иступила к титаническому труду
по просмотру сотен книг,  проверяя и  перепроверяя данные (вы даже отдаленно
не  представляете,  насколько  деятели  науки  противоречат  один  другому),
обращаясь за советом к целой армии ученых мужей.
     Как  только на  мой  письменный стол хлынул поток информации,  я  начал
постепенно превращать его в то,  что Ли довольно непочтительно называет моей
"развесистой прозой".
     Работа над книгой заняла немногим более двух лет,  и то, что вся эпопея
не завершилась разводом, говорит о долготерпении и выдержке моей жены. Сразу
по  выходе  из  печати  книга  завоевала успех,  и  гордые  авторы,  излучая
самодовольство,  с  полным правом рассчитывали на  заслуженный отдых.  Но не
тут-то было.  Видя огромную популярность книги,  нам предложили снять по ней
многосерийный телевизионный фильм, и мы, не вполне отдавая себе отчет в том,
что делаем,  согласились. Через полтора года после выхода книги в свет фильм
был завершен.
     Продюсером нашего сериала была назначена Паула Куигли,  или,  как мы ее
называли,  Куиггерс,  которую мы  хорошо  знали  и  любили  еще  со  времени
совместной  работы  на   Маврикии  и   Мадагаскаре,   где  проходили  съемки
многосерийного  фильма  под   названием  "Странствующий  ковчег".   Паула  -
миниатюрная, изящная женщина с копной темных курчавых волос, курносым, как у
пекинеса,  носом  и  эдакими  загадочными  русалочьими  глазами,  которые  в
зависимости от  цвета одежды могут становиться то синими,  то зелеными.  Она
является также  обладательницей неправдоподобно длинных ресниц,  с  которыми
могут соперничать разве что жирафьи. Завершая портрет Паулы, следует сказать
еще об одной ее особенности. Будучи от природы наделена на редкость приятным
сопрано,  она  способна иногда издать такой вопль,  что  непременно стала бы
чемпионкой на городском конкурсе крикунов,  и этот ее дар оказался для нас в
полном смысле слова бесценным,  так как наш куцый бюджет не был рассчитан на
"уоки-токи"  и  мегафон.   (Принимая  во  внимание  присутствие  Паулы,  эти
дополнительные средства коммуникации и впрямь оказались бы лишними.)
     Съемки  велись под  руководством двух  режиссеров:  Джонатана Харриса и
Аластера  Брауна.   Аластер  командовал  семью   сериями,   остальные  шесть
находились в  ведении  Джонатана.  Чело  Аластера  благодаря  украсившим его
залысинам  казалось   очень   высоким,   что   придавало  нашему   режиссеру
чопорно-аристократический  вид.   Загадочно,   словно   у   Белого   Рыцаря,
поблескивали за  стеклами очков  светло-голубые глаза,  с  лица  не  сходила
кривая улыбка.  У  Аластера была привычка медленно поворачиваться на  месте,
держа при этом голову слегка набок,  что вызывало в памяти образ Повешенного
с  гадальных  карт.   Его  манера  говорить  незаконченными  фразами  сильно
затрудняла общение,  но,  к  счастью,  с  нами  была  Паула,  с  готовностью
выступавшая  в   роли  переводчика,   особенно  в  тех  случаях,   когда  от
перевозбуждения Аластер  начинал  нести  совершеннейшую околесицу.  Джонатан
разительно отличался от  Аластера  как  внешне,  так  и  внутренне.  Он  был
темноволос,  довольно угрюм и красив демонической красотой (несколько в духе
мистера Хитклифа).  Говорил он хриплым голосом,  тщательно выбирая слова; по
этой манере вы могли принять его за педанта,  пока до вас не доходил скрытый
сарказм его слов.
     Хорошо это  или  плохо иметь сразу двух  режиссеров -  так  и  осталось
невыясненным.  Очевидно лишь то,  что  подобная ситуация пробуждает здоровый
дух  соперничества,  выразившийся в  нашем  конкретном случае  в  стремлении
перещеголять  друг   друга  придумыванием  трюков  один   головокружительнее
другого, и не будь рядом Паулы с ее нежной заботой, мы бы уже давно отошли в
лучший мир.  Ведь коль скоро режиссер "заклинится" на  каком-нибудь эпизоде,
он  уже не  в  состоянии переключиться ни  на  что иное,  вследствие чего вы
рискуете оказаться в графе неизбежных потерь.  Подобное отношение к артистам
красноречиво высказал Альфред Хичкок:  "Я не утверждаю, что актеры и актрисы
- скот,  я  только говорю,  что  с  ними следует обращаться как со  скотом".
