приблизился  к разозленному дикарю и,  громко мурлыча,  стал
тереться о его шею. Как я и ожидал, дикий котенок в ответ на это приветствие
отпрянул, довольно грубо  фыркнул и  удалился  в угол. Пеструшка, чьи первые
попытки подружиться были  отвергнуты, уселась и, громко мурлыча, с довольным
видом принялась  умываться. Я закрыл клетку мешковиной и оставил  их  одних.
Теперь я знал наверняка, что  дикий котенок уже не  сделает Пеструшке ничего
плохого.
     В  тот  же  вечер, подняв мешковину, я увидел,  что они лежат рядом,  и
дикий  котенок, вместо  того чтобы фыркать на меня, как он делал это раньше,
ограничился  лишь  тем, что угрожающе приподнял  верхнюю  губу.  Я осторожно
поставил в  клетку большую чашку с  молоком  и  тарелку с мелко  порубленным
мясом и сырым яйцом -- пищей, которой мне хотелось накормить дикого котенка.
Это  было решающее  испытание.  Я  надеялся,  что Пеструшка,  накинувшись на
вкусную еду, своим примером подбодрит дикого  котенка и  заставит  его есть.
Урча, как старый подвесной  мотор, Пеструшка  уверенно  бросилась к чашке  с
молоком, сделала большой глоток и принялась за мясо с яйцом. Я отошел и стал
незаметно   наблюдать  за  диким  котенком.  Сначала   он  не   проявлял   к
происходящему никакого интереса и лежал с полузакрытыми  глазами. Но наконец
шум,  поднятый  Пеструшкой,  громко пожиравшей  мясо  и  яйцо,  привлек  его
внимание.  Он осторожно  встал  и подошел к  тарелке.  Я затаил дыхание.  Он
деликатно обнюхивал край тарелки, а Пеструшка, подняв измазанную сырым яйцом
морду, призывно замяукала. Мяуканье ее было приглушенным, потому что в зубах
она держала  кусок  мяса. Дикий котенок  постоял, размышляя,  потом, к  моей
радости, наклонился  к тарелке  и  стал есть. Было  видно, что котенок очень
голоден, но, несмотря на это, ел  он очень чинно. Лакнув сырое яйцо, он взял
кусочек  мяса и, тщательно прожевав, проглотил. Я наблюдал за котятами, пока
они не съели  все.  Тогда я  снова поставил в клетку  молоко, яйца и мясо и,
довольный,  пошел спать. На другое утро  обе  чашки были  чисто  вылизаны, а
котята лежали  в  обнимку и  крепко  спали.  Животики  их  вздулись,  словно
волосатые воздушные шарики. Они не просыпались до полудня, и было видно, что
они  обожрались. Но когда  котята увидели, что  я несу  тарелки  с едой, они
очень этим заинтересовались, и я понял, что перехитрил дикого котенка.

ГОРОД BICHOS
     Возбуждение, вызываемое  в  нем  невиданными предметами,  и возможность
успеха побуждают его к более энергичной деятельности.
     Чарлз Дарвин. Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль"
     С самого моего приезда в Калилегуа Луна докучал мне просьбами поехать с
ним в город Оран. До него всего миль пятьдесят, и там, по словам Луны, можно
найти уйму всяких bichos.
     Я  относился к  этой идее сдержанно, потому что знал,  как  легко можно
увлечься  и начать метаться с места на место. И пусть даже каждое место само
по себе окажется хорошим средоточием животных, если  примешься  скакать, как
кузнечик, толку от  этого  никакого не  будет. Я  решил обсудить эту  идею с
Чарлзом и в  тот же вечер, когда мы сидели, не спеша попивая джин и глядя на
луну, серебрившую своим голубоватым сиянием листья пальм, сказал ему о своем
затруднении.
     -- Почему Луна так стремится в Оран? -- спросил я Чарлза.
     -- Видите ли,-- сказал Чарлз,-- во-первых, Оран -- его родной  город, и
это обстоятельство может оказаться полезным, так  как это значит,  что он со
всеми  там  знаком. Мне кажется, вам не мешало бы съездить туда и посмотреть
самому, Джерри. В Оране  народу гораздо больше, чем в Калилегуа, и, я думаю,
вы соберете там вдвое больше животных, чем вам удалось найти здесь.
     -- А Луну вы можете отпустить? -- спросил я. Чарлз слегка улыбнулся.
     -- Не думаю, чтобы его трехдневное  отсутствие  было заметным,-- сказал
он,-- а вам этого времени вполне  достаточно для того, чтобы собрать в Оране
всю фауну, какая там только есть.
