младший  офицер.  Помимо  своеобразной
внешности у  какапо есть еще две особенности. Во-первых, он редко летает, да
и то очень неуклюже,  чаще же всего совсем не по-попугаячьи бегает по земле;
во-вторых, он ведет ночной образ жизни. На воле какапо во время своих ночных
экскурсий  протаптывает в  траве маленькие тропинки, и сверху местность, где
они обитают, кажется сплошь исчерченной пересекающимися проселками.
     Пока  мы снимали сердитую птицу, Брайен рассказал,  что совиные попугаи
находятся  под серьезной  угрозой, настолько  серьезной,  что  мы, возможно,
видим перед собой последнего живого какапо. Печальная мысль,  которая должна
встревожить всякого,  особенно если  вспомнить,  что  гибель  грозит  многим
птицам,  млекопитающим  и   рептилиям.  Вероятно,  единственная  надежда  на
спасение для такахе и какапо заключена в таких заповедниках, и чем больше их
будет на свете, тем лучше.
     Завершив съемку  такахе,  мы  собирались посвятить  последние  три  дня
Веллингтону и  его окрестностям и запечатлевать на пленку все, что покажется
нам интересным. Но  судьбе в облике  щуплого человечка, встреченного  нами в
баре, было угодно расстроить эти планы.
     Надо сказать, что с  первого же дня нашего  пребывания в Новой Зеландии
Крису не давали покоя и портили настроение две вещи. Во-первых, ему никак не
удавалось  прилично записать  звук: только  приготовит  аппаратуру, как либо
машина проедет, либо самолет пролетит, либо подует сильный ветер, а то и сам
"артист"  скроется  -  да  разве перечислишь  все,  что  мешает звукозаписи.
Во-вторых,  нас повсюду  спрашивали, что  мы  уже засняли, а услышав  ответ,
удивленно восклицали:
     - Как, неужели вы не сняли кеа?.. Что это за фильм о Новой Зеландии без
кеа...  без этого клоуна  снеговых  гор... ведь  их  так  легко снять... они
совсем ручные, вы их увидите повсюду...
     Возможно,  кому-нибудь  еще эти крупные,  ярко  окрашенные попугаи и  в
самом деле  встречались  повсюду,  но  мы пока  ни одного не видели,  и  это
чрезвычайно раздражало Криса. И когда на вопрос уже упомянутого злополучного
субъекта, что мы успели заснять, я начал перечисление, Крис опять стал похож
на ламу.
     - Как? - удивился человечек.- Вы не сняли кеа?
     -  Нет!  - отрезал Крис, вложив в одно  это  коротенькое  слово столько
холода, что его хватило бы, чтобы сотворить небольшой айсберг.
     -  А  вы  бы поднялись  на  гору  Кука,- продолжал  наш  собеседник, не
подозревая, что  ступает  по  краю пропасти.-  Я только  что  оттуда, их там
видимо-невидимо. Ничего нельзя оставить, сразу налетят и разорвут в  клочья.
Сущие комики... честное слово, стоит попробовать их заснять.
     Я поспешил наполнить стакан Криса.
     - Да-да, разумеется, мы попробуем,- сказал я.
     - Совершенно верно,- громко произнес Крис с внезапной решимостью.- И мы
отправимся на гору Кука завтра же.
     Он одним  духом осушил стакан и сердито  посмотрел на наши ошеломленные
лица.
     - Но это невозможно,- возразил Брайен.- У нас нет на это времени.
     - Я не уеду из Новой Зеландии, пока не сниму кеа,- отчеканил Крис.
     Что нам оставалось  делать после такого ультиматума?  Мы отправились на
гору   Кука,  где  поселились  в  превосходном   государственном   отеле   с
великолепным видом на гору и на ледник  Тасмана и безотлагательно приступили
к  лихорадочным поискам кеа.  Все уверяли нас, что  нет ничего проще, горы и
долины кишат  этими  птицами, нельзя даже машину поставить, ибо сейчас же на
нее опустятся несколько десятков кеа и примутся разбирать  на части,  словно
какие-нибудь одержимые механики. Стоит только отъехать  немного в  горы  - в
любую сторону! - и позвать: "Кеа... кеа... кеа...", подражая их крику, как в
тот же миг к вам отовсюду слетятся кеа.
