кто  может мне  позвонить,  вы единственный обладатель
английского акцента.
     -- О,-- отозвался я,  пораженный логикой ее умозаключения.-- Ладно, как
бы там ни было, у меня две хорошие новости. Первая -- получен грант, который
позволит построить так необходимую нам лечебницу.
     -- Чудесно,-- сказала она,-- замечательно.
     Я сделал глубокий вдох.
     -- Вторая  новость -- одна старушка,  член  нашего  Треста, скончалась,
великодушно  завещав нам  некую  сумму.  Обычно, когда люди  жертвуют деньги
Тресту, они указывают,  на что их следует потратить, но в данном  случае мне
предоставлено самому решать этот вопрос.
     -- Понятно,-- сказала Ли.-- И что же вы собираетесь с ними сделать?
     -- Hо, если вы не забыли, я говорил о своем желании оборудовать кабинет
для изучения поведения животных и приобрести звукозаписывающую аппаратуру...
Что было совершенной правдой.
     -- И вы хотите использовать  на эти  цели  завещанную сумму. Прекрасная
идея,-- с жаром произнесла она.
     -- Ну,  не  совсем так,-- ответил я.-- Сумма не так уж и велика, однако
достаточна,  чтобы провести предварительные исследования  и решить, может ли
из этой идеи  что-то получиться.  Вот  я и подумал... не использовать ли эти
деньги...  на  то,  чтобы  пригласить  вас на Джерси, где вы могли  бы  меня
консультировать. Как вам такой вариант?
     -- Замечательная  идея,-- медленно произнесла она.-- Но вы уверены, что
хотите, чтобы я консультировала вас?
     --  Совершенно  уверен,--  твердо сказал  я.-- При вашем  опыте лучшего
консультанта не найти.
     -- Что  же, я была  бы только  рада,  однако  могу  приехать лишь после
окончания семестра.
     И Ли приехала,  вооруженная  тяжелым  магнитофоном, и провела на Джерси
полтора месяца. Как я и ожидал, она была в  восторге  от моего зоопарка и от
работы,  проводимой Трестом. На  исходе  полутора месяцев я  не  без трепета
спросил, не  согласится ли она выйти  замуж за меня, и Ли, к  великому моему
удивлению, согласилась.
     Я  по  природе  скромный  человек,  однако  чрезвычайно  горжусь  одним
совершенно  уникальным  достижением.  А  именно:  история не  знает  другого
человека, за которого вышли бы замуж ради его зоопарка.

        Глава третья. ПОПРОБУЙ СОХРАНИ...

     На бумаге сам принцип размножения животных в неволе для сохранения вида
выглядит  достаточно  просто.  Вы  определяете нуждающийся  в спасении вид и
создаете  плодовитую колонию. На деле все куда сложнее. Прекрасный пример --
сага о карликовой свинье. Проблемы, с  коими мы столкнулись,  пытаясь помочь
выживанию этого миниатюрного  представителя  семейства  свиных, многому  нас
научили. Научили, как важно работать в поле, поскольку мы слишком мало знаем
про образ жизни большинства видов. Научили, что  очень часто в разных концах
света  равнодушие  властей  или  межведомственные  склоки  могут сорвать все
усилия по охране  дикой природы. А в данном конкретном случае мы узнали, что
угроза иным  животным  не так  велика, как  нам  представляется,  ибо  когда
заинтересовались карликовой свиньей, считалось, что этот вид уже вымер.
     Впервые карликовую свинью, самый мелкий вид в  семействе свиных, описал
в  1847  году в  Ассаме  (Северная  Индия) Б.  Ходжсон. Сперва не было  даже
уверенности, что речь идет об отдельном виде, а не о поросенке обыкновенного
дикого  индийского  кабана.  Тем  не  менее истина  была  установлена, и вид
получил наименование Sus  salvanius. Для  музеев  добыли  несколько  особей,
затем  "карлики"  исчезли так же внезапно,  как были  обнаружены. Виной тому
считалось вторжение  человека в  их  среду обитания -- заросли  пеннисетума,
которые выжигали,  расчищая  площади для  земледелия.  Казалось,  карликовая
свинья лишь на короткий миг отметилась в ученых трудах,  чтобы тут же отойти
в небытие, подобно дронту.
