но найти следы  их пребывания:  отпечатки лап на песчаном полу, несколько
выпавших игл, недоеденные плоды.
     В  одной  пещере  я  нашел   орех,  недавно  сорванный  с  пальмы;  это
доказывало, что  дикобраз  проделал за ночь  очень длинный путь,  так как до
ближайшей плантации, где он мог  добыть этот орех, было не менее шести миль.
В  другой пещере я нашел  доказательства  того,  что  дикобразы  забавляются
примерно  так же,  как это  делают  в  Англии  выдры.  В  этой  пещере  одна
каменистая  стена спускалась к  полу под углом  в сорок пять  градусов. Этот
склон был отполирован телами дикобразов. Судя по следам на  песке, дикобразы
забирались на верхушку ската, съезжали по нему вниз, снова взбирались наверх
и снова  съезжали вниз. Этой веселой игрой в пещере занимались, по-видимому,
уже многие поколения  дикобразов, так  как  поверхность склона блестела, как
стекло.  Местное  название  дикобраза происходит,  очевидно, от  английского
жаргонного словечка  "чук",  подразумевающего колючку,  шип и в  особенности
медицинский шприц. В  английском жаргоне множественное число существительных
образуется путем простого  повторения, поэтому дикобраз и получил в Камеруне
название  "чук-чук". Я нашел  это  название очень подходящим, так  как после
первой  встречи с дикобразом я был весь исцарапан и у меня все болело. Через
два дня дикобраз  стал совсем ручным  и подходил к двери клетки, чтобы взять
пищу  из моих рук.  Но он  еще ощетинивался, дергал хвостом и  топал ногами,
когда я  пытался  коснуться его рукой. Позже он стал подходить  к решетке  и
позволял мне щекотать ему уши и почесывать  подбородок,  но  только  при том
условий, чтобы нас разделяла решетка.
     Покурив  и описав  в самых  лестных для меня  красках  историю пленения
дикобраза, я предложил идти дальше.  Вскоре мы  захватили новый  трофей, что
также доставило  мне большую  радость.  Хотя  это и не  был такой интересный
зверь,  как дикобраз, тем не менее  он  тоже был мне очень  нужен. На  ветке
футах  в десяти от земли я заметил  при свете фонаря двух спящих хамелеонов.
Они  лежали почти  рядом, большие  глаза их  были закрыты,  ноги  подобраны,
туловища  отливали  бледной  и  обманчивой  серебристо-зеленой окраской.  Мы
обломили ветку и стряхнули хамелеонов  в мешок,  прежде чем они проснулись и
успели понять, что произошло. Я предполагал. судя по тому, что они  спали на
одной ветке, что это самец и самка в период спаривания. Оказалось, что я был
прав,  через несколько недель самка отложила  на дно  клетки пять белых яиц,
очень похожих по размерам на воробьиные.
     Запрятав  в мешок хамелеонов, я почувствовал такое  воодушевление, что,
ни на минуту не задумываясь, вступил бы в единоборство с  леопардом, если бы
он повстречался мне  на  пути. К  счастью  для  меня,  эти  большие  кошки в
Камеруне  исключительно  осторожны.  В одном  месте наши  фонари  неожиданно
осветили двух маленьких галаго. В  Камеруне встречаются три  вида  галаго, и
два  из  них, насколько  мне  было  известно,  не  были  еще  представлены в
зоологических садах  Англии. Точно определить вид,  к  которому  принадлежит
животное, сидящее  на  высоте  двадцати  футов и  освещенное  слабым  светом
фонаря,  было  невозможно, поэтому я решил преследовать  со всей энергией  и
решительностью любую обезьяну, хотя бы отдаленно напоминающую галаго. Так мы
поступили  и  с  замеченной  нами  парой,  которая  карабкалась  по  лианам,
поглядывая на  нас  огромными,  сверкающими,  как  крупные рубины,  глазами.
Поимка галаго явно была не под силу одному человеку, поэтому, оставив Андраю
с фонарем, я и Элиас с разных сторон подошли к дереву, вскарабкались на него
и  начали приближаться  к обезьянам. Они  очень  походили на  пару маленьких
пушистых котят,  с поразительной грацией и  ловкостью прыгавших  по  лианам.
Постепенно мы подобрались к обезьянам, и я приготовил свой сачок.
