иногда  эти  крошки,   неистово  набрасываясь  на  еду,   вместе  с  молоком
заглатывали и ватку, отстававшую от спички.
     Первое время  я  держал зверьков в  корзинке возле кровати.  Место было
самое удобное,  ведь мне  приходилось вставать и  кормить их  среди ночи.  С
неделю они  вели себя прекрасно,  по  большей части лежали,  раскинувшись на
подстилке из  сухих  листьев;  были  видны  лишь  тугие  толстые животики да
подрагивающие лапки.  Но когда наставал час кормежки,  они начинали отчаянно
копошиться в корзине, громко пища и немилосердно топча друг дружку.
     Вскоре  у  маленьких кузиманзе выросли  резцы  (теперь они  еще  крепче
вцеплялись  в   ватку,   а   значит,   подвергались  еще  большей  опасности
подавиться),  лапки  у  них  тоже  окрепли,  и  окружающий корзинку мир  все
неотступнее манил их к себе.  Первое на дню кормление было в то время, когда
я  пил свой утренний чай;  я  вынимал их  из  корзинки и  пускал побегать по
кровати,  чтобы они освоились.  Увы,  мне пришлось очень скоро отказаться от
этого  обычая:  однажды утром,  когда я  блаженно прихлебывал чай,  один  из
младенцев приметил мою босую ногу, высунувшуюся из-под одеяла, и решил, что,
если запустить зубы в большой палец,  оттуда потечет молоко. Он вцепился изо
всех силенок в  новую "соску",  а братишки тут же налетели и запустили в мой
палец острые,  как иголки,  зубы -  как бы не прозевать кормежку!  Когда мне
удалось  снова  водворить их  в  корзинку,  привести в  порядок залитую чаем
постель и  утереть забрызганное лицо,  я  принял решение прекратить утренние
"прогулочки" - уж очень они болезненны!
     Но  это были лишь "цветочки" -  впереди меня ждали новые испытания.  Не
успел  я  оглянуться,  как  младенцы  превратились  в  настоящих  малолетних
преступников,  так что я поневоле окрестил их "бандитами".  Росли они как на
дрожжах,  и, когда у них прорезались все зубы, они стали получать вдобавок к
молоку яйца и сырое мясо.  Аппетит у них был зверский, и вся жизнь проходила
в нескончаемых поисках пищи. Сдается мне, у них был один девиз: лопай все, а
там разберемся,  съедобное оно или нет!  На закуску они слопали крышку своей
корзинки.  Слегка заморив червячка,  зверьки вылезли наружу и  отправились в
разведку по лагерю.
     К  несчастью,  они прямиком пустились к  тому единственному месту,  где
могли  нанести максимальный урон  в  минимум времени,  -  к  складу  пищевых
припасов и медикаментов.  Пока я их разыскивал,  они успели разгрызть дюжину
яиц и,  судя по их виду,  вываляться в  содержимом.  Они задали взбучку двум
связкам бананов и,  очевидно,  одержали победу:  вид  у  бананов был  крайне
помятый.  Учинив  бойню  среди  ни  в  чем  не  повинных фруктов,  "бандиты"
двинулись дальше и опрокинули две бутылки с жидким витамином.  Затем они,  к
своему полному восторгу,  обнаружили два больших толстых пакета боракса. Они
вспороли пакетам брюхо и рассеяли содержимое далеко вокруг,  не считая того,
что пристало к  их липким от расквашенных яиц шкуркам.  Когда я  добрался до
мародеров,  они  как  раз  собирались хлебнуть  жутко  вонючего и  ядовитого
дезинфицирующего раствора;  я  сграбастал их буквально в  последнюю секунду.
Все они напоминали какие-то несусветные чучела вроде тех фигурок, что бывают
на рождественском торте, только присыпанных не сахаром, а борной кислотой. Я
возился битый час,  отмывая их, потом заточил всю "банду" в более просторную
и прочную корзину - уж оттуда-то, думал я, им не выбраться.
     Но не прошло и двух дней, как они выбрались и оттуда.
     На этот раз кузиманзе отправились наносить визиты всем обитателям моего
зверинца.  Должно быть,  они  неплохо подзаправились в  чужих  клетках,  где
всегда можно найти превкусные объедки.
