Антон, впрочем, не обратил
на это никакого внимания. Или привык к их неукротимой страсти  ко  всякого
рода оружию, либо ему было совсем не до того. Он медленно пересек кабинет,
сел напротив, положил на сукно стола сжатые кульки.
     Все трое держали паузу. Новиков рассматривал  через  голову  форзейля
модели крейсеров и броненосцев времен японской войны, Шульгин полез было в
карман за сигаретами, но передумал, привстал, взял из  шкатулки  на  столе
адмиральскую сигару.
     - Плохо дело, парни...  -  первым  прервал  немую  сцену  Антон.  Или
выдержки не хватило, или просто не захотел уподобляться своим партнерам.
     - Для кого?  -  после  следующей  паузы,  замотивированной  процессом
тщательного прикуривания, спросил Шульгин и сплюнул на ковер  отслоившийся
и прилипший к губе клочок табачного листа.
     - Хотелось бы думать, что только для меня. Но боюсь, что  и  для  вас
тоже. Похоже, мы заигрались...
     - "За" или "до"? - поинтересовался Новиков.
     - Что? Ах, да... - не сразу понял смысл вопроса Антон. - Наверное,  и
то, и другое.
     - А ведь мы ни во что не играли, - усмехнулся Шульгин.  -  Это  ты  с
нами играть пытался, то в одно, то  в  другое.  А  теперь  вдруг  -  "мы"!
Попросил бы на нас свои дела не вешать. - И тут же спросил без перехода: -
Что, какие-нибудь хозяева, которых ты больше нас боишься, решили последнюю
точку ставить?
     И оба увидели, как Антон изменился в лице. Он вообще плоховато сейчас
выглядел, кураж с него слетел, а сейчас форзейль прямо не знал, куда глаза
девать. Шульгин с Новиковым переглянулись.
     "Вот видишь?" - без слов спросил Сашка, а Андрей кивком ответил: - "Я
и не спорил".
     - При чем тут хозяева? - нервно улыбнулся Антон. - И почему  вдруг  я
вас должен бояться?
     - Про хозяев, может,  и  не  совсем  точно,  но  ты  же  сам  говорил
Дмитрию... Да  и  не  важно,  как  назвать.  В  общем,  пусть  начальники,
инспекторы,  командиры,  некто,  от  кого   ты   ждешь   очень   серьезных
неприятностей. И даже так. Некто, по сравнению с кем ты  уже  не  супермен
галактический, а "тварь дрожащая",  написал  где-то  на  стеночке:  "Мене,
текел, фарес". Вот ты и замандражил... - Новиков сказал  это  медленно,  с
удовольствием и выражением,  если  и  наигранного,  то  совсем  чуть-чуть,
превосходства.  -  А  говорил  Воронцову,  что   поможешь,   невзирая   на
последствия.   И   вдруг   кто-то,   допустим,   решил   с   такой   твоей
самоуверенностью не согласиться...
     Шульгин же продолжил в тон:
     - Нас, в свою очередь, тебе бояться стоит просто потому, что  мы  уже
здесь, что по пути такого насмотрелись... и наконец потому,  что  вот  эта
штука в случае чего  прошибет  в  тебе  такую  дырку,  что  до  ближайшего
медпункта ты просто добежать не успеешь, а терять нам  нечего,  и  ты  это
тоже знаешь... - при последних словах ствол  карабина  уже  смотрел  через
стол, примерно в район  солнечного  сплетения,  да  и  Новиков  был  готов
стрелять навскидку, хоть в Антона, хоть в любую другую подходящую цель.
     - Да  что  вы,  ребята,  вообразили?  Я  действительно  собрался  вас
предупредить...
     - Вот и предупреждай, - кивнул Новиков, - но имей в виду, что мы тоже
доведены до крайности,  знаем  больше,  чем  ты  думаешь,  и  без  боя  не
сдадимся, хоть кому. А ты имеешь верный шанс стать первой  жертвой,  пусть
даже и невинной. Извини, если что не так...
     - И пока мы отсюда не смоемся, ты с прицела не соскочишь,  -  добавил
Шульгин. - Лично я больше никому не верю. Ты, может, и честный парень,  но
до какой степени? Прикажут - и все. Да, а зачем ты  такой  туфтой  вздумал
нас пугать?
     - О чем ты? - снова удивился Антон. Новиков вкратце рассказал.  Почти
без подробностей. - Нет, ребята, это не я. Да и смешно было бы...
