, хотя и не понимал,  как  это  возможно.  Если  она  бесконечна  во
времени  и  пространстве,  значит,  по  определению  не  могло  существовать
никакого "извне".
     Однако так было, и это не противоречило  каким-то  специальным,  высшим
законам мироустройства.
     Более  того,  вселенных  было  много,  занимающих  одно  и  то же место
"пространства", как бы вложенных друг в  друга,  отличающихся  "фактурой"  и
"цветом".  Это означало, что некоторые существуют сейчас, другие в "прошлом"
и "будущем", если принимать за точку отсчета то место и время, где находился
"сейчас" я сам. Были такие, что существовали до Большого  взрыва,  и  такие,
что  возникнут  после  всеобщего  гравитационного коллапса. Все вместе можно
было бы назвать Метавселенной. Та часть моего  сознания,  которая  сохраняла
связь с исходной личностью, умела оперировать земными понятиями и знала, что
видимая  мной картина охватывает примерно десять в семидесятой степени лет и
полсотни миллиардов парсеков. Дальше все сливалось в слабо  фосфоресцирующую
дымку.
     Я  ощущал  себя локализованным в известных размеров физическом объеме и
одновременно размазанным вдоль пронзающих десятки измерений волновых каналов
и струн, словно был невообразимых размеров  мыслящей  амебой  с  триллионами
псевдоподий и бесконечной скоростью передачи нервных импульсов.
     Я  понимал,  если  вообще  уместен  этот  термин,  не передающий и доли
процента  смысла  моей  нынешней  мыслительной  деятельности,   что   сейчас
происходит очередная попытка контакта с Держателями Мира или пока еще только
подключения к созданной и контролируемой ими Великой Сети.
     В  тот  момент  я  знал  -  этот контакт был непроизвольно инициирован
Сильвией,    включившей    свой    универблок,    который    пробил    канал
внепространственного  перехода  и  тем  самым вынес меня за пределы исходной
реальности. А там вступили в действие уже другие законы. Мой мозг уподобился
компьютеру, долго работавшему в "замкнутом режиме" и вдруг  подключенному  к
сетям Интернета.
     Я  снова  стал  если  и  не равен Держателям по силе и возможностям, то
вышел, выражаясь по-футбольному, в одну с ними лигу. А там уж как получится.
     Это был наш очередной контакт, по-прежнему односторонний, но куда более
глубокий, чем предыдущие. Мне приоткрылся механизм взаимодействия с Сетью, и
я даже стал догадываться, каким образом возможно ею управлять.  То  есть,  в
идеале,  приобрести  неограниченную  власть  над Вселенной, возможность (или
даже обязанность) поучаствовать в  Игре  реальностями  в  качестве  союзника
одной из сторон, а как-нибудь позже и в качестве независимой третьей силы.
     Нужно   было   постичь  самое  главное  -  как  выходить  в  Гиперсеть
самостоятельно, без чьего-либо разрешения или поддержки. Пока что меня в нее
"допускали".
     Только зачем? И кто? Тот игрок, кто  рассчитывает  сделать  меня  своим
союзником  и  потихоньку,  оберегая от перенапряжения и срыва, вводит в курс
дела или, наоборот, заведомый противник, решивший сжечь мой слабый пока еще,
слишком человеческий мозг запредельной перегрузкой?
     Сверхспособности  Держателей  заключались  в  том,  что  они  постоянно
пребывали  вне  времени  и  пространства,  то  есть не принадлежали даже и к
Метавселенной, при этом постоянно воспроизводя в своем "сознании" ее  полную
информационно-динамическую  копию.  Выходило  так,  что они существовали уже
тогда, когда не было еще  и  самого  времени.  Они  создали  его  сами,  для
собственного удовольствия.
     И,  по  доступной  мне  логике,  они  должны были держать "в памяти" не
только реально существующую Метавселенную, но и все ее реализованные и  даже
гипотетические варианты.
     Невообразимо  вроде бы. А с другой стороны, даже я сам, прожив на Земле
какие-то тридцать с небольшим лет,  ухитряюсь  держать  в  полутора  тысячах
кубосантиметров  своего  мозга объем информации, достаточный для того, чтобы
участвовать  в  моделировании  альтернативных  историй  и   довольно   полно
представлять  схему  всех  знаний, накопленных человечеством, ну и, наконец,
чтобы выступать в качестве партнера  этих  самых  Держателей.  При  том  что
физический  объем  их  личностей  и срок существования отличаются от моих на
миллиард порядков. Так что не в количественных соотношениях тут дело...
