нашли  Олега?  Почему  изъяли  квартиру,  а  хозяина
прозевали? Почему вообще так одинаковы  все  их  промахи  и  просчеты?  На
примере Левашова и его ребят они же могли уточнить свои  методики,  внести
поправки  на  личности,  и  еще  вчера  разделаться  с  ними  полностью  и
окончательно. А то у меня складывается впечатление,  что  дело  тут  не  в
способностях и возможностях, а совсем в другом... И это другое мне  совсем
не нравится.
     - Поподробнее про вчера, пожалуйста...
     Воронцов рассказал, стараясь быть как можно более точным в деталях.
     - Понятно, - кивнул Антон. - Кое-какие выводы можно сделать. Хотя я и
не ожидал, что они бросятся в такие крайности. Но нам это  даже  на  руку,
пожалуй. А насчет твоих сомнений... Видишь ли, тут и психология,  и  чисто
технические   тонкости.   Как   во   всяком   чересчур   централизованном,
иерархическом  обществе,  функционеры  у  аггров  ограничены  в   степенях
свободы.   Выходки   твоих   соотечественников   требуют   немедленных   и
оригинальных контрмер, а начальника, имеющего право на свободу  решений  у
них на Земле и поблизости нет. Вот и получается... Но  ты  не  обольщайся,
если попадешься, они тебе и в пределах  своей  компетенции  веселую  жизнь
устроят.  Сейчас  же  картина  складывается  следующим  образом:  квартиру
Левашова они изъяли вместе со всей начинкой -  я  тем  самым  лишили  себя
единственной надежной привязки.  Те  вещи,  что  он  хранил,  очень  легко
детектировались. Теперь, чтобы найти Левашова и его товарищей, им придется
использовать   обычные    человеческие    способы.    Пройти    по    всей
документированной у них  цепочке  связей,  знакомств,  и  все  в  реальном
масштабе времени. Так что дня три-четыре в запасе  есть.  И  даже  больше,
если принять меры противодействия - тут я помочь могу.
     Он вытащил из внутреннего кармана горсть мелких, с вишневую косточку,
серебристых деталек, похожих на транзисторы - с длинными тонкими усиками.
     - Вот имитаторы. Или маячки, как угодно. Если их разместить в  местах
массового скопления людей, например, на вокзалах, в аэропортах, стадионах,
а еще лучше - пристроить к постоянно перемещающимся объектам, они отвлекут
на себя внимание противника, создадут  как  бы  фантомы  каждого  из  вас.
Побегают... - Воронцов не разобрал последнего слова, прозвучавшего  не  то
как ругательство, не то как некий специфический термин, относящийся к тем,
кому предстоит бегать. - Но это все так, неделя, максимум - две... - Антон
знакомым  шестом  щелкнул  пальцами.  -  Могу  предложить  такой  вариант:
перебирайтесь сюда, в Замок. Тут вас никто не найдет и не тронет.
     - Спасибо за приглашение.  Замок  -  это  вещь.  Особливо  в  хорошей
компании. А вот ты говорил насчет последствий. Что они, к  примеру,  могут
сделать со мной? Если по правде? Убить - это я понимаю. А еще? Допрашивать
меня не о чем, пытать просто так? Глупо. Высечь  муху  за  то,  что  спать
мешала?
     - О, здесь ты их недооцениваешь. Сам факт причинения мучений врагу  -
уже удовольствие  Существенная  компонента  аггрианской  культуры.  Но  не
основная. А вот использовать врага в своих целях, заставить его делать то,
что  нужно  тебе,  да   вдобавок   наказать   жестокими   и   бесконечными
нравственными  страданиями...  Ты  пойми,  это  же  совершенно  иной   тип
психологии, несоизмеримый с нашим, как бросок камня из  пращи  с  запуском
внепространственного зонда. Я изучал аггров много лет, и то постиг  только
поверхностные  грани  их   нравственности.   Если   они   сочтут   кого-то
заслушивающим  наказания,  они  могут  сделать  его,  к   примеру,   живым
тренажером в своих учебных центрах. Обладающим  сознанием  и  памятью,  но
лишенным свободы управления собственным телом. Будут отрабатывать  на  нем
варианты  поведения  человека  в  заданных  ситуациях  или  новые  способы
психологического   воздействия.   Другой   вариант   -   в   тебя   введут
соответствующую программу и забросят  в  Древний  Египет.  И  ты  вынужден
будешь в роли жреца, сановника, а может, и десятника на постройке  пирамид
выполнять предписанное: собирать и передавать информацию,  вносить  нужные
коррективы в действия тех или иных исторических  персонажей,  шпионить  за
нашими, допустим, исследователями...  Будешь  все  понимать,  чувствовать,
страдать от одиночества, ностальгии, ужасов тогдашней жизни, невозможности
хоть что-нибудь изменить даже в рамках предложенной реальности, и все  это
будет длиться долю... Может быть - века. Потом тебя вернут обратно.  Дадут
пожить в свое удовольствие год или неделю, и - снова... Работа  для  таких
"каторжников" всегда найдется. В новом воплощении ты можешь оказаться  кем
угодно: евнухом  при  дворе  императора  Цинь  Ши-хуанди,  или,  наоборот,
наложницей шаха Аурангзеба, а то и  Вечным  жидом...  Впрочем,  Агасфер  -
далеко не так плохо... До крайней мере -  смена  впечатлений,  обстановки,
свежий воздух.
