олировать его навсегда и
бесследно?
    Значит, какой-то его шаг скорее всего именно попытка вмешаться в интригу
Мюкке - Славского, признана опасной для Держателей?
    Пока, размышляя подобным образом, он продолжал бессмысленно брести по
штреку, судьба или те, кто ею управлял, подкинули ему последний сюрприз.
    Очередной тупик, поворот, и Шульгин оказался в сравнительно обширном
помещении, в котором совсем недавно жили люди.
    Высеченные в стенах ниши с каменными нарами, застеленными серыми шинелями и
лоскутными одеялами. На каменном кубе, заменяющем стол, лампа, кажется, еще
теплая, с закопченным стеклом, в комнате вроде бы даже висит запах керосиновой
копоти.
    Эмалированный чайник, две кружки, алюминиевая миска с недоеденной кашей.
    На ржавых крюках, вбитых в стену, висят вниз стволами автомат "ППШ" и
короткий трехлинейный карабин.
    Он даже засмеялся хрипло, присаживаясь на край нар.
    Ну, господа, это совсем уже... Неостроумно, что ли.
    Во-первых, слишком похоже на декорацию тех самых, музейных Нерубаевских
катакомб. Экспозиция: быт партизан 1941 - 1944 годов.
    Вот-вот, этого только и не хватало - рядом с лампой раскрытая книжка в
зеленоватом картонном переплете. "Краткий курс истории ВКП(б)". Некоторые абзацы
четвертой главы подчеркнуты красным карандашом. Не иначе, комиссар отряда
готовился к политинформации.
    Сейчас вот вывернется из-за угла, худой, утомленный, с серым лицом давнего
обитателя подземелий, но непременно гладко выбритый.
    И спросит хмуро: "А вы что, товарищ, здесь делаете?".
    Увидит, что обознался, что не свой это человек, неизвестно как здесь
оказался, и рука дернется к кобуре.
    А скорее всего дело тут совсем в другом.
    Шульгин вспомнил пещеру, бывшую базу совсем других партизан, кордильерских,
куда, бежав с виллы Сильвии, он пришел по сигналу Антона.
    "Все тот же сон?" - как восклицал персонаж "Золотого теленка" Хворобьев.
    Или исходящий опять от Антона сигнал. Ты не забыт, мол, ничего не потеряно,
сражайся, и победа за нами...
    Тонких зеленоватых сигарок в портсигаре осталось совсем мало. Всего три,
если быть точным.
    Вздохнув, он одну из них все же закурил.
    А лампа действительно теплая, убедился он, коснувшись ладонью пузатого
стекла.
    Так, может, в ней и керосин еще есть? Хоть фонарик отдохнет...
    Лампа и в самом деле охотно вспыхнула. Широкий язычок желтого, слегка
коптящего пламени обрисовал на столе ровный уютный круг света. Сашка фитиль
немного прикрутил.
    Интересная жизнь нам досталась, господа. Расскажи кому у себя в институте,
даже после пары хороших мензурок "спиритуса вини" - хрен поверят...
    Из чистого любопытства он снял с крючка автомат. Тяжелый, с неудобным, грубо
выструганным прикладом, торчащими вдоль краев ствольной коробки заусеницами.
Убедительно для не слишком грамотного человека. Именно так выглядели автоматы
военной поры, изготовленные в какой-нибудь наскоро приспособленной кастрюлькиной
фабрике.
    Да только неувязочка получается. В катакомбах Одессы никак не мог оказаться
автомат выпуска 1943 года. Наиболее удачливые из окруженцев, подавшихся в
партизаны, могли владеть трофейным "МП-38", кто-то из командиров - редким, как
жемчуг в навозной куче, "ППД".
    А те изготавливались чрезвычайно тщательно, с лакировкой дерева, полировкой
металла, и не штампованные детали там применялись, а исключительно
фрезерованные.
    Впрочем, все это чепуха. И без этого штришка он видел, что декорация - она и
есть декорация.
    А вот что все-таки прикажете сейчас делать? Помирать в подземелье, гордо не
покорившись шантажу Держателей, или в очередной раз пообещать, что "больше не
буду"? Или все-таки поискать третий путь?
