х  в  Лондонский   музей
естественной истории. Затем такахе на двадцать  восемь  лет исчезла столь же
таинственно, как появилась, и только в 1879 году поблизости от озера Те Анау
опять поймали одну птицу, а в 1898 году в этом же районе одну такахе поймала
собака.  После  этого стало похоже,  что  такахе, подобно другой  знаменитой
нелетающей птице - додо (дронту),  окончательно вымерла, ибо прошло полвека,
а ее больше никто не встречал.
     Однако нашелся ученый, по фамилии  Дж. Б. Орбелл, который не верил, что
такахе разделила  судьбу дронта, и  в 1948 году он отправился ее искать. Для
поисков он избрал древнюю ледниковую долину высоко в горах западнее озера Те
Анау.  Экспедицию  Орбелла  нельзя назвать  удачной,  ибо он,  хотя и  видел
какие-то следы и слышал  необычные  птичьи крики, не смог обнаружить никаких
доказательств  существования  такахе. Нимало этим не обескураженный,  доктор
Орбелл  через  семь месяцев  вернулся  в  ту же  долину и на сей  раз  нашел
небольшую  колонию  неуловимых  птиц.  Каждый  натуралист  мечтает  о  таком
открытии,  но  только  одному из  миллиона  удается его  сделать, так  что я
отлично представляю себе радость Орбелла, когда он впервые увидел настоящую,
живую такахе,- и завидую ему. Разумеется, газеты всех стран на следующий  же
день  возвестили  о  редкостной  находке,  и правительство  Новой  Зеландии,
опасаясь нашествия в  маленькую долину  экскурсантов,  орнитологов  и прочих
странников, способных распугать птиц, с похвальной оперативностью  поспешило
объявить  весь  район  площадью  около  двух  тысяч   квадратных  километров
заповедником.   Заповедник   был   закрыт   для   всех,   кроме   официально
командированных  ученых  и  натуралистов,  да  и их  визиты контролировались
правительством  и  Управлением  природных  ресурсов.  Теперь  такахе  (а  их
численность примерно  определяли всего в тридцать  -  пятьдесят  штук) могли
наконец жить спокойно.
     Сразу  по приезде в  Веллингтон  я  познакомился  с  биологом  Гордоном
Уильямсом,  который работал в новозеландском Управлении  природных ресурсов,
когда была вновь открыта такахе. Он рассказал мне вторую половину истории, и
она показалась мне еще примечательнее, чем первая.
     Несмотря на  то, что район  объявили заповедником и  закрыли доступ для
посторонних  лиц, птицы отнюдь не были  застрахованы от опасностей  в  своей
уединенной долине. Прежде всего их было так мало,  что неожиданное вторжение
завезенных  в страну ласок, опоссумов и  горностаев могло привести к полному
истреблению  такахе.  Не  менее  гибельным   могло  стать   вторжение  также
завезенных оленей, которые губят деревья и тем самым изменяют среду обитания
птиц. Вот вам еще один пример, когда исконной  новозеландской птице угрожали
завезенные  животные.  Организовать патрулирование и следить,  чтобы  олени,
опоссумы или хищники не проникли в долину, конечно, было невозможно, поэтому
оставался  один способ защитить птиц: попытаться создать питомник такахе, но
это было не так просто,  как может показаться на первый взгляд. Прежде всего
для эксперимента  требовался  район, похожий на долину Такахе;  далее  нужно
было привлечь на свою сторону общественность, ибо множество доброжелательных
людей,  которые, естественно, не  в состоянии были охватить  всей проблемы в
целом  и  не  понимали,  какая  опасность  угрожает  вновь  открытой  птице,
выступали  против "заточения такахе в клетки".  На горе  Брюса, километрах в
ста  тридцати от Веллингтона, подыскали  вполне подходящий район - так  была
решена первая задача. И общественность  удалось в  конце концов убедить, что
все  это  делается  только  для  блага  самих птиц. "Операция  такахе"  была
утверждена.
