ую  социальную категорию. Приобретал
уважение у товарищей и невиданную ранее степень личной свободы.
     Не в том только дело, что  теперь не  нужно было думать,  где размещать
покупаемые у букинистов книги, куда девать костюмы и прочие предметы личного
туалета,  которые  при  помощи  Майи  стали  прибывать  к  нему  в  пугающих
количествах.
     Оказалось,  что, потратив  почти  все  деньги,  полученные  от Глана за
саблю, он не обеднел, как казалось вначале, а начал стремительно богатеть.
     Никогда  раньше он  о  подобном не  задумывался, а вот  пришлось. Майя,
чтобы упрочить в его глазах свой авторитет, несколько раз подсовывала Ляхову
бюллетень московского рынка недвижимости.
     Смешно, но  цены на квартиры, особенно именно той  категории, в которой
обосновался он, росли как на дрожжах. В мае - на три процента, в июне  - еще
на четыре, а в июле - как бы и не на пять.
     -  Видишь, видишь, - веселилась подруга. - Ни с того, ни с сего, ты уже
заработал тридцать тысяч. А если бы жил в  наемной - столько бы и потерял за
счет  роста  квартирной платы.  Через  два  года  получится,  что ты  вообще
подобрал ее на дороге, еще через два - пойдет чистый доход.
     И Ляхов снова подумал, что жениться на Майе просто  необходимо. Где еще
такую умную, красивую, забавную, а вдобавок и практичную девушку найдешь?
     А уж если потом не  сложится - тогда и думать будем. Только  - вряд ли.
Отец ему еще лет  десять назад сообщил фамильную  мудрость  и  принцип  всех
мужчин их рода. "Баб менять - только время терять".
     На примере истории с Еленой он убедился, что постулат правильный.
     Вадим  остановил  машину  у  солидного  парадного  подъезда  дома. Пять
высоких этажей, цоколь отделан  карельским гранитом, выше - бордовая шуба из
мраморной крошки.
     За  зеркальными стеклами специально подобранный швейцар в ливрее гладил
бороду, пышную,  как у протоиерея. Настоящая охрана  на публику не рисуется,
пара отставных вояк с автоматами гоняет чаи в караулке напротив лифта.
     -  Может,  зайдешь  все-таки?  - Хотелось  ему  сейчас  совсем  другого
общения, попросту, без политики и иных проблем.
     Тем более, что романтические планы, которые он лелеял целый месяц, были
вчера так грубо разрушены.
     Майя пересела на водительское место.
     - Зачем? Дел у тебя и без меня должно быть много. Главное, не пропадай.
Как только освободишься - позвони. Подъеду.
     Это,  конечно, та самая маленькая месть, от  которой девушка не  смогла
удержаться.
     - Сегодня? - с надеждой спросил Ляхов.
     - Как получится. Может - и сегодня...

     Глава седьмая
     Двухмоторный самолет,  переоборудованный из дальнего разведчика "Р-511"
в довольно комфортабельный воздушный лимузин, обслуживающий лично Чекменева,
за  полтора  часа  доставил   Тарханова,   Татьяну  и  пленника   прямо   на
учебно-тренировочную  базу "Печенег", расположенную  неподалеку  от  дачного
поселка Пахра.
     Рядом    со    стрелковым    полигоном    там    имелась    собственная
взлетно-посадочная   полоса   для   легких  самолетов  и  ангары  эскадрильи
вертолетов огневой поддержки.
     Татьяна находилась  в  полуоглушенном состоянии после всего пережитого,
от быстроты случившихся в жизни перемен. Ведь меньше суток прошло с момента,
когда  она  уходила  из  дома  на  самое  обычное  дежурство,  и  ничего  не
предвещало, что через  несколько часов  жизнь сорвется в стремительный галоп
по краю пропасти.
     Да так, кстати, случается довольно часто. И чем спокойнее  и монотоннее
была   предыдущая  жизнь,  тем  разительнее  перемены.  Причем  это  правило
относится  не  только  к  отдельным  людям,  но  и к  целым  государствам  и
цивилизациям.  Уж до чего  мирным,  тихим,  скучным  было лето  незабвенного
тысяча  девятьсот  четырнадцатого  года.  И  никому,  кроме редких  Пифий  и
Кассандр, не приходило в голову, что не просто жаркий август идет к концу, а
тихо  и  незаметно,  под  шорох  опадающей  листвы, заканчивается  XIX  век.