     Надо возвращаться, понял я, запомнив то, что  удалось  постичь.  Где-то
там,  в  бесконечно  далеком и исчезающе маленьком рукаве одной из галактик,
затерялось мое человеческое тело, и  если  я  не  успею  его  разыскать,  то
окажусь  пленником  Гиперсети навсегда, постепенно развоплощаясь. Заманчивая
перспектива для буддиста,  но  для  меня  пока  преждевременная.  Неизвестно
почему,  но  мне,  уже  приобщившемуся  к Гиперразуму, хотелось обратно, как
ребенку домой из пионерского лагеря. Хоть там и интересно, и море, и  походы
с  кострами,  и  новые  друзья,  а  дома  провинциальный  пыльный  городок и
неизбежная надоевшая школа, а вот тянет, иногда  до  слез.  (Кстати,  а  это
откуда,  почему  -  провинциальный?  Ведь  я  родился  и всю жизнь прожил в
Москве.)
     Я начал стягивать свою бесконечно протяженную личность к единой точке и
реконструировать  алгоритм  возвращения.   Задача   осложнялась   тем,   что
существовало несколько равновероятных реальностей, возникших в результате не
слишком  компетентного  и  корректного  вмешательства  в  игру Высших сил, и
попасть в нужную, туда, где осталось единственно подходящее для  бессмертной
души  смертное  тело, было куда труднее, чем посадить реактивный истребитель
на палубу авианосца в штормовом океане.
     Совмещаясь  с  подходящей  по  характеристикам  нейронной   структурой,
неведомым чувством я мгновенно понимал, что промахнулся, и "уходил на второй
круг".
     Тогда   и   возникали   тревожные   "звонки"   несоответствия,  которые
включающийся мозг преобразовывал в кошмарные видения.
     Себя настоящего я нашел лишь с четвертой попытки. Продолжая все  ту  же
авиационную аналогию (с чего бы пришла на ум именно такая, ведь я никогда не
был  летчиком?), я понял, что посадка удалась, колеса схватили палубу и крюк
зацепился за трос финишера. Обессиленно откинулся на спинку сиденья,  разжал
пальцы на мокрой от пота ручке...
     До  сих  пор  не могу сообразить, отчего именно из таких вариантов иных
реальностей мне пришлось выбирать? Откуда в кошмаре появлялись демонические,
угрожающие смертью или сулящие смерть роковые женщины? Не оттого ли,  что  в
момент  моего  "ухода" с Земли последнее, что я видел, была как раз похожая,
пугающе красивая Сильвия? И электронная эманация моей личности  инстинктивно
выхватывала  из параллельных миров нечто сопоставимое? И что ж это за судьбы
выпали моим аналогам в неведомых мирах? Не позавидуешь, пожалуй.
     Однако то, что я увидел, очнувшись и открыв глаза, меня тоже отнюдь  не
обрадовало...
     Пролог-2
     Пронесясь  ураганом  над Россией, заканчивался двадцатый год. И ураган,
следует  признать,  был  неслабый.  Смешавший  и  перепутавший  исторические
реальности,  геополитические закономерности, предположения и надежды одних и
страхи других, коммерческие расчеты и прекраснодушные мечтания, а главное -
миллионы и миллионы людских судеб во всех  концах  света,  иногда  настолько
удаленных  от  центра  событий,  что  там и слово такое - "Россия" мало кто
слышал.
     Начинался год если и не для всех приятно, то хотя бы объяснимо. Красные
наступали на всех фронтах. Белое движение в Сибири,  потеряв  своего  вождя,
практически  перестало  существовать, лишь в Забайкалье пока держался атаман
Семенов. Деникин еще сражался за Северный  Кавказ,  но  положение  его  было
почти безнадежным.
     С точки зрения исторического материализма все происходило закономерно и
единственно правильным образом.
     И  как-то  сразу  трогательное  совпадение теории с практикой оказалось
вдруг разрушено.