     Однако  я  не исключал возможности,  что на  редко  посещаемой  учеными
обширной  территории  где-нибудь  в  зарослях  еще  могли уцелеть  никем  не
замеченные  мелкие  робкие  особи, и  сказал себе,  что надо бы когда-нибудь
попробовать  выследить исчезнувшую  свинку.  Сказал -- и  перестал  об  этом
думать,  пока жизнь  не свела  меня с  неким  капитаном Тесье-Янделлом. И не
только с ним -- капитан  явился в сопровождении выдры, которая в моих глазах
превосходила  всякие  там  скучные  визитные  карточки.  Тесье-Янделл  искал
временное прибежище для  этой  выдры: его  срок службы  в Ассаме подходил  к
концу, он готовился  выйти на пенсию  и собирался поселиться на Джерси, а до
той  поры  ему  надо  было  где-то  пристроить любимого  зверька.  Не  стану
утверждать,  что я  мечтал о выдре, как  ни  прелестны эти животные, но этот
экземпляр с  ходу завоевал мое  сердце. Пока  мы  сидели  с капитаном в моем
кабинете, где по полу форменным  образом струился зверек,  как  будто совсем
лишенный  костей,  Тесье-Янделл  заметил,  что готов,  пока в  Ассаме  будут
оформляться   его   бумаги,  поискать  там  каких-нибудь  интересующих  меня
животных.
     -- Карликовая свинья,-- выпалил я.
     Он, как и следовало ожидать, тупо воззрился на меня.
     -- Карликовая  свинья? Это что еще  за создание? --  неуверенно  молвил
капитан.
     -- Самый мелкий представитель  семейства свиных, считается вымершим, но
я могу побиться об заклад, что они  еще существуют. Очаровательное маленькое
животное,-- горячо произнес я.
     Правда, я никогда  не  видел  карликовых свиней, но  отношусь с великим
расположением   ко  всем  членам  названного   семейства.   Свинья,  да  еще
карликовая, просто не могла не быть очаровательной. Я достал единственное  в
моем  архиве изображение загадочной свинки,  и  мы  внимательно изучили его.
Высота тела карликовой свиньи -- 25--30 сантиметров, в целом она величиной с
жесткошерстного терьера. Покрыта серой и черной щетиной; клыки маленькие, но
достаточно крепкие. На первый взгляд эти свинки и впрямь похожи на поросенка
дикого кабана, но при ближайшем рассмотрении видно, что  их  отличает совсем
другая  форма  головы.  При  всей  моей  любви  к  семейству  свиных  должен
признаться, что даже самый ярый почитатель этих животных не назовет взрослую
карликовую свинью красавицей.
     К великой моей радости, Тесье-Янделл сразу загорелся.
     -- Непременно  займусь  этим,--  сказал он.-- И буду опрашивать местных
жителей -- может, что-нибудь и получится.
     За  прошедшие  до  того  годы  я  от  десятков  людей  слышал  подобные
заверения,  и очень редко обещания выполнялись. Но Тесье-Янделл сдержал свое
слово.  Не успел я  оглянуться, как получил от  него письмо  с замечательной
новостью  --  карликовые  свиньи существуют, правда в  небольшом количестве,
местные жители знают про них и попытаются  отловить несколько экземпляров. К
сожалению,  сам  Тесье-Янделл не мог  за этим  проследить, поскольку настало
время  покинуть  Индию,  но   он   поручил  заняться  этим  делом  ассамской
организации, отвечающей за  охрану дикой фауны, которая уже проявила себя  в
содержании и размножении чрезвычайно редкой белокрылой лесной утки. И вскоре
последовало   совершенно  фантастическое   известие  --   карликовые  свиньи
отловлены  и целые  три  пары  содержатся в одном  хозяйстве в  Аттарикхате.
Четыре  драгоценные  особи  могли   стать  нашими,  сумей  мы   одолеть  два
препятствия: во-первых,  получить разрешение  на  их  вывоз от правительства
Индии,  во-вторых,  добиться от британского министерства сельского хозяйства
согласия на их ввоз на Джерси, ибо  на сем острове действуют на этот счет те
же законы, что и во всем Соединенном Королевстве.
