я,- но постараюсь не быть вам в тягость.
     -О,  вы не будете  мне  в тягость,- сказала миссис Бейли.- Итак, с этим
все ясно. Где ваши вещи?
     - В зоопарке, я принесу их потом.
     - Прекрасно. Тогда я пойду заварю чай. А вы мажьте себе бутерброды.
     - Э-э... Но я хотел бы узнать еще одну вещь.
     - Что именно?
     -  Ну-у... мне надо  знать,  сколько  платить  за  комнату.  Понимаете,
жалованье будет небольшое, и я боюсь, что не смогу много платить.
     - Ну,  знаете,- она погрозила мне пальцем,- я не собираюсь вас грабить.
Я представляю себе, какое жалованье вы  будете получать, и вовсе не хочу вас
грабить. Сколько вы сами предложите?
     - Два фунта в неделю вас устроят? - спросил я с надеждой, прикинув, что
у меня еще  останется фунт и десять шиллингов на  сигареты и прочие предметы
первой необходимости.
     - Два фунта? - ахнула она.- Два фунта? Это слишком много. Я же сказала,
что не собираюсь вас грабить.
     - Но ведь еда и все такое прочее...
     -  Верно,  но я и не подумаю  брать  с вас два  фунта. Нет-нет,  будете
платить двадцать пять шиллингов в неделю. Этого вполне достаточно.
     - Вы уверены, что уложитесь? - спросил я.
     - Конечно, уложимся! Я не допущу, чтобы люди говорили, что миссис Бейли
наживается на юнце, который к тому же только-только начинает работать.
     - Все равно, по-моему, это слишком мало,- возразил я.
     -  Как  угодно,- сказала она.-  Как угодно. Не нравится  - ищите другую
квартиру.
     Она улыбнулась и пододвинула мне кекс и лепешки.
     - И не подумаю,  если  вы будете сами варить клубничный джем,-  ответил
я.- Лучше здесь останусь.
     Миссис Бейли просияла.
     - Вот и отлично. У нас есть уютная спаленка Для вас  на втором этаже, я
сию минуту покажу. Только сперва чай заварю.
     За  чаем  миссис  Бейли  объяснила,  что  вообще-то  Чарли   работал  в
Лондонском  зоопарке, но в войну он вынужден был эвакуироваться со слонами в
Уипснейд,  и  она поехала вместе с ним. Слоны очень привязчивы,  и,  уж если
привыкнут к  одному  служителю, приходится ему, как правило, до конца  жизни
работать с ними.
     -  У нас есть свой домик в Голдерс-Грин, замечательный дом,- продолжала
она.- Просто чудесный дом,  есть чем гордиться, хоть  и не пристало самой об
этом говорить. Конечно, и  этот коттедж неплохой, вполне комфортабельный, но
все-таки я жду не дождусь, когда  мы в  свой дом вернемся. И потом,  вы ведь
знаете, какие люди бывают, на них нельзя положиться. Последний раз я поехала
проверить, смотрю - приступку словно сто лет никто не мыл, вся черная. Так я
чуть не заплакала.  Нет, скорей бы к себе вернуться. Хотя вообще-то и здесь,
за городом, очень славно жить, ничего не скажешь.
     После  того  как  я одолел  несколько  чашек  чая,  два  куска  кекса и
множество бутербродов с клубникой, миссис Бейли нехотя убрала со стола.
     -  Нет, вы правда наелись?  - спросила  она,  испытующе глядя  на меня,
словно искала признаки недоедания на моем лице.- Не  хотите еще кусок кекса,
или бутерброд, или еще что-нибудь? Вы даже не попробовали лепешки!
     -  Честное  слово, больше не могу,- заверил  я.-  Если я  съем еще хоть
кусок, потом не смогу ужинать.
     - Ах да, ужин.- Ее лицо приняло озабоченное выражение.- Ужин...  Боюсь,
на ужин придется обойтись без горячего. Надеюсь, вы не против?
     - Нет-нет, я не против.
     -  Вот и хорошо. Тогда  вы сейчас  отыщите Чарли и возвращайтесь с ним,
когда  он кончит работу.  Захватите свои вещи, и мы  поможем вам устроиться.
Идет?
     И я отправился обратно через  пустырь. Около часа я в упоении бродил по
территории зоопарка. Уипснейд оказался  таким обширным, что за это время при
всем  желании нельзя  было все  охватить, но  я отыскал волчий лес  - густой
сосновый бор, в сумраке которого рыскали хитроглазые звери, время от времени
затевая шумные потасовки. Они  сновали между  деревьями  так стремительно  и
беззвучно, что напоминали влекомые порывом ветра  хлопья пепла. По соседству
с   волками   отгородили  с   полгектара   для  бурых  медведей   -  могучих
светло-палевых  тяжеловесов,   которые  бродили   среди  кустов  утесника  и
куманики, принюхиваясь и роя когтями землю.