     Так мы и  сделали. В первый же день  отправились к  горе  Кука и  стали
кататься  вокруг  нее,  останавливаясь  перед каждой трещиной  и расщелиной,
чтобы  позвать,  как нас  учили:  "Кеа...  кеа... кеа...".  Но  голые склоны
оставались  безжизненными.  В  тот вечер Крис,  несмотря  на чудесное вино и
нежнейшую  жареную  форель, сидел с видом сердитого верблюда, который  забыл
дорогу к ближайшему колодцу.
     На следующее утро ни свет ни заря, храня унылое молчание,  мы поехали к
леднику Тасмана у подножия горы Кука, чтобы возобновить поиски кеа. Дорога в
этот неуютный уголок  с каким-то лунным ландшафтом напоминает  сухое  русло,
берущее начало  на  краю обрыва, с которого внизу  видно  могучий ледник,  а
вверху - снежную  вершину горы. Ледник  здесь  широкий и  представляет собой
мощный  бугристый пласт, начиненный, словно пирог, камнями, буреломом и, вне
всякого сомнения, бесчисленными  останками замерзших кеа. Стоя над ледником,
мы  явственно  слышали,  как  он,  покряхтывая,  постанывая  и  потрескивая,
миллиметр за миллиметром ползет вниз по долине на свидание с морем.
     Заглушая бормотание ледника, над голым пустынным  ландшафтом разнестись
наши крики: "Кеа!", и со всех сторон  отозвалось обманчивое эхо. И как же мы
удивились, когда внезапно невесть откуда показался кеа и  уселся на каменный
шпиль  за  пределами  досягаемости  нашей  кинокамеры.  С округлившимися  от
возбуждения глазами Крис  полез  вверх по склону, хрипло вопя: "Кеа!". Птица
взглянула на взъерошенное  существо с безумным взором, вынырнувшее откуда-то
из недр ледника, издала крик, полный недоумения и ужаса, и поспешно улетела.
Когда мы пришли в  себя после приступа неприличного хохота, то с  удивлением
обнаружили, что Крис отнюдь не обескуражен,  напротив, первая встреча  с кеа
воодушевила  его. Он считал, что  успех почти обеспечен, теперь надо  только
снять вводные кадры.  Под "вводными" Крис подразумевал  кадры, показывающие,
как лендровер подъезжает к леднику, как мы выходим из  машины и зовем кеа, и
виды местности. Потом снимем крупным планом птицу и все смонтируем.
     Съемки фильма - дело хитрое, подчас приходится сперва снимать отъезд, а
уж потом прибытие. Мы выгрузили снаряжение и установили камеры,  и  так  как
нам нужен  был звук, Крис торжественно достал из футляра рекордер и водрузил
его на груду камня.
     После долгой беготни с проводами  и микрофонами он объявил наконец, что
все готово. Наша задача была несложной:  подъехать на лендровере к указанной
точке, выйти  и  звать  кеа.  Камера запечатлеет наши  движения, а  рекордер
увековечит отраженные  склонами голоса. Я  уже  говорил,  что другого такого
глухого и  уединенного места надо  было поискать, не видно не только людей и
построек, но даже животных, поэтому мы были просто поражены, когда, выйдя из
машины и дружно прокричав "кеа!", внезапно услышали такой невообразимый шум,
словно по  соседству свихнулся какой-нибудь  из заводов Форда. Это был визг,
вой  и скрежет механизмов, подвергнутых неслыханным пыткам. Что  вызвало эти
звуки, откуда они идут? Мы видели только Криса, который  присел около своего
аппарата с наушниками на голове и выражением невообразимой муки на лице.
     Вдруг  из-за  беспорядочно  нагроможденных  глыб  показался   огромный,
величиной  с  полдома,  экипаж,  пращур  всех  бульдозеров.  Звеня,  гремя и
дребезжа, он полз  в  нашу сторону,  а на самом  верху на маленьком  сиденье
примостился  перемазанный  машинным  маслом  человечек,  который  как  будто
пытался управлять этой махиной. Он приветливо помахал нам рукой. Крис сорвал
с  головы наушники  и, отчаянно  размахивая  руками, подбежал к  дьявольской
колеснице.
     - Выключите мотор! - заорал он.- У нас идет звукозапись!
     - Чего?  - крикнул в ответ человечек, переключая  скорость с  леденящим
кровь скрежетом.
     -  Мы  снимаем  кино...  Вы  не  могли  бы  выключить  мотор?  -  ревел
побагровевший Крис.
     - Говорите громче... ничего не слышу...- твердил человечек.
     -  Выключите эту проклятую штуковину...  ВЫКЛЮЧИТЕ! - вопил Крис, бурно
жестикулируя.
