.  Но и Н'Понго нельзя оставить,  пока я не
уверен, что дело пошло на поправку. Или что он обречен...
     А  накануне моего  отъезда все  вдруг переменилось.  Н'Понго стал  пить
комплан (концентрированное сухое молоко) и есть различные фрукты.  До вечера
он успел довольно много съесть и  заметно приободрился.  Мой самолет вылетал
утром в восемь тридцать, и я встал пораньше, чтобы проведать Н'Понго. Он уже
сидел на своей полке. Тощий, измученный, но в глазах снова блестела искорка,
которой мы последние дни не видели.  Н'Понго хорошо поел и выпил комплан.  Я
почувствовал, что болезнь его отступает.
     Самолет доставил меня в  Динар,  там мы сели в  машину и покатили на юг
Франции.  Я израсходовал кругленькую сумму на международные разговоры,  зато
каждый раз  мне  сообщали все более утешительные новости,  и,  когда Джереми
сказал,  что  Н'Понго выпил  пинту комплана и  съел  три  куска арбуза,  два
банана,  один абрикос,  три яблока и  белок восьми яиц,  я понял,  что можно
больше не волноваться.
     Когда  я   вернулся  из  Франции,   он  уже  отъелся,   и  в  павильоне
млекопитающих я  увидел  прежнего Н'Понго,  тучного и  коренастого.  Сверкая
озорными глазами, он всячески старался приманить меня поближе к сетке, чтобы
оторвать пуговицы на  пиджаке.  Глядя на  этого артиста,  который катался на
спине и громко бил в ладони, я подумал, что не бывает розы без шипов. Как ни
увлекательно держать редких животных и  как  ни  важно  добиться,  чтобы они
размножались в неволе, все равно, когда они болеют, для вас начинается такая
нервотрепка, что поневоле спрашиваете себя, зачем только вы все это затеяли.


                               Глава восьмая
                        ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЖИВОТНЫХ

                         Уважаемый мистер Даррелл!
          Вы,   наверное,  удивитесь,  что  вам  пишет  совершенно
          незнакомый человек...

     Нашему зоопарку уже пять лет. Все эти годы мы упорно стремились достичь
своей  цели  -  создать  коллекцию животных,  которым на  их  родине  грозит
истребление.  Среди  таких  животных шимпанзе,  южноамериканские тапиры.  Но
гориллы,  пожалуй,  одно из  наших самых замечательных приобретений,  ими мы
особенно гордимся.  За последний год зоопарк получил много других редкостных
экспонатов.  Не  всегда можно купить или  отловить то,  что  нас интересует,
тогда  мы   меняемся.   Вот  недавно  за   страуса  нам  дали  бинтуронга  -
своеобразного,  напоминающего медведя  зверька с  цепким  хвостом,  уроженца
Восточной Азии, - и очкового медведя, которого мы нарекли Педро.
     Очковые медведи -  единственные в Южной Америке представители семейства
медведей,   обитают  они  высоко  в  Андах,  и  область  их  распространения
сравнительно   невелика.   Масть   у   них   черно-бурая,   глаза   окружены
светло-коричневыми кольцами,  на  груди -  такого же цвета короткий "жилет".
Они достигают размеров обычного черного медведя,  но Педро прибыл к  нам еще
совсем малышом и  был  ростом с  крупную легавую.  Он  оказался на  редкость
ручным и больше всего на свете любил, стоя на задних лапах и просунув сквозь
решетку передние, уплетать шоколад. Педро - страшный фат, даже позы, которые
он принимает, кажутся заимствованными у какого-нибудь самодовольного щеголя,
завсегдатая светских приемов.  Со скучающим видом он прислонялся к  решетке,
одной ногой опершись на чурбан и лениво свесив передние лапы...
     Быстро открыв, что его некоторые трюки вызывают усиленный приток конфет
и  шоколада,  он  сам  додумался танцевать.  Стоя  на  задних  лапах,  Педро
выгибался назад до  отказа и  медленно кружился.  Выходил своего рода  вальс
задом  наперед.  Этот  номер всегда покорял зрителей.  Чтобы Педро было  чем
тешиться,  мы подвесили к потолку клетки бочку с выбитым днищем.  Получились
круговые качели,  которые доставляли ему бездну удовольствия.  Он с  разбегу
нырял  в  бочку,  заставляя ее  сильно раскачиваться.  Иногда он  разбегался
слишком сильно и выскакивал с другого конца, шлепаясь на пол. Когда на Педро
находила легкая грусть,  он забирался в свою бочку и лежал в ней,  посасывая
лапу и  гудя что-то  себе под  нос -  так гулко,  словно в  бочке установили
динамо-машину.
