я сорная курица, красивая
птица с индейку величиной, которая (пользуясь выражением Гарри Фрита) строит
"инкубаторы".  К сожалению,  мы  попали  в  малли не в брачный сезон, но нам
все-таки посчастливилось увидеть и инкубатор, и его строителей.
     Серо-зеленые  заросли  встретили нас  жарой  и безмолвием,  и казалось,
кругом нет ничего живого. Немного  погодя Бивэн остановил машину  и  сказал,
что дальше лучше идти  пешком -  больше шансов увидеть сорных кур, если  они
есть поблизости.  И вот тут-то, во время  нашей короткой прогулки, мы смогли
убедиться, что малли вовсе не такие безжизненные,  какими кажутся на  первый
взгляд. Спугнутые нами, шумно  взлетели бронзовокрылые голуби; среди опавшей
листвы у нас под ногами  скользили тоненькие коричневые ящерки с золотистыми
глазами.   А    перевернув   гнилую    колоду,   я   увидел    притаившегося
человеконенавистника  - небольшого, но  весьма злобного черного скорпиона. Я
копнул рукой землю рядом и извлек на свет Божий двух маленьких  своеобразных
тварей. Посмотришь  -  ну  прямо золотые  змейки длиной каких-нибудь  десять
сантиметров  и  со  спичку толщиной, но приглядись  поближе,  и различишь по
бокам, в углублениях в коже четыре крохотные ноги. Выходит,  и  это ящерицы,
только с рудиментарными конечностями: когда надо двигаться, они их поджимают
и ползут  по-змеиному.  Я был в  восторге от своей находки,  но Крис  рвался
вперед, ему не терпелось схватиться с  большеногой  курой. Я неохотно вернул
ящериц в лоно земли, и мы зашагали дальше.
     Наконец,  выйдя на поляну, мы  в центре  ее увидели что-то  похожее  на
воронку от небольшой, но мощной бомбы. Окружность самой воронки не превышала
мусорный  контейнер, зато  ширина  окружавшего  ее  земляного вала достигала
четырех метров. Бивэн объяснил, что это и есть "инкубатор", и рассказал, как
возникают эти странные земляные укрепления.
     Зимой  самец  (иногда   с  помощью  самки)  вырывает  здоровенную  яму,
заполняет  ее  отмершей  растительностью,  а  сверху  насыпает  песок.   Под
действием дождя  и  солнца  начинается  гниение и  температура в  инкубаторе
повышается. Затем самец  вскрывает гнездо, приходят самки и откладывают яйца
в несколько слоев, тупым концом  вверх. Самец  тщательно засыпает их песком.
Будь  это рептилии, заботы  самца на  этом  закончились бы,  он удалился  бы
восвояси,  предоставив  солнцу  "насиживать"  яйца.  Но  сорные  куры  -  не
беспечные рептилии, самец следит за яйцами, и ему нужно, чтобы температура в
"инкубаторе" держалась на уровне 35  градусов.  Казалось бы, это непосильная
задача для какой-то птицы, но самец сорной курицы отлично с нею справляется.
То ли язык, то ли нежная оболочка внутри  клюва (точно еще никому не удалось
определить) служат термометром,  и он  с поразительной  точностью определяет
температуру в  гнезде. Ежедневно  самец  погружает открытый клюв в песок и в
зависимости  от колебаний  температуры  либо  снимает  часть  покрова,  либо
наращивает  его.  Шесть-семь  месяцев он неотступно следит  за  тем, как  бы
драгоценные  яйца  не  простыли  или не  испеклись.  Его  преданность  долгу
поразительна.  Стоит показаться дождевой туче, как  он со всех ног  мчится к
гнезду и  насыпает  конус из  песка,  чтобы  дождевая  вода стекала по  этой
"крыше".  Попробуйте прийти с  лопатой и добраться  до  яиц: тотчас прибежит
самец  и, стоя  рядом с  вами,  будет  засыпать  гнездо  ногами  с  такой же
скоростью, с какой вы его  будете раскапывать. В конечном итоге упорный труд
самца вознаграждается - из яиц вылупляются птенцы, но им еще надо  пробиться
на волю сквозь более чем полуметровый слой горячего песка. Это дело долгое и
нелегкое,  птенцу требуется  от двух до пятнадцати  часов, чтобы выползти на
поверхность. И когда  он, совсем беспомощный, выберется из кучи, то обычно в
полном  изнеможении  бредет  в  ближайшую  тень,  где  ложится  отдохнуть  и
набраться сил. Но через два часа птенец уже способен довольно быстро бегать,
а через сутки он может летать.