Наконец пришел мой черед взять реванш.
     То  обстоятельство,  что ни  Паула,  ни  Джонатан,  ни  Аластер не были
натуралистами, ставило под сомнение благополучный исход всей нашей авантюры.
Их  знания  о  природе  могли  уместиться  в  наперстке.   После  некоторого
размышления они, пожалуй, смогли бы отличить мышь от жирафа, краба от акулы,
лягушку от удава и бабочку от орла,  но это далось бы им не без усилий.  Как
бы  там ни было,  в  процессе съемок,  исподволь,  у  них начал пробуждаться
неподдельный интерес к  природе.  Это вселило в нас надежду на будущий успех
нашего  сериала,  основной задачей  которого было  помочь  любому  человеку,
независимо от возраста, взглянуть на мир глазами натуралиста-любителя.
     Мы  рады,  что,  несмотря на  огромные трудности,  нам все-таки удалось
завершить съемки. Я не могу сейчас с уверенностью сказать, что мы взялись бы
за  эту  работу,  знай  заранее,  с  чем  предстоит столкнуться.  И  все  же
путешествие по свету за казенный счет -  ни с чем не сравнимое удовольствие;
а  зная,  что Ли в  отличие от меня видит многие места впервые,  я радовался
вдвойне.
     На  съемки 13  серий  у  нас  ушел  год.  За  это  время мы  преодолели
расстояние в  49 тысяч миль от Скалистых гор в Канаде до Панамы,  и от Южной
Африки до северной оконечности Британских островов.  В  заключение несколько
слов для тех, кто думает, будто жизнь наша была полна экзотики. Кругосветное
путешествие -  на  редкость приятное занятие,  покуда оно не  сопровождается
одновременными съемками 13 получасовых телефильмов - делом чертовски трудным
и  изнурительным.  И  если в  конце пути,  несмотря ни  на  что,  вы сможете
остаться друзьями - это и будет одним из самых удивительных чудес в жизни.


                                 Глоссарий

     Книга пестрит "киношной" терминологией.  Дабы не утомлять читателя и не
перегружать текст, я постараюсь здесь объяснить наиболее часто встречающиеся
понятия.
     1.  Герой фильма.  Ли,  я  или  любой другой,  рискнувший стать ведущим
сериала.
     2.  Крупный план.  Лицо  во  весь  экран со  следами разгульного образа
жизни. Ли выглядит красоткой.
     3.  Средний план.  Ваш поколенный портрет,  на  котором безошибочно (по
очертаниям фигуры) узнается истинный гурман.  Ли стройна,  как самодовольный
пескарь.
     4. Дальний план. К счастью, нас почти не видно. Группы деревьев, горы и
другие красоты природы удачно скрывают наши недостатки.
     5.  Панорамный кадр.  Пока вы,  то и  дело спотыкаясь,  бредете на фоне
пейзажа,  стараясь удержать в  голове текст и  не  дать  запутаться в  траве
проводу от микрофона,  камера,  не отставая ни на шаг,  неумолимо следует за
вами.
     6.  Съемка скрытой камерой.  Камера возникает перед вами в  тот момент,
когда вы меньше всего ее ожидаете и  потому не успели привести свою бороду в
порядок.  Объектив с переменным фокусом, безусловно, изменил вашу внешность,
но почему-то не в  лучшую сторону.  А  Ли (нет,  это просто бесит!) выглядит
лучше,   чем  Джеки  Онассис  после  длительного  отдыха,  паровой  ванны  и
роскошного массажа.
     7.  Озвучивание эпизода.  Вы  смотрите в  камеру  преданными глазами  и
говорите доверительным тоном, стараясь при этом не забыть текст.
     8.  Оговорка.  Когда вы  озвучиваете роль,  то  вместо фразы:  "Я  хочу
обратить ваше внимание на  то,  как эта сова..."  вы  произносите что-нибудь
вроде:  "Я  хочу обратить вашу сову на то..."  К  несчастью,  оговорки имеют
тенденцию катастрофически плодиться,  и вскоре вы обнаруживаете,  что несете
совершенную абракадабру,  вызывая праведный гнев  вашего режиссера.  В  этом
случае следует немного отключиться и пойти поискать сочувствия у жены.
     9.  Бюджет.  Сумма денег,  подсчитанная до того точно,  что ее с трудом
хватает до конца съемок.