     В  то  время у  меня  жила  крупная,  необыкновенно красивая обезьянка,
которую я назвал Колли.  Это была самочка колобуса,  или гверецы, - одной из
самых  красивых африканских мартышек.  Шерсть  у  гверецы  глубокого черного
цвета,  а вокруг тела,  как шаль,  идет белоснежная грива.  Хвост у нее тоже
черный,  с  пышной белой кистью на  конце.  Колли была кокетливая мартышка и
уйму времени тратила на  уход за своей нарядной шкуркой,  а  остальное время
принимала картинные позы то в  одном,  то в другом углу клетки.  На этот раз
Колли решила провести послеобеденную сиесту на полу своей клетки,  поджидая,
пока я принесу ей фрукты.  Она разлеглась,  как купальщица на пляже,  закрыв
глаза и благонравно сложив ручки на груди.  К несчастью,  хвост ее высунулся
сквозь прутья клетки и  лежал на  земле,  как  черный шелковый шарф с  белой
бахромой.  И как раз когда Колли забылась глубоким сном,  на сцене появились
"бандиты".
     Как  я  уже  говорил,  "бандиты" считали,  что любой предмет,  каким бы
несъедобным он  ни  казался,  надо прежде всего попробовать на зуб -  просто
так,  на всякий случай.  Увидев прямо перед собой валявшийся на земле и явно
ничейный  хвост,   главарь  "бандитов"  решил,   что  это  новое  лакомство,
свалившееся прямо с  неба.  Он  бросился вперед и  вонзил зубы в  аппетитный
кусочек.  Двое братцев,  не теряя времени,  присоединились к нему - налетай,
тут на всех хватит!  Бедная Колли пробудилась от безмятежного сна, когда три
пары челюстей,  вооруженных острейшими зубками, впились почти одновременно в
ее  хвост.  Дико вопя от  ужаса,  Колли вскарабкалась к  потолку клетки.  Но
"бандиты" не  собирались уступать свою  добычу  без  боя  и  сцепили зубы  в
мертвой хватке. Чем выше влезала Колли, тем выше возносились и "бандиты", и,
когда я прибежал на вопли несчастной, они болтались в трех футах над землей,
держась зубами за "трос",  -  настоящие акробаты. Целых пять минут я пытался
заставить их разжать зубы,  но они сдались только тогда, когда я пустил им в
носы папиросный дым и они расчихались. К тому времени, когда я снова посадил
преступников под замок, на Колли было жалко смотреть.
     Я  решил,  что надо сделать для "бандитов" настоящую клетку,  если я не
хочу,  чтобы они своими вылазками сеяли панику среди моих зверей. Я соорудил
прекрасную клетку со  всеми удобствами.  На  одной половине была  просторная
спальня,  на другой - площадка для игр и столовая. Там было две двери: через
одну  я  мог  просунуть руку  в  спальню,  через  другую -  положить корм  в
столовую.  Но  кормить зверят было очень трудно:  стоило им  заметить меня с
тарелкой,  как они сбивались в  кучу возле дверцы,  вереща от нетерпения,  а
когда  дверь  приотворялась,  они  всем  скопом вырывались оттуда,  вышибали
тарелку у меня из рук и летели вместе с нею на землю,  где все смешивалось -
кузиманзе,  кусочки сырого мяса, сырые яйца и потоки молока. Когда я пытался
поднять их,  они частенько меня кусали -  не  со  зла,  а  просто по ошибке,
приняв мои  пальцы за  нечто съедобное.  Да  уж,  кормить "бандитов" было не
только накладно,  но  и  очень больно.  Пока я  не  доставил их в  целости и
сохранности в  Англию,  они кусали меня вдвое чаще,  чем любой другой зверь,
какого я  вообще когда-нибудь держал.  Признаюсь,  я с искренним облегчением
поместил их в зоопарк.
     На  другой день после их водворения на новом месте я  зашел посмотреть,
как  они себя чувствуют.  Кузиманзе топали по  огромной клетке с  совершенно
потерянным видом,  подавленные массой  незнакомых форм  и  запахов.  "Бедные
крошки,  -  подумалось мне,  -  они  совсем расстроились".  Они  были  такие
заброшенные,  такие несчастные. Мне стало ужасно жаль своих малышей. Я сунул
палец в  клетку и поманил,  потом позвал их.  Мне казалось,  что разговор со
старым другом их приободрит.  Пора бы мне быть поумнее:  "бандиты" бросились
ко мне со всех ног и вцепились в мой палец,  как бульдоги. Я рявкнул от боли
и  с  трудом стряхнул с  пальца угрюмую семейку.  Когда  я  уходил,  вытирая
окровавленную руку, мне вдруг показалось, что я не так уж горюю, расставшись
с ними.  Конечно, без "бандитов" жизнь лишена многих острых ощущений, зато и
невыносимой боли можно не опасаться.


