ались шаги и
кто-то хлопнул в ладоши.  Я подошел к двери.  На веранде стоял Фока, один из
старших сыновей Фона, удивительно похожий на отца.
     - Здравствуй, Фока, добро пожаловать. Входи, - сказал я.
     Фока шагнул в комнату и застенчиво улыбнулся мне. Под мышкой у него был
какой-то сверток.
     - Фон прислал вам, сэр, - сказал он, протягивая мне сверток.
     Я  с удивлением развернул его.  Внутри лежала резная бамбуковая трость,
небольшая,  богато  расшитая шапочка и  желто-черная  мантия с  изумительной
вышивкой на воротнике.
     - Это одежда Фона,  -  объяснил Фока.  -  Он прислал ее вам. Фон просил
меня сказать, что теперь вы второй Фон Бафута.
     - Ва!  -  воскликнул я,  тронутый до глубины души. - Я очень благодарен
твоему отцу.
     Фока радостно улыбался, видя мой восторг.
     - А где сейчас твой отец? Он уже лег спать? - спросил я.
     - Нет, сэр, он там, в доме для танцев.
     Я  натянул  через  голову  мантию,  подвернул  рукава,  надел  расшитую
шапочку,  взял трость в  одну руку,  бутылку виски в  другую и  повернулся к
Фоке.
     - Как я выгляжу?
     - Хорошо, сэр, замечательно, - ответил он, улыбаясь до ушей.
     - Отлично. Тогда веди меня к отцу.
     Мы  прошли через  широкий пустой двор  и  сквозь лабиринт лачуг к  дому
танцев,  где  глухо  стучали барабаны и  пели  флейты.  Я  вошел  в  дверь и
остановился  на   пороге.   Пораженные  музыканты  оборвали   мелодию.   Все
собравшиеся тихо ахнули от удивления.  Фон сидел в  дальнем конце помещения.
Рука его,  в которой он держал стопку, застыла в воздухе. Я знал, что делать
дальше.  Мне  много раз приходилось видеть,  как советники подходят к  Фону,
чтобы засвидетельствовать почтение или просить о милости.  В полной тишине я
прошел  через  все  помещение,  шурша  полами мантии.  Перед  стулом Фона  я
остановился,  низко присел и в знак приветствия трижды хлопнул в ладоши. Что
тут было!..
     Жены и советники визжали и кричали от восторга,  Фон,  улыбаясь во весь
рот,  вскочил на  ноги,  взял меня за локти,  заставил выпрямиться и  крепко
обнял.
     - Мой друг,  мой друг,  добро пожаловать,  -  гремел он,  сотрясаясь от
хохота.
     - Видишь,  -  я развел руки в стороны,  так что широкие рукава повисли,
будто флаги, - видишь, теперь я человек из Бафута.
     - Верно,  верно, мой друг. Эта одежда моя собственная. Я отдал ее тебе,
и ты теперь человек из Бафута, - ликовал Фон.
     Мы сели. С лица Фона не сходила улыбка.
     - Тебе нравится моя одежда? - спросил он.
     - Да, очень нравится. Я тебе так благодарен, мой друг!
     - Вот и отлично, теперь ты будешь Фоном, как и я.
     Его  глаза  мечтательно  остановились  на  бутылке  виски,   которую  я
прихватил с собой.
     - Отлично, - повторил он, - сейчас мы выпьем и повеселимся.
     Только  в  половине четвертого утра  я  устало  сбросил свою  мантию  и
забрался под накомарник.
     - Ну что, повеселился? - сонно спросила Джеки.
     - Ага.  -  Я зевнул.  -  Но скажу,  утомительное это дело - быть вторым
Фоном Бафута.
     Грузовики пришли утром на  полтора часа раньше назначенного срока.  Это
необычное обстоятельство -  такого случая,  наверно,  не  знает вся  история
Камеруна -  позволило нам собираться не спеша.  Погрузить зверинец - дело не
простое.  Оно  требует немалого искусства.  Прежде всего в  кузов укладывают
снаряжение.  Потом вдоль заднего борта размещают клетки,  чтобы их обитатели
получали побольше воздуха.  Клетки  нельзя  расставлять наобум.  Между  ними
должно быть пространство,  и они не должны стоять друг к другу лицом,  не то
по дороге обезьяна просунет руку в соседнюю клетку, и ее покусает циветта, а
сова,  оказавшись напротив клетки с  лесными пташками,  одним  своим видом и
взглядом доведет их  до  такой истерики,  что  они  скорее всего не  вынесут
путешествия и подохнут.  И наконец,  клетки с животными,  требующими особого
надзора в пути, ставят сзади, чтобы к ним легче было добраться.