    "А ведь скучно, господа, все равно скучно. Ничего новенького вы при всех
своих способностях не придумали", - успокаивая самого себя, думал Шульгин. Хотя,
конечно, догадывался, что те, кто в состоянии создавать силой воображения
Вселенные со всеми обеспечивающими их существование законами природы и даже
подходящими цивилизациями, как-нибудь сумели бы изобрести нечто, лично для него
удивительное.
    Да скорее всего просто не считают нужным.
    И так сойдет.
    Чем-то сложившееся положение напоминало то, что им уже довелось пережить с
Новиковым при попытке выбраться из форзейлианского Замка.
    А раз прием повторяется, значит, и выход надлежит искать примерно в том же
направлении, что и прошлый раз.
    Шульгин стал восстанавливать в памяти формулу профессора-эзотерика Удолина,
которую следовало наложить на состояние "О мусе дзю ни се го син" ("Не пребывая
ни в чем, дай уму действовать").
    Буддисты другого толка склонны были называть означенное состояние духа
"Самадхи". При должном навыке, впав в него, некоторые умельцы ухитрялись жить
годами в виде почти что мумии, пока их дух витал в высших сферах. Тело же при
этом сохранялось в целости и сохранности, не старея ни на миг. Ходят слухи, что
кое-кто из посвященных таким путем живет не одну уже тысячу лет.
    А один знаток писал, что и миллион лет не предел.
    Сашке, однако же, сейчас было нужно не это. Он намеревался лишь освободить
свой дух для поисков "истины" в небесных сферах, и надеялся, что более получаса
эта рекогносцировка у него не отнимет.
    Он задул лампу, в наступившей мертвой темноте и тишине лег на спину и
принялся вводить себя в транс, пытаясь Увидеть ту самую картинку зрительной
проекции Сети, которая однажды открылась ему в Замке.
    И одновременно он постарался сосредоточить луч мысли таким образом, чтобы
дать о себе знать кому угодно. Будто зажег сильный фонарь в глухой ноябрьской
тьме.
    Идеальный вариант, конечно, если бы сигнал "SOS" раньше всех принял Антон.
    Как они ни конфронтировали в прошлом, форзейль всетаки умел мыслить
"по-человечески", и договариваться с ним можно было, и в критических ситуациях
он приходил на помощь, пусть и преследуя собственные цели.
    Ну а если Сашка и нарушает сейчас предыдущую договоренность, так что делать?
    Держатели же, если и услышат призыв к контакту, отреагировать могут самым
непредсказуемым образом.
    Условия для медитации в катакомбах были исключительные, не хуже чем в
подземельях буддийских монастырей, и очень быстро Шульгин ощутил, что "плывет".
    Состояние, близкое к тому, когда, как следует устав после многокилометрового
лыжного перехода, напаришься в бане, примешь грамм полтораста настоянной на
травах водки и уляжешься в свежую постель под вой метели за окном.
    И начнешь погружаться в сладкий сон, а в глазах все мелькает лыжня и косо
летят крупные снежинки.

    Такие, как сейчас, за окном. Высокое стрельчатое окно, стекла в морозных
узорах, заснеженные крыши внизу, раскачивающиеся от ветра фонари и
крупный-крупный снег, падающий с мутного ночного неба...
    Он стоит у подоконника, а в голове крутятся строки:
Идут белые снеги,
Как по нитке скользя.
Жить и жить бы на свете,
Да, наверно, нельзя.

Идут белые снеги.
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти,
И бессмертья не жду.
    Шульгин покачнулся. Ему показалось, что он сейчас вот, немедленно упадет в
обморок. И не успеет довести до конца иезуитский с обеих сторон разговор-спор с
Антоном.
    Форзейль хочет, чтобы он пока еще подзадержался в теле наркома Шестакова,
помог порешать некоторые возникшие у него в отношении реальности 1938 года
задачи.
    А он сам?
    Ему это нужно, или следует, как и наметил, немедленно бежать в прошлое?
Чтобы воссоединиться со своей исходной личностью.
    Или поступить совершенно наоборот...
    Голова кружилась все сильнее, в ушах нарастал томительный звон. Может быть,
так вот и умирают скоропостижно от инсульта?
    Головокружение, тошнота, потом резкая, как взрыв, вспышка боли - и конец?
Добраться бы только до дивана, лечь, вызвать помощь... Он оттолкнулся от
подоконника, попытался сделать шаг, но не успел.