     Все услышанное не то чтобы поразило Дмитрия, скорее -  наполнило  его
душу горестным недоумением. До каких же пределов бессмысленной  жестокости
может дойти... не человек, но вообще -  мыслящее  существо.  И  это  после
миллионов лет - развития разума, которому  следовало  бы  становиться  все
более и более гуманным.
     А почему? - тут же возразил он сам себе. С чего это я взял? Это  ведь
наше, европейское изобретение - гуманизм. И только. В Китае, Индии, вообще
в Азии, да наверное и на других континентах такого понятия не было. Может,
и в иных мирах оно совершенно необязательно. А мы, европейцы, не более чем
мутанты. Умеющие, впрочем, запросто  с  сей  обременительной  деталью  при
необходимости расставаться.  Мало  ли  что  там  Федор  Михайлович  насчет
слезинки ребенка писал... Так Воронцов подумал, а вслух сказал:
     - Тебя послушать, так для вас Земля прямо-таки  натуральный  театр...
Развлекаетесь тут, проблемы свои решаете, а люди кто? Даже не  так.  Мы  -
это  мы,  а  как  вас  называть?  Вот   ты,   например,   когда   на   мне
экспериментировал, сильно от тех аггриан отличался?
     - Сильно, - серьезно  сказал  Антон.  -  Разве  ты  сам  не  заметил?
Во-первых, у  нас  все  добровольно.  Ты  и  сейчас  сам  ко  мне  пришел.
Во-вторых, я ни в чем не вышел за пределы  принятых  у  вас  норм  морали.
В-третьих, вся моя проверка была направлена на  выявление  у  тебя  именно
возвышенных качеств личности, а не низменных... И при  сохранении  свободы
воли. Ну, и в-четвертых: как раз против всего, что тебя так возмущает,  мы
и боремся. Не  совсем  теми  методами,  что  привычны  тебе,  но  это  уже
непринципиально. Ты удовлетворен?
     И снова Воронцов не понимал, как же ему быть: верить  или  не  верить
Антону, и насколько, в чем?
     Поверить ему - и как бы перестать  быть  человеком  двадцатого  века,
вернуться к тем эпохам, когда землю и небо, и души людей населяли  злые  и
добрые демоны, нечистая сила, человек был бессилен  перед  роком  и  никто
даже не слышал об историческом материализме
     И однако, однако... Есть ли у  него  основания  обижаться?  Разве  не
стала его жизнь куда более интересной и наполненной именно тем,  чего  так
не хватало в предыдущей? Не о такой ли судьбе ему всегда мечталось?..
     - Удовлетворен, - наконец ответил  он.  -  По  крайней  мере,  ничего
другого мне сейчас не остается. А насчет твоего предложения подумаем. Если
выхода не  будет  -  скорее  всего,  воспользуемся.  А  сейчас  мне  нужно
возвращаться. Желательно в то же время и место.
     - Не составляет труда.  Прими  один  совет  на  прощание.  Постарайся
все-таки мне верить. Разве то, что я тебя все время убеждаю, когда мог  бы
просто внушить все что угодно - не доказательство?
     - В какой-то мере да. И я тебе в основном верю. Но и ты пойми... Я  с
тобой разговариваю, как с человеком. Прочие твои ипостаси мне  недоступны.
