отвратительное питание.
     Мы побывали в  чудесных местах -  рыбный порт Виго в Испании;  красавец
Лиссабон с  его  старинными зданиями и  небесно-синей  черепицей;  Канарские
острова с  их коробейниками и  дешевым испанским бренди;  Ресифе в  Северной
Бразилии, с потрескавшимися небоскребами в окружении буйной ползучей флоры и
с множеством красивейших женщин;  Рио с его мозаичными мостовыми,  настырным
визгом  автомобильных  гудков  и  диковинной  горой,  напоминающей  сахарную
голову;  кофейный порт  Сантос  -  ворота величественного Сан-Паулу,  самого
большого (тогда) города Бразилии;  убогий и приветливый Монтевидео с могилой
"Графа Шпее";  оттуда - вверх по грязной Рио-де-ла-Плата к возвышающимся над
утренней  дымкой  очертаниям  зданий  Буэнос-Айреса,   где   наступил  конец
терзаниям Даррелла.
     В  разгар прощания с  Пирсами в коридоре перед нашими каютами нас грубо
прервал раскрасневшийся молодой член команды,  за  которым следовал по пятам
элегантно одетый мужчина, похожий на американскую кинозвезду Адольфа Менжу.
     - Джордж Гиббс из британского посольства, - представился "Менжу". - Мне
поручено помочь вам  пройти через таможню и  отвезти вас на  квартиру миссис
Гринслет.  Не  так-то  просто было  найти вас,  -  продолжал он,  смеясь.  -
Наверху, в первом классе, никто даже не знал, что вы находитесь на борту.
     - Охотно верю,  -  кисло ответил Джерри.  -  Все,  что  происходит ниже
первого класса, ничуть не интересует команду. И все-таки я предпочитаю наших
здешних  попутчиков  паскудным  обитателям первого  класса,  с  которыми  мы
сталкивались во время заходов.
     Гиббс понимающе улыбнулся:
     - Хорошо, рассказывайте, какой у вас багаж, кроме того, что в трюме?
     Наше уважение мистером Гиббсом чрезвычайно возросло,  когда мы увидели,
с  какой легкостью он провел нас с  нашим имуществом через таможню,  меж тем
как  остальные пассажиры были заняты горячими дискуссиями с  таможенниками в
белой форме.  Из  порта нас быстро провезли по обсаженным деревьями красивым
улицам Буэнос-Айреса и  поселили в чудесной квартире миссис Гринслет с видом
на гавань.  Добрейшая хозяйка состояла в  дружбе с  Ларри Дарреллом и весьма
неразумно вызвалась принять нас у себя,  когда мы прибудем, о чем у нее было
предостаточно поводов жалеть впоследствии.  А  еще  Ларри снабдил нас  целым
списком людей, с которыми нам следовало связаться, и главное место среди них
занимала некая сеньора Бебита Феррейра.
     - Вы просто обязаны познакомиться с  этой милейшей женщиной и передать,
что я  буду любить ее до гроба,  -  сказал он.  -  Она спасла мой рассудок в
Аргентине.
     После  таких  слов  нам  оставалось только  подчиниться.  Когда  Джерри
позвонил Бебите Феррейре,  она пригласила нас к себе на ленч.  В ту пору,  в
1954  году,  такси относилось к  числу наиболее неуловимых предметов,  и  мы
скоро усвоили,  что надо либо ждать свободную машину полчаса, либо следовать
пешком к  месту назначения.  Правда,  на  этот раз нам повезло,  мы прождали
всего четверть часа  и  на  весьма ломаном испанском языке попросили отвезти
нас в Калль-Посадос. Квартира Феррейры стала для нас спасительным прибежищем
на те восемь месяцев,  что мы провели в Южной Америке, а сама Бебита - нашим
ангелом-хранителем,  буквально творившим чудеса.  Ей  ничего не стоило найти
пристанище для  коллекции зверей  или  уговорить сердитого таксиста подвезти
шестерку черношеих лебедей.  Для нее не существовало невыполнимых задач, и к
кому бы она ни обращалась, все это были прелестные, кроткие, милые люди - во
всяком случае, в общении с ней.
     Квартира сеньоры Феррейры была восхитительна -  тихая и  прохладная,  и
хозяйка явно заботилась о  том,  чтобы все вкусы гостей были удовлетворены -
кругом лежали журналы и книги о современном искусстве,  литературе,  музыке,
балете,  а в маленькой гостиной стоял рояль, на котором были разложены ноты.
