человека. Подъехав  ближе, я разглядел у
него небольшую корзинку из зеленых п