                                Вильгельмина

     Почти все новые знакомые,  услышав, что я отлавливаю диких животных для
зоопарков,  задают одинаковые вопросы,  в  одном и  том же  порядке.  Первый
вопрос:  это очень опасно?  Отвечаю - нет, если вы не натворите каких-нибудь
глупостей.  Затем меня спрашивают, как мне удается поймать животных. На этот
вопрос  ответить потруднее,  потому  что  есть  сотни  способов ловить диких
животных;  подчас никаких традиционных способов нет, и приходится выдумывать
что-то прямо на ходу.  Третий стандартный вопрос:  а  вы не привязываетесь к
своим животным,  не грустно вам отдавать их после экспедиции?  Да,  конечно,
еще как привязываюсь;  порой, когда расстаешься с существом, прожившим рядом
с тобой восемь месяцев, просто сердце разрывается.
     И  ведь бывает же,  что  совершенно неожиданно для  себя отдаешь сердце
самому несообразному животному,  какому-нибудь маленькому чудищу,  которое в
обычной обстановке вызвало бы у тебя прямо противоположные чувства. Одним из
таких существ, помнится, была Вильгельмина.
     Вильгельмина  -  это  самка  хлыстоногого скорпиона,  и,  если  бы  мне
сказали,  что  настанет день,  когда я  почувствую хоть  малейшую симпатию к
хлыстоногому скорпиону, я бы ни за что не поверил. Из всех населяющих земной
шар живых существ хлыстоногие скорпионы самые несимпатичные. Для тех, кто не
обожает пауков  (а  я  именно  такой  человек),  хлыстоногий скорпион просто
воплощение ужасного кошмара.  Он  похож  на  паука размером с  грецкий орех,
расплющенного паровым катком в тонкую, как вафля, лепешку. Лепешка топырится
во все стороны бесчисленными,  на первый взгляд,  угловатыми лапами, занимая
окружность с суповую тарелку.  В довершение всего возле головы,  если только
можно  сказать,  что  у  подобного  создания  есть  голова,  находится  пара
неимоверно длинных,  похожих на хлысты ног,  которые у  взрослого экземпляра
достигают длины  в  двенадцать дюймов.  Эти  существа  способны скользить по
любой поверхности с  неслыханной резвостью -  вверх,  вниз,  в  сторону -  и
заталкивать свое отвратительное тельце в  трещины,  куда не  поместился бы и
кусочек папиросной бумаги.
     Вот  что  представляет собой  хлыстоногий скорпион,  и  для  всех,  кто
терпеть не может пауков,  это просто сущий дьявол.  К счастью, он совершенно
безобиден - если у вас здоровое сердце.
     С  родичами Вильгельмины я  впервые свел знакомство в тропических лесах
Западной Африки,  где ловил животных. В тех местах охотиться всегда трудно -
по множеству причин.  Во-первых,  деревья там настоящие великаны, высотой до
ста  пятидесяти футов,  с  толстенными стволами,  что  твоя фабричная труба.
Листва в  их кронах густа и  обильна,  ветви переплетены лианами и  украшены
паразитическими растениями -  настоящие висячие сады. Но все это находится в
восьмидесяти -  ста  футах  над  землей,  и  добраться туда  можно только по
гладкому,  как столб, стволу, без единого сучка до высоты в семьдесят футов.
Это  верхний  горизонт  тропического  леса,  самый  густонаселенный,  где  в
относительной безопасности обитает  множество  животных,  которые  на  землю
спускаются или очень редко,  или ни разу за всю жизнь. Расставлять ловушки в
пологе  леса  -  дело  нелегкое.  Порой  все  утро  убиваешь  на  то,  чтобы
вскарабкаться на дерево и надежно пристроить ловушку.  А когда с облегчением
касаешься  ногой  земли,   проклятая  ловушка  сама  собой  захлопывается  с
торжествующим лязганьем,  и  весь изнурительный процесс приходится повторять
заново.  Вот  почему,  мирясь  с  печальной необходимостью ставить ловушки в
кронах,  вы  всегда мечтаете отыскать менее  трудоемкий способ ловить нужных
вам  животных.  Один  из  самых  интересных и  добычливых способов  ловли  -
выкуривание обитателей гигантских стволов.