     После   дикобраза   и  двух  хамелеонов  я   рассматривал   предстоящее
приключение  как детскую  игру. В тот момент, когда  я кинулся  к  галаго  и
попытался их поймать, с головокружительной  быстротой произошли три события:
моя  рука  коснулась  чего-то  длинного,  тонкого  и  холодного,   начавшего
скользить и извиваться, сачок выпал из моей руки и полетел на  землю, галаго
испугались произведенного мною шума, прыгнули и исчезли в темноте.
     Я замер  на  месте, не рискуя двигаться  по ветвям,  так как не знал ни
точного местонахождения змеи, ни того, какого она вида.
     -- Андрая!--крикнул  я вниз.--Посвети мне сюда. Здесь змея, и она  меня
укусит, если я ее не увижу.
     Андрая отозвался на крик, навел фонарь  на ветку, и  я увидел змею. Она
свернулась кольцом на пучке веток и листьев на расстоянии фута от моей руки.
Задняя часть ее тела обвилась вокруг ветви, но передняя часть была свободна,
прогнулась вперед и, очевидно, была  готова к  боевым действиям.  Змея  была
тонкая,  с коричневой  кожей  и  темными пятнами  на  ней, с  короткой тупой
головой, на  которой  выделялась пара больших глаз.  Длина  змеи,  вероятно,
достигала двух футов. Мы  настороженно  рассматривали друг друга.  Ловить ее
мне было нечем, лихорадочные поиски в карманах дали мне лишь короткий  кусок
бечевки.  Связав из  бечевки скользящий  узел,  я  отломил  большую ветку  и
прикрепил к  ней свой самодельный силок. В это время змея решила  расстаться
со мной и начала быстро скользить по ветвям. Держась ногами и одной рукой за
ветви, я трижды  тщетно пытался накинуть  силок  на  тонкую  шею  змеи. Лишь
четвертая попытка увенчалась успехом,  и я крепко стянул узел; змея зашипела
и свернулась в клубок вокруг узла. Привязав к  рукоятке силка  платок, чтобы
легче найти его на земле, я предупредил Андраю и бросил силок со змеей вниз.
Когда я спустился,  змея  находилась  уже  в  мешке.  Я был очень  расстроен
исчезновением  галаго.  В  дальнейшем  мне  больше  ни  разу  не  доводилось
встречать их в лесу.


ГЛАВА V
     Ископаемое кусается
     Привлекательность работы  зверолова в значительной степени определяется
неожиданностью   складывающихся    обстоятельств,   невозможностью   заранее
предсказать  результат каждого  выхода  в лес, каждой  встречи с  животными.
Отправляясь  утром  в  лес с единственной целью  наловить летучих  мышей,  я
возвращался  вечером с  огромным  удавом в  сетях, с  сумками,  заполненными
птицами, и с большим количеством гигантских тысяченожек в карманах. Затратив
несколько  недель на бесплодные поиски в лесу  редкой разновидности  белок и
решив  наконец остаться  на  один день в лагере  и отдохнуть, я увидел  двух
представителей этой разновидности, беззаботно играющих в ветвях деревьев над
моей  палаткой.  Желая  застраховать  себя от всяких случайностей, я  брал с
собой в лес двадцать  помощников, вооруженных всевозможными принадлежностями
для поимки любых животных, от  слона до мухи, и в течение  дня мы ничего  не
находили. У меня, например,  было твердое убеждение, что какое-либо животное
предпочитает определенный  тип местности:  скажем, лесные поляны. Рассказы и
сообщения  путешественников  единодушно  подтверждают  этот  факт.  И  вот я
начинаю  тщательно  обследовать  все  поляны  на  расстоянии   многих  миль,
расставляю капканы, прокуриваю поляны дымом, буквально прочесываю местность.
Мне попадаются многочисленные разновидности крыс,  мышей, кузнечиков, змей и
ящериц,  но только  не то животное,  которое  мне нужно.  Зная, однако,  что
встретить его можно только на лесных полянах, я продолжаю поиски. Обследовав
территорию,  дважды превосходящую  по размерам площадь аргентинской пампы, я
прекращаю поиски  и  через неделю нахожу  это животное в густом лесу милях в
двадцати  от  ближайшей поляны.  В подобных  курьезах есть,  конечно,  много
раздражающего, утомительного, но, как я уже  говорил,  и много интересного и
захватывающего; отправляясь в лес, никогда нельзя предвидеть, вернешься ли в
лагерь с пустыми руками или с несколькими нужными драгоценными экземплярами.