     Водитель сосредоточенно  посмотрел на него, извлек из коробки скоростей
еще  одно короткое, терзающее слух созвучие,  потом наклонился вперед, нажал
какую-то кнопку, и могучая машина стихла.
     - Так что вы там говорите? - спросил он.-  Извините, мне тут было плохо
слышно... Очень уж шумно.
     Крис нервно вздохнул.
     -  Вы  не  могли бы несколько минут не пускать эту... эту... эту штуку?
Понимаете, мы снимаем кино, нам нужно записать звук.
     - Ах, кино,  да? - заинтересованно произнес человечек.- Конечно, могу и
не пускать.
     - Спасибо,-с дрожью в голосе поблагодарил Крис и вернулся к рекордеру.
     Только  он  надел наушники и подал нам знак  начинать, как механическое
чудище  вновь ожило, с  той лишь разницей,  что  теперь водитель посредством
какого-то волшебства пустил ее задним ходом, и она медленно поползла обратно
за камни, из-за которых  явилась.  Крис, с  лицом цвета перезрелого персика,
швырнул  наушники на  землю и,  изрекая  смачные фразы,  которых  продюсерам
Би-би-си по штату  знать  не  положено,  кинулся  следом  за  махиной. Через
мгновение воцарилась благословенная тишина и Крис вышел из-за камней, отирая
лоб.
     - А теперь,- хрипло произнес он,-  попробуем снова. На этот раз удалось
снять кадр, но эпизод с бульдозером пагубно повлиял на  нервы Криса,  и весь
остаток дня  он подскакивал  от малейшего  шума,  словно пугливый  олень.  В
довершение всего мы не  увидели больше ни одного кеа и вернулись в гостиницу
совершенно убитые. У нас был такой удрученный  вид,  что наша очаровательная
горничная-маорийка   не   выдержала   и  участливо  спросила,  в  чем  дело.
Обрадованные, что нашелся сочувствующий слушатель, мы заговорили все  разом.
Когда гам немного стих и стало возможно разобрать, о чем идет речь, на  лице
горничной отразилось удивление.
     -  Кеа? - с недоумением переспросила она.- Вы  хотели снять кеа? Что же
вы мне не сказали?
     - А что? - подозрительно спросил Крис.
     - Пять диких кеа  каждое утро  прилетают  во двор гостиницы,-  объявила
она.- Я кормлю их хлебом с маслом. Каждое утро они тут как тут.
     Комментарии излишни.
     На следующее  утро, едва рассвело, мы уже бродили в  ожидании добычи по
двору,  вооруженные  камерами, магнитофонами  и  солидным  запасом  хлеба  с
маслом, которое  каким-то  образом ухитрилось  оставить свои  следы  на всей
нашей аппаратуре и почти на всей  одежде. И  точно, едва  рассеялся утренний
туман  и  открылась  гора Кука  с  розовой  от  восходящего  солнца  снежной
макушкой, как между скалами в нижней части склона, начинающегося сразу же за
гостиницей,  раздались  громкие крики.  В  сущности,  они напоминали  крики,
которые мы пытались издавать накануне, рискуя заболеть острым ларингитом, но
тембр был другой, какой-то звонкий, ликующий, буйный, не для наших голосовых
связок.  И вот показалась пятерка кеа.  Они опустились на крышу гостиницы  и
стали ходить по ней, наблюдая за нами и  время от времени крича свое "кеа...
кеа... аррар..." Деревянная походка и напыщенный вид, словно они чувствовали
себя господами  вселенной,  в сочетании  с  назойливым  однообразным  криком
придавали им  удивительное сходство с кучкой фашистов. Сперва они показались
мне похожими на кака, которых мы видели на Капити, но когда солнце поднялось
выше, я убедился, что это относится только к их общему виду, а не к окраске.
Основной  цвет  оперения  кеа  - зеленый  разных  оттенков, от травяного  до
сероватого,  но из-за пурпурного отлива оно издали кажется  довольно темным.
Крылья  снизу  изумительного  огненно-оранжевого  цвета,  и когда  птица  их
расправляет или взлетает, на секунду кажется, что ее объяло пламя.