     Я  был  восхищен,  такие  условия   содержания  животных  казались  мне
идеальными. Мне еще предстояло узнать, что очень большая площадь таит в себе
минусы и для служителей, и для зверей.
     Внезапно вспомнив  про время, я поспешил к слоновнику и  отыскал Чарли.
Вместе мы забрали мои чемоданы и зашагали через пустырь к коттеджу.
     - Разувайтесь сразу оба,- сказала миссис Бейли, открывая дверь.- Нечего
пачкать мои чистые полы.
     Она показала на расстеленные в прихожей газеты.
     Мы послушно разулись и вошли в носках в гостиную,  где стол уже ломился
от  яств.  Ветчина,  язык с  салатом,  молодой  картофель, горошек,  фасоль,
морковь. И большущий бисквит, щедро залитый сбитыми сливками.
     -  Боюсь  только, вам  этого  маловато,-  озабоченно произнесла  миссис
Бейли.- Здесь одни закуски, но придется уж вам довольствоваться этим.
     - По-моему,  все  в порядке, голубушка,-  заметил Чарли с  присущей ему
мягкостью.
     - Это не совсем то, что у меня  было задумано. Парню нужно горячее. Что
поделаешь, сойдет на этот раз.
     Мы сели и приступили к еде. Все было очень вкусно, и некоторое время за
столом царила тишина.
     -  А  что  привело вас  в Уипснейд, Джерри?  - спросил  наконец  Чарли,
любовно препарируя содержимое своей тарелки.
     - Понимаете,-  начал я,- меня  всю жизнь занимают животные, и я задумал
стать звероловом - ну, ездить  в Африку и другие дальние страны  и привозить
оттуда зверей для зоопарков. Мне нужно  приобрести опыт обращения с крупными
животными.   А  в  Борнмуте,  сами   понимаете,  с  крупными   животными  не
поработаешь. К примеру, разве можно держать в пригородном саду стадо ланей?
     - Понимаю,- подхватил Чарли,- конечно, нельзя.
     - Возьмите еще салата,- предложила мне миссис Бейли; вопросы содержания
крупного зверя в саду за домом ее явно не волновали.
     - Спасибо, не надо, у меня есть,- ответил я.
     - Ну, и когда же вы думаете отправиться в путешествие? - спросил Чарли.
     Спросил без малейшей иронии, и я проникся к нему симпатией.
     - Да вот, как только получу нужную подготовку.
     Чарли  кивнул,  потом  чуть  заметно  улыбнулся своей  мягкой  улыбкой,
беззвучно шевеля губами. Такая у  него была привычка - улыбается и повторяет
про себя услышанное, словно хочет лучше запомнить.
     - Доедайте горошек,- вмешалась миссис Бейли.- Не выбрасывать же его.
     Наконец, наевшись до отвала, мы поднялись на второй этаж, где нас ждали
постели. Окно  моей комнаты выходило  под  карниз, потолок  украшали дубовые
балки.  Она  была  уютно обставлена, и,  разобрав свои  чемоданы с одеждой и
книгами,  я  почувствовал,  что  устроился просто  роскошно.  Со  счастливым
вздохом вытянулся я на кровати. Цель достигнута -  я  в Уипснейде!  Упиваясь
этой мыслью, я уснул. А уже через несколько секунд, как мне показалось, меня
разбудил Чарли, который вошел с чашкой чая.
     - Подъем, Джерри,- сказал он.- Пора на работу.
     После  вкусного  завтрака  -  горячие  сосиски,  бекон, яйца и солидная
порция  чая - мы с Чарли  направились  через сверкающий  от  росы  пустырь к
воротам зоопарка, где смешались с толпой других сотрудников.
     - А где вы будете работать, Джерри? - осведомился Чарли.
     - Не знаю,- ответил я.- Фил Бейтс мне ничего не говорил.
     В эту самую минуту рядом со мной появился Фил Бейтс.
     - А, доброе утро! Устроились? Прекрасно.
     - А куда вы меня поставите работать? - спросил я.
     -  По-моему,-  раздумчиво произнес  Фил,- по-моему, вам  следует начать
сегодня со львов.

2. ЛОГОВО ЛЬВА

     О благородное львиное племя!