     10. Случайное попадание в кадр. Когда с пятнадцатой попытки вам удалось
успешно провести очень трудную сцену,  ваш  оператор вдруг сообщает,  что на
пленку,  непонятно  как,  попала  не  имеющая  к  данному  эпизоду  никакого
отношения часть  сельского пейзажа,  испортив таким  образом  весь  отснятый
материал,  что требует пересъемки,  во  время которой вы  опять сбиваетесь и
забываете текст.  Говорят,  были  случаи,  когда  вконец разъяренные герой с
режиссером набрасывались на оператора и избивали его до полусмерти.


        "ФИЛЬМ ПЕРВЫЙ"

     Ним,  в  Провансе,  задыхался от  нестерпимой жары.  Люди  изнемогали -
горячий  воздух,   наполняющий  легкие,   казалось,   был  не  в   состоянии
поддерживать в  них  жизнь.  Город,  с  его широкими,  обсаженными деревьями
бульварами   и   переплетением   узеньких   улочек,   наполненных   запахами
свежеиспеченного хлеба, фруктов, овощей, сточных канав и кошек, плавился под
лучами солнца, словно поджариваясь на медленном огне.
     В центре города,  напоминая очертаниями пролежавшую не одно столетие на
дне  морском,  заросшую  кораллами средневековую корону,  высилась  огромная
римская арена.  Она  сверкала в  ослепительных лучах солнца,  а  во  всех ее
углублениях и  трещинах прятались еле  живые от  жары голуби.  С  высунутыми
языками,  с которых беспрерывно бежала слюна, слонялись от дерева к дереву в
поисках прохлады собаки.  С  росших на бульварах огромных пятнистых платанов
доносился неумолчный стрекот цикад.  Кусочки брошенного в стаканы льда таяли
на глазах.  Вероятно,  вы хотите знать,  какая была температура?  О,  вполне
достаточная,  чтобы запечь быка в песке прямо на арене, сварить всмятку яйцо
в  прудах сада Фонтен или поджарить тост на  любой черепичной крыше города -
во всяком случае,  нам так казалось.  Температура в  тени превышала 38oC,  а
ваше тело было настолько липким от  пота,  что вы были противны самому себе.
Однажды приблизительно по  такому же  поводу Сидней Смит сказал,  что  он  с
удовольствием разделся бы до костей.  Теперь вы прекрасно понимаете,  что он
имел в виду.
     В нашем доме на окраине города,  где начинается сухое,  как трут, плато
Гарриг,  затеяли ремонт -  перекладывали стены, перестилали черепицу, меняли
двери.  Было  бесполезно спорить  и  доказывать что-либо  одуревшим от  жары
ничуть не меньше нас каменщикам,  плотникам и водопроводчикам.  Именно в это
время пришло известие о  том,  что  все контракты наконец подписаны и  нужно
немедленно приступать к  съемкам фильма "Натуралист-любитель".  Фильм первый
мы решили посвятить многочисленным обитателям скалистых и  равнинных морских
побережий, где каждый житель имеет четко определенные границы обитания.
     Говорят,  разнообразие полезно.  Что  ж,  нам  представилась прекрасная
возможность проверить это на практике.  Оставив позади залитый солнцем Ним с
гортанным провансальским говором,  мы  перенеслись в  самую  северную  часть
Великобритании на остров Анст,  входящий в группу Шетлендских островов,  где
воздух был нежным и теплым,  как парное молоко,  а звуки речи приглушенными,
словно жужжание шмеля.
     После обычной неописуемой предотъездной суеты, вызванной вмешательством
агентов бюро путешествий,  мы в  конце концов оказались в самолете,  летящем
над  полотном пастельно-зеленых  тонов,  и  вскоре  приземлились на  черном,
покрытом гудроном летном поле аэропорта в Абердине.  Здесь произошла встреча
с  нашей  съемочной группой.  Оператор Крис,  невысокий бородатый крепыш,  в
котором с первого взгляда угадывался мастер своего дела,  напоминал милого и
доброго гнома  из  старой детской сказки.  Звукооператор Брайан,  элегантный
мужчина с  темными вьющимися волосами,  больше походил на  директора банка в
Пендже или  Сербитоне,  чем на  любителя часами неподвижно лежать в  кустах,
ловя  малейшие шорохи и  звуки.  Но  кто  совершенно меня  сразил,  так  это
помощник оператора,  очаровательный парнишка по имени Дэвид. Когда он возник
в  дверях зала ожидания,  мне  показалось,  что  он  страдает тяжелой формой
нервного заболевания,  чем-то вроде пляски святого Вита.  Пока я размышлял о
том,  как,  несмотря на это заболевание, его включили в съемочную группу, он
подошел поближе и  я  обнаружил,  что он  просто пританцовывает под какую-то
дикарскую музыку своего портативного магнитофона. Мое к нему сострадание тут
же пропало.