Странным образом сумевший выкроить для себя в истории вместо положенных  ста
лет   аж  целых  сто  двадцать  пять.   Начавшись,  не   хронологически,   а
психологически, в  год  Великой  французской  революции,  он  уходил  именно
сейчас...
     Вот и для Татьяны каких-то двадцать часов вместили и  рутину  приема  и
проводов туристских групп, и шок  от вторжения бандитов, и страх,  и радость
от  появления   светлого  рыцаря  Арсения-Сергея,  жуткие  минуты  страха  и
ожидания,  когда  здание  гостиницы  содрогалось  от  выстрелов  и  взрывов.
Возвращение его, живого и невредимого, внезапное решение связать с ним  свою
судьбу, поездка в машине до Ставрополя, потом полет.
     Полет на скоростном и высотном  самолете  с почти боевыми  перегрузками
так  же  отличался  от  того,  что   ей  приходилось  испытывать,  летая  на
пассажирских  лайнерах,  как  вся  ее  прошлая  жизнь от  той,  что началась
сегодня.
     А неяркое московское солнце едва перевалило через середину небосвода.
     Она  сошла по  трапу на подгибающихся  ногах,  в  голове  шумело, и все
вокруг воспринималось будто сквозь запотевшие очки.
     Внезапно   накатилась  тоска.  Ощущение  ненужности  и  бессмысленности
происходящего. Если бы можно было отмотать все назад, она, конечно, осталась
бы  дома,  заперла дверь  на ключ и  засов,  задернула шторы  и забилась под
одеяло. И спала бы долго-долго.
     А что делать здесь сейчас?
     И,  главное,  зачем?  Единственное,  что  позволяло  сохранять  подобие
выдержки, был опыт.  Она знала  за собой  такую  черту характера. Не раз уже
случалось подобное  на  крутых жизненных поворотах, пусть и не таких крутых,
как этот.  Даже в  первый день заграничной командировки, попасть  в  которую
стоило  многих.  сил  и  трудов,   она  всегда   испытывала   неуверенность,
дискомфорт,  депрессию,  желание  бросить  все  и  немедленно  вернуться. Но
обязательно на  следующее утро все  это проходило, тоска сменялась радостью,
жаждой  новых  впечатлений  и рискованных приключений. Значит, и завтра  все
будет так же.
     Хорошо,  что  коттедж  Сергея  находился буквально  в  сотне  шагов  от
аэродрома.  Он  отвел  ее   туда,  хотя  и  очень  торопился  на  встречу  с
начальством, показал ей все, предложил чувствовать себя как дома.
     -  Вот это будет  твоя, - открыл  он дверь уютной комнатки  в мансарде,
отделанной  светлым  деревом,  со скошенным  потолком и  окном, выходящим  в
сторону леса. - Белье тут,  в шкафу. Мне как привезли, я и не  распаковывал.
Есть  хочешь?  Ну,  тогда  выпьем  по рюмочке  за счастливое  возвращение, и
ложись-ка ты спать.  Ни  о чем не  думай, ничего не  бойся. Здесь, наверное,
самое  безопасное  и спокойное  место  во  всей  России. А  утром все станет
по-другому...
     "Как он хорошо понял мое  настроение, -  подумала Татьяна. - Значит, я,
скорее всего, не ошиблась..."

     А Тарханов действительно спешил.
     Служба, от которой он  так самонадеянно решил было  избавиться на целый
месяц, грубо и зримо вновь предъявила свои права.
     И  Чекменев,  наверное, уже  ждет нетерпеливо, и  автобус  с  Кедровым,
Розенцвейгом и Маштаковым должен подъехать в ближайшее время, если, конечно,
в пути никакой задержки не вышло.
     Спешил он, впрочем, зря. Чекменев, по сообщению оперативного дежурного,
был еще где-то в Москве, так что Сергей успел разместить Фарид-бека в хорошо
охраняемом помещении, вернуться к себе, принять душ, побриться и переодеться
по  форме три, в  летний чесучовый*  китель, такие  же брюки, заправленные в
мягкие коричневые  сапоги.  Погон  к этому  костюму  не  полагалось,  только
нарукавная  нашивка  с эмблемой  отряда  и две  золотистые полоски  поперек,
обозначающие его полковничий чин.
     * Чесуча - ткань из  грубого шелка полотняного переплетения, желтовато-
песочного цвета.
     Больше всего Сергея сейчас беспокоил пленник.