     -- Мы можем выехать в понедельник? -- нетерпеливо спросил я.
     -- Да,-- сказал Чарлз,-- так будет хорошо.
     -- Великолепно,-- сказал я,  допивая  джин,-- а  теперь мне  надо пойти
навестить Эдну.
     -- Зачем она вам?
     -- Кто-то же должен кормить моих животных,  пока я буду  в отлучке, а у
Эдны, мне кажется, доброе сердце.
     Когда я  вошел, Хельмут,  Эдна  и  Луна  спорили  о  достоинствах  двух
народных  песенок, которые они вновь и вновь прокручивали на  патефоне. Эдна
молча указала, где стоит джин, я налил себе и сел на пол у ее ног.
     -- Эдна,-- сказал я, выбрав момент затишья в споре,-- я люблю вас.
     Она сардонически подняла одну бровь и посмотрела на меня.
     -- Если бы Хельмут не был больше меня ростом, я предложил бы вам бежать
со мной,-- продолжал я,-- потому что  с первого  взгляда я влюбился в вас, в
ваши глаза, в ваши волосы, в вашу манеру наливать джин...
     -- Чего вам надо? -- спросила она.
     Я вздохнул.
     -- Вы  бездушны,-- пожаловался  я.--  Я  только собирался  приступить к
делу. Ну, так знайте же, Чарлз сказал, что мы с Луной  можем поехать  на три
дня в Оран. Вы посмотрите за моими животными вместо меня?
     -- Конечно,--  сказала  она, удивленная, как я  мог вообще усомниться в
этом.
     -- Конечно,-- подтвердил Хельмут.-- Джерри, ты большой дурак. Я говорил
тебе, что мы сделаем все,  что только возможно.  Только попроси. Мы  сделаем
для тебя все.
     Он плеснул еще джину в мой стакан.
     -- А вот,- добавил он неохотно,-- побег с моей женой у тебя не выйдет.
     Итак,  рано  утром  в  понедельник  мы  с  Луной  выехали  в  маленьком
автомобиле  с кузовом "универсал", за рулем которого  сидел какой-то веселый
полупьяный  субъект с  огромными  усами. Мы взяли с  собой  только все самое
необходимое  для путешествия:  гитару Луны, три бутылки вина, мой  бумажник,
набитый песо, магнитофон  и камеры. Мы захватили еще и по чистой рубашке, но
наш водитель благоговейно и осторожно уложил их в лужу масла. Всю предыдущую
ночь шел такой громкий проливной дождь, какой бывает  только в  тропиках;  к
утру  он превратился в серую изморось, а грунтовая  дорога раскисла  и стала
похожа на неудавшееся  бланманже. Луна, которого  не расстроила ни непогода,
ни  раскисшая  дорога,  ни  сомнительная  способность  нашего  шофера  вести
автомобиль, ни  судьба  наших чистых  рубашек, ни  даже  то, что крыша нашей
машины  немножко протекала, что-то  весело напевал про себя,  а  автомобиль,
который заносило и подбрасывало, мчался по дороге в Оран.
     Мы ехали  уже примерно три четверти часа, когда наш  водитель,  который
больше следил за тем, чтобы правильно подтягивать Луне, чем за тем, как идет
машина, одолел на двух колесах поворот. И только мы снова чудом выровнялись,
как  я увидел  впереди нечто такое,  отчего у меня упало сердце.  Перед нами
катил свои красноватые пенистые воды мутный поток шириной ярдов в четыреста.
На его берегу,  словно  очередь понурых слонов, стояли  три грузовика, а  на
середине  потока  был  еще один грузовик, отнесенный вниз по течению напором
воды. Его деловито вытаскивал на  противоположную сторону какой-то механизм,
похожий  на большой  трактор с  лебедкой  и  стальным  тросом. Наш  водитель
присоединился к очереди, заглушил мотор и осклабился.
     -- Mucho  agua <Много воды (испан.).>,--сказал  он  и на всякий  случай
показал пальцем, будто я  страдал  пороком  зрения и  мог не  заметить этого
небольшого  Бискайского залива,  который нам предстояло пересечь.  Еще  день
назад этот широкий поток был. очевидно, всего лишь мелким ручейком,  который
мирно журчал  в своем галечном  ложе, но ночной дождь  раздул  его  внезапно
сверх  всякой меры.  Я по  опыту  знал,  как быстро  тоненький  ручеек может
вырасти  в  настоящую  бурную реку,  потому что  однажды в  Западной  Африке
ручеек,  который  сначала был  всего  фута в  три шириной и  дюйма  в четыре
глубиной, совершенно внезапно  превратился в реку, похожую  на Амазонку в ее
верхнем  течении, и  чуть не смыл мой лагерь.  Никто из  тех, кто  не  видел
такого внезапного  превращения, не поверит мне,  но тем не менее это одна из
самых неприятных, а иногда и опасных сторон путешествия в тропиках.