    Вспышка все-таки полыхнула в мозгу, но не болевая.
    Вспышка немыслимо яркого света словно расколола череп изнутри, и клочья
мозга, сохраняющие при этом способность видеть, чувствовать и мыслить,
разлетелись в пространстве объемом в миллионы кубических парсеков, среди звезд,
галактик, шаровых скоплений.
    Или - внутри немыслимо сложно устроенного квазиживого механизма, состоящего
из нейронов, аксонов, пучков разноцветных проводов и искрящих щеток
электрогенераторов.
    Человек, которым целых три недели был Шульгин, он же нарком Советского
правительства Шестаков, которого только сегодня... принимал в своем кабинете
Сталин, предлагал один из высочайших в государстве постов, этот человек застонал
от боли и накатившегося вдруг отчаянного страха смерти и, цепляясь ногтями за
стену, сполз на пол большой полутемной комнаты.

    Тут же Сашка снова пришел в себя, но не в темноте катакомб, как ожидал, а в
знакомом кабинете в доме в Столешниковом переулке. Он сразу вспомнил, что
текущий момент хронологически предшествовал только что им пережитому.

    ...Шульгин сел перед экраном, по ту сторону которого уже видна была приветливо
улыбающаяся женщина.
    Она совершенно не изменилась с момента их последней встречи. Да и сколько
тут времени прошло, едва неделя. И тут же Сашка спохватился Никак он не
привыкнет к этим вещам. Какая там неделя?! Ей еще жить и жить до того дня... И
одета Сильвия совсем иначе, и прическа другая, накрашена довольно аляповато, на
его вкус...
    - Вот вы какой, - сказала Сильвия по-русски, с едва уловимым акцентом. -
Рада нашему знакомству.
    - Увы, на самом деле я совсем не такой. О чем и пойдет речь. Только чего же
мы так официально, через стекло? - Он пощелкал ногтем по поверхности экрана,
которая, безусловно, не была стеклянной. - Будто в тюрьме на свидании. Ваши
коллеги предпочитали непосредственное общение. Будьте любезны, - он сделал
приглашающий жест и даже слегка отодвинулся, словно пропускающий даму в дверь
джентльмен.
    "Сильвия-38" была готова к этому, но все равно слегка недоуменно повела
плечом, будто уступая не совсем приличному предложению человека, не
разбирающегося в этикете.
    Рамка вокруг экрана изменила цвет, он вытянулся в длину до самого пола, и
женщина, приподняв элегантным жестом край платья, шагнула в кабинет.
    В руках у нее ничего не было. А Шульгин, напротив, извлек из-под ремня
наркомовский "вальтер", по-ковбойски крутнул его скобой вокруг пальца.
    - Закройте это, - указал он на экран стволом пистолета.
    - Отсюда - не могу.
    - А вон то? Разве не действует? - У края стола лежал портсигар Лихарева. -
Имейте в виду, я знаю, как эта штука работает, поэтому закройте проход и, не
направляя блок в мою сторону, аккуратно положите вот сюда... - Зрачок дула был
направлен строго в переносицу аггрианки. Со слов Ирины он знал, что при
повреждении мозга регенерация длится не меньше двух-трех часов. Ему этого
хватит.
    Потом они сели в кресла у окна.
    - Вы очень опасаетесь за свою жизнь, - констатировала Сильвия. - Даже
неприлично для мужчины.
    - Общаясь с вами? Прошлый раз я всего на несколько минут утратил
бдительность - и вот! Так что вам придется потерпеть, пусть и не совсем приятно
чувствовать себя все время на мушке. Итак - что вам нужно от меня?
    - Но ведь это вы настаивали на встрече... - искренне удивилась аггрианка.
    - Миледи, хватит вам валять дурака! У меня нет ни времени, ни желания плести
словесные кружева или, как говаривал один персонаж, размазывать манную кашу по
чистому столу. Ваша реинкарнация или вы сами в другой реальности загнали меня в
это тело. Зачем?
    - Хотите - верьте, хотите - нет, но я не имею никакого представления. Я и
узнала-то об этом прискорбном факте всего три дня назад...
    - Каким образом?
    Сильвия, усвоившая его предупреждение, осторожным жестом извлекла из рукава
узкий конверт.
    - Я получила письмо. Весьма странным образом. С кратким и не слишком
понятным изложением случившегося. А это поручено передать вам.