Твоей человеческой  составляющей  я  готов  доверять.  Ладно,  -  Воронцов
взмахнул рукой. - Поговорили. Я пошел. И начнем смотреть: фильм  "Звездные
войны", серия вторая. "Империя наносит ответный удар".
     - Подожди, - сказал Антон. - Что такое честь - мы тоже  знаем.  Чтобы
ты не думал, что  я  тебя  все  время  только  в  углы  загоняю,  прими  в
подарок... - Он посмотрел на Дмитрия с совершенно искренним сочувствием  к
уважением, - или по ленд-лизу, как ты выражаешься.. - Взял со  стола  лист
плотной голубоватой бумаги с адмиральским вензелем, быстро набросал на нем
какую-то схему, под ней колонку формул и вычислений. Протянул Воронцову. -
Вот, отдай Левашову. Он разберется. Если решитесь  воевать  в  одиночку  -
пригодится. С помощью этой приставки сможете сами, без меня, синтезировать
любые существующие на Земле предметы. Ничего подарочек, да? Рот  изобилия!
Система простая, Левашов  с  его  способностями  за  час  постигнет.  Ваше
счастье, что он свою установку не дома хранил...
     Воронцов спрятал бумагу в нагрудный карман.
     - Спасибо. Боюсь, что нам еще придется с тобой встречаться.
     - Я тоже на это надеюсь. Хочешь ты того или нет, а жизнь у тебя пошла
нескучная.
     - Я и раньше не слишком жаловался.
     - Постарайся только не делать глупостей.
     - Это я тебе обещаю. В пределах своего разумения... Так я пойду?
     - Иди, дверь открыта.
     Воронцов шагнул вперед.
     Еще секунду кабинет адмирала Григоровича и кухня  Наташиной  квартиры
сосуществовали в одном  объеме  пространства,  и  выглядело  это  довольно
странно, потом  посюсторонний  интерьер  обрел  полную  материальность,  а
обстановка, окружающая Антона, исчезла вместе с ним.
     Электронные часы на холодильнике показывали то  же  самое  время.  До
минут. На секунды Воронцов, уходя, внимания не обратил.
     В комнате тоже ничего не изменилось. Наташа лежала на боку,  подложив
под щеку ладонь. Легкое одеяло сползло на пол. Воронцов,  остановившись  в
двух шагах, смотрел на нее, будто видел впервые.
     "А и действительно, вот так - впервые..." - подумал он с нежностью  и
грустью. Впервые она полностью принадлежит только ему. И, как ни печально,
скорее всего - только до утра. До совсем уже недалекого утра. А что  будет
потом - не сумеет предсказать даже вездесущий и всеведущий Антон. Который,
может быть, наблюдает за ним и сейчас.  Из  праздного  любопытства  или  в
оперативных целях. Ну и бог ему навстречу, как говорил все тот же боцман с
соседнего тральщика.
     Воронцов разделся, осторожно накрыл Наташу одеялом и лег рядом с ней.
     До подъема флага вполне свободно можно еще часика три поспать.



                        ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО

     Глиссирующий диск, едва касаясь пенных гребешков прибрежных  волн,  с
точностью хоккейной  шайбы  влетел  в  узкие  ворота  бухты,  образованные
башнеобразными, покрытыми густым лесом утесами.  Теряя  скорость,  лег  на
тихую, насквозь просвеченную солнечными  лучами  воду,  прочертил  по  ней
плавную дугу, по причальному пандусу выскользнул на берег и замер, сверкая
зеркальным покрытием днища.
     Антон - под этим именем его знали на Земле, и мы будем  называть  его
так и здесь, хотя у него есть и  собственное,  достаточно  громкое  имя  -
оттолкнувшись руками, выпрыгнул из глубокого кокпита диска  на  вымощенную
разноцветными каменными плитами террасу.
     После свиста ветра в ушах и гула воды под палубным настилом тишина на
острове  показалась  ему  чересчур  глубокой.  Захотелось  даже   потрясти
головой, как пассажиру слишком  быстро  снижающегося  самолета.  Сюда,  на
площадку у подножия берегового откоса, не доносился ни шелест тропического
леса, ни тихий плеск набегающих волн. И вместе с тишиной на него  снизошло
ощущение покоя, неведомого на тревожной планете, где он безвыездно  провел
несколько последних лет.