     Наконец через час последний грузовик перетянули на  тот берег и подошла
наша очередь.  К  бамперу машины  привязали  трос, и нас  осторожно потащили
через поток. Уровень воды становился все выше и выше, течение сильнее, и вот
вода зашумела  и  заплескалась о борт машины. Вода проникала сквозь  щели  в
двери и струйками  текла по  полу у нас  под ногами. Постепенно  она покрыла
наши башмаки. Теперь мы были примерно на полпути, и напор воды  медленно, но
верно  толкал  нас  вниз по  течению.  Сначала мы стояли  как  раз  напротив
трактора с лебедкой, а  теперь нас снесло в сторону футов на пятьдесят. Трос
был туго  натянут,  и у  меня  было такое ощущение, будто  мы превратились в
какую-то гигантскую бесформенную рыбу, которую водят на леске два молчаливых
индейца. Вода  достигла уровня сидений;  тут она немного  помедлила  и вдруг
хлынула  под  нас.  В  этот драматический момент,  когда  мы уже  сидели  на
полдюйма в ледяной воде, лебедка перестала работать.
     --  Ррррр!  --  зарычал  наш  водитель,  высовывая  голову  из  окна  и
внушительно шевеля усами.-- Que pasa? <Что происходит? (испан.) >
     Один  из  индейцев  спрыгнул с трактора  и медленно  побрел по  дороге;
другой сдвинул большую соломенную шляпу на затылок  и не торопясь  подошел к
берегу.
     --  Nafta  no  hay!<Нет  горючего!  (испан.)>  --  закричал  он, сладко
почесывая живот.
     - И надо  же, чтобы  это проклятое  горючее  кончилось именно сейчас,--
раздраженно сказал я Луне.
     --  Да,-- уныло откликнулся Луна,-- но другой индеец пошел  за горючим.
Он скоро вернется.
     Прошло полчаса.  Потом час.  Нижние  части наших тел замерзли, и мы все
время  ерзали, чтобы немного  оживить  их. Наконец, к нашему облегчению,  на
дороге  появился  индеец с  банкой горючего. Потом  индейцы затеяли  длинный
спор, как  лучше заливать животворную жидкость в трактор, а тем временем наш
водитель,  стуча  зубами,  ругал  их  последними  словами.  Наконец  индейцы
закончили  эту сверхсложную  операцию,  трактор  ожил,  трос  натянулся,  мы
медленно потащились к берегу, и уровень воды в машине стал падать.
     Достигнув в  конце концов суши, мы сняли брюки и выжали  их.  Наш шофер
громко  крыл  улыбавшихся  нам индейцев  за покушение  на  человекоубийство.
Потом,  оставшись  в одной  рубахе,  он  открыл капот и  осмотрел двигатель.
Шевеля усами,  он  что-то бормотал про себя.  Он заранее завернул  в  тряпки
некоторые жизненно важные  части внутренних органов нашего автомобиля  перед
тем, как мы  въехали в  поток, и  теперь разматывал их  и протирал.  Наконец
шофер сел за руль, нажал на стартер  и с широкой горделивой  улыбкой слушал,
как работает  мотор. Мы  сели в машину и  понеслись, подпрыгивая по  дороге.
Индейцы весело помахали нам на прощание шляпами.
     Мы проехали миль пять и  только начали высыхать, как встретили еще одну
водную преграду. Дорога здесь шла по склонам гор, у самого их подножия. То и
дело встречались глубокие  узкие ущелья, по которым стекала с гор вода. Там,
где дорога  пересекалась  этими неширокими, но мощными речками, проще  всего
было бы перекинуть небольшие мосты. Но,  видно, великое множество этих речек
делало  такое  мероприятие слишком  накладным,  и поэтому  применили  другой
способ -- поперек речек проложили бетонные дорожки. В сухое время года ехать
по такой  дорожке было даже приятно, но  когда вода с гор устремлялась вниз,
она, ревя, заливала  бетон фута на  четыре  и срывалась с него вниз красивым
десятифутовым  водопадом.  Побыв  несколько  дней  под  водой,  бетон  из-за
наросших  на  него  водорослей становился скользким,  как  стекло, и поэтому
ехать по нему было более опасно, чем просто по дну речки.