     Поскольку мы  рассчитывали найти Педро супругу,  надо  было строить ему
новую клетку.  Пока ломали старую квартиру и  строили новую,  его  держали в
большой упаковочной клети.  Сперва Педро не  на  шутку обиделся,  но,  когда
клеть перенесли поближе к  кормокухне и  фруктовому складу,  он  решил,  что
жизнь  не  такая  уж  плохая  штука.  Работники кухни  постоянно ходили мимо
обители Педро и  всякий раз совали ему что-нибудь вкусненькое.  А за два дня
до перевода Педро в новую клетку в зоопарке поднялся переполох. Мы с Джеки в
это время принимали у  себя в  доме гостя и  пили с  ним чай.  Вдруг щелкнул
внутренний телефон,  и  Кэт  ровным  голосом,  словно  речь  шла  о  приходе
почтальона, объявила:
     - Мистер Даррелл, я хочу вам сообщить, что Педро сбежал.
     А надо сказать,  что,  хотя Педро прибыл к нам малышом,  он рос на диво
быстро  и  успел  стать  довольно крупным  зверем.  Правда,  он  по-прежнему
оставался удивительно ручным,  но,  к  сожалению,  медведям  никогда  нельзя
доверять полностью.  Поэтому новость о побеге Педро меня сильно встревожила.
Спустившись по лестнице, я через заднюю дверь выскочил во двор.
     Кормокухня и фруктовый склад размещены у нас в одном из флигелей. И вот
на  плоской крыше этого флигеля я  увидел Педро.  Он  носился галопом взад и
вперед, наслаждаясь свободой. На беду, как раз на эту крышу выходило одно из
окон нашей квартиры.  Если Педро проникнет внутрь, он может произвести у нас
немалые опустошения...  А  Педро явно не знал,  что такое стекло.  У меня на
глазах он подбежал к окну и,  встав на задние лапы, бросился вперед. Хорошо,
что это было старинное подъемное окно с маленькими стеклами -  оно выдержало
напор. А будь в раме одно большое стекло, Педро разбил бы его вдребезги да и
сам, наверное, крепко пострадал бы.
     Медведь удивленно отступил назад - какой-то незримый барьер не пускал в
квартиру!  Я бросился к его клети, намереваясь открыть дверь, но ее, как это
всегда бывает в  экстренных случаях,  заело.  Педро подошел к  краю  крыши и
посмотрел на меня.  Он явно хотел мне помочь,  но не решался прыгать с такой
высоты. Я еще сражался с дверью, когда появился Шеп с лестницей в руках.
     - Без  лестницы ничего не  получится,  -  объяснил он.  -  Педро боится
прыгать.
     Шеп поставил стремянку к  стене,  а я продолжал поединок с дверью.  Мне
стал  помогать  подоспевший Стефан.  Тут  Педро  увидел  лестницу.  Радостно
гикнув, он скатился по ней вниз, будто циркач, и шлепнулся у ног Стефана.
     У Стефана ничего не было в руках для защиты, у меня тоже. К счастью, он
не  растерялся и  сделал единственно правильное:  остался спокойно стоять на
месте.  Педро встал,  увидел рядом Стефана,  что-то буркнул и, поднявшись на
задние  лапы,   положил  передние  ему  на  плечи.  Стефан  побелел,  однако
по-прежнему не шевелился.  Я лихорадочно искал взглядом, чем стукнуть Педро,
если он и впрямь нападет на моего помощника.  Но Педро вовсе не собирался ни
на кого нападать.  Смачно облизав Стефана своим розовым языком, он опустился
на четвереньки и запрыгал вокруг клетки,  словно ошалевший пес.  Я продолжал
возиться с непослушной дверью.  И тут Педро допустил промах. Затеяв какую-то
очень сложную и развлекательную игру,  он ворвался в кормокухню.  Тотчас Шеп
захлопнул  за  ним  дверь.  После  этого  мы  наконец  справились с  клетью,
пододвинули ее вплотную к кухне,  открыли дверь, и Педро безропотно вернулся
в  свою обитель.  Стефан удалился,  чтобы подкрепиться чашкой крепкого чая и
прийти в себя.
     Через  два  дня  мы  перевели Педро  в  новые,  просторные апартаменты.