     Как только мы кончили исследовать кучу, Бивэн повел нас дальше в  глубь
малли. Продолжая поиски птиц, мы около часа безуспешно прочесывали заросли и
уже готовы были сдаться,  как вдруг Бивэн  замер на месте и показал пальцем.
Впереди на полянке, недоверчиво глядя на нас, стояли две глазчатые курицы. У
них была очень приятная розовато-серая окраска, причем спину, крылья и хвост
еще украшали рыжевато-коричневые, серые и густо-золотые пятна. Ниже клюва на
грудку спускался "шарф" с таким же узором. Птицы оказались намного красивее,
чем  я  думал,  и   мне  страшно   хотелось  подойти   поближе.  Мы   начали
подкрадываться  к ним через заросли, но  не прошли и  нескольких метров, как
курицы насторожились.  С  минуту  они беспокойно  ходили  взад-вперед, потом
направились в заросли, шагая четко и  важно, словно встревоженные индейки, к
которым подбирается повар.
     Страшно подумать,  что, если  в ближайшие десять лет не  будут  приняты
решительные меры, эти  удивительные птицы могут исчезнуть с лица Земли. Мало
того,  что  завезенные   лисы   раскапывают  "инкубаторы"   и  крадут  яйца,
опаснейшими конкурентами сорных кур стали кролики и овцы, которые  наводняют
малли  и  уничтожают  растения  и   семена,  составляющие  их  питание.  Эти
прожорливые и неразборчивые гости изменяют всю экологию зарослей, и лишенным
пищи птицам остается либо уходить (если есть куда), либо погибать от голода.
А недавно возникла  еще одна угроза - со стороны земледельцев.  Прежде никто
из них не трогал малли,  так как почва этих районов считалась неплодородной,
но  теперь открыли новые минеральные удобрения, позволяющие использовать эти
земли под пшеницу.  Значит,  обширные площади малли, до  сих  пор  служившие
убежищем  для  сорных  кур, будут расчищены и  распаханы, а птица  исчезнет.
Разумеется,  прогресс  тормозить  нельзя,  но   неужели  во  имя   прогресса
непременно  надо уничтожить все на нашем пути? Сорные куры  - одни  из самых
поразительных птиц  на  свете,  уже поэтому они заслуживают право на  жизнь.
Немало времени  и  сил  потрачено. чтобы привлечь  внимание общественности и
отстоять  других  представителей  австралийской  фауны,  и  это  хорошо, так
неужели  нельзя  сделать то  же для глазчатой  сорной курицы  и хоть  где-то
сохранить эту  птицу  и ее специфическую среду обитания на радость  грядущим
поколениям?
     Неподалеку  от того же Гриффитса мы стали очевидцами картины, которая с
потрясающей  силой  свидетельствовала  о  том,  как  важно  наладить  охрану
животных.  Рядом с дорогой, на колючей проволоке, ограждающей огромное поле,
было развешано двадцать восемь орлов-клинохвостов.  Их подстрелили и распяли
вниз головой на ограде, устроив своего  рода птичью Голгофу. Больше половины
составляли  едва  оперившиеся птенцы.  Пока  мы снимали это жуткое  зрелище,
показался грузовик, в кузове которого сидели австралийцы.
     - Нашли  что  снимать! - закричали они.- Из-за  такой малости  не стоит
время тратить.
     - Из-за  такой  малости? Что  они  хотели  этим  сказать? -  спросил  я
Бивэна.- По-моему, двадцать восемь убитых орлов - неплохая добыча.
     - Они так не  считают,-  угрюмо ответил Бивэн.- Иногда  на ограде можно
увидеть до полусотни и больше убитых птиц.
     Конечно,  клинохвост  - крупная  и  сильная  птица,  и он,  несомненно,
причиняет немалый ущерб фермерам,  унося ягнят, так что этому хищнику нельзя
позволять чересчур  размножаться. Но хотя клинохвосты пока достаточно широко
распространены,  есть  ли  у  них  надежда  выжить,  если истребление  будет
продолжаться? На  свете  очень  мало видов, хитрость и  плодовитость которых
позволила бы им выдержать подобный натиск.
     Удрученные кровавым зрелищем, мы поехали дальше. Нас ждал Мельбурн, где
мы надеялись запечатлеть на пленке пример успешной борьбы за спасение фауны,
с самым  популярным  животным Австралии  в главной роли. Речь  шла о медведе
коала.
