енно таким образом, но понимала его так и старалась  держаться
соответственно. Но теперь слово произнесено.
     - Ты и здесь все сам решил? - спросила она, чуть  наклонив  голову  и
прищурившись. - И я имею право официально считать себя женой?
     Воронцов потер  ладонью  подбородок,  словно  проверяя,  не  пора  ли
побриться. Заложил руки за спину, качнулся с каблука на носок.
     - Как тебе сказать? Я думал, мы с тобой сразу все  решили.  Когда  ты
меня с порога не выгнала и... все остальное.  Впрочем,  если  имеешь  иные
соображения - дело твое, не смею навязываться.
     - Какой ты... невыносимый тип. Тебе только с мостика командовать,  да
политзанятия  с  матросами  проводить.  Интересно,  с  кем-нибудь  было  -
живешь-живешь и вдруг узнаешь, что уже полгода чья-то жена?
     Воронцов пожал плечами.  Подошел  к  малозаметной  дубовой  дверце  в
стенной панели. Полуобернувшись, спросил:
     - Так как же? Согласна ты с названной должностью или...
     Только что Наташа обрадовалась, и вдруг ей снова стало  не  по  себе.
Что-то такое угрожающее послышалось ей в тоне Дмитрия. Будто он так  и  не
забыл ничего, и не простил  ей,  и  продолжает  утонченно  мстить,  словно
невзначай язвя и унижая.
     Как граф Монте-Кристо, долгие двенадцать лет во всех своих  жизненных
перипетиях недобро помнил о ней, лелеял планы, для  того  ее  и  разыскал,
сделал своей любовницей  и  по-прежнему  выжидает  момента,  чтобы  задеть
побольнее... Да ну, ерунда какая, тут же одернула Наташа себя. Уж он-то на
подобное не способен, просто такой у него выработался характер. И  не  без
ее, признаться, помощи.
     - Ну что ты  меня  мучаешь,  Дим,  сам  же  все  знаешь.  Конечно,  я
согласна, просто иначе себе все представляла...
     - Хорошо, если так... - он открыл дверцу, и в руке у  него  оказалась
красная сафьяновая коробочка.
     Воронцов надел ей  на  палец  давно  приготовленное  кольцо  с  тремя
довольно крупными бриллиантами - ее зодиакальными  камнями.  И  поцеловал,
тут же словно застеснявшись  этой  процедуры.  На  глаза  Наташи  набежали
слезы, но она сдержала их, улыбнулась вздрагивающими губами.
     - А по-настоящему как-нибудь позже, - сказал  он,  доставая  из  бара
бутылку "Абрау-Дюрсо". - Не хочется мне цирк устраивать...
     - Да, - кивнула Наташа, подставляя под горлышко  сразу  наполнившийся
пеной бокал. - Давай пока вообще никому не говорить. Тут с этим делом, сам
знаешь, сплошные драмы и трагедии...
     - Воля ваша, барыня. Я эти соображения тоже учитывал, хоть и  не  все
понимаю. Тому же Олегу с Ларисой вроде никто и ничто  не  мешает.  Правда,
между нами говоря, особого смысла  в  подобных  актах  не  вижу,  в  наших
конкретных условиях. Как будто,  в  случае  чего,  данная  процедура  тебя
удержит...
     - Ты, как всегда, ничего не понимаешь, - с кольцом на  пальце  Наташа
на самом деле  чувствовала  себя  совсем  иначе,  немного  даже  удивляясь
происшедшей  перемене.  Ей  казалось,  что  в  первый   раз,   во   Дворце
бракосочетаний все было не  так,  абсолютно.  Там  она  испытывала  скорее
растерянность и страх - от бесповоротности совершаемого, от  неуверенности
в том, что стоящий рядом с ней человек действительно любим ею и нужен... И
ведь не обмануло предчувствие.
     Ну что ж, остается надеяться, вдруг на этот  раз  боги  будут  к  ней
милостивее.
     Чтобы  как-то  разрядить  слишком  уж  многозначительную  и  чересчур
мелодраматическую сцену, Наташа, поставив бокал на край стола, спросила:
     - А теперь-то, надеюсь, я могу  узнать,  чем  ты  тут  в  одиночестве
занимаешься?
     - Да ничем таким уж особенным. Просто я - человек предусмотрительный.
На волю обстоятельств полагаться избегаю. И в  успешное  завершение  нашей
эпопеи не слишком верю. В смысле  не  до  конца.  Всегда  может  произойти
что-нибудь непредвиденное. Как уже на Валгалле случилось.  Посему  следует
иметь кое-что в запасе.