     Чосер. Легенда о cлавных женщинах

     Признаться,  предложение начать со  львов  меня слегка  ошарашило. Тешу
себя  надеждой, что ничем не выдал Филу своей  тревоги, но в глубине души  я
полагал,  что  для начала он мог бы  поручить  мне  более ручных животных  -
скажем, стадо  большеглазых  ланей.  Куда это  годится, загонять  человека в
логово льва, не дав ему хоть сколько-нибудь освоиться с обстановкой! Так или
иначе, я постарался сделать вид,  что мне все нипочем, и зашагал по зоопарку
в поисках своей секции,
     Как  оказалось,  секция  тянулась  вдоль  гребня  известняковой  гряды,
частично  поросшей  бузиной и высокой  крапивой.  На  косогоре  над  долиной
кустарник сменялся кочками, в  каждой из которых под аккуратно подстриженным
кроликами   зеленым   париком  приютился   муравейник.   Отсюда   открывался
великолепный вид на мозаику полей,  широкой  полосой отделявших  львятник от
холмов  по  ту  сторону  долины,  и   пастельные   краски   мозаики   словно
переливались, когда по ней скользили тени от облачных громад.
     Мозговой центр секции  помещался  в укрывшейся  среди  бузины маленькой
развалюхе. Лихо сдвинутая набок накладка из жимолости совсем закрыла одно из
двух   окошек,  отчего  внутри  царил  угрюмый  сумрак.  Снаружи  на   стене
красовалась рассохшаяся доска с эвфемистической надписью "Приют". Обстановка
была предельно  спартанской:  три  стула  разной  степени  дряхлости,  стол,
который  дергался  и подпрыгивал, точно норовистая  лошадь,  когда  на  него
что-нибудь ставили, и устрашающего вида черная печка, которая жалась в угол,
испуская  сквозь железные  зубы  едкий  дым и изрыгая невероятное  множество
угольков.
     В этой  темной  лачуге  я  и  застал обоих  служителей секции.  Джеси -
молчаливый, краснолицый, голубоглазый мужчина с малиновым по цвету и фактуре
носом -  весьма  сурово глядел  из-под косматых белых бровей.  Зато  голубые
глаза смуглолицого Джо искрились добродушием, и таким же добродушным был его
заразительный хрипловатый смех. Закончив прерванный моим появлением завтрак,
Джеси провел меня по секции, показал содержащихся в ней животных и  объяснил
мои обязанности.
     В  одном  конце  секции  обитал вомбат Питер,  затем  следовали вольеры
песцов  и енотовидных собак. За вольером белых,  как гриб-дождевик, полярных
медведей я увидел так называемую тигровую яму с двумя тиграми. Еще два тигра
содержались в просторном вольере, и замыкали ряд животные, по  имени которых
называлась вся секция, то есть львы.
     Петляющая в  зарослях бузины дорожка привела  нас  к  высокой  железной
ограде. Территория  львов  примерно  с гектар  раскинулась на  склоне холма,
покрытом деревьями и кустарником. Следуя вдоль отжима, мы  с Джеси подошли к
месту, где заросли расступались, окаймляя лощину, на дне которой в окружении
сочной высокой травы поблескивал пруд.  Под  корявым боярышником  живописной
группой  расположились  львы.  Альберт  о  чем-то размышлял  в бледных лучах
солнца,  закутавшись в гриву.  Золотистые, упитанные, рядом крепко спали его
супруги   Нэн  и  Джил;  только  большущие,   как  тарелки,   лапы  их  тихо
подергивались. Джеси  окликнул своих  питомцев и  провел  палкой по железным
прутьям, приглашая львов подойти  и познакомиться с новым человеком. Альберт
на   миг  повернул  голову,  наградил  нас  испепеляющим  взглядом  и  снова
погрузился  в  раздумье;  Нэн и  Джил  даже  не  шелохнулись. Они  совсем не
производили впечатления  диких и свирепых; скорее вся  тройка показалась мне
ленивой,  раскормленной  и несколько надменной. Джеси расставил  ноги, будто
моряк на палубе качающегося корабля, звучно цыкнул  зубом и устремил на меня
строгий взгляд.
     - Теперь послушай,  сынок,  что  я тебе  скажу,- заговорил  он.- Слушай
меня, и все  будет в порядке. Возьмем вомбата, песцов  и енотовидных - к ним
ты вполне можешь заходить, понятно? А вот с  остальными лучше не шути, не то
они  тебе  покажут.  На  вид-то  они, может,  и  ручные,  а  на  деле ничего
подобного, понял?