     - Не ты, а кто? Замок? - таким тоном, как спрашивают: "А платить  кто
будет? Пушкин?" - поинтересовался Шульгин.
     - Вполне возможно. Замок - он тоже не просто так... А зачем и  почему
- можно только догадываться. Сейчас многое пошло не по-обычному. Но  какие
вам еще нужны гарантии - я с самого начала мог с  вами  сделать  все,  что
заблагорассудится, а даже сейчас сижу с вами, разговариваю, думаю, как вас
спасти...
     - Не мог, - резко перебил его Шульгин. - Сам знаешь,  почему.  Но  не
суть важно. Давай, говори, что хотел!
     - Конечно, скажу, -  кивнул  Антон.  -  Но  теперь  лучше  не  здесь.
Пойдемте... на свежий воздух.
     Шульгин сразу согласился, но предупредил, что пойдут они  только  тем
путем, каким пришли сюда, то есть - парком. Шульгин впереди, за ним Антон,
замыкающим Новиков. И чтоб без резких движений.
     Вышли к воротам, не главным, а боковым, узким, с переброшенным  через
ров пешеходным мостиком. В тени башни Новиков  увидел  "джип"  с  поднятым
тентом. То ли  Сашка  его  загодя  именно  здесь  поставил,  то  ли  Замок
изготовил машину только что, по заказу.
     - Залазь внутрь, там и поговорим, чего мокнуть...
     В "джипе" действительно было уютнее. Мелкий и частый  дождь,  недавно
начавшийся, ровно шелестел по брезенту, слабо светились лампочки приборной
доски.
     - В общем, так, - начал Антон и вдруг достал из  внутреннего  кармана
плоскую металлическую фляжку. - По паре капель, для разговора?
     - Запросто, - согласился Шульгин. - Но ты - первый.
     - Ради бога. Нашел Цезаря Борджиа...
     Всем хватило  как  раз  по  три  хороших  глотка.  После  чего  Антон
продолжил.
     -  ...Так.  Сегодня  я   получил   категорический   приказ   -   базу
ликвидировать, явные следы моей деятельности устранить... В  том  числе  и
возможность конкретного вашего влияния на сложившуюся  к  данному  моменту
реальность. Способ - на  мое  усмотрение.  А  поскольку  я  -  гуманоид  с
принципами, то хотел бы выполнить инструкцию... наиболее благоприятным для
вас способом. Но что я, в принципе, могу?
     - Вот и скажи, а мы послушаем.
     - Могу я почти все. Убивать, конечно, вас никто  не  собирается.  То,
что случилось с вами сегодня - для меня загадка. Ума не приложу... С одной
стороны, никто, кроме меня, здесь вроде пока не распоряжается, а с  другой
- я этого не делал... Но постараюсь выяснить. Итак - вреда  вам  причинено
не  будет.  А  вот  варианты:  можно  накрыть  Замок  силовым  колпаком  и
изолировать  вас  в  нем  пожизненно.  А  как  только  последний  из   вас
естественным образом отойдет в  мир  иной,  Замок  самоликвидируется.  При
полной относительности времени срок роли не играет, живите, как говорят  в
Одессе, сто двадцать лет.
     - Дальше, - ровным голосом сказал Шульгин.
     - Дальше вы знаете.  Формально  -  такая  же  изоляция,  но  с  более
свободным режимом содержания. В пределах планеты Земля,  но  за  пределами
сегодняшнего дня и существующей реальности. Смысл в том, что вы не  должны
иметь возможности, используя полученные знания и опыт,  как-либо  повлиять
на то, что будет происходить  после  исчезновения  аггров.  Гордитесь,  вы
признаны силой, едва ли не равноценной воздействию целой цивилизации...
     Новиков нервно рассмеялся. И Антон, и Шульгин посмотрели  на  него  с
удивлением.
     - Ирина... Ирина-то права оказалась. Стрелки развести... И где же  ты
реальность найдешь, чтобы мы на нынешнее время повлиять смогли?  До  битвы
на Калке? Говори, чего там...
     - Подожди, Андрей, он еще не все варианты изложил.
     Антон, помедлив, будто размышляя, стоит ли, кивнул.
     - Есть и еще. Только вы его сразу отвергнете, я же вас знаю. По  нему
вам может быть предложено уйти туда... - он неопределенно ткнул пальцем  в
направлении невидимого сквозь брезент и тучи зенита.