     А  затем, рассказывал  нам Гордон Уильямс, началось самое трудное. В те
дни  был только  один  способ  попасть  в долину:  преодолевая  всевозможные
препятствия,  карабкаться с берега  Те Анау вверх по крутым лесистым склонам
до узкой расщелины на высоте семисот пятидесяти метров, через которую входят
в долину. Это  было достаточно  трудно (в  чем  смогли  убедиться предыдущие
экспедиции),  даже  если вы  намеревались  просто  снять  фильм или  собрать
кое-какие научные данные; но забраться наверх, поймать живых такахе и снести
их  вниз  -  подобная  задача  привела  бы  в  смятение  самого  искушенного
зверолова.   При   таких  трудностях   было  очевидно,   что  о   поимке   и
транспортировке  взрослых   птиц  говорить  не  приходится:  ведь  доставить
что-нибудь в долину или из долины можно было только вьюком, а взрослые птицы
вряд ли вынесли бы такое путешествие. Оставался один выход - добыть птенцов.
Но  это решение автоматически породило  тьму  новых  проблем.  Прежде  всего
птенцам нужна приемная мать. Казалось бы, для этой роли лучше всего подходит
всем известная курица-бентамка. Однако даже самая флегматичная бентамка вряд
ли посмотрит милостиво на то, что ей сунут под крыло птенцов такахе и  велят
их греть. Значит, нужно найти  яйца такахе и подложить их наседке. Но кто-то
возразил, что самая кроткая и чадолюбивая курица не усидит на яйцах, если ее
будет швырять и трясти всю дорогу. Авторы "Операции такахе" совсем приуныли;
казалось,  что такахе невозможно выручить.  И  тут кому-то (подозреваю,  что
самому  Уильямсу,  уж очень  он болел  душой  за этот план)  пришло в голову
подвергнуть  кур  психологической обработке,  иначе  говоря, научить  их при
любых  обстоятельствах,  что  бы  ни  случилось, неколебимо сидеть на яйцах.
Надежд на успех было мало, но  почему не попробовать? И  вот  был произведен
тщательный  отбор;  из  целой  сотни  кур  выбрали  несколько штук,  которых
отличала либо полнейшая тупость, либо предельная флегматичность, и принялись
тренировать их так, словно  речь  шла о  будущих  десантниках.  В  картонные
коробки положили для насиживания по нескольку яиц на  каждую курицу. Наседки
заняли свои  места,  после чего их  начали подвергать всевозможным  толчкам,
какие только могли им грозить на  пути в  долину и  обратно. Коробки трясли,
роняли, возили на  машинах по ухабистым  дорогам,  перевозили в поездах,  на
быстроходных катерах и самолетах. Постепенно менее устойчивые  натуры начали
сдавать и покидать яйца, и к  концу испытания остались всего три наседки. Из
них  отобрали  одну  по той  простой  причине, что  коробку, в  которой  она
насиживала яйца, сбросило веткой  с крыши машины  на  землю  вместе со  всем
содержимым  (элемент  тренировки,  не  предусмотренный  программой); коробка
прокатилась несколько метров по  земле и остановилась вверх дном, а когда ее
открыли, курица по-прежнему с мрачной решимостью насиживала  яйца, причем ни
одно  из них не разбилось - очевидно,  наседка своим  телом  защитила  их от
удара. Послушная  долгу  бентамка стала самым важным  участником экспедиции,
проводившей "Операцию такахе".
     Представляю себе, скольких нервов стоила эта операция  ее исполнителям.
Прежде всего примерное поведение курицы  внизу  отнюдь  не означало, что она
поведет себя так  же  в горах,  а  члены экспедиции  отлично  сознавали, что
неудача повлечет за собой протесты сентиментально настроенной общественности
и о повторной  попытке  нечего и мечтать. К счастью, все обошлось как нельзя
лучше. Были собраны яйца такахе, курица плотно уселась  на них, и, выждав на
всякий  случай  день-другой,  отряд  приступил  к трудному  спуску  вниз  по
коварному склону к озеру Те Анау. Здесь их ждал быстроходный  катер, который
мигом  домчал  драгоценный груз до  ближайшей  дороги, затем курицу  и  яйца
погрузили на машину и живо отвезли в Пиктон, из Пиктона  самолет доставил их
в Веллингтон; новый бросок  на  машине - и верная  наседка  вместе с  яйцами
наконец-то благополучно прибыла в заповедник на горе Брюса.
     После этого  героического,  исполненного треволнений путешествия членам
экспедиции оставалось только выжидать и молить Бога, чтобы яйца не оказались
болтунами. Но в  положенный  срок вылупились два  птенца, и ученые  вместе с
курицей начали даже слегка гордиться. Ведь они все-таки добились успеха.