     В Камеруне,  как  и  в  других  странах, имеется  множество  интересных
животных, и по крайней мере половина из них ни разу еще не была представлена
в живом виде в Англии. Некоторые виды  животных  никогда  не переходили даже
границы  лесов Камеруна. Есть и такие редкие звери,  о которых знают лишь по
двум-трем шкуркам в различных  музеях мира; об образе жизни и привычках этих
зверей совершенно ничего не известно. О некоторых зверях ученые знают только
то, что они действительно существуют в природе. Таких зверей, разумеется, мы
мечтали  поймать в первую очередь. Представления об образе жизни и привычках
зверей  можно получить двумя способами: либо наблюдая за ними на  воле, либо
изучая  их  жизнь  в заточении.  Поскольку подавляющее большинство  зоологов
лишено  возможности выезжать в различные уголки  земного шара и наблюдать за
живущими  на  свободе  зверями, приходится в  основном  пользоваться  вторым
способом  -- вылавливать зверей и отправлять их к месту жительства зоологов.
В связи с этим  я  считал  более  важным поймать зверя, еще не попадавшего в
плен живьем, даже если этот зверь величиной не больше мыши, чем ловить более
крупных,  но  хорошо известных  животных. К  сожалению, охотники кроме всего
прочего  связаны   также  и  финансовыми  соображениями,  а   более  крупные
представительные животные оплачиваются значительно выше.
     Больше  всего  я  хотел  поймать  ангвантибо-маленького,  исключительно
редкого  лемура, который живет только в лесах Камеруна.  Специальное задание
на его поимку я  получил от Лондонского зоологического общества, не имевшего
еще такого  экземпляра, представляющего огромный интерес  для натуралистов и
анатомов.   У  меня  был  при  себе  только  один  экземпляр  рисунка  этого
уникального зверька. С каждым днем этот рисунок становился все более грязным
и засаленным, так как я показывал его каждому приходившему ко мне охотнику и
умолял его поймать и принести мне этого лемура. Неделя проходила за неделей,
никаких сведений о лемуре я не получал, и настроение мое заметно ухудшилось.
Я  значительно  повысил  цену  за поимку зверька, но  и это  не дало никаких
результатов. Было известно, что ангвантибо ведет ночной образ жизни, поэтому
при каждом ночном  выходе я просил  Элиаса  и  Андраю показывать мне участки
леса,  особенно  густо  заросшие  лианами и  другими  вьющимися  растениями,
надеясь  случайно обнаружить нужную мне обезьяну. Во время  одного  из  этих
тщетных  поисков  лемура мы  встретили другого,  почти  такого  же редкого и
интересного зверя.
     Однажды ночью мы прошли по лесу  несколько миль, много раз взбираясь на
заросшие лианами деревья, но не обнаружили ни одно живое существо.  В  самом
мрачном  настроении мы  сели отдохнуть и покурить.  Элиас предложил дойти до
протекающей неподалеку  речки и  поискать  детенышей крокодила.  Решив,  что
после  такой  неудачной охоты даже  маленький  крокодил  представит для  нас
некоторую  ценность,  я  принял  предложение Элиаса. В  эту  ночь  нас  было
четверо:  к постоянному нашему составу присоединился молодой парень по имени
Амос,  на которого мы нагрузили все сети,  сумки и  мешки.  После нескольких
ночных вылазок я убедился, что у меня и моих помощников во время  охоты руки
должны  быть свободны.  Амос оказался для нас довольно  странным  спутником.
Казалось, он совершенно не понимал цели наших ночных прогулок,  и я никак не
мог ему  втолковать, что поймать или  даже просто увидеть зверей  можно лишь
при  условии соблюдения  полнейшей тишины.  Он  часто спотыкался, с грохотом
ронял  жестяные банки,  с  шумом  раздвигал кустарник и при  каждом  удобном
случае  цеплялся за ветки различными частями своего груза. Мы тратили больше
времени на высвобождение Амоса из кустов, чем на поиски зверей.
     Речка  текла по гранитному дну, неровности  которого образовали большое
количество водопадов и заводей. Кое-где вода пробивалась сквозь скалы, русло
делилось на три и более протоков с каменистыми островками посередине. На тех
участках,  где речка  текла  спокойно,  вода наносила на  берег белый песок,
блестевший  при  свете  фонарей, как  слоновая  кость.  Вырезав себе палки с
развилиной на конце,  мы  спустились в воду и пошли вверх по  течению. Через
полчаса мы заметили на узком  песчаном берегу  два свирепо сверкающих глаза.