     Первую  проблему мы решили, обратившись  к  сэру  Питеру  Скотту, члену
нашего Научного совета и председателю одной из комиссий Международного союза
охраны  природы   и   природных  ресурсов  (МСОП),  занимающейся   спасением
угрожаемых  видов. Сэр  Питер тотчас  написал письмо  премьер-министру Индии
Индире Ганди, живо  интересующейся охраной природы, и  она не замедлила дать
свое согласие на то, чтобы нам позволили вывезти  на Джерси две или три пары
карликовых   свиней.  Казалось,  главное  сделано,  но  не  тут-то  было.  У
министерства  сельского  хозяйства  было  на  этот  счет свое особое мнение.
Скажите ветеринарам этого ведомства, что вы собираетесь ввезти в Соединенное
Королевство коров, или коз,  или овец, вообще каких-либо парнокопытных, и им
сделается дурно, так они  боятся осквернить чистый  британский скот  грязной
иностранной  напастью вроде сибирской язвы, ящура,  чумы, бруцеллеза или еще
какой-нибудь гадкой  заразы.  Особенно  свиньи вызывают  у  них коллективное
нервное   потрясение,   поскольку  благородная  британская  свинья  способна
заразиться специфической чумой или рожей.
     После долгой переписки, поначалу довольно прохладной, но постепенно все
более человечной, нам неохотно  сообщили, что мы можем привезти "карликов" в
один из зоопарков  на Европейском континенте и добиться там от них приплода.
Если  затем  будет  точно установлено,  что  за последние  полгода  в данной
области не отмечено ни одного случая упомянутых страшных болезней, нам будет
позволено доставить  поросят на Джерси. Вроде бы подходящее решение, но дело
в   том,  что  в  Европе  действует  свое  карантинное  законодательство,  и
предстояло   найти  зоопарк,   пользующийся   соответствующим   разрешением,
располагающий  подходящим помещением  и  желающий  принять у себя карликовых
свиней.  Перед лицом всех  этих  сложностей я уже  начал  жалеть, что вообще
когда-то  услышал  про  этих  животных. И  тут,  когда мы  совсем  отчаялись
чего-либо добиться,  нам  на  выручку  пришел  Цюрихский  зоопарк.  Дирекция
согласилась  принять  "карликов",  попытаться получить  приплод и  в  случае
успеха передать поросят (всех или некоторых) нам. Окрыленный успехом (мы шли
к нему  полгода),  я попросил Джереми немедля  вылететь  в Ассам и  привезти
оттуда  диковинных   зверушек.  Разумеется,  как  только  Джереми  прибыл  в
Аттарикхат, он столкнулся с тем,  что  вечно отравляет жизнь борца за охрану
природы,-- с политикой.
     Уже несколько лет (и процесс этот  продолжается) Ассам добивался полной
автономии, и полный радужных надежд Джереми  обнаружил, что между  Ассамом и
Индией царят, мягко выражаясь, весьма  натянутые  отношения. А потому, когда
он радостно возвестил,  что приехал  получить три пары  карликовых свиней, и
предъявил бумагу от мадам Ганди, местные органы и  бровью не повели. Джереми
ощутил себя таким  же желанным гостем, как  гробовщик  на свадьбе.  Деятель,
отвечающий за  охрану лесов, в чьей  власти было решать этот вопрос, заявил,
что у него нет лишних свиней. Как будто он хоть что-то  делал,  чтобы спасти
их от вымирания и сохранить ту самую среду обитания, беречь которую было его
обязанностью. Столкновение с политическим антагонизмом и бюрократией привело
Джереми в бешенство. Обмен с Нью-Дели телеграммами ничего не дал.  Хранитель
лесов стоял на своем. Джереми был уже готов  признать свое  поражение, когда
хранитель решил,  что  лимит  политических  игр исчерпан и лучше не доводить
упрямство  до  абсурда.  Достаточно  того,  что  он  высказал   центральному
правительству свое мнение. И Джереми было великодушно позволено вывезти пару
карликовых свиней. Как быть? Учредив  Трест, мы после тщательного обсуждения
и консультаций со специалистами пришли к  выводу, что минимальное количество
особей  любого  вида для создания плодовитой колонии  с  достаточно  широкой
генетической базой -- три пары, и этой цифрой следует руководствоваться,  за
исключением  особых  случаев,  например, если вся  популяция  диких животных
состоит  всего  лишь  из  восьми  --  десяти  особей.  Поразмыслив,  Джереми
справедливо рассудил, что придется довольствоваться малым, учитывая, сколько
времени, сил и денег нами потрачено на этот проект. Итак, он поместил свинок
в клетки и поспешил уехать, пока хранитель лесов не передумал.