     Около девяти часов погрузка окончилась.  Последний грузовик поставили в
тень под  деревья.  Теперь можно стереть пот  со  лба  и  перевести дух.  На
веранде к нам подошел Фон.
     - Мой друг,  -  сказал он,  глядя,  как я  наливаю прощальный стаканчик
виски,  -  очень жаль,  что ты уезжаешь.  Тебе было весело с  нами в Бафуте,
правда же?
     - Очень весело, мой друг.
     - Будь-будь, - сказал Фон.
     - Будь здоров, - отозвался я.
     Мы спустились со ступенек веранды и пожали друг другу руку на прощанье.
Взяв меня за плечи, Фон пристально посмотрел мне в лицо.
     - Желаю тебе и всем твоим животным счастливого пути, мои друг, - сказал
он, - и желаю поскорее добраться до дома.
     Мы с Джеки забрались в душную,  жаркую кабину грузовика, загудел мотор.
Фон поднял свою широкую ладонь в  знак прощанья,  машина рванулась вперед и,
волоча  за  собой  шлейф  красной пыли,  покатила по  тряской дороге,  через
золотисто-зеленые холмы к далекому побережью.
     Путь до  побережья занял три дня,  он был мало приятным и  основательно
потрепал нам нервы,  как это всегда бывает, если перевозишь животных. Каждые
несколько часов  машины  останавливались,  мы  снимали клетки с  пернатыми и
расставляли их  вдоль обочины.  Только так можно было кормить пташек,  а  на
ходу они  наотрез отказывались принимать пищу.  Чуть ли  не  каждый час  нам
приходилось окунать в  ближайший ручей мешки с  нежными амфибиями,  иначе бы
кожа у них пересохла и они бы погибли.  Ведь чем ниже опускалась местность и
чем  больше углублялись мы  в  равнинные леса,  тем жарче становился воздух.
Дороги были все в ухабах и выбоинах,  грузовики прыгали, качались, тряслись,
и  каждый толчок грозил покалечить,  а  то  и  убить  какое-нибудь из  наших
драгоценных животных.  В  одном месте нас  настиг сильный ливень,  и  тотчас
дорога  превратилась в  море  липкой  красной грязи,  которая летела  из-под
колес,  словно  кровавая  каша.  Огромный "бедфорд" с  двумя  ведущими осями
занесло так, что водитель не мог с ним справиться. Машина очутилась в канаве
и  легла на бок.  Битый час мы копали землю и подкладывали ветки под колеса,
чтобы вытащить грузовик. К счастью, никто из животных не пострадал.
     Мы  с  облегчением вздохнули,  когда  машины  через  банановые  посадки
выехали  наконец  к  порту.  Животных и  снаряжение сгрузили и  поставили на
платформы  узкоколейки,   по  которой  подвозят  к   судам  бананы.   Состав
прогромыхал через протянувшееся на полмили мангровое болото и остановился на
деревянной пристани,  возле судна.  Здесь предстояло опять все сгружать и  с
помощью строп поднимать на борт.
     Я  занял место у носового трюма,  куда должны были подавать клетки.  На
палубу спустили первую партию животных.  Вытирая руки паклей, ко мне подошел
матрос,  поглядел через поручни на ряд платформ, уставленных клетками, потом
на меня и усмехнулся.
     - Это все ваше добро, сэр? - спросил он.
     - Да, - сказал я, - и то, что стоит на пристани, - тоже.
     Он сделал несколько шагов и заглянул в одну из клеток.
     - Чтоб мне провалиться! Все эти животные?
     - Да, все до единого.
     - Чтоб мне провалиться,  - повторил он с недоумением. - Первый раз вижу
человека, у которого целый зоопарк в багаже.
     - Ага, - радостно отозвался я, глядя, как поднимается на борт очередная
партия клеток, - к тому же зоопарк мой собственный!


                               Глава восьмая
                            Зоопарк в пригороде

                             Почтовая открытка

     Разумеется,  привози животных сюда.  Не знаю,  что скажут соседи, ну да
ничего. Маме не терпится увидеть шимпанзе. Надеюсь, ты их тоже привезешь. До
скорого свидания. Крепко обнимаем.