     - В качестве кого? - с интересом  спросил  Андрей.  На  какой-то  миг
сердце у него дрогнуло  -  а  что,  если  действительно?  Увидеть  дальние
звезды, чужие миры, пожить среди инопланетян, короче - окончательно  стать
персонажем фантастической эпопеи с продолжением...
     - А это  уже  не  мне  решать.  Надеюсь,  что  вам  будет  определено
достойное место, в соответствии с вашими дарованиями.  Добавлю,  что  есть
круги, заинтересованные именно в таком решении  вопроса.  Тут  ведь  такие
дела вокруг вас закручены...
     Даже не видя в темноте его лица, только по  тону  Новиков  догадался,
что Антон затронул тему, о которой он предпочел бы не говорить вообще.
     - Но есть и иные, тоже облеченные властью лица, им  предпочтительнее,
чтобы вы вообще не существовали на этом свете. Вот  пока  окончательно  не
определились, чьи  интересы  берут  верх,  я  и  предлагаю  вам  исчезнуть
добровольно, туда, где  в  обозримом  будущем  вы  не  привлечете  к  себе
ненужного внимания...
     "Что же это за дарования такие, нам самим неизвестные, из-за  которых
межзвездные страсти никак не утихнут?" - снова подумал Новиков, а  Шульгин
в это время спросил:
     - Предположим, мы  действительно  уникальны  и  нас  ждет  "достойное
место". А вот возможно ли рассчитывать там, у вас, на  полноценную  жизнь,
оставаясь человеком? Или  придется  менять  свою  сущность,  физическую  и
интеллектуальную? И в том, и в другом случае участь не слишком-то...
     - Понимаю, но, нисколько не настаивая, хочу заметить, что не  слишком
разумно  отвергать  то,  о  чем  не  имеешь  никакого   понятия.   Уровень
самопознания и реальных возможностей, на которые вы  вправе  претендовать,
намного превышает ценность того, что вы якобы теряете...
     - Закончим дискуссию, она меня утомила, - сказал Новиков, который  на
самом деле чувствовал себя не слишком хорошо после всего перенесенного.  -
Отказаться от знакомого и, по  крайней  мере,  привычного  ради  абсолютно
неизвестного, оцениваемого неизвестно в какой  системе  ценностей...  Роль
арапа при дворе, возможно, и привлекательна для кого-то, предпочтительнее,
чем существование негра в дебрях Африки, но не  для  нас.  Так  что  давай
вернемся к нашим баранам. Куда ты намерен нас вытолкнуть?
     Он не понял, что произошло в следующее мгновение.



                        ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА

     "...Где-то  я  уже  упоминал  об  увлекшей   меня   когда-то   теории
метаязыков, то есть языков высших порядков. Грубо  говоря,  для  выражения
законченной мысли на языке низшего уровня требуется в  тысячу  раз  больше
времени и слов, чем в следующем по порядку метаязыке.  И  так  далее.  Вот
даже и по-русски профессору медицины или, не дай бог, математики, придется
чуть ли  не  месяц  трудиться,  чтобы  сделать  понятной  для  человека  с
начальным образованием фразу из своей докторской  диссертации.  Короче,  у
меня нет сейчас соответствующих слов, чтобы связно  передать  случившееся.
Куда там!
     Я не в силах пересказать даже,  что  я  понимаю  и  чувствую,  слушая
Четырнадцатую сонату.
     Просто на меня вдруг  обрушилась  Вселенная.  Я  сразу  как  бы  стал
видеть, слышать, ощущать в  сотни  раз  больше  на  каждом  из  диапазонов
чувств.
     Можно сравнить мое состояние с тем, как если бы человек,  слепоглухой
от рождения, мгновенно обрел зоркость  орла,  цветовосприятие  Рембрандта,
обоняние ищейки,  слух  кота,  летучей  мыши  и  Паганини  одновременно  и
оказался в планере, кружащем над центром  Дрездена  или  Кельна  во  время
налета на него американских В-29... И при этом  не  потерял  сознания,  не
сошел с ума от эмоционального и сенсорного шока,  а,  напротив,  мгновенно
сориентировался в обстановке, наделенный той же магической силой,  знанием
всех  наук  и  мудростью  Сократа,  чтобы  правильно  осознать  и  оценить
происходящее.
     Такая вот со мной случилась штука. В следующую секунду - как  бы  это
лучше  обозначить  -  да,  самоидентифицировавшись,  я  понял,  что  некий
мощнейший импульс пробил барьер, отделяющий нас от галактический ноосферы!