Радостно было видеть,  как он бегает,  обследуя каждый уголок,  как висит на
прутьях решетки, как делает пируэты от восторга, что кругом столько места.
     Для владельцев зоопарка рождественские,  юбилейные и  прочие подарки не
проблема:  вы попросту дарите друг другу животных.  Любому супругу,  который
ночами не  спит,  ломает себе голову,  что бы  такое преподнести жене к  дню
рождения или к юбилею,  настоятельно советую обзавестись зоопарком, и задача
будет решена.  Итак,  когда мама,  секретарша и три служащих,  каждый особо,
напомнили мне, что надвигается (только подумать!) двенадцатая годовщина моей
свадьбы,  я  засел  штудировать торговые  каталоги,  чтобы  выяснить,  какие
экспонаты  могли  бы  одновременно порадовать душу  Джеки  и  обогатить  наш
зоопарк.   У   этой  хитрости  был  еще  один  плюс:   не  боясь  упреков  в
расточительности, я мог потратить гораздо больше денег, чем в обычное время.
Несколько  часов  просидел  я  над  каталогами,  глотая  слюнки,  и  наконец
остановился  на  двух  парах  венценосных голубей,  о  которых  Джеки  давно
мечтала.  Это самые крупные представители семейства голубиных и, безусловно,
одни из самых красивых:  серо-голубое оперение, алые глаза, большой пушистый
хохол.  Никто не  знает,  насколько они преуспевают как вид,  но  во  всяком
случае их стреляют почем зря -  и ради мяса, и ради перьев. Поэтому вовсе не
исключено,  что они вскоре окажутся в  списке исчезающих.  Из каталогов было
видно,  что  дешевле  всех  продает  венценосных  голубей  один  голландский
торговец.  А  так как мне очень нравится Голландия и ее обитатели,  я решил,
что вполне могу сам отправиться за птицами.  Это позволит мне выбрать лучшие
экземпляры (ведь  для  такой  годовщины,  согласитесь,  нужно  только  самое
лучшее!),  а  заодно  я  смогу  посетить  несколько  голландских  зоопарков,
которые,  на мой взгляд, занимают одно из первых мест в мире. Успокоив таким
образом свою совесть, я отправился в Голландию.
     Надо же  было так случиться,  что в  то  самое утро,  когда я  пришел к
торговцу  выбирать  голубей,   он   получил  орангутангов.   Затруднительное
положение!  Во-первых, я всю жизнь мечтал об орангутанге. Во-вторых, я знал,
что орангутанги нам не  по  карману.  В-третьих,  по  ряду причин,  в  числе
которых большой спрос на этих милых и  кротких обезьян,  их осталось в лесах
очень мало,  а лет через десять они могут вовсе исчезнуть. Как мне поступить
- мне,  борцу  за  спасение исчезающих животных?  Подать жалобу на  торговца
нельзя:  раз уж орангутанги попали в Голландию, никто не может ему запретить
держать их.  Так  как же  мне поступить?  Можно оставить обезьян на  милость
торговца,  даже не заходить к  нему,  но можно их спасти -  и поддержать тот
самый вид торговли, который я решительно осуждаю.
     Мысль о спасении животных так меня захватила, что я уже не хотел думать
о  финансовой стороне дела.  Заранее зная,  чем  это кончится,  я  подошел к
клетке, заглянул в нее, увидел двух лысых и узкоглазых детенышей орангутанга
- и  потерял голову.  Самец был  чуть побольше ростом и  напоминал свирепого
восточного разбойника,  зато  у  самки было  очень милое,  даже трогательное
личико.  Живот у  обоих большой и  раздутый,  так  как  охотники и  торговцы
почему-то упорно пичкают орангутангов рисом,  хотя им от такого корма пользы
никакой, только растяжение желудка и кишечные заболевания.
     Орангутанги сидели обнявшись на  подстилке.  В  том страшном и  опасном
мире,  который их окружал, каждый из них видел в другом единственно знакомое
и  понятное существо.  Если  не  считать этих раздутых животов,  орангутанги
выглядели здоровыми, но были они настолько юными, что я сомневался - выживут
ли.  Глядя, как эти бедняжки льнут друг к другу и с каким страхом смотрят на
меня, я все-таки не устоял и выписал чек, хотя отлично знал, что меня ждет.