     Здесь уже не было  спасительной  лебедки,  и водитель, испуганно  ворча
сквозь жесткие усы, сам осторожно направил машину в красноватую воду. Машина
уже проехала половину бетонной дороги, когда заглох мотор. Мы сидели и молча
смотрели  друг  на  друга.  Вдруг  вода, напиравшая  на левый борт, сдвинула
машину примерно на дюйм  вправо, в сторону водопада,  и  тогда мы  все разом
вскочили,  как от удара  током. Мы  испугались, что течение вдруг  подхватит
автомобиль и швырнет его через край плиты на камни. Все выскочили наружу.
     --  Толкать...  нам  всем  надо  толкать,--  старался  перекричать  шум
водопада Луна.  Он  судорожно цеплялся  обеими руками за борт  машины.  Сила
течения была  довольно велика, а Луна был такой худенький, что я боялся, как
бы его не унесло и не сбросило в водопад.
     -- Перейдите на ту сторону,-- крикнул я,-- здесь вас смоет.
     Луна понял силу этого аргумента и, прижимаясь всем телом к машине, стал
перебираться на  другую  сторону,  пока  машина  не  оказалась между  ним  и
водопадом. Потом мы налегли на  машину плечами и начали толкать ее. Это было
одно из самых неблагодарных дел, какие я когда-либо выполнял,  потому что мы
толкали машину  не  только вверх по цементной дороге, но  и  против течения,
которое все  время старалось нас развернуть. После десятиминутной борьбы нам
удалось продвинуться примерно на  три фута вперед,  а  течение  за это время
сдвинуло нас  на  три  фута  ближе  к водопаду. Я  уже  начал  по-настоящему
беспокоиться:  при  таких  темпах  еще через  полчаса  машину  могло смыть в
водопад. Втроем мы были не в силах толкать ее вверх по склону и одновременно
против течения. У нас  была веревка, и, по-моему, надо было просто привязать
машину к дереву на берегу и ждать,  пока не спадет вода. Я как раз собирался
с мыслями, чтобы изложить свой план по-испански, когда из-за поворота дороги
на противоположном берегу появилась добрая фея, удачно замаскировавшаяся под
урчащий  и фыркающий грузовик. Несмотря на почтенный возраст и ржавчину, вид
у него  был могучий и добродушный. Мы приветствовали его радостными криками.
Водитель грузовика оценил  наше затруднительное положение с первого взгляда.
Сбавив ход, он медленно направил громаду своей машины  в красноватый поток и
остановился  в нескольких футах от нас. Мы торопливо достали  свою  веревку,
связали обе машины вместе, и грузовик, дав задний ход, осторожно вытащил наш
автомобиль из потока на сушу. Мы поблагодарили  водителя грузовика, угостили
его  сигаретой  и с  завистью  смотрели,  как  он  направил своего  могучего
стального коня в поток. Потом мы переключили свое внимание на утомительный и
хлопотный процесс просушки двигателя.
     В конце концов  мы прибыли  в Оран в два часа пополудни,  преодолев еще
три водные преграды,  которые,  к  счастью, не обладали скверными качествами
первых двух. И тем не  менее до дома Луны мы добрались  в  таком виде, будто
целый  день провели в реке. Это,  впрочем,  не  очень расходилось с истиной.
Прелестные родственники Луны радостно  приветствовали нас, они отобрали наши
одежды, чтобы просушить их,  приготовили непомерное количество еды и усадили
нас  во  внутреннем  дворике,  где  было много цветов  и  куда  лучи  солнца
проникали  лишь  для того, чтобы согревать, а  не  жечь. Пока мы ели и  пили
доброе бодрящее красное вино. Луна посылал бесконечное (судя по всему) число
своих юных родственников с таинственными  поручениями в разные концы города.
Они то и дело появлялись и докладывали ему что-то шепотом, а он с напыщенным
видом кивал головой и  улыбался или отчаянно морщился в зависимости от того,
какие вести он  изволил выслушать. А  когда  Луна покашливал  или  бросал на
родственников  взгляд,  все  они  старались сдержать  волнение  и  выжидающе
замирали.  У  меня  появилось  такое  чувство, будто  я  обедаю  с  герцогом
Веллингтоном накануне битвы при Ватерлоо. Наконец  Луна налил мне  и себе по
последнему стакану вина и осклабился. Его большие черные  глаза сверкали  от
плохо скрываемого возбуждения.