     - Что значит  -  не  веришь?  Думаешь,  мы  можем  остаться  в  Замке
навсегда? - подобные мысли тоже приходили ей в голову, особенно когда  она
слушала споры друзей с Антоном и между собой. Но там  все  завершалось  на
оптимистических нотах, несмотря на то, что космонавты благополучно  отбыли
в свое родное время, а они остались здесь.  Не  ведь,  с  другой  стороны,
отбыли же, значит, и им в свое время удастся. А услышав слова Дмитрия, она
как-то вдруг поверила, что прав оказаться может именно он.
     - Не знаю. Утверждать не берусь. Все может быть. Но вдруг? Да  еще  и
из Замка нас попросят...
     - Кто?
     - Тоже не знаю. Но Антон-то исчез. А вдруг - навсегда? Придет на  его
место новый хозяин и скажет: - Выметайтесь, господа...
     О подобном Наташа тем более не задумывалась. В Замке ей  понравилось.
И хоть последнее  время  стало  немного  скучновато,  не  хватало  сильных
ощущений, приключений и интриг, о которых она мечтала, ничего другого  она
себе не желала. Пока. Прекрасные окрестности,  неограниченные  возможности
для любого  вида  развлечений,  приятное  общество,  удовлетворение  самых
изысканных потребностей. Ну, пусть не  хватает  зрителей,  перед  которыми
можно блистать красотой, нарядами, положением, если  угодно,  нельзя  пока
порисоваться перед московскими подругами в своем новом качестве, и все  же
мысль, что она может вдруг оказаться, как  Ева,  изгнанной  из  рая,  была
непереносимой.
     - Неужели ты серьезно? Просто выгонят, и все?
     Воронцов снова пожал плечами.
     - Да откуда я знаю? Может, ничего и не будет. Но просто в море нельзя
выходить,  если  весь  экипаж  и  пассажиры  не  обеспечены  спасательными
средствами. Это же не означает, что корабль непременно утонет...
     - И что в нашем случае можно считать спасательным средством?
     Воронцов подвел ее к столу, указал на верхний лист  чертежей.  Наташа
увидела   продольный   разрез   очень,   судя   по   масштабу,    большого
четырехтрубного парохода.
     - Мы находимся на Земле, - словно  читая  лекцию,  начал  Дмитрий.  -
Земля на две трети покрыта океанами. Следовательно, наиболее универсальным
транспортным и спасательным средством является хорошее  мореходное  судно.
Что знал еще праотец Ной. На  таком  вот  пароходике  -  здесь  изображена
знаменитая "Мавритания" - при любом развитии событий можно просуществовать
сколько угодно, хоть всю жизнь, пользуясь при  этом  невозможным  на  суше
комфортом и иными прелестями цивилизации. Ну вот допустим, пусть  и  чисто
условно, что домой мы не попадем, и из Замка придется уйти. На  суше  куда
нам  деваться?  Если  за  бортом  средневековье   или   вообще   палеолит?
Перемрем-с. Да пусть даже и в наше время вернуться, но без ничего,  сильно
это нам после здешней жизни понравится? А на корабле проживем,  ничуть  не
хуже, чем в Замке. Каюты  суперлюкс,  рестораны,  библиотеки,  мастерские,
электричество, медпомощь мирового класса, запасы продовольствия на годы  и
годы, оружие... И полная свобода передвижения плюс экстерриториальность.
     Воронцов настолько увлекся, рассказывая и  показывая  на  чертежах  и
рисунках все, о чем говорил, что  Наташа  подумала  -  дело  совсем  не  в
гипотетических опасностях. Просто Дмитрию  надоело  на  суше,  вообще  без
привычного дела, вот  он  и  придумал  себе  забаву.  Стать  владельцем  и
капитаном собственного корабля, плавать  по  морям,  куда  захочется...  И
главное - не чувствовать себя  на  вторых  ролях.  Она  же  понимала,  что
Воронцова не могло  устраивать  то  положение,  какое  он  занимает  в  их
маленьком мирке. А если он воплотит в жизнь свой план...
     Она еще подумала, что с  него  вполне  станется  самому  организовать
нечто такое... После чего план осуществится сам собой.
     - А как же... - спросила она совсем не то, о чем подумала, - на таких
кораблях, по-моему, сотни человек должны управляться.
     - Все продумано, - заговорщицки подмигнул он ей,  -  впрочем,  это  я
пока так, прикидываю...