     Он снова цыкнул  зубом и пытливо взглянул на меня, проверяя,  усвоен ли
урок.  Я поспешил  заверить его,  что мне  и  в  голову  не придет  затевать
что-нибудь   рискованное,  пока   я  не  познакомлюсь   поближе   со  своими
подопечными.  Я  чувствовал - хотя и не  сказал  об этом вслух,- что было бы
несколько   унизительно  очутиться  в  желудке  льва,   которому  меня,  как
говорится, даже и не представили как следует.
     - Так вот, сынок,- снова заговорил  Джеси, важно кивая,- ты слушай, и я
тебя научу, что и как.
     Первые  дни   я  только  и  делал,  что  учился,  запоминал   процедуру
повседневных  дел: кормления, уборки  и  так далее.  А затем, усвоив  основы
своей  работы,  я  получил  возможность  больше  наблюдать  и изучать  наших
питомцев.  Джеси и  Джо страшно потешало, что я  таскаю с  собой  толстенную
тетрадь и поминутно что-нибудь в ней записываю.
     - Прямо Шерлок Холмс какой-то,- говорил обо мне Джеси.-  Только  и знай
строчит что-то.
     Джо  пытался  дурачить  меня,  описывая  замысловатые  трюки, будто  бы
выполненные на его глазах тем или иным животным, но он  не мог обуздать свою
фантазию, и я быстро разоблачал обман.
     Естественно, я приступил к изучению  львов. Впервые  в жизни оказавшись
на короткой  ноге с этими зверями, я решил прочитать о них все, что можно, и
сопоставить прочитанное  с моими собственными  наблюдениями. При  этом я без
особого удивления обнаружил, что на свете вряд ли найдется  другое  животное
(исключая некоторых  мифических  тварей), которому  приписывали  бы  столько
воображаемых достоинств. С тех самых пор, как некто  в приливе  восторга, не
имеющего ничего общего с зоологической наукой, поименовал льва Царем зверей,
авторы наперебой старались подтвердить его право на этот титул. Больше всех,
как  я убедился, отличились  древние авторы  -  они  единодушно превозносили
Felis leo за его ум, благородство, отвагу и мягкий нрав; надо  думать, это и
предрешило  выбор известными своей простотой и скромностью  англичанами льва
для национальной эмблемы. На самом же деле, как я очень скоро узнал, работая
с  Альбертом и  его  супругами, львы  не совсем таковы, какими  их  рисовали
древние.
     В  старом английском  издании  "Естественной  истории" Плиния  я  нашел
следующее прелестное описание Царя зверея:
     "Лев - единственный среди диких зверей милостиво обращается с теми, кто
смиряется перед  ним,  и  он не  станет  трогать  покорившегося,  а  пощадит
простершуюся перед ним  на земле тварь. Как ни свиреп он и  как  ни жесток в
других случаях, он  обращает свою ярость сперва на самца  и только во вторую
очередь на самку,  а  детенышей  вообще  не  трогает, разве что  в состоянии
крайнего голода".
     Трех  дней  знакомства  с  Альбертом  было  для  меня  довольно,  чтобы
уразуметь,  что  на  него  это  характеристика  никак  не  распространяется.
Свирепости  и жестокости  у  него было  хоть  отбавляй,  но милосердием и не
пахло.  Всякий,  кто  смиренно простерся  бы  на  земле  перед ним,  был  бы
вознагражден за свою кротость укусом в загривок.
     Не  менее  внимательно штудировал  я  Пэчеза,  и он  с самоуверенностью
человека,  в жизни не видевшего львов, сообщил мне, что "в холодных областях
львы более миролюбивы,  в  жарких  -  более  свирепы".  Прочтя эти слова,  я
проникся надеждой, что смогу поладить с Альбертом, так как сразу после моего
прибытия в Уипснейд заметно  похолодало, на холмы обрушился леденящий ветер,
от которого корявые кусты бузины скрипели,  стонали  и зябко  жались  друг к
другу. Если верить Пэчезу, в такую погоду  Альберту и  его женам  полагалось
мило резвиться, наподобие котят.
     Уже  на  второе  утро  мое  доверие  к  Пэчезу  было  грубо  подорвано.
Согнувшись в  три погибели от встречного ветра, синий от холода, я брел мимо
львиной  клетки,  возвращаясь под кров теплого  Приюта.  Между  тем  Альберт
спрятался  в  густой  траве и  крапиве на углу  вольера,  рядом с  дорожкой.