     У некоторых лесных великанов,  с виду совершенно крепких и надежных, на
самом деле внутри находится дупло, иногда во всю длину. Такие деревья и надо
разыскивать,  хотя это вовсе не  просто.  За  день можно найти от  силы штук
шесть, и только одно из них принесет после подкуривания приличный улов.
     Подкуривать дуплистое дерево -  настоящее искусство.  Для начала,  если
понадобится,   нужно  расширить  отверстие  внизу  и  разложить  возле  него
небольшой костер из сухих веток. Затем надо послать двух африканцев наверх с
сетями -  они загораживают все щели и дыры в коре, после чего устраиваются в
тех точках,  где могут выскочить всполошенные животные. Когда все готово, вы
разжигаете костер  и,  как  только  ветки  хорошенько занялись,  наваливаете
сверху огромную охапку свежей зеленой листвы.  Огонь тут же  глохнет,  но от
костра поднимается столб густого,  едкого дыма. Громадный полый внутри ствол
создает отличную тягу,  как фабричная труба, и дым бурно устремляется вверх.
Пока не разожжешь костер,  просто не представляешь себе,  какое бесчисленное
множество дыр и  щелей в  древесном стволе.  Глядя вверх,  вы  видите тонкий
завиток дыма,  чудом возникающий на коре футах в двадцати над землей,  -  он
просочился через едва видимую щелку;  а  немного погодя еще на  десять футов
выше из трех дырочек,  как из крохотных пушек,  вылетают новые облачка дыма.
Следя  глазами  за  вьющимся  над  корой  дымком,  вы  контролируете процесс
подкуривания. Если дерево попалось удачное, наблюдения внезапно обрываются в
тот момент,  когда дым достигает примерно середины ствола,  - тут начинается
всеобщее бегство и только смотри не зевай.
     Такое полое дерево,  населенное живностью, очень похоже на многоэтажный
дом.  В  квартирах первого  этажа,  например,  обитают гигантские сухопутные
улитки,  размером с  яблоко,  которые вылезают из укрытия со всей скоростью,
доступной улиткам  в  минуту  бедствия.  За  ними  следуют животные,  то  ли
предпочитающие бельэтаж, то ли не умеющие лазать: крупные лесные жабы, спины
у  которых цветом и  узором напоминают сухой лист,  а щеки и бока -  яркого,
чудесного цвета красного дерева.  Они  вразвалочку вылезают из-под  корней с
уморительно высокомерным и  возмущенным видом,  а  на  открытом месте  вдруг
припадают к земле и озираются с трогательной беспомощностью.
     Принудительно  выселив  нижних  жильцов,   приходится  подождать,  пока
обитатели верхних этажей доберутся до отверстий внизу ствола.  Первыми почти
всегда  выползают  гигантские многоножки -  забавные  создания,  похожие  на
толстенькие,  тугие сардельки с  бахромой бесчисленных ножек на  брюшке.  Я,
признаться,  питаю слабость к  этим  безобидным,  довольно глупым существам.
Потешнее  всего  наблюдать,   как  такая  сарделька,  оказавшись  на  столе,
бросается со  всех ног вперед,  добирается до края и,  даже не замечая,  что
опора  уходит  из-под  ног,  неистово молотит в  воздухе ножками,  продолжая
двигаться  в  пустоту  до  тех  пор,  пока  не  начнет  сгибаться  вниз  под
собственной тяжестью.  Тогда,  наполовину  вися  над  пропастью,  многоножка
замирает, обдумывая положение, и, очевидно, смекает, что не все в порядке. И
вот,  начиная с самой последней пары ног, она дает задний ход, подтягивается
на стол, чтобы, добравшись до другого края, повторить тот же трюк сызнова.