     - Подожди, - пришло ей в голову самое главное. - А  где  ты  возьмешь
этот корабль? - Она уже привыкла ко всяким чудесам, но одно дело -  разные
там пистолеты, напитки, еда, одежда и прочие мелочи,  что  извлекались  из
камеры дубликатора на Валгалле, или вообще неизвестно откуда  в  Замке,  а
совсем другое - пароход длиной в двести метров.
     - Не вопрос. Этим я как  раз  и  занимаюсь,  -  он  кивнул  на  экран
компьютера, продолжавшего свою таинственную деятельность. - Только об этом
пока никому ни слова. Ты, я - и больше никого в нашей компании.
     - Само собой. Только  давай  ты  на  сегодня  закончишь  свои  труды,
соберем народ на общий ужин или лучше на  пикник,  придумаем  убедительный
повод, и только сами будем знать, в чем дело...
     - Принимается, госпожа  Воронцова.  Теперь  в  подобных  вопросах  ты
хозяйка. Но так-таки никому и не скажешь? Даже и Лариске?
     Наташа беспечно махнула рукой.
     - Ей  как  раз  и  нечего  говорить.  Все,  что  нужно,  я  ей  давно
рассказала, а всяким формальностям она принципиально значения не придает.
     - Ну-ну... - с некоторым сомнением протянул Воронцов.  В  безразличие
женщин к таким вещам он не верил.
     Можно подумать, что Воронцов обладал даром ясновиденья, хотя это и не
совсем так. Просто предыдущий образ жизни (при том, что психологически  он
всегда оставался оптимистом) выработал у него привычку всегда предполагать
возможность  наиболее  неблагоприятного  развития  событий  и   готовиться
действовать именно в таких условиях.
     Оттого он и не удивился, когда его прогнозы начали сбываться,  причем
неожиданно быстро.
     Антон появился в  тренировочном  зале,  когда  Воронцов  с  Шульгиным
фехтовали. Не на спортивных эспадронах, а настоящими  офицерскими  шашками
образца 1909 года. Сам по себе риск получить серьезное ранение был не  так
уж велик, потому что кевларовые чехлы поверх курток  клинок  не  прорубал,
титановые маски надежно защищали голову, но и  вес  оружия  и  сила  удара
создавали ощущение подлинности поединка.
     Несмотря на то, что Воронцов в училище был  кандидатом  в  мастера  и
чемпионом флота, против Шульгина он держался едва-едва.
     Счет был один-четыре, и Воронцов медленно отступал, с трудом  успевая
парировать непрерывные атаки партнера.  Обычно  принято  писать  о  "звоне
сабель", а на самом-то деле никакого звона не бывает. Острия встречаются с
глухим стуком, а при боковом соприкосновении  клинков  раздается  короткий
немузыкальный лязг.
     Звуки  в  общем  неромантические  и   для   употребления   в   поэзии
малопригодные.
     Появления на пороге зала знакомой фигуры Воронцов, поглощенный  боем,
не заметил, зато Шульгин увидел форзейля сразу.
     Дмитрий в этот момент сделал длинный выпад, целясь рубящим  ударом  в
голову противника. У  них  было  джентльменское  соглашение  фехтовать  по
правилам, без всяких фокусов и азиатских штучек.
     Но тут Сашка  удержаться  не  смог.  Уж  больно  захотелось  показать
надменному пришельцу, кто есть кто... Он  давно  не  тренировался  в  этом
смертельном номере, но сейчас был  уверен,  что  получится.  Кураж  этакий
появился...
     Вместо того, чтобы парировать шестой защитой  воронцовский  удар,  он
молниеносно перебросил шашку в  левую  руку,  а  открытой  ладонью  правой
встретил рассекающее воздух лезвие.  Воронцов  не  успевал  ни  остановить
удара, ни отвести его в сторону и непроизвольно зажмурился. Ощущение  было
такое, будто клинок вошел в мягкую глину.
     Открыв глаза, Воронцов увидел, что Сашкина рука в полном порядке,  не
хлещет из нее фонтан крови, и отрубленные пальцы не валяются на дорожке. А
сам Шульгин, плотно зажав лезвие в кулаке, медленно отводит его в сторону.
     - Что ты, ..., делаешь! - Дмитрий в ярости сбросил маску.
     - Тс-с... - Шульгин  указал  взглядом  в  сторону  идущего  от  двери
Антона. - Это я не для тебя, для него. А риска ноль, я же захватил  клинок
сверху... Детали потом, наш приятель уже близко, и морда у него  не  такая
уж радостная...  О,  смотрите,  кто  к  нам  пришел!  -  восхитился  он  и
отсалютовал шашкой, которая так же мгновенно вновь оказалась в его  правой
руке. - А мы думали, ты навсегда нас покинул...