     -- Джерри,-- сказал он по-испански,-- я нашел вам bichos.
     -- Уже? -- спросил я.-- Каким образом?
     Он  показал  рукой  на отряд улыбавшихся родственников, выстроившихся в
одну шеренгу.
     -- Я  разослал их навести  справки, и они нашли людей, у  которых  есть
bichos.  Нам остается теперь только пойти и купить этих bichos, если они вам
подойдут.
     -- Превосходно,-- сказал я, залпом допивая стакан вина,-- пошли?
     Через  десять  минут  мы  с  Луной,  подстегиваемые  охотничьим  зудом,
отправились  рыскать  по  городу.  Впереди  нас  бежала  свора  его  юных  и
возбужденных родственников.  Город был  небольшой, но разбросанный, здания в
нем стояли  в типичном для  Аргентины шахматном порядке. Как  и предсказывал
Чарлз,   куда   бы   мы   ни  приходили,  Луну   приветствовали   радостными
восклицаниями,  и на нас сыпалось  множество  приглашений принять участие  в
выпивке. В  ответ на подобную  фривольность  Луна  решительно  поворачивался
спиной, и мы снова  пускались в  путь.  В конце  концов один  из юных членов
нашей свиты бросился со всех ног вперед и громко забарабанил по внушительной
двери какого-то большого  дома.  Когда  мы  подошли к  двери,  она была  уже
открыта  и  на пороге стояла старуха,  одетая в черное и поэтому похожая  на
дряхлого таракана. Луна остановился перед ней и пожелал ей доброго вечера. В
ответ она слегка наклонила голову.
     --  Я  знаю, что  у  вас  в  доме  есть  попугай,--  сказал  Луна тоном
полицейского, который  точно  знает, что  труп спрятан под  кушеткой, и дает
преступнику понять, что отпирательства не помогут.
     -- Да, есть,-- немного удивленно сказала женщина.
     --  Этот  английский сеньор  собирает зверей и  птиц для своего  jardin
zoologico <Зоосад  (испан.).> в  Англии,-- продолжал Луна,-- и, возможно, он
захочет купить вашу птицу.
     Старуха  без  всякого  любопытства  поглядела на  меня  сухими  черными
глазами.
     -- Как хотите,-- сказала она наконец,-- птица эта грязная и говорить не
умеет. Мне принес ее  сын, и если  ее можно продать,  я  буду  только  рада.
Заходите, сеньоры, и посмотрите попугая.
     Шаркая  ногами, она  привела  нас  в  неизбежный  внутренний  дворик  с
растениями в горшках.  Он был похож на колодец  внутри дома. Увидев птицу, я
еле сдержал радостный крик. Это  был желтоголовый ара, редкий член семейства
попугаев. Он  сидел на  остатках деревянного насеста,  который, по-видимому,
всю  последнюю неделю он  медленно и методично разрушал.  Когда мы собрались
вокруг  попугая, он, держа в клюве  щепочку, поглядел на нас, издал короткий
гортанный звук и продолжал  свою разрушительную работу. Луна бросил  на меня
быстрый  взгляд  своих сияющих глаз, и я энергично кивнул  ему.  Он  глубоко
вздохнул, с презрением оглядел попугая и повернулся к старухе.
     -- Самый обыкновенный попугай,--  сказал он равнодушно,-- но  все равно
сеньор  согласен  купить  его.  Вы,  конечно,  понимаете, что  мы  не  можем
позволить себе заплатить очень щедро за такую обыкновенную шкодливую  птицу,
которая  к тому же не говорит. Сеньор  никак не может дать  вам за эту тварь
больше, скажем, двадцати пяти песо.
     Потом он сложил  руки на груди  и посмотрел  на женщину, ожидая  от нее
взрыва негодования.
     -- Хорошо,-- сказала женщина,-- берите его.
     Луна  уставился  на  нее   с  открытым  ртом,  а   она  взяла  попугая,
бесцеремонно  сунула  его  мне  на  плечо  и  протянула сморщенную  руку  за
деньгами. Я торопливо достал бумажник, боясь, как бы она не передумала.  Дар
речи вернулся к Луне, только когда мы были уже на улице, а попугай удивленно
и  довольно кричал  гортанным  голосом над моим  ухом.  Луна  уныло  покачал
головой.
     -- В чем дело, Луна?  --  спросил я.-- Это  замечательная  птица, и  мы
купили ее баснословно дешево.
     -- Я рад за вас,--  грустно сказал он.-- Но когда мне встречаются люди,
которые, не  торг