     Разумеется, коала  никакой  не  медведь, а сумчатое,  которое,  подобно
многим   другим  австралийским   животным,  донашивает   своих  детенышей  в
выводковой сумке. Было время, когда коал нещадно  отстреливали ради их шкур.
Трудно представить  себе более беспомощную жертву -  коалы совсем не боялись
людей: сидя  на деревьях,  они  преспокойно  смотрели  на охотников, которые
убивали их сородичей.  В 1924 году было экспортировано больше двух миллионов
шкурок  коал. А так как  побоище пришлось на  такое время, когда среди  коал
свирепствовала загадочная вирусная болезнь, косившая их сотнями, они  вскоре
оказались   на   грани   полного   уничтожения.  К   счастью,  правительство
своевременно вмешалось и  приняло  строгие  постановления, охраняющие  коал.
Мало-помалу их  число стало возрастать, а  в  последние годы возникла  прямо
противоположная  проблема: коалы  так  быстро  размножаются,  что им  уже не
хватает  корма.  Вот  и приходится Управлению природных ресурсов  устраивать
"охоту": отлавливать часть коал и перевозить их в другие районы, пока они не
начали умирать с голоду.
     Отлов, на  который  нас  пригласили,  намечался в эвкалиптовом лесу под
Мельбурном, в местности с несколько странным названием Стони-Пайнз (Каменные
Сосны).  В  хмурый, дождливый,  ветреный  день  мы  прибыли к  месту  сбора;
"охотники" приехали  еще раньше  на большом  грузовике  со всем  необходимым
снаряжением, включая  множество  деревянных  клеток  для  отловленных  коал.
Управление природных  ресурсов разработало  превосходный способ,  как ловить
сумчатых медведей, чтобы  не  причинить  им вреда  и самому избежать укусов.
Ловец  вооружается длинным раздвижным  шестом,  на конце  которого укреплена
петля с фиксирующим  узлом,  не дающим ей затянуться слишком туго  и удушить
пленника. Кроме того, необходим круглый брезент вроде того, каким пользуются
пожарные при  спасении людей  из горящего  дома.  Отлов  происходит так:  вы
находите коалу,  надеваете ему петлю  на шею (против  чего он  нисколько  не
возражает) и дергаете  так,  чтобы  он упал на растянутый  брезент,  который
держат наготове другие участники охоты.
     Нагруженные  снаряжением,  мы  углубились  в  лес  и  вскоре обнаружили
восьмерку  коал,  в  числе которых были  три  самки  с  детенышами.  Зверьки
спокойно сидели  на  деревьях,  рассеянно  глядя  на  нас и не  проявляя  ни
малейших  признаков тревоги. Увы, должен признаться, что  в тот день у  меня
сложилось  крайне  невыгодное  впечатление  об  интеллекте  коал.   Они  как
кинозвезды: на  вид хороши,  а в  голове пусто. Мы начали с  большого самца,
который даже с петлей  на шее продолжал нам улыбаться, явно не догадываясь о
наших  намерениях.  Правда, когда петля натянулась, он покрепче ухватился за
дерево своими кривыми когтями и даже хрипло зарычал, словно тигр. Но веревка
оказалась  сильнее,  и  в конце  концов он  выпустил  ствол и  шлепнулся  на
брезент. Поле этого нас ожидала приятная работенка:  надо было снять петлю с
шеи  пленника и поместить  его  в  транспортную клетку.  Кто  считает  коалу
ласковым, кротким существом, пусть-ка попробует снять у него с шеи петлю.
     Наш сумчатый медведь ворчал, рычал, отбивался острыми когтями и норовил
укусить всякого,  кто  подходил  близко. Мы немало  помучились,  прежде  чем
удалось затолкать  свирепо рычащего зверька в клетку. На поимку всей "шайки"
ушло часа два. Но вот наконец последний,  восьмой коала оказался под замком,
и мы повезли их на  новое место. Здесь нас ожидал сюрприз: когда  мы открыли
клетки и вытряхнули  коал  на  землю, они встали и  замерли,  глядя  на нас;
пришлось буквально  гнать  их  к деревьям. По гладким стволам эвкалиптов они
легко взобрались наверх, примостились на  ветвях и  вдруг дружно заголосили,
точно обиженные младенцы.