Мы  осторожно  приблизились  и  увидели маленького  крокодила  длиной  около
восемнадцати  дюймов.  Он  лежал на песке, приподняв голову, и  настороженно
следил за нашим приближением. Ослепив  его светом фонарей  и подойдя к  нему
вплотную, мы  палками  прижали  его голову  к  земле. После  продолжительных
переговоров  с Амосом, который  упорно  отказывался подойти к  нам  со своей
амуницией, мы  благополучно  положили крокодила  в коробку.  Со  значительно
улучшившимся  настроением  мы  направились дальше  и  скоро увидели высокие,
футов  до  двадцати, скалы, между которыми  с шумом неслись  вспененные воды
реки. Влажная поверхность скал заросла  папоротником и бегонией. С  большими
предосторожностями  стали  мы подниматься  вверх. На полпути, пробираясь  по
узкому  выступу над обрывом, я заметил притаившуюся под  пучком папоротников
толстую и красивую жабу. Она  учащенно дышала и равнодушно смотрела на меня;
преобладающим у нее был яркий горчично-желтый цвет. Такой жабы у меня еще не
было, и я решил присоединить ее к своей коллекции. Сделать это, однако, было
трудно, я  стоял на узком  уступе  и руками держался  за неровную  бугристую
поверхность  скалы.  Поверхность  эта  была   влажной  и  скользкой,  и  мне
приходилось прилагать немало усилий,  чтобы не  сорваться с обрыва в бурные,
пенящиеся между камнями воды реки. Взглянув вверх,  я увидел, что  Элиас уже
достиг вершины и теперь, перегнувшись через край, фонарем освещает мне путь.
     -- Элиас!--крикнул я.--Здесь жаба, но я не могу ее схватить. Спусти мне
конец своей повязки, я возьмусь за него и другой рукой поймаю жабу.
     Элиас  немедленно развязал набедренную повязку  и протянул мне один  ее
конец.  Она  оказалась  слишком короткой. Я  обругал  себя  за  то,  что  не
догадался взять из лагеря веревку.
     -- Возьми повязку у Андраи и свяжи их вместе, -- приказал я.
     Наверху  послышался  оживленный  спор.  Очевидно,  Андрая  считал  себя
скромным  человеком  и  не хотел  остаться  на  вершине  водопада совершенно
обнаженным. Наконец сверху  спустились  повязки с  большим узлом посередине.
Схватившись  за конец повязки, я получил возможность освободить одну руку  и
поймать жабу. Оказалось, однако, что, пока я был занят  другими делами, жаба
ускакала от меня по уступу  на шесть футов. Держась за повязку, я последовал
за  ней.  Жаба  присела на  самом краю уступа, и, двигаясь  вслед за ней,  я
должен  был  полностью  рассчитывать  на  прочность  моей  импровизированной
веревки. Сделав резкое движение, я схватил жабу за  заднюю  лапу. Напуганный
зловещей  картиной  бушующего  под моими  ногами  водопада,  я  инстинктивно
взглянул  вверх   и  увидел,  что  связывающий  обе  повязки  узел  начинает
расходиться.  В тот  самый  момент, когда я добрался до прежнего места, узел
развязался. Андрая с грустью  следил за тем,  как его повязка упала в реку и
закружилась в водовороте.
     Когда мы достали платок Андраи и собрались на вершине, я осмотрел жабу.
Можно   понять  мои   чувства,   когда   выяснилось,   что   эта   жаба   --
представительница  наиболее распространенного  в  Камеруне  вида, изменившая
окраску в период беременности. Я выпустил ее, и она медленными, размеренными
прыжками с удивленным выражением на морде ускакала в кусты. Мы шли по берегу
реки, клокотавшей и пенившейся между большими  камнями, и искали крокодилов.
Вскоре были пойманы еще два детеныша. Затем  мы  около часа  шли  по воде  и
ничего  за это  время не  обнаружили. Амос успел уже устать  и, шагая далеко
позади нас,  периодически  издавал громкие жалобные стоны. Я понимал, что он
адресовался не к нам, а просто вслух изливал свои чувства, тем не менее  его
стоны раздражали меня. Элиас и Андрая шли  впереди, освещая путь фонарями, я
нес все наши рогатины. Когда  прошло, как мне показалось, несколько  часов и
нам не встретилось ни одно живое  существо, я выкинул рогатины, по наивности
полагая, что мы в любой момент сумеем их  вырезать снова. Вскоре после этого
Элиас остановился, навел куда-то фонарь и протянул ко мне свободную руку  за
рогатиной. Я ответил, что потерял ее.