     - Как можно, куда же я от вас денусь? Но вы, похоже, не  слишком  без
меня скучаете... - он взял Сашку за руку, с интересом осмотрел ладонь.  На
ней,  кроме  едва  заметной  красноватой   бороздки,   никаких   признаков
происшедшего не наблюдалось. - Вам, видно,  без  сильных  ощущений  уже  и
жизнь не в жизнь? Тогда бы уж и маски поснимали. Видно, - вздохнул  он,  -
нельзя таких орлов надолго без дела оставлять. Дичают...
     - Опять какую-нибудь пакость  придумал?  -  спокойно  поинтересовался
Шульгин, стягивая промокшую от пота стеганую куртку.
     Воронцов раздевался молча, ожидая от Антона следующей реплики.
     - Смотря что ты под этим понимаешь, - форзейль  улыбнулся  еще  шире,
словно рекламируя новый сорт зубной пасты. - На мой взгляд, уж кто-кто,  а
ты ко мне претензий иметь не должен...
     - Ладно, - сказал Шульгин, вогнав клинок в ножны, - насчет  претензий
разговор особый, а сейчас мы в душ сходим. После чего, если желаешь, можно
и побеседовать... Поподробнее.
     - За тем и пришел. Я вас в баре подожду. Что пить будете?
     - Придем - тогда и определимся. Зависимо от настроения.
     - ...Чего это ты с ним так сурово, даже слова не  сказал?  -  спросил
Дмитрия Шульгин, поворачиваясь под секущими, как шомпола, струями шарового
душа.
     - А так. Для интереса. Я сразу понял, что ему от  нас  чего-то  надо.
Вот  и  пусть  анализирует,  в  каком  я  настроении   и   как   со   мной
разговаривать...
     - Позицию согласовывать будем? Или на интуиции?
     - Позиция у нас всегда должна быть одна - не позволять  держать  себя
за дураков и не продешевить...
     - Это понятно, а конкретнее?
     - Конкретнее я не больше твоего знаю. И гадать не берусь, хоть и  чую
- пахнет керосином. И скорее для него.
     - Почему не для нас? Было бы логичнее.
     - Я его лучше тебя знаю. Если  б  только  нас  касалось,  он  бы  без
заходов из-за угла  обошелся.  О!  Без  заходов  -  обошелся.  Это  что  -
каламбур?
     - Скорее просто тавтология. Пошли, что ли?
     В маленький, примыкающий к раздевалке спортзала бар, терпко  пахнущий
кожей мебели и обивки стен, женщины не заходили,  и  Шульгин  украсил  все
свободные вертикали вызывающе-эротическими "ню" на  стеклянных  слайдах  в
натуральную величину, с подсветкой.
     Антон ждал друзей, помешивая соломинкой коктейль в высоком стакане  и
меланхолически  рассматривая   смуглую   красавицу,   почему-то   решившую
прокатиться верхом в одних лишь кружевных чулках и лакированных  туфельках
на  умопомрачительных  шпильках.  Все  остальное  у  красавицы  тоже  было
умопомрачительное, но наибольший интерес  у  серьезного  зрителя  вызывали
естественные вопросы: каково ей приходится на рысях в глубоком  драгунском
седле, и как она вообще оказалась в ситуации, похожей на сцену из  старого
фильма, "Котовский", кажется, где  голые  красноармейцы  атакуют  белых  в
конном строю.
     - Ну-с, вот и мы, - доложил  Шульгин,  пока  Воронцов  переминался  у
стойки с бутылками, не зная, ограничиться ли пивом,  или  для  предстоящей
беседы стимулировать себя чем-то поосновательней.
     - Собственно говоря, Саша, я хотел бы  пообщаться  с  каждым  из  вас
тет-а-тет...
     - Чего это вдруг? Тайн у нас с капитаном давно друг от друга нет.
     - Да и у меня нет, тем более, вы  потом  все  равно  будете  мнениями
обмениваться. Но просто и мне так проще, и вам тоже... Мало ли что вы  при
себе оставить захотите...
     -  Кстати,  Саш,  где-то  он  прав,  -  неожиданно  поддержал  Антона
Воронцов. - Если хочешь - я уйду, а хочешь - ты...
     - Мне тоже сугубо одинаково. Пусть сам скажет, с кого начать желает.