     Правда, глаза раздражали краски, слишком  яркие  и  насыщенные  после
мягкой цветовой гаммы Земли. На взгляд человека все  здесь  было  слишком:
густо-фиолетовый  океан,   безоблачное,   с   изумрудным   отливом   небо,
раскаленное до нестерпимой белизны светило в зените, слепящее даже  сквозь
самые   плотные   светофильтры,   сверкающий   оранжевый   песок   пляжей,
безвкусно-сочная зелень деревьев...
     Антон  поморщился,  достал  из  кармана  рубашки  и  надел  мгновенно
потемневшие очки.  Он  рассчитывал  провести  здесь,  на  административной
планете метрополии, всего несколько часов, а затем вновь  возвратиться  на
Землю, и потому не стал проходить  процедур  рекондиционирования,  обычных
для форзейлей, прибывающих из чужих миров.
     Оттого и лучи родного солнца  жгли  слишком  уж  немилосердно,  и  от
избытка кислорода першило в  горле.  Час-два  на  открытом  месте  грозили
серьезными ожогами, а то и тепловым ударом,  и  Антон  заспешил  вверх  по
крутой зигзагообразной лестнице,  совсем  вроде  бы  обычной,  однако  для
человеческого глаза безусловно чужой по архитектурным пропорциям. Чужой на
уровне подсознания. Как лица людей в незнакомом городе.
     В тени широких зонтичных крон, между  продуваемых  прохладным  бризом
узловатых розовых стволов ему сразу стало легче.
     Новое здание Департамента, повисшее  над  крутым  океанским  берегом,
умело и с большим вкусом вписанное в  горный  ландшафт,  напомнило  Антону
лучшие образцы земных построек, тот  же  знаменитый  "Дом  над  водопадом"
Райта,   своим   сочетанием   горизонтальных   и   вертикальных   объемов,
расположенных  на  разных   уровнях   и   под   равными   углами   плоских
параллелепипедов,  неожиданным   сочетанием   дикого   камня,   дерева   и
стеклобетона. В сооружении чувствовалась рука талантливого, а может,  даже
и гениального архитектора.
     Оно появилось здесь недавно,  и  Антон,  усмехнувшись,  подумал,  что
ничего  не  меняется  в  метрополии,  и  эта   мода   -   каждому   новому
администратору возводить новую резиденцию - тоже.
     Он  еще  не  был  представлен  Председателю  совета   администраторов
Департамента активной дипломатии,  но  встречался  с  ним  в  его  прежнем
качестве и не мог не признать, что выбор сделан не самый худший. Хотя, как
опытный профессионал, относился к  выдвиженцам  с  легким  пренебрежением.
Возможно,  из-за   неистребимой,   многовековой   кастовости,   столь   же
свойственной форзейлевским дипломатам, как и всем  прочим  их  коллегам  в
обозримой части Вселенной.
     Разумеется, он никогда не позволил  бы  себе  даме  намеком  выразить
подобное отношение к  своему  пусть  временному,  но  руководителю,  да  и
справедливость требовала согласиться, что  талантливый  философ-политолог,
писатель и мыслитель более способен к принятию нетривиальных и  взвешенных
решений, чем погрязший в рутине чиновник.
     Его уже ждали, и ярко-зеленая стрела, вспыхнувшая на полу  вестибюля,
повела   его   по   лестницам   и   переходам,   через    предупредительно
распахивающиеся  двери,  туда,  где  должна  была  произойти  аудиенция  у
председателя, экстренной связью  потребовавшего  шеф-атташе  с  Земли  для
личного и конфиденциального доклада.
     Случай явно неординарный и потому  -  неприятный.  Заведомо.  Обычный
протокол предусматривал приглашение на отдых на одну из курортных  планет,
а уже после этого,  как  бы  между  прочим,  организовывались  необходимые
встречи и собеседования...
     Председатель встретил его на пороге просторной  веранды,  открытой  в
сторону поросших серебристыми травами альпийских лугов. Конечно, это он  -
профессор Бандар-Бегаван, крупнейший  знаток  и  теоретик  неканонического
права, автор десятка нашумевших книг, непременный лидер всех академических
оппозиций,  эстет  и  экстремист...  Но  многое,  значит,   изменилось   в
метрополии, раз именно его сочли подходящим на этот пост.