     Зажатые в Крыму и не имевшие, казалось, ни малейших  шансов  не  только
победить,  но  хотя  бы  продержаться до зимы врангелевские дивизии внезапно
перешли в наступление и за несколько недель нанесли Красной Армии поражение,
сравнимое с тем, что она же потерпела  двумя  месяцами  раньше  на  польском
фронте. А как там все здорово начиналось! "Даешь Варшаву, даешь Берлин!" Еще
бы чуть-чуть, и встал вопрос о советизации Парижа, Копенгагена и Амстердама.
Однако  -  сорвалось.  Поляки отчего-то вдруг оказали сокрушительный отпор,
обратив  в  бегство  одну  и  разгромив  вторую  половину  армии  вторжения.
Возможно,  именно  там и начался очередной зигзаг истории. А вслед за этим и
белый фронт от Каховки и Перекопа внезапно докатился до  Тамбова,  Курска  и
Смоленска.
     Чудовищная,пятисполовиноймиллионная  Красная  Армия,состоявшая  на  две
трети из насильно мобилизованных крестьян,  военнопленных,  професслионалных
мародеров и отловленных заградотрядами дезертиров, кое-как стянутая обручами
жестоких  репрессий  и  вдохновляемая  надеждой доделить наконец то, что еще
оставалось в руках законных хозяев, бывшая как-то пригодной для  наступления
на  вдесятеро  слабейшего  противника,  после первых же нокаутирующих ударов
стала разваливатся,  как  армия  Спартака  под  ударами  легионов  Красса  и
Лукулла.
     В    недрах    самой   РКП,   деморализованной   не   столко   военными
поражениями,сколько  неясностью  вопроса,  кто  за  них   должен   отвечать,
образовалось нечто вроде заговора, послужившего удобным поводом для первой в
истории  партии  капитальной  чистки, не идеологической, а самой что ни есть
физической,с массовыми арестами и не подлежавшими  обжалованию  расстрелами,
без учета заслуг и личностей, до членов Политбюро включительно.
     Источникам  еще  долго  предстоит  выяснять, что чему предшествовало -
заговор в партии удавшемуся покушению на Дзержинского или наоборот.  Как  бы
там  ни было, "железный Феликс" был убит выстрелом из снайперской винтовки в
тот момент,когда он ехал из Кремня на Лубянку, сжимая  в  руках  портфель  с
только что подписанным Лениным проскрипционными списками.
     Как  известно,  а  смену  романтикам  революции  всегда  и  повсеместно
приходят прагматики.Через  двадцать  лет  или  через  несколько  месяцев,  в
зависимости от обстановки.
     Нашлась  замена и рыцарю революции из числа его соратников, молодых, но
уже вполне  осознающих  неразрывную  связь  интересов  ведомства  со  своими
личными  интересами.Расширить  согласованные с председателем X съезда партии
на сотню-другую фамилий не  составило  труда,  и  к  исходу  следующего  дня
партийно-государственный переворот можно было бы считать свершившимся.
     Тем  более  что  нервные  перегрузки  и  треволнения последних месяцев,
угроза неизбежной гибели первого в мире государства рабочих  и  крестьян,  а
также  полная неопределенность собственной судьбы сыграли роковую роль.Вождь
мирового  пролетариата  скоропостижно  скончался   от   инсульта   дождливой
октябрьской ночью.
     Вся полнота власти, партийной,государственной и военной,сосредоточилась
- так  уж  сошлось  -  в  руках  товарища  Л.Д.Троцкого,  верного  друга и
соратника  усопшего  вождя,несгибаемого  борца   за...Ну,за   какие-то   там
интересное  всем  участникам предприятия дело. А кому еще и наследовать ? Не
Зиновьеву же...
     Со свойственной ему мудростью  и  решительностью,а  также  опираясь  на
творчески  переосмысленные идеи основоположников,товарищей Троцкого в первые
же дни своего правления  сделал  невозможное.Он  сумел  сохранить  нерушимое
единство  партии  и  уже  готового  впасть в смуту народа,начал переговоры с
правительством   юга   России   о    заключении    почетного    харьковского
мира,разработал  и стал железной ругой проводить в жизнь новую экономическую
политику,опубликовал    Октябрьские    тезисы    о    возможности    мирного
сосуществования  двух политических и экономических систем на територии одной
отдельно  взятой  (за  горло!)  страны,  и  это   не   считая   ряда   менее
исторических,но не мение оригинальных и эффективных акций.