     Абердин -  уютный, чистенький городок со строгими фасадами домов, низко
надвинутыми  крышами  из  серого  шифера,  напоминающими  прически  в  стиле
"битлз",   и   улицами,   обсаженными  разноцветными  розами   с   огромными
шелковистыми  лепестками,  радующими  взор  и  обоняние.  Нам  повезло,  что
благодаря каким-то  непредвиденным сложностям мы  вынуждены были вылететь из
Абердина в Леруик, самую южную часть острова, а потом добираться до Анста на
микроавтобусе, по пути дважды переправляясь на пароме.
     Первое,  что нас ошеломило,  это цвета - до того нежные, что, казалось,
каждый оттенок зеленого и коричневого был сначала как бы разбавлен,  а потом
смягчен  с  помощью  мела;  низкие  облака  были  точно  такой  же  серой  и
бледно-кофейной окраски,  что  и  развешенная повсюду  на  заборах  и  живой
изгороди овечья шерсть. Невысокие округлые холмы мягких, сливочно-изумрудных
оттенков переходили в  шоколадно-лиловые  в  тех  местах,  где  рос  вереск.
Обочины дорог были  сплошь лимонно-желтыми от  лютиков и  одуванчиков;  лишь
изредка золотую гармонию нарушал ярко-фиолетовый вербейник.  В сырых низинах
цвели золотистые ирисы,  вздымаясь,  словно знамена,  среди войска торчавших
прямо из земли узких зеленых сабель-листьев. Этот уголок чем-то напомнил мне
Новую  Зеландию  с  ее  волнистым рельефом,  пустынными дорогами и  чувством
одиночества на краю света.  В  некоторых местах вереск был срезан и из земли
вынуты аккуратные кирпичики темного и жирного, словно сливовый пирог, торфа,
лежавшие огромными беспорядочными кучами рядом с крошечными фермами. Наконец
мы  добрались до стоявшего на берегу моря мотеля.  Но стоило нам подняться в
номер, как заявился Джонатан, предусмотрительно прихвативший с собой бутылку
бледно-желтого "гленморанжа" - напитка богов.
     - Итак,   -   начал  он,   немного  посмаковав  напиток,  -  завтра  мы
отправляемся на  белые скалы,  что  у  мыса  Германес.  Там  живет громадная
колония олуш. Короче, мы спускаемся со скалы...
     - Минуточку, - перебил я. - Какая скала? Почему я ничего не знаю?
     - Обычная скала,  -  беззаботно отозвался Джонатан. - Всевозможные виды
птиц выводят на ней птенцов -  там и  кайры,  и тупики,  и моевки,  и многие
другие.  Это  одна из  самых больших гнездовых колоний морских птиц во  всем
Северном полушарии.
     - Так что все-таки насчет скалы?  -  вновь спросил я, чувствуя, что мне
пытаются заговорить зубы.
     - Ну,  вот  что.  Нам  все равно придется с  нее спуститься,  -  сказал
Джонатан, - иначе мы не сможем снять птиц.
     - А там очень высоко?
     - Нет, не очень, - уклончиво ответил он.
     - И все же?
     - Что-нибудь  около...  четырехсот-пятисот  футов,  -  ответил он,  но,
увидев выражение моего лица,  тут же добавил: - Вниз идет отличная тропа. Ею
часто пользуются смотрители.
     - Мне кажется,  я  говорил вам,  что страдаю от головокружений,  мистер
Харрис, не так ли?
     - Говорил.
     - Я понимаю,  что это звучит довольно глупо,  но что поделаешь. Пытался
даже лечиться -  ничего не помогает.  Представь, меняю набойку на ботинках и
две недели потом мучаюсь от головокружений. Вот до чего доходит.
     - Сочувствую,  - покривил душой Джонатан, - но на сей раз все обойдется
хорошо. Это проще, чем с бревна упасть*.
     ______________
     *  Аналог русской поговорки:  "проще пареной репы".  -  Здесь  и  далее
примечания переводчика.

     - Сравнение не слишком удачное, - кисло заметил я.