     Вечером я позвонил на Джерси и сообщил,  что все в порядке, мне удалось
купить не только венценосных голубей, о которых мечтала Джеки, но и две пары
великолепных фазанов.  В  ответ Кэт и  Джеки заявили,  что я  не умею беречь
деньги и  меня нельзя одного отпускать в  зоологические магазины.  Как я мог
купить фазанов,  зная,  что в  зоопарке нет на это средств?  Я ответил,  что
фазаны очень редкие,  расход на них вполне оправдан. Потом небрежно добавил,
что купил еще кое-что.
     - Что именно? - подозрительно осведомились они.
     - Двух орангутангов, - беззаботно ответил я.
     - Орангутангов?  -  ахнула Джеки.  - Ты с ума сошел. Сколько они стоят?
Где мы будем их держать? Ты просто свихнулся.
     Кэт,  узнав о  моей покупке,  согласилась с Джеки.  Я объяснил им,  что
орангутанги совсем крохотные,  в карман можно посадить, и не оставлять же их
в Голландии, в зоомагазине, чтобы они там погибли.
     - Ты их сразу полюбишь,  как только увидишь, - с надеждой произнес я. В
ответ раздался иронический смешок.
     - Ну,  ладно, - философски заключила Джеки. - Купил так купил, а теперь
поскорей возвращайся домой, пока еще что-нибудь не придумал.
     - Завтра вернусь, - ответил я.
     На следующий день я отправил самолетом фазанов и венценосных голубей, а
сам со  своими двумя беспризорниками сел на теплоход.  Они держались робко и
недоверчиво (правда, самка была чуть посмелее), но через несколько часов мне
все-таки удалось их задобрить лакомствами, и они стали есть у меня из рук. Я
долго раздумывал и  наконец решил назвать их Оскар и  Бали -  эти имена были
как-то связаны с их родиной.
     Я избрал теплоход прежде всего потому, что вообще не доверял воздушному
транспорту.  Почему-то я всегда уверен,  что пилот моего самолета только что
выпущен из сумасшедшего дома, да и то потому, что у него нашли грудную жабу.
Кроме  того,   я   надеялся  за  время  плавания  поближе  сойтись  с  моими
подопечными.  И  не ошибся.  К концу путешествия у меня установился неплохой
контакт с Бали, а Оскар успел дважды укусить меня.
     Как  я  и  ожидал,   мои  лысые  и  пузатые,   обросшие  рыжей  шерстью
беспризорники с  первого же  дня  полюбились всем  в  зоопарке.  Их  осыпали
ласкательными словами,  поместили в особую, заранее подготовленную клетку, и
не  было  минуты,  чтобы  кто-нибудь  не  подошел проведать их  и  сунуть им
что-нибудь  вкусненькое.   Правда,  прошло  около  месяца,  прежде  чем  они
приобрели уверенность в  себе и почувствовали,  что мы не такие уж чудовища.
Зато после этого наши орангутанги буквально расцвели и  вскоре стали чуть ли
не самыми популярными обитателями зоопарка.  Нельзя было без хохота глядеть,
когда эти лысые,  фигурой смахивающие на Будду, косоглазые озорники затевали
потасовку.  И  какую  потасовку!  Я  в  жизни  не  видел  ничего  подобного.
Впечатление было такое,  словно ноги у них вопреки всем вашим представлениям
об  анатомии свободно вращаются в  любую  сторону в  тазобедренных суставах.
Покряхтывая,  издавая хриплые смешки, борцы катались по соломенной подстилке
и сшибались животами.  Руки и ноги у них переплетались так, что казалось, им
уже  никогда не  распутаться.  Порой,  когда Оскар позволял себе  чрезмерную
грубость, Бали выражала свое возмущение чуть слышным, тонким и пронзительным
визгом, совсем неожиданным для такого крупного животного.
     Росли они удивительно быстро,  и  скоро их  пришлось перевести в  новую
клетку.   Заботясь  о   их  развитии,   Джереми  смастерил  для  них  особую
конструкцию,  нечто вроде длинной железной стремянки, подвешенной к потолку.
По ней было очень удобно лазить,  и  орангутанги вполне ее оценили.  Они так
прилежно упражнялись,  что  их  животики вскоре  приобрели более  нормальные
размеры.
     Нрав у них был совсем разный.  Оскар -  настоящий хулиган. При всей его
трусости он  никогда  не  упустит случая  устроить какое-нибудь  безобразие.
Вместе  с  тем  он,   несомненно,   умнее  Бали  и  не  раз  показывал  свою
изобретательность.  В  клетке орангутангов есть  ниша с  окном.  Мы  накрыли
подоконник досками,  и получилась полка, на которой можно было сидеть. Снизу
к  ней вела стремянка.  Но Оскар по каким-то одному ему ведомым соображениям
решил  убрать  доски  с  подоконника,  встал  на  них  и  принялся  дергать.