Но больше всего наше внимание привлек висящий на одной стене большой портрет
удивительно красивой женщины  в  роскошной шляпе  с  перьями,  сидящей перед
роялем.
     - Уверена - это не она, - сказала я.
     - Почему же,  -  возразил Джерри.  -  Была  такой  когда-то,  только не
теперь.
     В эту минуту появилась сеньора Феррейра - еще краше своего изображения.
     - Я  Б-б-бебита  Феррейра,  счастлива видеть  вас.  Ларри  мне  столько
рассказывал  про  вас,   Джерри,  когда  служил  здесь  в  представительстве
Британского совета.
     - Извините,  что мы к  вам вторгаемся,  -  ответил Джерри,  -  но Ларри
настаивал на том, чтобы мы зашли.
     - Ну-н-ну конечно.  Я была бы очень обижена,  если бы вы не появились у
меня. Как поживает душка Ларри?
     - Просил передать,  что  будет  любить вас  до  гроба и  надеется скоро
увидеть вас в Европе.
     - Пошли,  дети,  идем к столу, и вообще приходите сюда в любое время, я
охотно помогу вам всем, чем смогу.
     Наши планы включали посещение Чили, чтобы добыть там кое-каких птиц для
коллекции Питера Скотта в  Слимбридже,  но  все тот же услужливый деятель из
транспортного агентства не удосужился предупредить,  что мы окажемся в Южной
Америке в  разгар  отпусков,  когда  невозможно купить  билеты  на  самолет.
Негодующий Даррелл излил свою душу Бебите.
     - А куда еще вы хотели бы попасть, Джерри?
     - Ну,  при нынешнем положении дел это может быть непросто,  но хотелось
бы выбраться в Парагвай и попытаться поймать гигантского броненосца.
     - Возможно,  кое-что удастся сделать,  -  улыбнулась Бебита. - Завтра я
переговорю с моим братом, Боем, потом позвоню вам.
     А  пока один из  друзей Джерри -  Иэн Гибсон пригласил нас погостить на
ферме своего родича в  приморье,  в  нескольких километрах от Буэнос-Айреса.
Старинная усадьба "Лос Инглесес" располагается в чудесном уголке; по слухам,
именно здесь останавливался известный натуралист У.-Г.Гудзон,  когда собирал
материал для  своего знаменитого труда  о  птицах реки  Ла-Плата.  Семейство
Бутов,  очаровательные люди,  встретили  нас  очень  тепло  и  вскоре  стали
принимать живейшее участие в отлове зверей. Мне очень повезло, что именно им
я  обязана  настоящим знакомством с  аргентинскими пампасами,  и  во  многом
благодаря Бутам я полюбила эту страну.  Пастбища фермы простирались на много
километров,  чередуясь с озерками, окаймленными серебристой пампасной травой
и купами деревьев и кустов. На территории, прилегающей к дому, были посажены
тополя,  эвкалипты и сосны,  вечно шуршащие на легком ветерке,  неотъемлемой
части аргентинской природы.  Сам дом представлял собой гасиенду в  испанском
стиле,  с каменными полами,  керосиновым освещением и самой простой мебелью.
Нам  предложили  спальню  с  огромной  кроватью,  маленьким  комодом,  двумя
стульями и туалетным столиком.
     За  несколько дней,  проведенных там,  мы  скоро обзавелись причудливым
собранием  обитающих в  округе  диких  животных,  от  броненосцев до  птенца
паламедеи,   которого  мы   прозвали  Эгбертом.   Он  смахивал  на  небрежно
изготовленную  мягкую  детскую  игрушку,   покрытую  темно-желтым  пухом  от
выпуклой головы до ярко-красных ног. Эгберт обладал яркими круглыми глазами,
длинным  любопытным клювом  и  парой  непомерно больших  для  детеныша  лап,
которые совершенно не  слушались его.  Когда  он  бродил по  саду,  ноги  по
собственной  прихоти  распоряжались  своим  незадачливым  хозяином,  который
принимался жалобно кричать,  когда они заводили его в какие-нибудь дебри. Мы
все обожали Эгберта, однако у нас возникла жуткая проблема, потому что никак
не  могли подобрать ему пищу по  вкусу.  Одна из дочерей хозяина,  Элизабет,
предложила выпустить его  в  огород,  весьма  разумно полагая,  что  он  сам
сообразит,  какая  зелень  ему  годится.  Эгберт храбро затопал по  грядкам,
проверяя клювом на ходу капусту, морковь, лук, наконец забрался, попискивая,
в гущу шпината и остановился.