     Малыши благополучно доехали до Цюриха и отлично освоились в карантинном
загоне. Они быстро привыкли к неволе и к непривычному корму, и мы прониклись
верой в  успех  нашей  затеи.  К  великой нашей радости, самка принесла пять
поросят, да  только четверо из них были самцы и всего  одна самочка.  Лишнее
подтверждение мудрости  нашей стратегии -- стараться приобретать минимум три
пары вида для размножения, ведь у нас образовался избыток  самцов. А тут еще
родители неожиданно умерли,  оставив нам всего одну  пару. Правда,  поросята
росли как на дрожжах, но когда они достигли половой зрелости, судьба нанесла
новый удар --  единственная наша самочка  умерла при  родах. И остались мы с
четырьмя  молодыми  симпатичными  особями мужеского  пола.  К этому  времени
отношения между  Ассамом и Индией испортились настолько, что  нечего  было и
надеяться  заполучить  новых  самок. В который  раз  политика  стала поперек
дороги природоохранным  мероприятиям. Не  видя другого выхода,  мы произвели
искусственное  осеменение   спермой  наших  "карликов"  одного  вида  мелких
домашних свиней,  надеясь  получить  поросят,  которых  можно  будет "выдать
замуж"  за   наших  самцов,  чтобы  в   конечном  счете  вывести  потомство,
генетически близкое к "настоящим" карликовым свиньям. Из этой попытки ничего
не вышло, потому что домашние свиньи не зачали.
     Такова печальная повесть  о карликовой свинье, которую считали вымершей
и  заново открыли, о неудавшейся попытке спасения вида; теперь это маленькое
животное вновь  кануло в безвестность.  Когда  мы только начинали заниматься
его  судьбой, в  Ассаме  ежегодно  выжигалось сорок --  пятьдесят  процентов
площади,  занятой под пеннисетумом,  единственной известной  средой обитания
карликовой  свиньи.  Мало  того,  в последний  оплот  карликовой  свиньи  --
тигровый заповедник  Манас,  где  обитают  также  почти  совсем истребленные
большой  однорогий  носорог   и  дикий  буйвол,--   вторгаются  воинствующие
сепаратисты. Они убивают объездчиков, разводят костры и  стреляют носорогов.
Хотя  утверждают, будто индийская армия теперь контролирует  ситуацию, чудом
спасшаяся от полного исчезновения карликовая свинья вскоре последует по пути
дронта,  квагги,  странствующего голубя  и множества других тварей, коим  не
довелось  ужиться  с самым  страшным  хищником  -- гомо  сапиенс,  никак  не
заслуживающим звания "разумного".
     Конечно,  добывать  информацию о  других представителях животного  мира
непросто, но уж общение с представителями собственного вида, казалось бы, не
должно быть таким сложным, ведь даже языковые барьеры можно преодолеть. Увы,
я на собственном опыте убедился, что это не так, что извлечь нужные сведения
из своих сородичей бывает не  менее трудно, чем проникнуть  в тайны  половой
жизни  какой-нибудь  загадочной  глубоководной  рыбы.  Убедился,  когда   мы
заполучили белых ушастых фазанов.
     Эти красивые грациозные  птицы обитают в  горах Китая и Тибета, причем,
подобно большинству пернатой  дичи (достаточно назвать гокко и краксов Южной
Америки, а  также африканских цесарок),  становятся все более редкими  из-за
отстрела и сокращения среды обитания. Последний  раз  белых  ушастых фазанов
вывезли из  Китая в 1936  году, и в  неволе  содержалось  всего восемнадцать
птиц,  неспособных  к  размножению  по  разным  причинам.  А  потому,  когда
представилась  возможность приобрести  в Китае  еще  птиц, чтобы  попытаться
создать плодовитую колонию, мы тотчас же ухватились за нее. Купили две пары,
и в одной из моих книг я уже рассказал, каких  трудов нам стоило получить от
них потомство, сколько огорчений мы испытали. В конце концов все же добились
успеха,  и наступил поистине праздничный день, когда Шеп Мэлит, заведовавший
тогда  нашим  птичником,  и я  могли с  нежностью  полюбоваться  тринадцатью
хрупкими  цыплятами,  одетыми   в  желтовато-коричневый  пух  с  шоколадными
пятнами;  малыши, попискивая, сновали  вокруг высидевшей их  бентамки --  ни
дать ни взять заводные игрушки, какими торгуют лоточники.