     Однако тут совсем некстати возникло новое препятствие.  Приемная  мать,
разумеется,  обращалась с птенцами  словно  с цыплятами.  Она  водила  их за
собой, энергично рыла землю и клевала добытое, простодушно считая, что детки
последуют ее примеру, но птенцы  такахе - не  цыплята, они растерянно ходили
за курицей,  пищали  от голода,  а  куриного  способа  есть  никак не  могли
усвоить.
     Стало ясно,  что  мамаши  такахе сами  кормят  птенцов,  а  не учат  их
добывать  пищу,  как  это делает  курица.  Причем кормить  птенцов оказалось
совсем не просто, поскольку выяснилось, что малыши такахе не разевают клюва,
как обычные птенцы:  мать держит добычу в клюве, а птенец берет ее  сбоку. В
конце  концов  удалось  придумать  способ:  мясных  мух  и другие  лакомства
накалывали  на острие  карандаша  и  скармливали  птенцам.  Благодаря  этому
способу  кормления и материнской  заботе бентамки,  которая согревала  их по
ночам, птенцы такахе благополучно росли и процветали.
     Не говоря уже  о том, что  речь  шла  о чрезвычайно редкой  птице,  эта
история сама по  себе не могла не вызвать у нас желания увидеть живую такахе
в  естественной среде, и, как  только мы прибыли  в Веллингтон,  я  запросил
разрешения   посетить  долину,  разумеется,   вместе  с  Брайеном   -  чтобы
гарантировать, что мы не украдем  яиц и не  унесем под полой парочку такахе.
Наконец разрешение было дано, и мы отправились на озеро Те Анау.
     Я уже говорил, что прежде до долины добирались только пешком, но теперь
налажено сравнительно удобное сообщение. Вы садитесь на Те Анау в  маленький
гидроплан, он поднимает вас на шестьсот с лишним метров и садится на озерко,
которое занимает  большую часть долины. Брайен заказал самолет, но надо было
сутки  ждать, поэтому мы сняли  номера в роскошном государственном отеле  на
берегу Те  Анау и  насладились великолепной кухней,  превосходными  винами и
первоклассным сервисом. После  скверных новозеландских отелей, с которыми мы
сталкивались до сих пор, эта гостиница нам особенно понравилась.
     -  Пользуйтесь  случаем,- сказал Брайен,  прислушиваясь  к тому,  как я
втолковываю метрдотелю, какая марка шатобриана мне нужна.- Там, наверху, нас
ждут суровые условия.
     Я внял его предупреждению и вместо двух бутылок вина заказал три.
     Утро  преподнесло нам  два неприятных сюрприза.  Во-первых, выяснилось,
что  домик в долине  Такахе занят охотниками и,  следовательно, для Джеки не
найдется  места; во-вторых, было похоже, что  мы вообще не сможем  вылететь:
над Те Анау нависли черные  тучи, и видимость никак не подходила для полетов
в такой местности. Все утро мы мерили шагами берег озера,  проклиная погоду.
К полудню небо несколько прояснилось, однако доверия по-прежнему не внушало.
Но тут появился Брайен,  который все это время держал связь  с летной базой.
Лицо его озаряла довольная улыбка.
     - Пошли,- сказал он.-  Живо несите снаряжение на пристань. Они прилетят
за нами через полчаса.
     - Превосходно! - воскликнул Крис.- А погода подходящая?
     - Не  очень-то,-  беззаботно  ответил Брайен.-  Но  они говорят,  лучше
рискнуть  сейчас,  чем  ждать,  когда облачность увеличится настолько, что в
долину вообще нельзя будет проникнуть. Летчик считает, что справится.
     -  Прелестная перспектива,- с воодушевлением произнес Джим, обращаясь к
Джеки.- Ты не  жалеешь,  дорогая, что не  можешь лететь с нами? Вознестись в
облака  в  поисках  долины,  которую  все  равно  не  рассмотришь,  а  когда
доберешься  туда,  искать  птицу,  которой  тоже  не  разглядишь!  Все  наше
путешествие с самого начала - это сплошные радости  и удовольствия. Я бы  не
променял его ни на что на свете.
     Мы  отнесли  снаряжение на причал,  и  тут  Брайен  вдруг  объявил, что
гидроплан слишком маленький и может взять только двоих пассажиров.
     - Ладно,-  сказал Крис.- Ты, Джим, забираешь аппаратуру и отправляешься
первым...
     -  Почему  это  всегда  я?  -  возмутился  Джим.-  Неужели  нет  других
добровольцев?