     - Победа!  - воскликнул Даррелл, однако Эгберт не спешил приниматься за
еду.
     - Знаешь,  -  сказала я,  -  даже такой тупице,  как я, очевидно - если
птенцы паламедеи кормятся тем, что для них отрыгивают родители, нам остается
действовать  соответственно.  Ты  рассказывал мне,  что  паламедеи  питаются
люцерной.  Так  вот,  из  маминого клюва она  выходит в  виде липкой кашицы.
Почему бы нам не разжевать шпинат и проверить - вдруг ему понравится?
     - Отличная идея,  -  отозвался Даррелл.  - Но кто должен жевать шпинат?
Боюсь, я для этого не гожусь.
     - Это почему же?
     - Я курю, и никотин может очень скверно подействовать на бедняжку.
     - Ладно, - сказала я. - Попробую сама.
     Я  никогда не была великой любительницей шпината,  а  после тех славных
дней мне противно смотреть на него в любом виде.  Единственным утешением для
моих  ноющих челюстей явилось то,  что  Эгберту наш  корм очень понравился и
птенец поправлялся на глазах.
     С неохотой покидали мы "Лос Инглесес" и Бутов, когда пришло время везти
наш смешанный набор тварей в столицу.
     - Послушай,  милый Джерри,  а  где мы будем держать всех этих животных,
пока не представится возможность отправить их самолетом в Англию?
     - Не беспокойся, я обращусь в посольство к мистеру Гиббсу, а если он не
сможет помочь, придумаю что-нибудь еще*.
     ______________
     * Не вижу ничего потешного в моем убеждении,  что британские посольства
учреждены в  самых  глухих уголках мира  затем,  чтобы  помогать приезжающим
звероловам.  Из  того факта,  что большинство посольств не согласны со мной,
ясно,  почему я  считаю необходимым серьезный пересмотр всей  нашей  внешней
политики. Дж.Д.

     Бедняга  Джордж  Гиббс  был  потрясен,   услышав  по  телефону  просьбу
подыскать пристанище для диких зверей. Тем не менее он взялся опросить своих
друзей, а меня вдруг осенило. Кто, как не Бебита, сумеет нас выручить!
     - Предоставьте это мне,  дети, и я позвоню вам через полчаса, - сказала
она,  когда мы  обратились к  ней.  -  Вечером жду вас к  обеду,  а  пока не
беспокойтесь, я отыщу вас.
     Через полчаса она и впрямь позвонила:
     - Я нашла подходящее место,  дети. У одного моего друга есть гараж, где
вы можете разместить своих животных. Записывайте адрес.
     "Дом  с  гаражом"  оказался  большим  роскошным  особняком в  одном  из
фешенебельных  районов  Буэнос-Айреса,   но  так  или  иначе  наша  проблема
разрешилась,  что дало повод для жарких прений в британском посольстве,  ибо
"друг" Бебиты оказался одним из  самых богатых людей Аргентины.  Подозреваю,
ей пришлось крепко нажать на него,  чтобы он согласился принять нас с  нашей
добычей.
     Вечером за  обедом Бебита рассказала,  что еще один ее  друг ждет нас в
гости в свое поместье в Парагвае.
     - Все очень просто:  вы  летите в  Асунсьон,  оттуда его личный самолет
доставит вас в  поместье Пуэрто-Касада,  и  можете там остановиться и ловить
ваших обожаемых зверей. Тебя это устроит, Джерри?
     Надо ли говорить,  что мы были в восторге,  однако нас смущало скверное
знание испанского языка.
     - Бебита,  любовь моя,  мы  были  бы  счастливы отправиться в  поместье
твоего друга, но как мы справимся там без переводчика?
     - Нет  проблем,  дети.  Вы  помните Рафаэля Сото -  младшего сына моего
друга-художника?  Так вот,  у  него сейчас каникулы,  я  уже говорила с  его
матерью,  и  она рада помочь,  так что все в  порядке.  А теперь ешьте,  все
остывает.
     И  через несколько дней мы  вылетели с  Рафаэлем в  Асунсьон,  где  нас
ожидала  страшная жара,  сменив  безбрежные пампасы Аргентины на  болотистые
районы и  кактусы Парагвая.  В  пути  мы  испытали сомнительное удовольствие
полета  на  одномоторном самолете,  ведомом лихим  бразильским пилотом,  над
Мату-Гросу. Впрочем, мы были вознаграждены зрелищем ландшафта с причудливыми
плосковершинными горами вдалеке,  и  "Затерянный мир"  Конан Дойля показался
нам вполне реальным.