                                                                       Марго

     Каждый  житель на  этой  улице  в  предместьях Борнемута гордится своим
садиком,  точно таким же,  как и у всех его соседей. Конечно, есть маленькие
различия:  одни  предпочитают анютины  глазки  душистому горошку,  другие  -
гиацинты люпину,  в  целом же все садики на одно лицо.  Но,  поглядев на сад
моей сестры,  любой человек сразу признал бы,  что он не такой,  как все.  У
самого  забора стоял  огромный шатер,  откуда вырывался невообразимый шум  -
визг,  писк,  ворчанье,  хрюканье. Вдоль шатра вытянулась шеренга клеток, из
которых сердито глядели орлы, грифы, совы и соколы. За ними большая клетка -
обитель шимпанзе Минни. На остатках газона играли и кувыркались четырнадцать
обезьян,  которых мы держали на длинной привязи, а в гараже квакали лягушки,
хрипло кричали турако,  хрустели ореховой скорлупой белки.  Во  все часы дня
завороженные и  потрясенные соседи с  испугом смотрели из-за тюлевых гардин,
как моя сестра,  мама,  Софи,  Джеки и  я ходим от клетки к клетке,  разнося
мисочки с хлебом и молоком,  тарелки с нарезанными фруктами и -  о,  ужас! -
дохлых крыс  или  куски окровавленного мяса.  Соседи явно  считали,  что  мы
злоупотребляем их кротостью.  Если бы петух кукарекал, или собака лаяла, или
наша кошка принесла котят на самой роскошной клумбе соседа -  с  этим бы еще
можно было мириться.  Но устроить вдруг у  них под носом целый зверинец!  От
такого  неслыханного  безобразия  на   первых  порах   они   даже   онемели.
Понадобилось какое-то время, прежде чем они сговорились и начали жаловаться.
     А  я  уже приступил к  поискам территории,  где можно было бы  устроить
зоологический  сад.  Самое  простое,  решил  я,  пойти  к  местным  властям,
объяснить,   что  у  меня  достаточно  экспонатов  для  хорошего  небольшого
зоопарка,  и  попросить,  чтобы мне  сдали в  аренду или  продали подходящий
участок.  Животные уже здесь, и власти будут рады помочь нам - так думал я в
простоте душевной.  Им это не будет стоить ни гроша, а город, что ни говори,
обогатится новой достопримечательностью.  Однако власти предержащие смотрели
на дело иначе.  Трудно назвать более консервативное место,  чем Борнемут.  У
отцов этого города свое понятие о  прогрессе.  В  Борнемуте никогда не  было
зоопарка,  так с какой же стати заводить его теперь? Во-первых, сказали мне,
животные - это опасно, во-вторых, от них скверный запах, в-третьих... Третий
довод удалось придумать не сразу,  но наконец я  услышал,  что все равно нет
свободного участка.
     У меня стали сдавать нервы.  Я вообще чувствую себя не в своей тарелке,
когда  приходится иметь  дело  с  великолепными алогизмами административного
разума.  А  тут было такое решительное нежелание сотрудничать,  что я совсем
приуныл.  Животные сидели в саду и больше ели,  чем приносили пользы. Каждую
неделю у меня уходила уйма денег на мясо и фрукты для них. Негодующие соседи
не  желали  больше  мириться с  нарушением порядка.  Они  забросали жалобами
местные органы  здравоохранения.  В  среднем два  раза  в  неделю несчастный
инспектор волей-неволей вынужден был навещать нас. Он не находил ничего, что
подтверждало бы сумасбродные обвинения соседей.  Но это не меняло дела - раз
заявление получено,  его  надо  рассмотреть.  Мы  угощали  беднягу чаем.  Он
привязался к  некоторым из  наших  животных  и  даже  приводил свою  дочурку
посмотреть на  них.  Меня больше всего беспокоило приближение зимы.  Вряд ли
животные вынесут зимовку в  неотапливаемом помещении.  И  тут  Джеки осенила
блестящая мысль.
     - А что,  если обратиться в большой магазин и предложить наших животных
для рождественского оформления? - сказала она.
     Я  принялся  обзванивать все  магазины города.  Меня  выслушивали очень
учтиво,  но  помочь ничем не  могли.  Они бы  с  радостью показывали у  себя
зверей,  да только у  них нет места.  Последним в моем списке стоял торговый
центр Дж. Аллена. Слава богу, здесь мое предложение вызвало большой интерес,
и  меня попросили приехать для переговоров.  Так появился на  свет "Зверинец
Даррелла".