     За  время  перелета он очухался от шока, взял себя в руки, что Тарханов
понял по его лицу и  резко изменившемуся  поведению. А это плохо. Даже очень
плохо.  Увидев  базу, подтянутых  и  дисциплинированных офицеров "Печенега",
Фарид,  безусловно,  все  сопоставил  и  оценил. Не  дурак  ведь,  наверняка
разведчик со стажем. Российские  обычаи  и порядки  знает. Раз не тюрьма,  а
элитная воинская часть, то здесь убивать не будут и пытать тоже не станут. А
уж  на обычных допросах он  сможет  тянуть  время чуть  не до бесконечности,
излагая и  заранее  подготовленные  легенды,  и по  ходу  дела придумываемые
экспромты.
     Азиаты, тем более приобщившиеся  к цивилизации, хоть турки, хоть курды,
хоть черт знает кто,  имеют одно поганое  свойство - они совершенно уверены,
что европейцы по определению готовы, мало того - обязаны соблюдать Гаагскую,
Женевскую и  иные конвенции. Независимо от того, как ведут себя их враги. То
есть  мы  люди  первобытно-общинного или  раннефеодального строя, такими нас
извольте и принимать,  а вот вы,  культурные господа, уж не в коем случае не
выходите  за рамки. А  то  мы вас назовем варварами. И  на весь мир это ваше
варварство ославим.
     "Нет,  парень, -  думал Тарханов,  прогуливаясь  по дорожке перед домом
Чекменева  и  ожидая приезда начальника, - ты у меня  получишь  разборку  по
полной средневековой программе.  Какой там у вас сейчас, одна тысяча  триста
восемьдесят третий год Хиджры? Для нас это как раз времена Куликовской битвы
и сожжения Москвы Тохтамышем.
     Вот из этого и будем исходить.
     А  то -  цивилизация,  гуманизм!  Никто и  никогда  за  пять тысяч  лет
писанной  истории  об   этом  гуманизме  и  понятия  не   имел.  Французские
просветители сдуру  придумали,  а теперь все  носятся с  ним, как с  писаной
торбой,  не  желая замечать,  чем все это на практике оборачивается. Нет уж,
увольте".
     Но  ведь  и  оформить  соответственный  подход  к  такому  герою   надо
поэффектнее.  Чтобы  раз и навсегда отбить желание и  возможность думать по-
своему.
     Помочь  в реализации этой справедливой, но достаточно абстрактной мысли
мог единственно старый дружок. Вадик Ляхов, умеющий с равным эффектом класть
пулю в пулю на полверсты и к месту цитировать афоризмы Марка Аврелия.

     ... Когда Вадим,  привычно вложив полтинник в ладонь швейцара, поднялся
лифтом на  свой  шестой этаж и вошел  в квартиру, телефонный звонок, похоже,
охрип, а сам аппарат перегрелся, надрываясь.
     Его  дребезжание  было  слышно уже на  площадке, не  смолкало,  пока он
отпирал закрытую на два замка  дверь,  шел в  кабинет,  первый в его жизни и
обставленный в полном соответствии с мечтами и вкусами.
     Надеялся - не успеет, поскольку ничего хорошего от этого звона не ждал.
     Но телефон продолжал добиваться своего и все-таки добился. Стоя рядом с
аппаратом, не взять трубку Ляхов не смог.
     Рефлекторно.
     - Слушаю вас.
     -  Ты,  Вадим? -  Голос Тарханова,  с  его  неистребимым ставропольским
акцентом, он узнал сразу.
     - Нет, Лиза Черная, - неизвестно почему назвал он имя популярной в этом
сезоне цыганской певицы. В смысле - не задавай дурацких вопросов.
     - Так я хочу тебя видеть, - Сергей на шутку не среагировал.
     - Подъеду. А куда? Может, лучше ты ко мне? Я еще и портянок не размотал
после вчерашнего боя.
     -  В курсе.  Мне  уже  доложили.  Я же  теперь большой  начальник...  -
Тарханов оборвал фразу. - Не по телефону.
     - Поздравляю. И все равно приезжай,  Серега. Посидим, согреемся, шестой
этаж, стены толстые. Нет, правда, надо.
     - Согласен. Еду. Тем более я неподалеку.
     Тарханов  появился   буквально  через  десять  минут,   как  всегда,  в
безупречно сидящем на нем кителе, с кобурой пистолета на поясе, что означало
- полковник находится при исполнении.
     Обнялись, похлопали друг друга по плечам и спинам, то есть - рад видеть
тебя живым, и больше не будем сентиментальничать.