     Наконец-то кеа  оказались в пределах досягаемости  наших камер. А какое
замечательное представление они  устроили! Поглощали в  огромных количествах
хлеб с  маслом, бегали  по  водосточным  желобам, повисали  вниз  головой  и
кричали, потом по  очереди начали съезжать по  скату  крыши,  словно дети  с
горки. И опять  кричали, горланили, ели хлеб  с  маслом,  даже  попытались,-
правда,  безуспешно - сорвать с лендровера брезентовый верх. Когда  пернатым
механикам наскучила  эта затея, двое  из них,  взлетев с  машины,  принялись
кричать "кеа!" в окна спящих постояльцев, а остальные в  это время разрушили
замысловатое сооружение из картонных  коробок у  черного хода. Необузданные,
шумные, озорные - ну просто неотразимые птицы... Глядя, как два кеа, вымазав
клюв маслом с крошками хлеба, дерутся за очередь скатиться  с крыши,  бранят
друг друга, взъерошив хохолок и хлопая крыльями, так что оранжевая подкладка
горит на солнце, превращая их в ожившие костры, я думал о том, как жаль, что
этих обаятельных птиц многие в Новой  Зеландии считают врагом общества номер
один. Дело в том, что кеа пристрастились к салу домашнего животного, которое
новозеландцу дороже родной матери: овцы.
     Спору  нет,  найдя  овечью  шкуру  или  тушу,  кеа  не  упустит  случая
попировать,  но фермеры  уверяют,  будто  дело этим не ограничивается, будто
птицы  нападают  на живых овец и убивают  их ради  сала.  Достоверные случаи
действительно отмечены, но никто  еще не исследовал, все ли кеа  ведут  себя
так и в самом ли деле они причиняют такой ущерб, как это утверждают фермеры.
Но попробуйте сказать об этом овцеводу, да еще добавьте, что, по-вашему,  не
жаль потерять несколько овец ради удовольствия иметь соседями кеа,- и можете
вызывать  "скорую  помощь". И тем не менее кеа - большой,  красивый, шумный,
озорной  и  своенравный кеа - олицетворяет край  диких гор,  Новую Зеландию.
Этим веселым чудаком и  безобразником надо гордиться. А вместо этого  (и так
ведь бывает со  многим,  что украшает нашу жизнь)  его  нещадно преследуют и
убивают всюду, где только застигнут.
     В качестве  прощальной  виньетки из Новой  Зеландии предлагаю вам такую
картину: на заднем  плане - гора Кука с обтрепанной по краям шапкой розового
снега и лениво ползущими по склонам клочьями утреннего тумана, который мягко
обволакивает скалы  и скрывает шрамы  после недавних обвалов, а на фоне горы
стремительно  летят  энергичные птицы  - только крылья  вспыхивают  огнем на
солнце да веселые звонкие крики "кеа... кеа..." раздаются между седых скал.

         * Часть вторая. ЧЕРДАК МИРА * 
     Различая пернатых, что больно кусают,
     И усатых, что рвут вас когтями.
     "Охота Ворчуна"

     ПРИБЫТИЕ
     Славный,  надежный  корабль  "Ванганелла", на котором  мы отплывали  из
Новой Зеландии, несомненно, одно из самых очаровательных судов, на каких мне
когда-либо приходилось путешествовать. Поразмыслив, я  пришел  к выводу, что
"Ванганеллу" проектировала какая-нибудь  прижимистая  кинокомпания,  которая
стремилась  объединить  на  одном судне возможно  больше  различных стилей и
эпох, начиная  с елизаветинской и кончая двадцатыми годами нашего столетия с
их  гладкой,  лишенной  всяких  украшений  мебелью (не  были забыты и худшие
образцы эпох, носящих имя французских королей или английских Эдуардов). Куда
ни пойди,  всюду  двери  с  надписью  "Тюдоровские  покои",  или  "Пальмовый
уголок", или еще  что-нибудь в  этом  роде, а  откроешь - и в  самом  деле и
"Тюдоровские  покои"  или "Пальмовый уголок"! Стоило  сесть на  этот корабль
хотя бы  ради того,  чтобы увидеть мозаичные колонны в столовой, подкупавшие
своей откровенной вульгарностью. На этом судне, которое словно привиделось в
кошмаре специалисту по интерьерам, мы и познакомились с Гертой.
     После обеда, досыта  налюбовавшись мозаичными колоннами, мы пошли  пить
кофе  в  некое подобие Шекспировской библиотеки  -  кругом  сплошные дубовые
балки и подшивки "Панча" в  пожелтевших переплетах  -  и наметанным взглядом
принялись изучать наших спутников по плаванию.  После нескольких лет морских
путешествий  у вас  вырабатывается  своего рода  шестое  чувство,  вы  легко
определяете, кто из пассажиров будет на всех  нагонять тоску, кто возьмет на
себя  роль  затейника  и  так далее. После  долгого, внимательного  изучения
сидящих за столиками я повернулся к Джеки.