     Худой,  жилистый,  подтянутый,  похожий  на  прусского   генерала   в
отставке, одетый в светлый, земного  покроя  костюм,  председатель  первый
протянул Антону руку, потом полуобнял за талию и повел  к  низкому  столу,
уже накрытому для первого  ужина.  Антон  еще  более  насторожился.  Наряд
профессора показывал, что он  полностью  поглощен  делами  именно  планеты
Земля. Это же подтвердил и выбор блюд, и то, что Бандар-Бегаван  заговорил
по-русски.
     С  одной  стороны  -  знак  уважения  приглашенному  сотруднику,   но
одновременно и деликатный упрек. Дока деликатный.
     - Рад видеть  тебя,  уважаемый  шеф-атташе.  Надеюсь,  я  не  слишком
нарушил твои планы? Насколько я помню, ты занимался в моем семинаре?
     - Имел такую честь. Но должен признать, что особых успехов, по вашему
же мнению, не проявил.
     - Это и не удивительно. Ты выдающийся практик, как мне известно,  мой
же предмет принципиально далек от практического применения.
     - Тем не менее вы тоже  теперь  призваны  к  самой  что  ни  на  есть
практической работе.
     - Диалектика, уважаемый. Нет ничего практичнее хорошей теории,  если,
конечно, углубиться в нее как следует, а  не  в  пределах  факультативного
курса... Что будешь пить? Чай, кофе, матэ, кокосовое молоко?
     -  Я  бы,  конечно,   с   удовольствием   выпил   чего-нибудь   более
отечественного, например, свежего синтанга, но раз уж вы  тоже  в  образе,
пусть будет чай.
     Бандар-Бегаван налил Антону хорошо заваренного  Липтоновского  чая  и
как бы между прочим заметил:
     - А вот в этом виноват ты  сам  Незачем  было  нарушать  конвенцию  и
переходить к силовым приемам. Договоры  должны  выполняться.  А  теперь  я
вынужден носить этот костюм, забивать себе голову варварской грамматикой и
пить с тобой чай, да еще и думать, во что это выльется.  В  то  время  как
думать положено тебе, а мне следует мыслить... Чувствуешь  разницу?  Нужно
признать, есть в этом языке некая примитивная изысканность.
     На этом  Бандар-Бегаван  оставил  маску  старомодного,  чудаковатого,
хорошо воспитанного  землянина-профессора,  видимо,  навеянную  просмотром
видеолент не совсем того периода, сочтя  долг  вежливости  исполненным,  а
разминку  законченной.  Дальше  начался  разнос   -   тщательный,   хорошо
подготовленный, ничуть  не  смягчаемый  тем,  что  производился  в  рамках
изысканной беседы двух интеллектуалов-теоретиков.  В  конце  концов,  дело
ведь не в форме. И какая разница, что вместо фельдфебельского: "Кретин,  у
тебя не голова, а лохань с дерьмом (шайзекюббель)", звучит: "Коллега, ваши
действия с известной долей  деликатности  можно  назвать  непродуманными",
если обе стороны понимают, в каком смысле это произносится?
     Шеф-атташе выслушал подробный  разбор  и  оценку  своих  действий  за
отчетный период, из которых следовало, что абсолютно все делалось не  так,
и если в стратегическом плане  вина  уважаемого  коллеги  не  так  велика,
потому  что  он  некритично  следовал   линии   и   инструкциям   прежнего
руководства, чья  несостоятельность,  к  сожалению,  была  вскрыта  совсем
недавно, то в области практической политики ему ссылаться не на кого,  тут
он сам проявил тщательно замаскированную некомпетентность.
     Иначе чем объяснить, что неприятель превратил вверенную  ему  область
планеты в свое змеиное гнездо, где беспрепятственно осуществляет  планы  и
проекты,  грозящие   серьезными,   если   не   сказать   -   непоправимыми
последствиями?
     Попытка  Антона  объяснить,  что  приведенные  примеры  как   раз   и
свидетельствуют  о  том,  что  деятельность   неприятеля   находится   под
неослабным контролем, что все серьезные акции пресечены в корне, а  то,  о
чем говорит уважаемый  председатель,  есть  только  остаточные  возмущения
абстрактно взятой  реальности,  вызвала  лишь  новый  взрыв  раздраженного
профессорского красноречия.
     Антону пришлось выслушать целый ряд тезисов, и старых, известных  еще
по семинарским курсам, и новых, что называется - с пылу, с жару.
     Все они в конечном счете сводились  к  одному:  инициативу  в  земных
делах  нельзя  упускать  ни  в  коем   случае,   Земля   наиболее   ценный
(подразумевай  -  единс