     Разумеется,  мы завели  пространную картотеку с  различными  данными  о
наших  драгоценных   крошках,  однако   нам  недоставало   кое-какой  важной
информации  о  состоянии  вида  как  в неволе, так  и в местах обитания.  От
голландского  торговца,  продавшего нам  взрослых  птиц,  мы  знали, что  он
приобрел их  в Пекинском  зоопарке. Казалось, настолько естественно написать
директору этого зоопарка и запросить у него нужные сведения!
     Я сочинил восторженное письмо, поведал,  как мы были счастливы, получив
фазанов,  подробно  рассказал  о  работе  Треста  и  попросил  оказать   нам
содействие. Приложил к письму несколько экземпляров  нашего годового отчета,
путеводитель  по  зоопарку, фотографии  цыплят и  их  родителей  в птичнике.
Потекли дни,  недели. Сказав себе,  что из-за культурной  революции в  Китае
письмо могло  затеряться,  я отправил следом копию (плюс  еще  фотографии  и
прочий материал) с соответствующей припиской. Прождав еще  несколько недель,
послал  третье   письмо,  затем   четвертое.  Безрезультатно.   Поразмыслив,
разработал  новый план  действий.  Написал послу Китая  в  Лондоне, приложив
копии писем  в  Пекинский  зоопарк, прося совета и помощи. Никакого  ответа.
Написал снова, добавив, что предыдущее послание, несомненно,  потеряно этими
никуда  не годными, паскудными  британскими почтовиками,  и  снова  приложив
копии  всего, что  я  когда-либо  писал  про белых ушастых фазанов. Никакого
ответа. Словно я вообще не начинал еще никому писать. Изрядно разозленный (я
ведь  не  просил  их  поделиться  своими  атомными  секретами),  я   написал
поверенному  в  делах  китайского  посольства,  вновь  излагая  суть дела  и
сопровождая письмо очередными копиями. Моя переписка по  этому вопросу могла
сравниться  объемом с  рукописями  Толстого,  и  почтовые  расходы составили
внушительную сумму. Молчание. Я дважды повторил эту попытку. Молчание.
     В полном отчаянии я  сделал копии  всей  моей односторонней переписки с
китайцами  и послал нашему послу в Пекине, прося извинить за  беспокойство и
умоляя помочь мне пробить стену молчания. Посол учтиво ответил, что направил
мое  послание  директору Пекинского  зоопарка  и  что больше ничего не может
сделать. В письме  выражалась надежда,  что я  получу долгожданный ответ. Не
скажу, чтобы я удивился, не  получив вообще никакого  ответа. Сегодня, почти
тридцать  лет  спустя,  дело  так  и  не сдвинулось  с  места.  Такого  рода
односторонняя переписка сильно смахивает на отправку писем Деду Морозу перед
Рождеством.
     Латиноамериканцы  тоже почитают делом  чести не отвечать на письма;  во
всяком случае, так было,  когда мы решили заполучить  бесхвостых (вулканных)
кроликов.
     Бесхвостый  кролик настолько своеобразен,  что  выделен в особый род  с
единственным входящим  в него видом, и обитает он только на склонах вулканов
в  окрестностях  Мехико,  известных  под  трудновыговариваемыми   названиями
Попокатепетль и Истаксихуатль. Мелкий  зверек  размерами сравним с детенышем
европейского дикого кролика, но  у  него совсем маленькие, аккуратные  ушки,
прилегающие  к голове, более округлый профиль  и  присущая  лишь этому  роду
стойка.
     Помню, как мы впервые ехали вверх по склону Попокатепетля,  высматривая
кроликов. Конец дороги уперся в рассыпчатый снег, и в пути мы увидели только
редкий сосновый бор, где  топорщились золотистые кочки травы закатон, словно
сотни тысяч париков на  манекенах. Когда же мы  стали  спускаться обратно  в
заполненную  смогом  низину,  где  раскинулся Мехико,  этот все более  дурно
пахнущий город, то услышали вдруг странный звук, нечто среднее между щебетом
и лаем. Присмотрелись -- и увидели настороженно глядящего на нас бесхвостого
кролика,  восседающего  на  роскошном  парике  из   закатона.  Я   любовался
очаровательным, будто только что вымытым и причесанным зверьком с маленькими
яркими гла