     - Постарайся побольше снять  в  полете,- продолжал Крис, пропустив мимо
ушей его негодующую  реплику,-  а там  установишь  камеру  и  заснимешь  наш
прилет.
     -  А если они забросят меня туда, а  потом застрянут  здесь? -  спросил
Джим.- Что тогда? Я один в  глухой долине, полной свирепых птиц... ни еды...
ни  товарищей...  а  когда-нибудь, лет  через  десять, вы  забредете  туда и
отыщете в тумане мой белый скелет... старина Джим, скажете вы... ведь ничего
был  парень...  пожалуй,   стоит  послать   открытку   его   жене.   Изверги
бесчувственные!
     -  Не унывай, Джим,- утешила его Джеки.-  Если ты отправишься вперед  с
вещами, в твоих руках будет виски, которое припас Джерри.
     - О! - Джим сразу просиял.- Это совсем другое дело. Было бы что поесть,
тогда я могу и подождать немного.
     Вскоре  послышалось   какое-то,   я  бы  сказал,  брюзгливое  жужжание,
показался  гидроплан и  пошел вниз,  всем своим  видом и гудением  напоминая
рассерженную  стрекозу  Он  плавно  сел  на  воду,  развернулся  и  медленно
приблизился к  причалу. Мы принялись грузить снаряжение, а Джим тем временем
выяснил у  летчика, который  из  братьев Райт - его  брат и верит ли он, что
летательные аппараты со временем заменят лошадь. В конце концов мы затолкали
сопротивляющего Джима в кабину, гидроплан заскользил по поверхности  озера и
поднялся в воздух, оставляя за собой след - мелкую  рябь и белую пену. Через
полчаса  самолет вернулся; теперь  настала очередь Криса лететь с оставшейся
аппаратурой. По  словам летчика, условия для посадки и  взлета в долине были
вполне подходящие, но облака сгущаются, так что лучше пошевеливаться. И Крис
полетел к Джиму, а мы с Брайеном ходили  по пристани, тревожно поглядывая на
облачный  покров,  который с каждой  секундой становился все  чернее и гуще.
Наконец  гидроплан  возвратился,  мы  поспешно  заняли  места и понеслись по
озеру.
     Озеро  Те Анау  -  длинное,  и  мы довольно  долго  летели  над  водой,
разглядывая  крутые  лесистые  склоны  с  обеих  сторон.   Лес  был  густой,
преимущественно буковый, а у бука  темная  листва,  поэтому поднимающиеся  к
небу  горы  производили  весьма  мрачное  впечатление.  Сделав вираж,  пилот
прижался  ближе  к одному склону, и тот сразу показался нам вдвое мрачнее  и
круче. Я реагирую  на  полеты,  как все  нормальные  люди; другими  словами,
твердо убежден, что либо у летчика будет разрыв сердца в критическую минуту,
либо оба крыла самолета отломятся - если не во  время взлета, то при посадке
или  на  полпути.  Но все это относится  к полетам  на  больших  машинах.  В
маленьком же самолете я чувствую себя  относительно безопасно - тут примерно
та же  разница, что между восьмицилиндровым автомобилем и велосипедом. Падая
с велосипеда, вы не опасаетесь серьезных  повреждений,  и  я почему-то  тешу
себя мыслью, что авария  на маленьком  самолете  - пустяковое  дело, две-три
ссадины  -  вот и все,  что вам грозит. Однако наш летчик все  ближе и ближе
прижимал машину  к  горному склону,  и я начал сомневаться, в самом ли  деле
авария   на   маленьком   самолете  так   безболезненна,   как  мне   всегда
представлялось?  А затем вдруг  случилось  то, чего  я  много лет  опасался:
летчик  потерял рассудок. Сделав крутой вираж,  он  направил машину прямо на
стенку.  Сперва  я  подумал, что мы  перевалим через  нее, но  он упорно вел
самолет по прямой. Уже можно было ясно различить макушки отдельных деревьев,
они приближались к  нам с  угрожающей скоростью, и  я  примирился с мыслью о
неминуемой  гибели  в результате маневров обезумевшего летчика,  как вдруг в
склоне открылась узкая щель (другого  слова не  подберешь) и мы ворвались  в
нее. Это  было  то самое ущелье, которое  служит  входом в  долину Такахе  и
связывает верхнее озеро с Те Анау. По обе  стороны высились источенные водой
утесы с буковым лесом, причем расстояние от стенки до стенки было таким, что
самолет  только-только  помещался. В  одном  месте  деревья  почти  вплотную
подступали  к  крыльям  самолета, казалось, протяни  руку -  и можно сорвать
горсть  листьев. К счастью, ущелье было не особенно длинным, через полминуты
мы благополучно выскочили из него и увидели перед собой долину.