Естественно,  у него ничего не получилось,  ведь он прижимал их своим весом.
Оскар  долго  думал  и  в  конце  концов изобрел способ снять доски,  причем
проявил редкую  для  человекообразных обезьян смекалку.  Стремянка кончалась
примерно в двух дюймах от дощатого настила.  И он сообразил:  если просунуть
что-нибудь в эту щель и нажать, используя железную перекладину стремянки как
точку  опоры,  получится рычаг.  И  орудие подходящее под  рукой -  стальная
тарелка!  Прежде чем  мы  обнаружили,  что у  нас в  зоопарке есть обезьяна,
применяющая орудия труда, Оскар уже выломал шесть досок, и это доставило ему
колоссальное удовольствие.
     К  сожалению,  у  Оскара и  Бали,  как  это часто бывает с  обезьянами,
выработались кое-какие скверные привычки. Так, им понравилось пить мочу друг
друга.  Причем они настолько обаятельны и делают это так потешно, что нельзя
смотреть на  них без смеха.  Усевшись на  стремянке,  Оскар пускает обильную
струю,  а  Бали внизу ловит этот нектар открытым ртом и  смакует его с видом
знатока.  Наклонит голову набок  и  дегустирует,  словно пытается определить
виноградник и  год  разлива.  Кроме  того,  они  поедают  свои  испражнения.
Насколько мне известно, такие привычки появляются у обезьян только в неволе.
В родном лесу обезьяны находятся в движении, моча и кал улетают далеко вниз,
на лесную подстилку, сразу исчезая с глаз, так что нет соблазна их отведать.
А  в неволе,  стоит им приобрести такую привычку,  и уж потом их не отучишь.
Вреда от  этого никакого,  если не считать,  что при заражении какими-нибудь
паразитами они, сколько их ни лечи, все время заражаются друг от друга.
     Ценнейшее приобретение для нашего зоопарка - две гаттерии (или туатары)
из  Новой  Зеландии.  Некогда  эти  удивительные рептилии  были  там  широко
распространены,  но  на  Южном и  Северном островах их истребили,  и  теперь
гаттерии  можно  найти  лишь  на  некоторых  мелких  островках у  побережья.
Новозеландское   правительство   ревностно   их   охраняет.    Очень   редко
какому-нибудь  зоопарку  удается  приобрести гаттерию.  Ненадолго приехав  в
страну,  я  рассказал  местным  деятелям  о  моей  работе  на  Джерси.  Меня
неосторожно спросили,  какого представителя новозеландской фауны мне  больше
всего  хочется  получить.  Чтобы  не  показаться жадным,  я  подавил желание
ответить "всех"  и  назвал  только  гаттерию.  Министр,  ведающий природными
ресурсами,  сказал,  что это вполне осуществимо. Гаттерию я получу. Однако я
(хотя дареному коню в  зубы не  смотрят) ответил на  это,  что одна гаттерия
меня не устроит.  Ведь я  задумал устроить питомник,  а  какой же питомник с
одним животным?  Вот если бы получить пару... Рассмотрев вопрос в надлежащем
порядке,  власти постановили разрешить мне вывезти самца и  самку.  Это была
настоящая победа!  По-моему,  из  всех зоопарков мира только наш  имеет пару
этих редкостных рептилий.
     Климат Новой Зеландии и Джерси довольно схож. Гаттерий, которых я видел
в  других  зоопарках,  держали в  клетках с  температурой двадцать четыре  -
двадцать семь градусов. Мне казалось, что это в порядке вещей, но, когда я в
Новой Зеландии встретил их  на воле,  мне сразу стало ясно,  что большинство
европейских  зоопарков  делает  ошибку,   обращаясь  с   гаттериями  как   с
тропическими рептилиями.  Оттого-то  их век в  неволе обычно очень короткий.
Получив  разрешение вывезти гаттерий,  я  твердо  решил  получше оборудовать
клетку и  поддерживать в ней привычную для них температуру.  Мы принялись за
дело  сразу,   как  только  Управление  природных  ресурсов  Новой  Зеландии
известило меня,  что гаттерий скоро будут высланы.  У  нас получилось что-то
вроде  комфортабельной теплицы длиной  двадцать один  и  шириной одиннадцать
футов.   Остекленное  покрытие   позволяло   открывать  рамы   и   постоянно
вентилиро