За те мгновения, пока не "полетели  предохранители",  мы  с  Шульгиным  (я
знал, что сейчас его и мой мозг  составляют  как  бы  одно  целое)  успели
усвоить почти все, кем-то и для чего-то нам адресованное.
     И структуру "гиперреальности", в которую  включена  наша  реальность,
как вполне условный вариант бытия... и методику взаимодействия с ней извне
и  изнутри,  возможности,  какие  при  этом  открываются,  и   смертельные
опасности, грозящие нам и всей  Земле  от  неосторожного  прикосновения  к
непредставимо чуждому для нас Естеству.
     Образно говоря, нам открылось место, где спрятана сокровище, в  сотню
раз ценнее лампы Аладдина, и одновременно знание, что к этому месту  нужно
доехать на велосипеде через поле сражения под Прохоровкой. В момент самого
сражения, разумеется. Но еще, нам стало понятно,  что  силы,  готовые  нам
помочь, гораздо могущественнее тех, которые нам угрожают. По крайней мере,
не допустят нашей гибели, если мы сами не  совершим  никаких  непоправимых
ошибок. Как я понял, самой непоправимой будет  попытка  вмешаться  в  игру
Высших сил, вообразив, что мы способны это сделать  теперь  же.  Еще  одно
сравнение - как, если бы я,  вчера  получив  водительские  права,  сегодня
рискнул выйти на старт ралли Монте-Карло. Если  даже  сам  ни  во  что  не
врежешься, ни первом же круге снесут "соучастники".
     Но одновременно нас переполняла  радость,  счастье,  самоуважение  от
осознания самого факта, что все равно я могу теперь сесть за руль и  пусть
потихоньку, пусть по пустой дороге, но все же проехать знаменитую  трассу.
Остальное, в конце концов, дело техники.
     В    голове    вспыхивали    и    гасли     фрагменты     грандиозных
интеллектуально-информационных побоищ,  сотрясающих  целые  Метагалактики,
сражений за право контроля над Великой Информационной Сетью...
     Не  цивилизации  и  звездные  системы,   а   Реальности   становились
разменными пешками в этих многомерных шахматах.
     А потом будто чья-то пусть  и  добрая,  но  грубая  рука  за  шиворот
выдернула меня в безопасное место, как пятилетнего  пацана  из  Сталинской
Ходынки на Трубной...
     Приходя в себя, я в первый миг увидел Антона  словно  в  перевернутый
бинокль, такой он был маленький и далекий. Но тут же  все  стало  на  свои
места, а от проникновения в Иной Мир осталось воспоминание, отчетливое, но
непередаваемое.
     И никакого похмелья. Хотя все пережитое сильно смахивало  на  "улеты"
потребителя ЛСД, как их обычно описывают.
     Времени наш транс занял, видимо, очень  мало,  Антон  даже  не  успел
переменить позы.
     Мы с Сашкой переглянулись, и я окончательно убедился,  что  видели  и
поняли мы с ним одно и то же.
     И теперь уже не боялись подвоха  со  стороны  форзейля.  Окончательно
поверили, вернее - знали, что  он  не  обманывал  Воронцова,  назвав  себя
"Даймоном", то есть посланцем дружественных нам сил.
     Пусть даже безразличных к нам персонально. Готовых нас поддерживать в
определенных, не нами выбранных моментах, но и без  нравственных  терзаний
способных предоставить своей участи, какой бы горькой  она  ни  показалась
опять же всего лишь нам...
     И весь риск, проистекающий от благосклонного внимания столь  условных
покровителей - тоже на нас.
     - Хорошо, друг наш и наставник, - сказал Шульгин с необидной  на  сей
раз иронией. - Мы полностью вверяем тебе наши судьбы. Людям надо верить, а
если что не так - войди в положение...
     Антон явно не заметил нашего краткого  "развоплощения",  и  несколько
даже удивился внезапному Сашкиному миролюбию и сговорчивости.
     - Так куда проляжет наш путь? - повторил я как  о  деле  окончательно
решенном, ибо теперь знал, что уж из этой реальности нужно сматываться без
оглядки, если придется  -  даже  бросая  артиллерию  и  обозы.  Мы  и  так
подзадержались,  бикфордов  шнур  почти  догорел.  Знал  я  теперь   и   о
случившемся за последние часы. Это не чьи-то  конкретные,  против  меня  и
Сашки  направленные  акции,  это  таким  образом  начала   деформироваться
реальность, словно бы рябь по поверхности воды  пробежала  в  предощущении
грядущего шквала.