     Выразив  справедливое  возмущение,  Элиас  достал  свой  нож  мачете  и
осторожно  начал двигаться вперед. Я  вглядывался,  пытаясь  понять,  что он
обнаружил,  и заметил  впереди на песчаном  берегу что-то темное и  длинное,
напоминающее по очертаниям крокодила, блекло отсвечивавшее при свете фонаря.
Элиас подкрался ближе,  сделал быстрый бросок  и попытался прижать лежавшего
зверя к песку плоской поверхностью ножа. Это ему,  однако, не удалось, зверь
проскользнул между ногами Элиаса  и, нырнув в воду, быстро поплыл в  сторону
Андраи. Тот бросился ему навстречу,  но зверь проскочил мимо него и, похожий
на миниатюрную торпеду,  устремился  в мою  сторону. Я  был  убежден, что мы
имеем дело с  крокодилом,  поэтому, когда животное  приблизилось  ко мне,  я
бросился на  него,  стремясь сверху  схватить его  голову.  Зверь  судорожно
метнулся в  сторону, я почувствовал, как его тело  скользнуло по моей груди,
руки  мои не  успели  ухватиться за него, и он поплыл дальше. Теперь на пути
зверя оставался только Амос. Андрая, Элиас и я наперебой  кричали, объясняя,
что  ему  нужно  делать.  Амос  остановился  и  с  разинутым ртом смотрел на
плывущего зверя. Приблизившись к  Амосу, не  сделавшему  ни малейшей попытки
схватить его, зверь проплыл мимо него и спокойно направился дальше, поднимая
легкую волну. Он успел доплыть до груды крупных камней на берегу, а Амос все
еще стоял неподвижно и следил за ним.
     -- Почему ты его не схватил, дурень ты этакий?--закричал Элиас.
     --  Я  его  вижу,--уклоняясь  от ответа на  заданный  вопрос, отозвался
Амос,--он спрятался под тем камнем.
     Втроем бросились мы к нему, поднимая вспененные волны. Амос показал нам
скалу,  под которой спрятался зверь. Скала находилась  около воды, чуть выше
поверхности  воды  виднелось  отверстие,   в  котором  скрылся  зверь.  Горя
нетерпением скорее рассмотреть нору, Элиас и  Андрая одновременно склонились
к  ней  и стукнулись с размаху  головами. После  короткой перебранки  Андрая
снова наклонился и засунул руку в нору с целью определить, какова ее  длина.
Зверек, очевидно,  приготовился к таким действиям,  через мгновение Андрая с
криком боли вытащил обратно окровавленную руку.
     --  Этот  зверь  кусает   людей,--произнес   Элиас  с  видом  человека,
сделавшего важное открытие.
     С  трудом  удалось  нам  доказать Андрае, что  именно  ему,  как самому
высокому  из нас, следует снова  просунуть  руку в  нору  и  извлечь  оттуда
зверька. В ходе острой дискуссии Элиас и Андрая взаимно обвинили друг друг в
трусости и успешно доказали ошибочность подобного утверждения.
     Андрая лег на живот в шести дюймах от воды и стал медленно вводить руку
в  нору, все  время объясняя нам,  как  умно он это делает. Затем  наступило
короткое   молчание,   нарушавшееся   только   яростным   сопением   Андраи,
старавшегося  нащупать  зверя. Вдруг  раздался  торжествующий  крик,  Андрая
вскочил на ноги и выпрямился, держа зверька за хвост.
     До последней  минуты  я  был  уверен, что  мы  имеем  дело  с очередным
детенышем крокодила, поэтому, увидев находящегося в руке Андраи зверя, я был
сильно  удивлен.  Андрая раскачивал за хвост  крупную с приглаженной шкуркой
водяную землеройку. В страшном гневе она издавала  из-под  густых.  пушистых
усов свистящие, похожие на шипение змеи,  звуки. Меньше всего рассчитывал  я
этой ночью на поимку такого зверя. С восторгом и изумлением смотрел я сейчас
на это