     - Не хотел бы я совершить здесь посадку,  -  заметил Джерри.  - Нас тут
никогда не нашли бы.
     Когда  мы  наконец приземлились на  крохотном аэродроме,  нас  встретил
довольно кислый субъект -  управитель поместья,  который отнюдь не  был  рад
нашему появлению.  Правда,  ему было велено предоставить нам кров и стол,  а
также  оказывать необходимую помощь,  однако толковал он  это  распоряжение,
увы,  по  своему разумению.  Нас поместили в  дряхлом бунгало в  поселке при
дубильне,    составляющей   основу    владения   Пуэрто-Касадо.    В    роли
домоправительницы  выступала  тучная  "мадам"  Паула,  которая,  как  быстро
выяснил Рафаэль, владела местным домом свиданий.
     - Вот и хорошо,  Джерри,  -  заключил он.  -  Если нам что понадобится,
обратимся к Пауле.
     Рафаэль проявил незаурядный талант организатора. В этом краю был только
один способ путешествовать - по извивающейся через топи странной узкоколейке
на  причудливых экипажах с  мотором от  форда.  Кузова  были  установлены на
железных  колесах  и  лихо  раскачивались со  звоном  на  волнистых рельсах,
соединяющих станции, где грузили растительное сырье для производства танина.
Было очевидно,  что от несчастных угнетенных индейцев,  обитающих в  Касадо,
нам  проку  не  будет,  остается катить  по  рельсам до  конечной остановки,
расставляя по пути ловушки в наиболее подходящих местах. Были среди тамошних
зверей такие,  которым мы вовсе не были рады и  которые неотступно следовали
за нами,  а именно комары, огромные полосатые твари, целыми роями осаждавшие
нас всюду,  где мы  по  недомыслию делали остановки.  Ничто не защищало наши
бедные  тела  от  их  укусов.  Они  жалили даже  через  плотную ткань  брюк;
прихлопнешь дюжину  -  тут  же  на  место  убитых садятся другие.  Истребляя
ладонями эту пакость, я все время вспоминала веселое лицо нашего пилота, как
он уверял,  когда мы садились в  самолет в  Асунсьоне,  что уже через неделю
станем молить его,  чтобы он отвез нас обратно в  столицу.  Должна признать,
что, познакомившись с местными комарами, я была готова поймать его на слове.
Тем не менее мы ухитрились -  как и  следовало ожидать -  свыкнуться с этими
докучливыми спутниками.  Местность вокруг  Касадо производила фантастическое
впечатление -  немыслимая  смесь  топей,  всякого  рода  кактусов,  пальм  и
каких-то странных деревьев с разбухшим стволом.
     - Скажи, ради Бога, Рафаэль, как называются эти деревья? - спросила я.
     - По-нашему - пало бораче, это будет "пьяное бревно" по-английски.
     - Правда фантастика?  -  заметил Джерри.  -  Ни дать ни взять участники
доброй вечеринки.
     Все индейцы, с которыми мы общались, были словно чем-то запуганы и жили
они в ужасных условиях.  Через Рафаэля я узнала, что им платят очень мало за
тяжелейший труд;  жильем  служат предоставленные от  щедрот компании лачуги,
сколоченные из  жести.  Большую часть получаемых жалких грошей эти  бедняга,
подобно   большинству  южноамериканских  индейцев,   приобщенных  к   благам
цивилизации,  тратили на дарующую забвение огненную воду с местным названием
"кана". С возмущением наблюдала я, как в дни зарплаты компания выдает деньги
и  тут  же  получает их  обратно за  "кану",  вместо  того  чтобы  продавать
качественную еду и одежду для работяг и их детей.
     Мы с  Рафаэлем подробно обсуждали положение индейцев.  Всецело разделяя
мои переживания, он объяснял, что парагвайцы презирают индейцев, ставят ниже
рабочего скота,  и все потому,  что они-де не "христиане". Изо всех людей, с
кем  я  встречалась,  только парагвайцы способны скорее убить приглянувшееся
вам  животное,  чем принять предложенную вами цену;  лично я  убеждена,  что
парагвайцы  сами  себя  не  уважают!   Мне  хотелось  поскорее  вернуться  в
Аргентину,  и  даже Рафаэль иной раз  возмущался поведением местных жителей,
говоря: "Они нехорошие люди".
     Между тем коллекция животных,  размещенная в  бывшем курятнике,  быстро
росла,   и   среди  наших  подопечных  было  много  прелестных  экземпляров.