     Потерявший  было  за шесть лет империалистической и гражданской войн не
только  ощущение  реальности,  но  и  инстинкт  самосохранения  народ  начал
медленно  приходить  в  себя.Словно  бы наутро после затянувшегося на неделю
престольного праздника. Потряс раскалывающейся  с  похмелья  головой,пощупал
языком  острые обломки незнамо кем выбитых зубов, оглядел в мутном зеркальце
опухшую, в синяках и ссадинах фихиономию: "Это что ж оно такое было, батюшки
светы ? Ну, погуля-я-л-и-и..."
     Отвлекшись  даже  от  несколько  ернического  тона  изложения  новейшей
истории,  придется  все же подчеркнуть, что описанные выше события произошли
по совершенно случайной причине.
     Просто  человек,которого  звали  Андрей   Новиков,родившийся   на   три
десятилетия   позже   описываемых   событий,возвращаясь   из  гостей  летней
московской ночью,  не  захотел  спускатся  в  мраморно-бронзовые  подземелья
метрополитена,  а  пошел пешком.Переходя Большой Устьинский мост,остановился
над серединой реки,охваченный вдруг непонятной,безпричинной  печалью,закурил
толстую  иностранную  сигарету  без  фильтра, включил редкий по тем временам
кассетный  "Грюндиг".  Плескалась  внизу  черная,  пахнущая  мазутом   вода,
тащилась  против  течения,  постукивая  мотором,  самоходная  баржа, выводил
тоскливые, подходящие к настроению пассажи "Сент-Луис блюза" альт-саксофон.
     Кто жил в те времена, тот должен помнить, как оно было. После  двадцати
трех часов, тем более не в центре, по улицам мелькали только редкие такси, а
частных  машин,  считай, и вовсе не было, вероятность встретиться с бандитом
или хулиганами не слишком превышала шанс по трезвому делу попасть под поезд.
Оттого Андрей почти не  удивился,  когда  в  виртуозное  сплетение  джазовых
квадратов  добавился вдруг четкий отзванивающий стук металлических набоек по
бетону и через пару минут с ним поравнялась высокая девушка в белом плаще -
воротник поднят, руки в карманах.
     Хотя в слабом свете редко расставленных фонарей трудно было рассмотреть
черты ее лица, по неуловимым,  но  очевидным  признакам  он  догадался,  что
девушка весьма хороша собой. Не удержался и окликнул:
     -  Вы  не  хотите  постоять со мной немного? Она остановилась. Глянула
внимательно,  чуть  наклонив  голову.  Он  тоже  молча  ждал,  что   ответит
незнакомка.
     -  Тоска?  - спросила девушка, выдержав долгую паузу. Голос у нее был
приятного, даже волнующего тембра. - Подруга не пришла?
     - Не в подруге дело, - ответил Новиков. Факт, что элегантная,  совсем
не  рядового  типа  девушка  не  испугалась,  не  пробежала  мимо,  а с ходу
включилась в разговор и ответила психологически точной фразой, показался ему
сулящим нечто нетривиальное.
     - Тогда хуже. Тоска без причины. Это мне знакомо.  -  Она  подошла  к
парапету, тоже взглянула на дрожащие в воде отблески огней.
     -  Что  вы  курите?  -  спросила  девушка,  тем самым дав понять, что
знакомство состоялось.
     - "Вавель".
     - Не слышала. Судя по названию - польские?
     - Да, краковские. Сугубо неплохие. Составите компанию?
     Девушка  взяла  сигарету  из  протянутой  белой   коробки,   прикурила,
несколько раз, не затягиваясь, выпустила дым.
     Несколько минут они стояли, перебрасываясь короткими, малозначительными
якобы  фразами, словно разыгрывая сцену из неснятого фильма Антониони. Потом
парень сказал:
     - Конечно нет.
     - Что -нет? - удивилась девушка.
     - Я прокрутил  до  конца  наш  возможный  диалог  и  ответил  на  вашу
последнюю  реплику.  Вы  должны были сказать: "Как я понимаю, нам сегодня не
следует знакомиться..." Я с вами согласился.
     Девушка  посмотрела  на  него  с  подлинным  интересом   и   уважением.
Действительно,  нечто  подобной  она  имела  в  виду сказать в заключение их
необычной встречи, и не так уж на поверхности это лежало.