     За ночь,  ко всеобщему удивлению,  облака рассеялись и  яркая голубизна
небес была почти под стать средиземноморской. Джонатан горел энтузиазмом.
     - Изумительный денек для съемок,  - заметил он, уставясь на меня сквозь
очки ничего не выражающим взглядом. - Как ты себя чувствуешь?
     - Если тебя интересует,  не  прошла ли  за  ночь моя  болезнь,  то  мне
придется тебя разочаровать.
     - Ручаюсь,  что  все будет в  порядке,  -  с  некоторым замешательством
произнес он.  - В самом деле, тропы там просто отличные. По ним ходят каждый
день и еще ни разу не было несчастного случая.
     - Мне бы не хотелось создавать прецедент, - сказал я.
     Мы  ехали на машине,  пока не закончилась дорога,  а  потом отправились
пешком по склонам,  заросшим вереском и изумрудно-зеленой травой,  к великим
скалам Германеса.  Среди скрученных,  словно ведьмино помело, корней вереска
росли  маленькие,  величиной  с  ноготь,  кровожадные  спрутики  -  росянки,
поворачивавшие  свои   невинные  клейкие   мордашки  в   направлении  любого
оказавшегося  поблизости  насекомого,  готовые  заманить  его  в  ловушку  и
сожрать.  Над зелеными полянами,  превращенными вездесущими овцами в лужайки
для игры в шары,  возвышалась росшая в огромных количествах пушица. Издалека
она  напоминала покрытые снегом поля;  но  стоило вам  приблизиться и  пойти
через поросший пушицей луг,  снег превращался в срываемые ветром, мелькающие
повсюду, словно миллионы кроличьих хвостов, белые комочки.
     Прямо над нами,  взмахивая огромными крыльями, кружили темно-шоколадные
поморники.  Они  внимательно следили за  нами,  так  как в  зарослях вереска
прятались их  птенцы.  Вскоре мы  наткнулись на очаровательного,  размером с
небольшую курицу  малыша,  покрытого светлым,  рыжевато-коричневым пухом,  с
черными головой и  клювом  и  громадными,  темными,  выразительными глазами.
Увидев нас,  он бросился наутек, мы с Ли устремились за ним, и тут же на нас
спикировала родительская пара. Это было незабываемое зрелище - они пролетали
над нами на  бреющем полете,  со свистом разрезая воздух огромными крыльями,
похожие на необычные,  кофейного цвета самолеты "Конкорд". В самую последнюю
минуту,  в  каких-нибудь нескольких футах от  наших голов они резко взмывали
ввысь и,  полетав кругами,  повторяли атаку. За это время Ли удалось поймать
птенца, и родители сконцентрировали все внимание на ней. Так как я знал, что
поморники способны ударом крыла сбить человека с  ног,  я  забрал младенца к
себе.  Родители моментально переключились на  меня,  подлетая каждый раз все
ближе и ближе,  и ветер урчал у них в крыльях,  когда они,  ныряя, шли вниз.
Вначале я инстинктивно нагибал голову,  но вскоре заметил, что стоит дать им
подлететь  поближе,   а  потом  резко  взмахнуть  руками,  как  они  тут  же
поворачивали назад.
     - Давай,  -  предложил Джонатан, - ты будешь рассказывать о поморниках,
держа на коленях птенца.
     Установили  камеру  и  спрятали  микрофон  у  меня  за  пазухой.   Наши
приготовления еще больше взволновали обоих родителей,  и  они усилили атаки,
пикируя то на меня, то на камеру, подлетая на сей раз опасно близко. Наконец
подали команду к  съемке,  я  присел на корточки и посадил толстого птенца к
себе на колени. Открыв рот, я приготовился было начать увлекательный рассказ
о поморниках,  как птенец вдруг привстал,  ни с того ни с сего клюнул меня в
большой палец,  заставив потерять нить повествования, а затем начал громко и
обильно делать свои дела прямо на мои брюки.
     - Что естественно,  то  не  стыдно,  -  изрек Джонатан,  пока я  стирал
носовым платком липкую рыбную жижу со  своих брюк.  -  Полагаю,  этот эпизод
вряд ли заслуживает внимания зрителей.
     - Когда  перестанешь смеяться,  -  обратился я  к  Ли,  -  забери этого
чертова птенца и выпусти его. Лично с меня на сегодня хватит.
     Ли взяла моего жирного,  пушистого приятеля и,  пройдя с  ним несколько
шагов,  посадила в вереск.  Он принялся улепетывать со всех ног, уморительно
припадая то на одну,  то на д