     Вадим увлек друга к бару, но Тарханов отказался, что было странно.
     -  Ко  мне подскочим, вот тогда,  - не  вдаваясь в  подробности, сказал
Сергей. - Давай лучше кое-что уточним на свежую голову.
     - Надо понимать, допрос с меня снимать будешь?
     -  Какой допрос?  Дежурный по базе  и исполняющий обязанности командира
группы мне доложили, что смогли.
     Пленников твоих пока изолировали по одному, но допрашивать их оснований
нет, пока от тебя соответствующего рапорта не поступило. Вот и расскажи  мне
с возможными подробностями, что и как. Тогда и думать будем.
     Ляхов  рассказал  не  только строго  фактическую  сторону,  но  и  свои
соображения по поводу каждого эпизода.
     - Знаешь  что, я бы хотел, чтобы о задержании Герасимова по официальным
каналам прокурору не сообщалось. А если вдруг обратится - не в курсе, мол.
     - Что, может обратиться?
     - Вполне может. Дочка ж его там присутствовала, все  папаше доложила, а
он, как ни крути, официальное лицо,  в некотором роде по  отношению  к нам -
вышестоящее. Сотрудник его арестован, и все такое...
     - А может и не обратиться? - Тарханов,  закинув ногу за  ногу, вроде бы
полностью  поглощенный рассматриванием  солнечного  блика  на  носке  своего
сапога, держался сейчас не только как старый друг. Явственно  в нем ощущался
начальник отдела  спецопераций разведуправления  штаба Гвардии. Ну а как же?
Служба службой.
     - Вполне, - легко согласился Вадим. - Поскольку я его об этом попросил.
Оно же еще и так и так может повернуться.
     - Свою игру затеял?
     -  Почему  свою,  нашу. Мы  с  Василием  Кирилловичем  по  определенным
вопросам  взаимопонимания  уже  почти достигли. Считаю -  он может оказаться
человеком чрезвычайно полезным.
     - Я и говорю - своя игра. Ну, пусть так и будет. Выйдет - хорошо. Нет -
ты для  нас лицо совершенно постороннее.  Академия к разведупру отношения не
имеет.
     Вдруг  Вадим увидел,  а еще  точнее - ощутил, что несгибаемый полковник
словно чем-то смущен.
     Собирается сказать - и никак. Вначале  ему показалось, что это касается
нынешней ситуации. Вроде бы должен, но не может  произнести  фразу типа:  "А
теперь, господин Половцев, сдайте оружие и следуйте за мной".
     Однако нет, тут - другое.
     А если так:  "Ты знаешь, Вадим, я  встретил в Кисловодске твою Елену, и
мы..."
     Тоже не похоже, но несколько ближе.
     -  Давай-давай, говори,  что  собрался, -  поощрил он товарища и кивнул
ободряюще. - Про женщин я  пойму.  Про остальное...  - после легкой заминки,
словно не зная, как бы это получше сформулировать, Ляхов усмехнулся, скорее,
сочувственно, - в меру сил постараюсь.
     В который уже раз этот несложный фокус Тарханова удивил.
     - Как тебе всегда удается... Ладно, короче, так...
     Остановился  я ночью  в  Пятигорске  возле  входа в  гостиницу,  курева
купить, и вдруг окликает меня девушка, моим исходным именем. Обернулся - вот
черт! Оказалось, тогдашняя еще подруга...
     Когда Сергей закончил излагать историю своей встречи с Татьяной, плавно
перетекшую в  описание боя  в отеле,  и вплоть  до возвращения  в  Москву, у
Ляхова уже были наготове уточняющие вопросы.
     - Значит, говоришь, предварительно ты о чем-то подобном подумал?
     - Именно  о  чем-то, но совершенно неконкретно. Вспомнил  наши  с тобой
разговоры насчет предчувствия и предвидения...
     - Так.  И твоя встреча с  Татьяной здорово  смахивает на мою  с Еленой.
Даже очень здорово.
     - Ну?
     - И мы практически одновременно попали в очередную заварушку. И успешно
из нее выкрутились, хотя и по-разному. Да, забавно.
     Ляхов закусил  нижнюю губу. Его гипотеза насчет страдающего отсутствием
оригинальных идей режиссера получила еще одно подтверждение.
     -  Нет, Серега, тут так сразу  не скажешь.  Фактов интересных много, но
пока недостаточно. И  этот господин Маштаков,  сумасшедший изобретатель... С
ним тоже побеседовать надо.