     - Здесь есть только один стоящий человек,- твердо сказал я.
     - Кто именно? - спросил Крис, который был новичком в этой игре.
     - Она сидит вон там, под тюдоровской жаровней.
     Осмотрев мою  избранницу, Крис и Джеки удивленно повернулись ко мне. Их
можно было понять,  потому что на первый взгляд она смахивала на одетого  во
все розовое  гиппопотама  средних размеров  с волосами цвета переспелой ржи.
Унизанные  кольцами  короткие  толстые  пальцы держали  рюмку  с  жидкостью,
которая, на  мой  взгляд, смахивала на  джин, а устремленные в  пространство
круглые  голубые  глаза были густо так подведены,  что придавало  всему лицу
что-то кукольное.
     - Ты спятил! - убежденно произнес Крис.
     -  Просто он  не  может  устоять  против  блондинок, независимо  от  их
комплекции,- объяснила Джеки.
     -А вот увидим, кто прав.
     И я подошел к своей избраннице, уныло созерцавшей дубовые балки.
     - Добрый вечер,- сказал я.- Извините, нет ли у вас огня?
     - На кой черт он вам нужен?  - полюбопытствовала она.- Пять минут назад
я видела, как вы прикуривали вашу паршивую сигарету от зажигалки.
     У нее был низкий голос глухого тембра,  который достигается многолетней
обработкой голосовых связок джином.  Я понял,  что  недооценил  бдительность
моей новой приятельницы.
     -  Просто вы мне  понравились,- признался я,- и мне захотелось выпить с
вами.
     -  Господи,  подъезжать ко мне,  в  моем-то  возрасте...  Нахал,  да  и
только,- игриво сказала она.
     -  Вы  не  беспокойтесь,-  поспешно  произнес  я.- Я  не один - там, за
столиком, моя жена.
     Она  малость  развернула  свои могучие  телеса и  вытянула  шею,  чтобы
получше  рассмотреть  наш  столик, закрытый  от  нее  широкими  листьями  на
редкость непривлекательной аспидистры.
     - Так и быть,- сказала она,  и ее  лицо осветилось озорной и неожиданно
милой улыбкой.- Я выпью  с  вами... Вы  хоть на  живых  людей похожи... А то
здесь на корабле кругом одни паршивые дохляки...
     С  этими  словами дама в  розовом поднялась  на ноги и  пошла враскачку
впереди меня. После церемонии взаимных представлений она с трудом втиснулась
в кресло,  добродушно улыбаясь. Как  только  принесли напитки, она  схватила
свою рюмку и подняла ее вверх.
     - Ваше здоровье!
     Она сделала  добрый  глоток, подавила  негромкую  благородную  отрыжку,
вытерла рот лоскутком,  который  некогда  был кружевным  платочком,  и  села
поудобнее; я понял, что теперь только динамит сдвинет ее с места.
     - Хорошо, когда есть компашка,- заговорила она так громко, что ее слова
вполне  могли  разобрать  за соседним  столиком.-  Я  уже  думала,  что  тут
собрались одни ублюдки тупоголовые, как вы ко мне подошли.
     С  этой  минуты успех нашего  плавания  на  "Ванганелле" был обеспечен.
Герта превзошла  все  мои  ожидания. Трижды  замужем, ныне  вдова, она за те
годы,  что жила  в Австралии,  перепробовала все мыслимые профессии, и среди
них такие контрастные, как медицинская сестра и буфетчица.
     В последнем  качестве она  заслуженно  преуспела и  теперь сама владела
баром  в одном из глухих  уголков Австралии. Но больше всего нас потрясли ее
медицинские познания. Мне кажется, что несчастный врач, который нанял Герту,
вскоре очутился на  грани нервного расстройства, ибо она твердо считала, что
он  никудышный  диагност  и   что   все  его   предписания  основывались  на
неквалифицированных  диагнозах  и  поверхностном  представлении о  том,  как
функционирует человеческий  организм.  Зато ее речь обогатилась великолепным
набором  нелепиц, в  которых  угадывались  термины, услышанные  ею от своего
незадачливого хозяина.
     - Никакой уверенности в себе у него не было,- доверительно рассказывала
она  нам.- Чертовски славный малый, но тюфяк тюфяком. Я ему всегда говорила:
у  вас,  говорю,  шеф, никакой уверенности в  себе,  всегда паршивую овцу  к
другим  пос