Естественно,  у  меня появились любимчики,  в  том  числе купленная у  одной
индианки  маленькая  обезьяна  дурукули,   получившая  имя  Кай.   Меня  это
приобретение особенно порадовало;  мало  того  что  дурукули -  единственные
обезьяны,  ведущие ночной образ жизни,  наша  Кай  была удивительно красива.
Величиной с небольшую кошку, одетая в серебристо-серый мех, который сменялся
светло-оранжевым пухом на груди и кремовым на животе.  Огромные, как у совы,
глаза  светло-янтарного цвета  обведены белой  шерстью,  отороченной черными
волосками, крохотные уши почти не видны. Особенное очарование этой обезьянке
придавала постоянная улыбка.  Правда,  должна признать, эта улыбка отнюдь не
соответствовала переменчивому нраву дурукули,  но  все  то  время,  что  Кай
находилась на нашем попечении, она была сама кротость и дружелюбие.
     Еще  у  нас  были  четыре  прелестные кукушки  гуйра,  милейшие пичуги,
которые то  выглядывали снизу из  клеток,  проверяя,  что делается на  белом
свете, и перекликаясь пронзительными голосами, то принимали солнечные ванны,
расправив крылышки  и  уподобляясь растрепанной метелочке из  перьев.  Гуйра
величиной с  английского скворца,  коричневато-кремовое  оперение  расписано
серовато-черными  полосками,  голову  украшает редкий  рыжеватый хохолок,  а
хвост длиной не  уступает сорочьему.  Просто поразительно,  как  гуйры сразу
делаются ручными.  Они и любопытны, как сороки, обожают лазить клювом в ваши
уши или волосы,  а то и просто посидеть на вашем запястье, топорща хохолок и
громко перекликаясь друг с  другом.  Признаюсь,  эти потешные птицы пришлись
мне  очень  по  душе.  Они  любят,  чтобы им  чесали голову;  эта  процедура
повергает их в нечто вроде транса.
     Назову  еще  серого  лисенка Фокси,  пристрастившегося поедать окурки с
пагубными последствиями для  его внутренностей,  енота-ракоеда Пу,  готового
пожирать все,  до чего только дотягивались его лапы с  длиннейшими пальцами,
наконец  -   Сару  Хаггерзак,   детеныша  гигантского  муравьеда,   которого
приходилось  кормить   из   бутылочки  и   которому   доставляло  величайшее
удовольствие вцепляться своими  острыми когтями в  Джерри  или  в  меня,  но
предпочтительно -  в набитый соломой мешок. Джерри просто обожал Сару, а она
обожала его, и ее кормлению он уделял такое же внимание, как отец, пекущийся
о благе своего первенца.  Он не жалел ни сил,  ни времени для блага Сары,  и
она быстро научилась пользоваться его особым расположением.  Ночью она спала
вместе  с   ним   ("не  дай  Бог  простудится"),   каждая  свободная  минута
принадлежала ей ("очень важно,  чтобы она ощущала любовь,  ведь в нормальных
условиях детеныш не расстается с  матерью").  В эти дни Джерри совершенно не
уделял  мне  внимания*,  приходилось  довольствоваться  общением  с  другими
животными, и они относились ко мне с любовью и доверием.
     ______________
     *  Несправедливое замечание.  Ничто  не  мешало Джеки делить постель со
мной и Сарой. Дж.Д.

     Кроме ухода за  животными мы  были заняты съемкой нашего первого фильма
для  телевидения и  старались как-то  приспосабливаться к  причудам  местных
жителей и  особенностям окружающей природы.  В  целом я была довольна собой:
сумела освоиться с необычной обстановкой,  и даже Дарреллу нравилось,  как я
управляюсь со своими обязанностями. Он уверял совершенно серьезно, что видит
у меня врожденный талант,  а ведь услышать от Даррелла похвалу в таком деле,
как уход за  животными,  было достаточно трудно.  В  то  же время он жестоко
насмехался надо мной,  когда я  обнаружила,  что в  нашей уборной поселилась
летучая мышь из семейства вампиров;  впрочем,  я скоро привыкла к тому,  что
эта маленькая тварь всякий раз пролетала над моей головой, когда я открывала
дверь в заветное убежище. А еще Даррелл осуждал мое нежелание пускать в свою
постель таких гостей,  как трехпоясный броненосец,  детеныш носухи и  прочие
твари, коих индейцы притаскивали в наше бунгало.
     - Мне