     У коал есть  интереснейшая  повадка, которую  я надеялся запечатлеть на
кинопленку, но, к  сожалению, у  нас  ничего не вышло.  Речь идет  о способе
выкармливания детенышей.  Когда  детеныш покидает сумку и для  него  настает
пора переходить к твердой пище,  мать при помощи  некой  внутренней  алхимии
вместо испражнений выделяет мягкую пасту из полупереваренных листьев - нечто
вроде  нашего детского  питания  в банках.  Детеныш ест  эту пасту. пока  не
подрастет  настолько,  что  может   сам   жевать  довольно   жесткие  листья
эвкалиптов. Более удивительного способа выкармливания детенышей я не знаю.
     Хоть  коалы  и  обаятельны  на  вид,  меня разочаровали  в  них  полное
отсутствие индивидуальности и общая  вялость.  Но  как охотники  за пушниной
могли  столь  безжалостно  уничтожать этих  доверчивых, милых  и  безобидных
животных - это выше моего разумения.
     Как  только  были  завершены съемки  "медвежьей  охоты"  и  я перевязал
большой  палец,  распоротый  до  кости ласковым коалой (я  хотел  помочь ему
влезть на дерево),  мы взяли курс на Канберру. ОНПИ организовал там  крупную
научную станцию с богатой коллекцией  сумчатых, и я надеялся заснять  немало
интересных кадров. Мы в самом деле увидели и сняли в Канберре  одно из самых
удивительных зрелищ, какие только мне приходилось когда-либо видеть, и вышло
это чисто случайно.

        Глава шестая. ЧУДЕСНОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ

     Миг - и это страшилище дикое
     Прямо в пропасть с размаху бросилось.
     "Охота Ворчуна"
     Фауна  Австралии - это такой предмет, о котором ни один уважающий  себя
натуралист не может говорить без волнения. Кто-то назвал Австралию "чердаком
мира", подразумевая место, где хранится всякое старье; сравнение остроумное,
но  не  совсем  точное.  Самые  интересные   группы  австралийской  фауны  -
однопроходные  и  сумчатые.   Однопроходные  -  наиболее  примитивные  среди
млекопитающих, они сохранили много  черт, подтверждающих, что  млекопитающие
произошли от  рептилий.  На первый  взгляд однопроходные  похожи на  обычных
млекопитающих: они  дышат  легкими, теплокровны, их тело  покрыто шерстью. А
главная и самая поразительная черта, унаследованная от рептилий, заключается
в том,  что  они откладывают яйца,  однако  детенышей, вылупившихся из  яиц,
вскармливают молоком. Наиболее знаменит из однопроходных, конечно,  утконос;
другой  представитель отряда  - ехидна,  странное существо с  иглами  вместо
шерсти,  этакий огромный  марсианский  дикобраз  с длинным роговым  клювом и
сильными, вывернутыми наружу когтями на передних ногах.
     У сумчатых целый ряд  примечательных  черт; хорошо известны  такие, как
очень  короткий  срок  беременности у  большинства видов  и  рождение совсем
недоразвитых  детенышей,  чуть ли не зародышей.  Новорожденный пробирается в
выводковую  сумку   матери,   и  там  продолжается  его  развитие.  Сумчатые
чрезвычайно примитивны, и их счастье, что сухопутный мост, по которому они в
свое  время   проникли   в  Австралию,   затем  разрушился,   не  то  другие
млекопитающие  (такие,  как тигры,  леопарды, львы и  прочие  хищники)  живо
расправились  бы с  ними. Зато  развитие этих  животных, отрезанных от всего
света  и  имеющих  в  своем  распоряжении  целый  континент,  шло  по  самым
удивительным  линиям.  Происходила своего рода параллельная эволюция. Вместо
огромных  стад   копытных,  развившихся  в  Африке,  Азии  и  Америке,  нишу
травоядных здесь занимают кенгуру и валлаби. Там,  где в других частях света
обитают лемуры  и  белки, в Австралии  поселились  кускусы,  сумчатые белки,
сумчатые  летяги  и сумчатые сони.  Эквивалентом барсука  здесь стал вомбат;
хищников представляет  тасманский волк - на самом деле, конечно,  не волк, а
сумчатое животное, очень похожее на своего тезку. Словом, сумчатые не только
приспособились  к  различным экологическим  нишам,  они повадками, а порой и
внешностью  напоминают совсем  не  родственных им  животных,  развившихся  в
других  частях света.  Как пример  эволюции  Австралийский  континент  с его
клоачными  и  сумчатыми  не менее  удивителен,  чем  Галапагосские  острова,
которые вдохновили Дарвина на создание эволюционной теории.