     Вадим закурил третью подряд сигарету.
     -  Но  жизнь-то все интересней  и интересней  становится. А  представь,
остался бы я перед Новым годом в Хайфе, ты  - у себя в батальоне, и что? Так
бы и тянули армейскую лямку, радовались премии в  пол-оклада и внеочередному
увольнению в город... А тут...
     Нет, непременно сейчас нужно выпить, остальное потом додумаем.
     - Отставить, Вадим.  Потерпи  час. Сейчас мы  поедем  ко  мне  на базу.
Кстати,  пока  ты  на сборах  проедался,  мы  твоего  Максима  Бубнова  туда
переправили.
     -  Зачем?  - эта новость  Ляхову не понравилась. Выходит,  его  все  же
несколько  отстраняют?  Пока  доктор  Максим  числился   за  Академией,  они
занимались своим проектом в порядке инициативы, все было нормально. В нужный
момент предъявили бы руководству или непосредственно генералу Агееву готовую
работу. Сейчас же, выходит, Чекменев самолично или с санкции князя перетянул
одеяло на себя. И кто теперь в проекте он сам?
     - Ты  не  переживай.  Тебя  никто  не  ущемит.  Исключительно  в  целях
безопасности и централизации работы. Ты ж  сам посуди -  в  Пятигорске  ради
"Гнева" и Маштакова что устроили? Герасимов твой зачем вчера танец с саблями
изобразил,  по дури, конечно, но  тем  не менее?  Почти наверняка ради вашей
машинки.
     - Если  только не  из-за  "Аллаха"  и сабли,  - вставил Ляхов. - Может,
просто отомстить решили за то, как мы их кинули...
     -  С  тем давно  пролетело.  Так  вот, если мы с  тобой  очередной  раз
выкрутились, не уверен, что доктор так же сумел бы самооборониться, если б к
нему  домой ночью  пришли.  На  базе  спокойнее. А дело  у меня  к  тебе вот
какое...
     Тарханов с сомнением обвел глазами потолок и стены.
     - Пошли, в машине доскажу.
     Пока ехали, Тарханов говорил, а Вадим все больше молчал и прикидывал.

     ... С Максимом Бубновым они не только конструкцию, но и все программное
обеспечение для "Большого комплекса" отработали  до возможного совершенства.
В том смысле, что мог он теперь работать по любой из схем.
     Как "детектор правды" - сколько угодно. Это самое простое.
     Как  анализатор  интеллекта  и  эмоций,  он  же "верикоп",  -  со  всей
возможной точностью.
     Самое  сложное  было   отрегулировать  программу  в  целях  определения
генетических, моральных характеристик и возможностей испытуемого объекта.
     Вот  тут   были   определенные  сложности.  Вадим  потратил  только  на
формулировку критериев,  по  которым  должен  проводиться  отбор,  несколько
месяцев.
     Уж больно много вопросов возникало, как  только начинал вникать в факты
истории   и   детали   поведения   конкретных,   то   канонизированных,   то
демонизированных людей.
     Как, например, соотнести такие  качества, как безжалостность  к себе  и
внимательная  чуткость к людям? Скорее ведь  бывает  наоборот. Каково это  -
отказаться  послать в бой  подчиненные  тебе войска,  обреченные на  тяжелые
потери,  зная,  что  вышестоящий  тиран  вполне  способен  уволить  тебя  от
должности, а то и поставить к стенке.
     Почему, например, генерал от  кавалерии  Брусилов смог сказать  Николаю
Второму: "Ваше Величество, если мои решения  вас не удовлетворяют, я не могу
оставаться в должности главнокомандующего".
     А ни один из командиров Красной армии, даже явно проигрывая Гражданскую
войну, с  большевистским Политбюро  спорить или просто попытаться изменить в
нужную сторону  его состав не рискнул.  Из тех,  конечно, командиров, кто до
конца сохранял верность идее.
     О перебежчиках из Белого стана в Красный и  потом обратно речи не идет.
Махно,  Думенко, Миронов, Тухачевский, Раскольников... Ни чести не сберегли,
ни выгоды, которую ставили превыше всего, в итоге не поимели.
     В чем тут  причина, какая  червоточина  имелась  в душах незаурядных, в
общем-то, людей?
     Как ее вычислить и внести в алгоритм?
     Не сумев же это сделать, будешь обречен на повторение того же.
     Ведь  был бы тот же Тухачевский совсем без способностей - не смог бы из
поручиков  за  год взлететь в  командармы. Правда,  цено