    Продолжая углом глаза следить за аггрианкой, Шульгин косо разорвал конверт и
быстро просмотрел текст.
    Там было буквально несколько фраз.
    "Александр! - писала другая Сильвия, образца 1984/20 года, - глупо
оправдываться в сделанном перед человеком, с которым все давно оговорено и
решено.
    Вернешься - готова повторить все еще раз. Поверь, то, что между нами было у
меня дома, - не каприз и не случайный эпизод. Я сумела позже доказать тебе это.
Но не о том сейчас речь. Раз ты читаешь мое письмо - все получилось.
    Та, кто его передала, в состоянии тебе помочь. Когда придет время - покажи
ей эту формулу. - Далее следовали две строки совершенно непонятных значков. -
Она переправит тебя на Валгаллу, в ваш форт, буквально на следующий день после
того, как вы его эвакуировали. Там я тебя найду и помогу вернуться. О том, что
вы сделали на базе, и о том, что было позже, - не рассказывай ничего и никому.
Если потребуется, я это сделаю сама. И, прошу, не ввязывайся больше ни в какие
авантюры. С тебя станется. До встречи..."
    Так.
    Сюжетик продолжает развиваться. В нем появились варианты. Только кому
верить, Антону или Сильвии? Задачка.
    - Вы это читали? - спросил он женщину напротив.
    - Вы разве не видели - конверт не поврежден. - Леди Спенсер даже несколько
обиделась предположению, что она может читать не ей адресованные письма.
    - Откуда я знаю, что вы не сами его написали? - Это должно было выглядеть
как Сашкина ошибка.
    Лицо аггрианки приобрело сочувственное выражение: - Вы действительно очень
взволнованы. Как я могу знать обо всем этом?.. - Она встряхнула в воздухе
листками, которые были адресованы ей. - Из тридцать восьмого года о подробностях
личной биографии не советского наркома, а именно Александра Шульгина... Да вы сами
прочтите. Тут все сказано правильно?
    Шульгин бегло просмотрел второе письмо.
    - Ну, извините. Я слишком хорошо знаю ваши приемы и методы. Потому и не
исключал очередного фокуса. Вплоть до того, что вы и она - одно лицо.
Перемещенное сюда аналогичным способом...
    - Ну, что вы. Это абсолютно невозможно. И я действительно не знаю, как вас
переубедить.
    - Есть единственный способ. Возвратить меня в собственное тело. И не
говорите, что это невозможно...
    - Но я действительно пока не знаю, как это сделать. Предположим,
соответствующая аппаратура у меня есть. Но укажите мне ваше подлинное тело,
тогда мы попробуем...
    "Что-то здесь не так, - подумал Сашка. - Они теперь, выходит, играют за
разные команды? Неужели мы там у себя и ее перевербовали, как Ирку? Почему "моя"
Сильвия пишет, что формулу показать "этой", только "когда придет время", а не
сейчас?
    И что значит - "не ввязывайся"? Она имеет в виду Антона или свою копию?
Действительно, лучше не спешить и во всем разобраться как следует..."
    А Сильвия продолжала:
    - Поймите меня правильно, Александр Иванович. Мы оба с вами сейчас в
абсолютно тупиковом положении. Я не хочу кривить душой и обещать то, чего не
смогу исполнить. По крайней мере - сейчас. Я не знаю, что происходило между
вами, другой Сильвией и моими... коллегами там, в будущем времени. Вы это знаете.
Знаете и многое другое. Поэтому нам остается только заключить джентльменское
соглашение. Вы поможете нам сейчас, поскольку то дело, которое делает здесь
Лихарев, действительно не терпит отлагательства. А я, в свою очередь, сделаю
все, чтобы помочь вам Мои слова вас убеждают?
    Шульгин молчал. А что он мог ответить? Формулу возврата на Валгаллу следует
пока поберечь. Вдруг да и пригодится? Запасной парашют.
    Ему вдруг страшно захотелось вновь увидеть свой терем на далекой планете,
сложенный из бледно-золотистых бревен, частокол, мачтовые сосны, обрыв, Большую
реку...
    Форт, откуда он ушел, до последнего отстреливаясь из "ПК" от аггрианских
бронеходов.
    - Ну а какие же будут гарантии? - спросил он, демонстративно пряча в карман
пистолет.