     До прихода  человека сумчатые  вели  в общем-то  довольно  идиллическое
существование. Конечно,  приходилось  опасаться  некоторых хищников, как то:
сумчатого  (тасманского) волка, орла-клинохвоста  и змей, однако  в целом им
жилось  достаточно вольготно. Но затем  появились  аборигены  и с  ними, как
полагают,  собака  динго  -  коварнейший  хищник,  который  наряду со  своим
хозяином, человеком, быстро стал врагом номер  один местной  фауны. Впрочем,
хотя динго плодились и распространялись все  шире, они  почти не повлияли на
природный баланс; не нарушили его и аборигены, их было слишком мало. А вот с
приходом белого человека для сумчатых наступили черные дни. Мало того что их
нещадно истребляли, в их  среду  обитания  вторглись завезенные  животные, в
частности европейская  лиса и кролик; при этом лиса выступала  как хищник, а
кролик  конкурировал  с  травоядными  сумчатыми  из-за  корма.  Когда  же  в
Австралии появилась овца,  крупные травоядные сумчатые окончательно попали в
опалу - ведь они конкурировали с овцами, а овцы были нужны человеку. Фермеры
возделывали  обширные  площади  засушливых  земель,  на  которых  прежде  не
селились даже кенгуру и  валлаби; колодцы и  буровые  скважины  позволили им
организовать тучные пастбища для своих стад. Но, к досаде овцеводов, кенгуру
и  валлаби  тоже  оценили  их  труд  и  устремились  на  освоенные  земли  в
количестве,  равном,  а  то  и  превосходящем  число  овец.  И возникла  так
называемая "угроза кенгуру".
     Чтобы  управлять  популяцией дикого животного, надо  кое-что  знать  об
основах его биологии; если его просто убивать, это может не только поставить
под угрозу вид,  но и причинить  огромный ущерб всей  экологической  системе
страны. В  разных концах света уже  известны примеры того, какими бедствиями
грозит пренебрежение спецификой  биологии  животных.  Поэтому, если какое-то
животное становится  вредителем, постарайтесь возможно лучше  изучить  его -
как говорится, "познай врага своего". Именно для таких задач и создали Отдел
природных  ресурсов  ОНПИ.  Стоит  только  какое-нибудь  животное   объявить
вредителем, как вмешивается ОНПИ и тщательно изучает проблему. По сути дела,
эта  организация выступает  в  роли  верховного  судьи  -  ведь сколько  раз
животное, объявленное вредителем, оказывалось после  расследования совсем не
таким  уж вредным!  В Канберре у  ОНПИ  есть  крупная лаборатория, уделяющая
особое внимание  двум видам  кенгуру: рыжему и гигантскому. И мы  обратились
туда,  чтобы из  первых  рук узнать,  какая судьба ждет двух самых крупных и
самых великолепных сумчатых в мире.
     Заведует  Отделом  природных ресурсов  Гарри Фрит,  один  из  виднейших
биологов  Австралии,  известный,  в  частности,   блестящими  исследованиями
экологии различных австралийских уток  и  гусей,  а  также  глазчатой сорной
курицы.  Коренастый, с курчавыми  волосами, с  лицом, выдубленным солнцем  и
ветром,  а  глаза -  ехиднее надо поискать  - таков  внешний  вид Гарри. Как
работник  он деловой, въедливый и на первый взгляд суховатый. Гарри Фрит уже
помог нам письмами (и короткой беседой с Крисом, который встречался с ним на
пути в Новую  Зеландию); это благодаря  его советам  наши  съемки до сих пор
проходили   так  успешно.  Теперь   мы   хотели  снять  несколько  эпизодов,
посвященных канберрской  лаборатории, а для  этого требовались разрешение  и
поддержка  Гарри. Я прежде никогда с ним не встречался, и когда  нас ввели в
его кабинет, он показался мне человеком хотя и  очень приятным. но внушающим
немалый страх.  Чувствовалось -  малейший  неверный  шаг, и он замкнется,  а
тогда добиться от него сочувствия будет так же трудно, как от горы Эверест,
     Услышав,  что нам  хотелось  бы снять несколько эпизодов из их  работы,
Гарри довольно угрюмо посмотрел на меня.
     - Я отведу вас к загонам и познакомлю  с ребятами,- сказал он.- Я-то не
против, снимайте, но