     В полуподвальном этаже отгородили угол,  собрали просторные клетки,  со
вкусом  расписав их  стенки  под  пышную тропическую зелень,  и  животных из
сырости  и  холода  перевели в  роскошные условия -  постоянная температура,
яркий электрический свет.  Выручка за входные билеты только-только покрывала
стоимость корма.  Но как бы то ни было,  животные обитали в  тепле и  уюте и
хорошо кормились, не обременяя моего бюджета. Теперь я мог всецело посвятить
себя поискам участка для зоопарка.
     Не буду утомлять вас перечислением всех своих злоключений этой поры или
списком  мэров,  городских советников,  директоров парков  и  представителей
органов  здравоохранения,  с  которыми  я  встречался и  спорил.  Достаточно
сказать,  что  порой  у  меня  буквально мозги скрипели от  натуги,  когда я
силился  убедить,  казалось бы  разумных,  людей,  что  зоопарк  -  желанный
аттракцион для любого города.  Меня слушали так, словно я предлагал взорвать
атомную бомбу на одной из площадей города.
     Тем временем животные,  которым было невдомек,  что их  судьба висит на
волоске,  делали все,  чтобы мы не скучали. Взять хотя бы случай с Георгиной
(нашим бабуином), которой надоел полуподвал Дж. Аллена, и она решила получше
познакомиться с Борнемутом.
     К счастью,  это произошло в воскресное утро, когда в магазине никого не
было. Страшно даже подумать, что было бы при иных обстоятельствах!
     Я  сидел за  чашкой чая,  собираясь идти  в  магазин почистить клетки и
покормить животных. Вдруг зазвонил телефон.
     - Это мистер Даррелл? - удрученно спросил низкий голос.
     - Да, я вас слушаю.
     - С вами говорят из полиции. Одна из ваших обезьян вырвалась на волю, и
я спешу известить вас об этом.
     - Боже мой, какая именно? - спросил я.
     - Не берусь сказать точно,  сэр. Такая большая, коричневая. Очень у нее
свирепый вид, сэр, и я решил, что лучше позвонить вам.
     - Да-да, большое спасибо. Где она?
     - Сейчас она в одной из витрин магазина.  Но я не знаю, сколько еще она
там пробудет. Она кусается, сэр?
     - Вообще-то  это не  исключено.  Не подходите к  ней близко.  Я  сейчас
приеду, - сказал я, бросая трубку.
     Я поймал такси, и мы помчались в центр, пренебрегая всякими скоростными
ограничениями. Как-никак, мы вроде бы выполняли задание полиции.
     Рассчитываясь с водителем, я повернулся лицом к магазину Аллена и сразу
увидел неописуемый беспорядок в одной из больших витрин. Художник-оформитель
постарался в  самом  выгодном  свете  показать  обстановку спальни.  Широкая
кровать,  постель,  высокий  торшер,  на  полу  эффектно  разбросаны перины.
Вернее,  так  было,  когда кончил свою работу оформитель.  Теперь можно было
подумать,  что  через  витрину  пронесся  смерч.  Опрокинутая лампа  прожгла
большую дыру в перине,  постель сдернута с кровати,  на подушках и простынях
причудливый узор следов.  Георгина сидела на матраце,  весело подпрыгивая на
пружинах,  и  строила  дикие  рожи  столпившимся на  тротуаре богобоязненным
горожанам,  которые направлялись в церковь. Я вошел в магазин. Там, за горой
мохнатых полотенец, лежали в засаде два рослых полицейских.
     - А!  - с облегчением воскликнул один из них. - Это вы, сэр. Мы решили,
что не стоит ее ловить, ведь она нас не знает, и мы только все испортим.
     - Она и без того испорчена,  -  ответил я. - А вообще-то она не опасна,
хотя и  любит скандалить.  Вид у нее очень свирепый,  но все это только один
вид, честное слово.
     - Честное  слово?  -  повторил  полицейский  учтиво,  однако  не  очень
уверенно.
     - Я сейчас попробую поймать ее в витрине,  но,  если она прорвется,  вы
должны перехватить ее. Ради бога, не пускайте обезьяну в посудный отдел.
     - Она  там  уже  побывала,  -  с  мрачным  удовлетворением сказал  один
полицейский.
     - Что-нибудь разбила? - спросил я слабым голосом.
     - Нет,  сэр,  к счастью,  нет.  Только пробежала через него. Мы с Билом
гнались за ней, не давая ей остановиться.
     - Ладно,  больше она не должна туда попадать.  Один раз вам повезло, но
это еще не значит, что и второй раз повезет.
     К  этому времени на  другом такси подоспели Джеки и  моя  сестра Марго.