     Наступая,  так сказать,  на  пятки гигантским многоножкам,  бросаются в
бегство остальные жильцы верхних этажей:  кто лезет вверх, кто - вниз. Среди
них могут оказаться белки с  черными ушками,  зеленой шкуркой и  изумительно
красивым  огненно-рыжим   хвостом;   серые  гигантские  сони   сломя  голову
выскакивают из  дупла,  а  пушистые хвосты тянутся за ними,  как струи дыма;
вылезает  парочка  буш-бэби  с  громадными  удивленными глазами  и  тонкими,
дрожащими ручками, словно у древних старичков. И само собой, масса различных
летучих мышей:  одни -  толстые,  бурые,  с причудливыми,  похожими на цветы
выростами на рыльцах и большими прозрачными ушами;  другие -  ярко-рыжие, их
мордочки со  свиными пятачками закрывают черные  уши.  И  пока  продолжается
диковинное шествие животных,  повсюду кишмя кишат хлыстоногие скорпионы: они
бесшумно снуют вверх и  вниз по стволу с непостижимой,  жуткой скоростью,  а
стоит замахнуться на них сачком, как втискивают свои отвратительные тельца в
мельчайшие щелки,  а  потом вдруг возникают ниже,  футов на десять,  скользя
прямо  на  вас  с  явным  намерением найти  убежище у  вас  за  пазухой.  Вы
отскакиваете подальше, а мерзкая тварь буквально исчезает, только из трещины
коры торчат две шевелящиеся антенны,  выдавая ее присутствие.  А ведь туда и
визитную карточку не  запихнешь!  Да,  из всего звериного населения Западной
Африки хлыстоногие скорпионы нанесли,  я  думаю,  самый  большой ущерб моему
здоровью.  Тот день, когда я прислонился к дереву, а исключительно крупный и
длинноногий экземпляр пробежал по  моей голой руке,  запомнился мне  навеки.
Это сократило мне жизнь на год, не меньше.
     Но вернемся к  Вильгельмине.  Вильгельмина -  весьма благовоспитанная и
здоровенькая крошка  -  была  одним  из  десяти  близнецов,  и  мое  близкое
знакомство с  нею началось с  того,  что я  поймал ее мать.  Это была чистая
случайность.
     Много  дней  я  провел  в  лесу,  подкуривая деревья,  чтобы  раздобыть
редкостную зверюшку -  карликового шипохвоста.  У этих мелких млекопитающих,
похожих на мышек с  длинными пушистыми хвостами,  между передними и  задними
лапками  натянута своеобразная перепонка -  с  ее  помощью  они  скользят по
воздуху легко,  как  ласточки.  Шипохвосты живут  колониями в  полых стволах
деревьев,  но самое трудное -  отыскать дерево,  где ютится такая колония. И
когда  после  долгих  и  бесплодных поисков я  наконец обнаружил драгоценных
зверьков,  более того -  ухитрился изловить несколько штук, я себя не помнил
от  радости.   Я  даже  соблаговолил  обратить  внимание  на  многочисленных
хлыстоногих скорпионов,  шнырявших по  стволу.  Вдруг мне  на  глаза попался
чрезвычайно странный с виду экземпляр,  который и вел себя как-то странно; я
смотрел на  него  словно завороженный.  Во-первых,  этот щеголь носил что-то
вроде  зеленой  шубы,  почти  целиком  скрывавшей шоколадно-коричневое тело.
Во-вторых,   он  продвигался  по  коре  неторопливо  и   осторожно,   а   не
молниеносными перебежками, как нормальные хлыстоногие скорпионы.
     Я  подумал,  что  зеленая шуба  и  медлительная походка,  должно  быть,
свидетельство весьма  преклонного возраста,  и  стал  разглядывать существо,
наклонясь поближе.  К  превеликому своему удивлению,  я увидел,  что зеленая
шуба состоит из крохотных хлыстоногих скорпиончиков, чуть побольше ногтя, и,
как я  понял,  прибавление семейства произошло совсем недавно.  В отличие от
своей  темно-шоколадной матушки,  они  были  яркого  желто-зеленого цвета  -
кондитеры любят делать на  тортах узоры такого ядовито-зеленого цвета.  Мать
шествовала так медленно и  торжественно просто потому,  что иначе кто-нибудь
из  младенцев мог не  удержаться и  свалиться вниз.  С  чувством раскаяния я
признался себе,  что  никогда  не  интересовался личной  жизнью  хлыстоногих
скорпионов и  даже не  подозревал,  что  мать окажется настолько заботливой,
чтобы носить все свое потомство на спине.  Устыдившись своего легкомыслия, я
подумал, что мне представляется прекрасная возможность пополнить свои знания
об  этих  существах.  Я  осторожно  изловил  самку,  чтобы  не  разронять ее
многочисленное потомство, и отнес в лагерь.
     Я устроил мать с семейством в просторном ящике, где было легко укрыться
среди набросанной листвы и  кусков коры.  Каждое утро я  с некоторой опаской
заглядывал в эти укрытия, проверяя, все ли в порядке. В первое время, стоило
мне  поднять кусок коры,  под  которым затаилась самка,  как она выскакивала
из-под него и шустро карабкалась вверх по стенке ящика -  пугающая привычка!
Я  каждый раз  вздрагивал и  поспешно захлопывал крышку,  боясь прищемить ее
длинные ноги или антенны.  К  счастью,  дня чере