     Однако и поторговаться я был не прочь, в течение  тех  часа-полутора,
что у нас, вроде, еще оставались.
     - Отдаю  вам  лучшее  из  того,  что  имею  в  наличии,  -  поддержал
предложенный  тон  форзейль.  -  Реальность  -  стопроцентно  вашу.  Перед
последней нетронутой развилкой. В смысле, что до нее еще не  успела  дойти
отраженная волна  возмущений  хронополя...  Вызванных  нашими  совместными
упражнениями. Если помните китайского  полководца,  который  проиграл  все
свои битвы оттого, что не был должным образом соблюден ритуал его похорон.
Вот мы и  постараемся  оттолкнуться  от  того  момента,  когда  покойничек
только-только испустил дух, и ничего еще не решено...
     С чувством юмора у Антона всегда был порядок.
     -  Тогда  осталось  выслушать  конкретное  предложение  и   создавать
комиссию... - скорбно кивнул головой Сапка.
     Антон недоуменно поднял бровь, чем мгновенно в наших глазах  "потерял
лицо". Не дошла до него Сашкина шутка.
     - По организации похорон комиссию... У нас ведь тоже аналогичный опыт
есть, только без подходящей  поговорки.  Семнадцать  лет  бардака,  и  все
оттого, что брежневский гроб в могилу уронили.
     Посмеялись не слишком весело, а я опять поразился, как нестандартно и
лихо Сашка иногда умеет врубаться в ситуацию.
     - Что вы скажете насчет лета  двадцатого  года?  -  произнес  наконец
Антон роковую дату.
     - Интересное предложение. Тысяча девятьсот, надеюсь? - не скажу,  что
год меня так уж удивил, я успел прокрутить и куда более  тухлые  варианты,
но все же рассчитывал на более близкую к нам развилку. Понадеялся, кстати,
что вдруг он  предложит  момент  нашего  ухода  из  сорок  первого?  Но  и
двадцатый тоже... Есть над чем подумать. А ведь и вправду гражданская  еще
не кончилась, польский поход в разгаре, Варшава то ли падает, то  ли  нет,
Муссолини и Гитлер еще никто, Ленин жив, Сталин пока  еще  пешка,  хоть  и
проходная... И  чуть  ли  не  сразу  я  -  не  скажу,  что  загорелся,  но
почувствовал  интерес.  Да  и  действительно,  сорок  первый  хуже...  Там
понятнее, но и скучнее... После  него  что  -  пятидесятые,  все  знакомо,
известно, жили мы там уже...
     Однако по привычке торговаться я опять задал вопрос:
     - А почему нельзя еще удобнее? Например, тринадцатый год,  четвертый,
тридцать девятый, пятьдесят третий? И развилки покруче, и  работать  можно
основательнее, у самих корней, так сказать...
     Про тридцать девятый, пожалуй, я зря ляпнул. В него я  согласился  бы
пойти только в крайнем случае.
     Антон тяжело вздохнул. Общаться ему с нами смертельно надоело. И  был
он, похоже, в положении зятя, провожающего на вокзале не слишком  приятную
тещу... До отхода поезда пятнадцать минут, и он, бедняга, не знает, как же
ему их скоротать...
     Я бы и сам в шею гнал таких настырных клиентов. Но, как и означенного
зятя, его согревала мысль, что все это неминуемо и скоро закончится.
     - Да потому и нельзя, что в названных  тобою  годах  нет  критических
точек.  Процесс  далек  от  разрешения.  В  тринадцатом,  скажем,  столько
вариантов и  разнонаправленных  сил,  что  с  определенностью  говорить  о
развилке  невозможно...  А  вот  двадцатый...  При  грамотном  подходе   -
прелесть,  что  за  год!   Особенно   для   ваших,   пока   еще   скромных
способностей...
     И опять на меня накатило "озарение". Даже не так  -  забитый  в  меня
пакет туго скрученной информации, декодируясь, выдал еще энное  количество
битов. Я вспомнил, что на самом деле мы  способны  влиять  на  реальность,
управлять ходом  вещей  не  грубо  физически,  вмешиваясь  в  исторические
процессы,  а  словно  бы  перемоделируя  их  в  воображении,   конструируя
варианты, как драматург и режиссер. И как только сила и отчетливость мысли
достигают  необходимой  глубины   и   интенсивности,   процессы   начинают
развиваться в нужном направлении. Вот поэтому, кстати, удавались все  наши
самые рискованные эскапады.
     Я  понял  даже  больше.