     Долина  Такахе тянется километров на пять  и представляет  собой как бы
овал, зажатый между крутыми склонами с густым буковым лесом. Дно удивительно
ровное, большую часть его  занимает  мелкое, спокойное  озеро Орбелл. Озеро,
естественно, лежит  ближе к выходу,  откуда мы появились, а в дальнем  конце
простираются  обширные  луга, поросшие  полевицей. Пролетая над озером, я не
мог  налюбоваться  изумительным видом. Вдали на фоне  зловещего темного неба
вырисовывались  главные вершины  хребта Мерчисона, каждая увенчана  зубчатой
снежной короной; спадающие в долину склоны угрюмого темно-зеленого цвета тут
и там  оживлялись  пятнами  более светлой  зелени  с  седым  налетом;  озеро
отливало серебром и  казалось лакированным; полевица в  пробивавшемся сквозь
мрачные тучи жидком солнечном свете была золотистой и ярко-зеленой.
     Чтобы сесть  на озере, нам пришлось  сначала  пролететь вдоль долины  и
развернуться в дальнем конце. Самолет пошел на снижение, и серебристая гладь
начала стремительно  приближаться, когда летчик, решив,  что  именно  сейчас
такого  рода  информация  представит  для  меня  особый  интерес,  лаконично
сообщил, что длина озера около тысячи двухсот метров - в  обрез  для посадки
(разумеется,  при условии, что вы не  промахнетесь).  Малейший  просчет  - и
машина с ходу проскользнет  прямиком в ущелье, по которому мы поднимались. Я
отлично  представил себе эту картину, когда мы коснулись воды и понеслись по
озеру, увлекая за  собой расширяющийся равнобедренный треугольник серебряной
ряби. Метрах  в  тридцати от берега  гидроплан остановился, летчик  выключил
мотор и улыбнулся нам через плечо.
     - Приехали,- сказал он.- Долина Такахе.
     Он открыл  дверцу кабины,  и меня поразила  абсолютная, полная  тишина.
Если бы не слабый плеск  воды вокруг  поплавков, можно было бы подумать, что
ты  вдруг оглох. Я даже глотнул несколько  раз, решив, что мне  заложило уши
из-за высоты, до того здесь  было  тихо. Джим снимал наше прибытие,  стоя на
берегу в полусотне  метров от нас,  а мы невольно стали говорить вполголоса;
когда  же мы приступили к разгрузке, малейший шум казался  усиленным  во сто
крат.
     Единственным способом доставить багаж  на сушу было тащить его на себе,
разувшись и подвернув брюки. Выйти  из  самолета  прямо в  воду  ледникового
озера  глубиной почти в  полметра  -  это  удовольствие, о котором  лично  я
предпочел  бы забыть.  Мне  и в голову не  приходило,  что  вода может  быть
настолько  холодной, не обращаясь при этом в лед. Мы  с Брайеном сделали два
захода, пока не перенесли все, и за это время ноги у меня так онемели, что я
их  абсолютно не  чувствовал, словно их отрезали  ниже  колен.  К тому же  я
уронил один ботинок в озеро, что отнюдь не улучшило моего настроения.
     -  Послушай-ка,  Джерри! - крикнул  мне  Крис; он стоял  позади Джима с
видом  изможденной  ламы. - Ты  не  мог  бы пройти  еще  разок? По-моему, мы
снимали не с той точки.
     - Что за вопрос,  дружище, конечно,  могу! -  саркастически вымолвил я,
свирепо  глядя  на  него и  стуча зубами.-  Все что угодно во имя искусства.
Хочешь, разденусь догола и переплыву озеро? Ты только скажи.  Сейчас столько
новых  лекарств  повыпускали, говорят, от  воспаления  легких  в  два  счета
вылечивают.
     -  Только на этот раз  пройдись помедленнее,- ухмыльнулся Джим.-  Будто
тебе это доставляет подлинное наслаждение, понял?
     Я показал  им кулак, потом мы с Брайеном подняли с земли  свою  ношу  и
побрели назад  к гидроплану. Наконец Крис остался доволен кадром, и нам было