     - Вы ученик Вольфа Мессинга?
     -  Нет,  я  только   профессиональный   психолог.   Довольно   редкая,
бессмысленная  здесь  специальность. Чемто даже оскорбительная для советской
власти, которая считает, что чтение в душах  лишь  ее  прерогатива.  Поэтому
считаю,  нам  нужно  перейти на "ты" и не знакомиться как можно дольше. Мы с
тобой люди одной серии...
     - Вы не боитесь откровенничать с незнакомками, о странный юноша?
     - Представьте, нет. Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут...
     - Что в таком случае значит - люди одной серии? И почему  обязательно
необходимо переходить на "ты"?
     - Тебе это показалось неприятным?
     - Ты знаешь, удивительно, но нет.
     - О'кей, я не ошибся. - И объяснил, что он имел в виду.
     Незаметно  для  обоих  они уже оказались на правом берегу и поднимались
вверх, к площади Ногина. И еще часа два бродили по улицам, оживленно беседуя
и старательно избегая всего, что могло показаться банальностью  в  словах  и
поступках.  И даже когда время далеко перевалило за полночь и он, забывшись,
предложил проводить се, она со смехом отказалась:
     - Нет, прямо сейчас расстанемся. Я направо, ты налево. А если  хочешь,
встретимся  через  три  дня в то же время на том же месте. Будет хоть что-то
необычное в жизни...
     Они действительно встретились через три дня, потом еще и еще.
     Если бы знал тогда Андрей, почти  вполне  обычный  аспирант-психолог  и
начинающий журналист, что им сулит это романтическое знакомство...
     С  первых  минут  он понял, что ему попалась невзначай самая красивая и
умная девушка из всех, что он когда-либо знал  и  видел,  но  никак  не  мог
вообразить  остального. Инопланетные разведчицы в патриархальные брежневские
годы на улицах Москвы встречались крайне редко.
     Да и она, агент-координатор аггрианской суперцивилизации, носящая здесь
псевдоним  Ирина  Седова,  уж  тем   более   не   могла   представить,   что
заинтересовавший  ее в чисто профессиональных целях землянин вскоре заставит
ее забыть о служебном долге, более того -  перейти  на  сторону  "врага"  и
вместе  с  Андреем и его друзьями включиться в грандиозные и непонятные даже
ей "звездные войны".
     И вот теперь, восемью годами позже встречи, случившейся, хочу заметить,
в далеком семьдесят  шестом  году  и  не  сулившей  поначалу  ничего,  кроме
приятной  связи  очаровавших  друг  друга  девушки и парня, которая могла бы
завершиться свадьбой, но точно так же и  вообще  ничем,  клонился  к  своему
закату девятьсот двадцатый год.
     XX  век начался, как известно, вопреки формальной хронологии, шесть лет
назад, в августе девятьсот четырнадцатого. Но  в  лондонском  "Хантер-клубе"
тщательно  и  истово,  как  русскими  старообрядцами  дониконианский  канон,
соблюдались нравы и обычаи доброго, старого, викторианского XIX века.
     Промозглым осенним вечером в нем собрались поужинать  несколько  весьма
приличных  джентльменов.  Безусловно  имеющих  членские  карточки, проверить
которые, впрочем, не пришло бы в  голову  ни  одному  лакею  и  даже  самому
метрдотелю, если бы он даже и не знал половины гостей в лицо.
     Двое  из  них  были  депутатами  палаты общин, один - палаты лордов, а
остальные выглядели не менее солидно.
     Иначе и не могло быть:  стать  членом  привилегированного  клуба  в  те
далекие  времена было куда труднее, чем сегодня академиком. Тем более одного
из тех, что составляли славу аристократического Лондона. И суще-
     ствовали двести и более лет с неизменным  уставом  и  почти  неизменным
фамильным  составом  своих  членов,  где джентльмены времен Питта и Дизраэли
вполне могли бы соседствовать за  столиками  с  джентльменами  из  окружения
Ллойд-Джорджа и Чемберлена.
     Однако  хоть  и  крайне  затруднен  был  путь  соискателей  к  заветной
карточке, но ведь отнюдь не невозможен. Однажды  клановый  барьер  преодолел
даже какой-то русский князь, в присутствии двух "непременных членов" взявший
на