Теперь  нас  было  пятеро.  Неужели  не  справимся с  Георгиной!  Я  оставил
полицейских,  сестру и  жену  охранять подступы к  посудному отделу,  а  сам
направился к  витрине.  Георгина по-прежнему прыгала на  кровати,  развлекая
зевак непотребными гримасами.
     - Георгина,  -  начал я спокойно,  увещевающе,  -  ну,  иди сюда, иди к
папочке.
     Обезьяна удивленно посмотрела на меня через плечо,  внимательно изучила
мое  лицо и  решила,  что  его выражение не  согласуется с  моим медоточивым
голосом. Тогда она вдруг подпрыгнула в воздух, пролетела над тлеющей периной
и ухватилась за самый верх стопки мохнатых полотенец в задней части витрины.
Но это сооружение,  не рассчитанное на вес крупного бабуина,  обрушилось,  и
Георгина шлепнулась на пол вместе с  каскадом разноцветных полотенец.  В  ту
самую минуту,  когда я  нырнул вперед,  чтобы схватить ее,  она выбралась из
груды  и,   истерически  взвизгнув,   выскочила  в  торговый  зал.   Кое-как
выпутавшись из полотенец,  я  погнался за ней.  Пронзительный вопль Маргарет
помог мне определить местонахождение обезьяны.  Между прочим,  в критические
минуты  голос  моей  сестры  всегда уподобляется свистку паровоза.  Георгина
проскользнула мимо нее и теперь сидела на прилавке. Глаза обезьяны сверкали,
она упивалась игрой.  С  мрачной решимостью мы дружно двинулись на нее.  Над
прилавком с  потолка свисала рождественская декорация из  падуба,  фольги  и
картонных звездочек.  Она напоминала люстру,  а с точки зрения Георгины, это
были  идеальные качели.  Обезьяна отступила на  конец  прилавка,  прыгнула и
ловко уцепилась за декорацию.  Вы можете представить себе этот прыжок,  если
видели фильмы с молодым Фербенксом.  Падуб оборвался, Георгина плюхнулась на
пол, вскочила на ноги и убежала с фольгой на одном ухе.
     Следующие полчаса  мы  с  шумом  носились  взад  и  вперед  по  пустому
магазину,  причем  Георгина все  время  была  на  прыжок впереди.  В  отделе
канцелярских принадлежностей она  свалила  груду  бухгалтерских книг,  потом
проверила  вкусовые   качества   кружевных  салфеток  и   оставила  большую,
живописную лужу возле главной лестницы.  Наконец,  когда дыхание полицейских
стало затрудненным,  а я уже начал сомневаться,  что мы когда-нибудь поймаем
это негодное животное, Георгина сделала промах. Резво улепетывая от нас, она
заметила отличное,  как  ей  показалось,  укрытие среди поставленных торчком
рулонов линолеума. Георгина забежала за рулоны и очутилась в западне, потому
что  линолеум стоял  сплошной стеной.  Мы  не  замедлили перекрыть выход.  С
грозным видом я  пошел на обезьяну.  Она сидела и  дико взвизгивала,  моля о
пощаде.  Я  попытался схватить ее,  но Георгина проскочила у меня под рукой.
Резко повернувшись,  я задел один из тяжелых рулонов.  Он качнулся и, прежде
чем  я  успел его  поймать,  ударил одного из  полицейских прямо по  макушке
шлема. Бедняга зашатался и попятился. В эту секунду Георгина, бросив на меня
взгляд,  решила,  что пора искать от меня защиты у полиции.  Она метнулась к
пострадавшему и крепко обхватила его ноги,  беспрестанно оглядываясь на меня
и визжа. Я сделал бросок, поймал обезьяну за волосатые конечности и загривок
и оторвал от ног полицейского.
     - Господи!  -  с чувством произнес он.  -  Я уж думал,  она меня сейчас
разорвет на клочки.
     - Что вы, она вообще не кусается, - заверил я его, стараясь перекричать
хриплые вопли Георгины. - Она рассчитывала на вашу защиту.
     - Господи!  -  повторил полицейский.  -  Слава богу, что теперь все это
кончилось.
     Мы водворили Георгину обратно в клетку,  поблагодарили постовых, навели
порядок,  почистили клетки,  накормили животных и отправились домой, где нас
ждал заслуженный отдых.  Но весь этот день, стоило зазвонить телефону, как я
подскакивал до потолка.
     Шимпанзе Чамли Синджен тоже изо  всех си