    - Ведь вы все просчитали и взвесили, Александр Иванович, не так ли? Если вас
что-то способно убедить - скажите, мы все сделаем...
    - Хорошо, я вам скажу. Немного позже. Раз игра затевается по-крупному,
обманывать по мелочам вы вряд ли станете. Сегодня я схожу к Сталину в гости.
Завтра вы придумаете, как обеспечить спокойное будущее семьи Шестакова, когда и
куда их переправить. А послезавтра мы встретимся у вас в Лондоне и еще раз
поищем устраивающие всех варианты...
    ...Сильвия исчезла. Пошел следующий эпизод никогда с ним не происходившего, но
выглядящего чертовски реально.

    ...Шульгин вышел на кухню все в той же квартире, вскипятил себе чаю, нашел в
холодильнике лимон и коньяк, поставил на заграничный электропроигрыватель
пластинку с записью нъю-орлеанского джаза, растянулся на диване, раздевшись до
исподнего.
    В любом случае недурно.
    Тепло, тихо, одиноко, и за окнами, похоже, опять начинается серьезная
метель. Довоенные годы в этом смысле куда лучше гнилых семидесятых, когда уже и
в Подмосковье январи - феврали настолько слякотные и оттепельные, что ни катков
не заливают, ни на лыжах толком не покатаешься...
    Пока не появился Антон, можно не спеша разобраться в положении дел. Который
уж день приходится действовать в состоянии острого цейтнота, так хоть сейчас
никто не гонит.
    Для начала он исчеркал графиками и схемами несколько листов бумаги, пытаясь
уяснить для себя суть и смысл временных парадоксов, с которыми в очередной раз
столкнулся. Кое-что из начал хронофизики он прихватил у Левашова, не раз
беседовал с Ириной, Антон, не всегда добровольно, тоже выбалтывал интересные
фактики. Но системы в знаниях Александра было не больше, чем у описанного
Паустовским наборщика провинциальной типографии.
    "Его чудовищная эрудиция сочеталась со столь же чудовищным невежеством".
    Шульгин изобразил жирной стрелой так называемую "Главную
последовательность", на которой прожил свою первую, "настоящую" жизнь и на
которой, очевидно, находился и до сих пор, только почти на полвека раньше. По
крайней мере, ни один факт нынешней жизни, известный ему, и вся память Шестакова
не давали оснований усомниться, что до 7 января эта реальность была той самой.
    Он отметил крестиком 1941 год, откуда, очевидно, началась новая историческая
линия вследствие деятельности Новикова и Берестина.
    О ней не известно ничего, она, истинная или мнимая, уходит за пределы листа
и никакого отношения к его сегодняшним заботам не имеет.
    Гораздо важнее другая, начинающаяся в 1920 году. Туда, если верить
"Сильвии-84", они все переместились из Замка, после того, как он все-таки
выполнил поручение Антона.
    Где, оказывается, они с леди Спенсер простили друг другу взаимные обиды и
стали "близкими друзьями".
    Само по себе это вполне вероятно и даже приятно. Женщина она эффектная и в
постели себя ведет выше всяческих похвал. Другой вопрос - насколько ее записке
можно верить.
    Но, пожалуй, придется. Потому что другого выхода просто нет.
    Значит - что мы сейчас имеем? "Сильвия-84", оказавшись в двадцатом году,
проигравшая все и перешедшая на сторону победителей (интересно, какие в этом
случае у нее сложились отношения с Ириной?), находит способ переместиться оттуда
на Валгаллу (с помощью установки Левашова, при технической поддержке Антона или
самостоятельно). Что, кстати, по словам того же Антона, практически невозможно.
    Но - переместилась. Очевидно, во временную точку, непосредственно
предшествующую их рейду на Главную базу. Позже - вряд ли, поскольку, когда
информационная бомба взорвалась, аггры исчезли из Реальности вообще.
    Причем явилась она туда, зная будущее, которого еще не знают ее хозяева.
    Сумела получить информацию о "собственном" запросе по поводу его, Шульгина,
матрицы, сохранившейся в мозгу Шестакова. Вернулась к началу все той же "Главной
последовательности" и отправила письмо себе самой.
    Пока все логично, хотя голова немного идет кругом. В том числе и потому, что
он еще не знает о соб