     - Раз вам все равно, я бы предпочел  сначала  с  Дмитрием.  С  тобой,
Саша, разговор будет специфический и довольно длинный, а  с  тобой,  -  он
обратился к Воронцову, - может, и за пять минут закончим...
     - Ну коли так - я пошел.  Потребуюсь  -  найдешь...  -  Шульгин,  так
ничего и не выпив, утрированно-церемонно откланялся и пошел  по  коридору,
насвистывая.
     - Итак? - Воронцов выдавил в стакан вермута целый  апельсин,  добавил
льда, почмокал, оценивая вкус, откинулся в кресле, закинул ногу за ногу  и
весь обратился в слух.
     - Может, и вправду, удастся нам за  пять  минут  все  порешать?  -  с
надеждой повторил Антон.
     - Я б такой, что можно и быстрее... Формулируй...
     Оба понимали, что играют в одну и ту же  игру,  и  ни  о  каких  пяти
минутах не может быть и речи, только Антон знал, чего он хочет, а  Дмитрий
не подозревал даже приблизительно.
     - Да и формулировать особенно нечего. Я попал в  очень  неприятную  и
для себя и для вас ситуацию  и  плохо  представляю,  как  из  нее  удастся
выпутаться. Но в любом случае без вашей помощи не обойтись.
     - Это уж само собой. Похоже, в Галактике вообще не  осталось  мест  и
моментов, где без нас можно обойтись. За что тебе только деньги платят?
     - Можешь смеяться, но в чем-то ты прав. Иначе зачем бы я полжизни  на
ваши земные дела угробил? Но пофилософствовать на эту тему мы еще  успеем.
А сейчас мне нужно, чтобы ты отдал, наконец, Книгу.  Пока  можно  было,  я
тебе не надоедал. Теперь же...
     Антон развел руками.
     Воронцов почувствовал даже нечто вроде разочарования.
     "От него кровопролития ждали, а он чижика  съел",  -  как  писал,  по
другому, впрочем, поводу, Салтыков-Щедрин.
     Он про загадочную Книгу уже почти что и забыл, и тогдашнее настроение
давно ушло, Дмитрию теперь было скорее странно, что он вдруг  так  уперся.
После всех событий и приключений до тайн ли древней истории, и кого теперь
с теми тайнами знакомить, если вообще  неизвестно,  удастся  ли  вернуться
домой, и даже если да - то в каком качестве... Но раз  Книга  до  сих  пор
нужна Антону...
     - Сдается мне, что это твои проблемы. Я же  как-то  не  вижу,  отчего
вдруг следует возвращаться к старому? Тем более, что ни  одного  из  своих
обещаний ты так и не выполнил...
     И, не дав Антону времени возразить, перешел в контрнаступление. Начав
с того, что даже полушутливого условия о передаче ему владения на  дачу  в
Гульрипше Антон не выполнил, Воронцов обвинил его во всех нынешних  бедах,
главной из которых, безусловно, следует считать невозможность вернуться на
родину.
     - А если даже и вернемся, что нас там ждет? Я прямо и не представляю,
чем по-настоящему честные и благородные партнеры должны отблагодарить тех,
кто обеспечил им столь грандиозную  победу  над  историческим  врагом!  Их
осыпали бы всеми мыслимыми и немыслимыми почестями, титулами  и  орденами,
наградили бы поместьями, да что там поместья? Целые провинции и вассальные
государства! Вспомни, как Наполеон благодарил своих верных  соратников.  А
Александр Филиппович!
     - Какой Александр Филиппович? - оторопело спросил  сбитый  с  позиций
форзейль.
     - Разумеется, Македонский. Птолемею - Египет, еще кому-то - Персию, и
так далее. А ты? Ходишь, клянчишь то одно, то другое. А мы,  как  недоумки
какие, ни отказать не можем, ни цену  настоящую  спросить.  Вот  зачем  ты
утверждал, что без проблем нас домой переправишь? А лапшу мне вешал насчет
поездки в вашу метрополию, торжественный прием на Совете Ста, или  сколько
у вас там, миров? Может, ты вообще никакой не форзейль, или этой кличкой у
вас своих  Остапов  Бендеров  называют?  Союз  меча  и  орала!  Так  я  не
Кислярский, ни пятьсот, ни двести рублей не дам!
     Получилось это у Воронцова гениально. И ему даже стараться  особо  не
пришлось. Он просто вспомнил соответствующее состояние и настроение, какое
было, когда он разбирался с обманувшим его в одном щекотливом деле  вторым
помощником с "Маршала Кулика".
     Удался и праведный гнев, и оскорбленная невинность, и