Уверен, он заранее приметил меня  и решил преподнести мне маленький сюрприз,
когда я буду идти обратно. Дождавшись, когда поровнялся с ним, он неожиданно
выскочил  из укрытия  и с устрашающим рыканьем бросился на  железные прутья,
после чего присел и уставился меня желтыми глазищами, злорадно упиваясь моим
испугом. Шутка  эта настолько  пришлась  ему  по  вкусу, что в тот  же  день
попозже  он повторил  ее. И  снова  был  вознагражден зрелищем того,  как  я
подпрыгнул, словно  испуганный  олень.  С  той  разницей,  что я сверх  того
выронил ведро, споткнулся о него и со всего маху шлепнулся в буйную крапиву.
Позже я убедился, что холодная погода  вместо того, чтобы  внушить  Альберту
кротость, превращает  его в  страшного разбойника.  Он  развлекался тем, что
прятался  за  кустами  и  внезапно  выскакивал из  засады, пугая  ничего  не
подозревающих престарелых дам. Видимо, упражнения эти призваны были улучшить
его кровообращение, когда в воздухе пахло морозцем.
     Я  продолжал изучать  сведения Плиния  и  Пэчеза о львах, но  уже более
критически. После бурного дня в  обществе прыгуна Альберта я  отдыхал душой,
читая про сказочно милых четвероногих, куда более симпатичных, чем мои живые
подопечные. Особенно нравились  мне рассказы странников о встречах со львами
в  дебрях,  неизменно подчеркивающие  ум  и  дружелюбие  зверя.  Так, Плиний
сообщает  о Менторе Сиракузском,  как тот встретил  в  Сирии  льва,  который
почему-то проникся  к  нему  самыми  теплыми чувствами, прыгал вокруг  него,
будто шалый ягненок, и со всеми признаками симпатии лизал его следы. В конце
концов Ментор обнаружил, что причиной столь трогательного проявления приязни
был  вонзившийся в лапу зверя большой шип: лев хотел, чтобы человек выдернул
занозу.
     Видимо,  тогдашние  львы  были  поразительно  беспечными,   ибо  Плиний
приводит  также   историю  некоего  Элписа,  которая  даже  меня   заставила
усомниться в  правдивости древнего источника. Не успел этот Элпис ступить на
землю Африки,  как  к  нему подбежал лев с разинутой пастью.  Понятное дело,
странник   бросился  к  ближайшему  дереву,  взывая  к  Вакху  о  защите,  и
продолжительное  время  отсиживался на  верхних  ветвях  упомянутого дерева,
между тем  как лев,  все так же  с  разинутой пастью, бродил внизу, всячески
стараясь дать понять этому тупице, в чем дело. Элпис явно был плохо знаком с
записками путешественников той  поры,  иначе  он тотчас смекнул бы, что льва
мучает шип  или еще  что-нибудь в этом роде, от  чего  он жаждет избавиться.
Прошло довольно много  времени,  прежде чем до него наконец  дошло, что даже
самый свирепый лез  не  станет постоянно ходить  с широко разинутой  пастью.
Тогда Элпис осторожно  спустился на землю и обнаружил, что в пасти льва, как
и следовало ожидать, застряла кость. Он живо и без особых затруднений удалил
эту кость. После чего лев настолько преисполнился радостью и благодарностью,
что взялся поставлять мясо для корабля, на коем прибыл его  спаситель. И все
время,  пока  корабль стоял на якоре у этих  берегов,  лев ежедневно снабжал
команду свежей олениной.
     В отличие от  своих далеких предков Альберт и его жены не жаловались на
здоровье и,  к  моему великому облегчению, не требовали, чтобы мы  извлекали
шипы  из  их  лап.  Несмотря  на  свою  упитанность,  они  были  чрезвычайно
прожорливы,  и  каждая трапеза  сопровождалась  такой грызней,  будто их  не
кормили несколько недель. Альберт хватал самый  большой кус мяса и уносил  в
кусты. Спрячет и поспешно возвращается, чтобы посмотреть - нельзя ли утащить
что-нибудь  у жен. Зрелище  того,  как  он отталкивал супругу  и забирал  ее
порцию, ярко иллюстрировало слова о благородном нраве Царя зверей.
     Раз  в неделю мы  запирали Альберта и  его жен,  чтобы войти в вольер и
убрать обглоданные кости и прочие  следы жизнедеятельности августейших особ.
К ограде была пристроена большая клетка из железных  прутьев, туда-то и надо
было загонять всю троицу, прежде чем приступать к работе. Процедура долгая и
утомительная, и только налет комедии скрашив