,  это  видно  будет.  А  пока  с  тобой  давай
разберемся. На тебя напали туземцы, это я понял. А в деталях?
     - А деталей не так и много. Триста  пятьдесят  километров  к  югу  по
спидометру. Как раз в дефиле между Рекой и  Полуденными  горами.  Спокойно
еду, никого не трогаю. Тут из-за туч на меня  пикирует  дирижабль.  Совсем
как  настоящий.  Только  раскраска  дурацкая  -  грязно-синяя  с  розовым.
Довольно  противно  смотрится.  Делает  пологий  вираж   и   без   всякого
предупреждения бросает что-то вроде магниевой бомбы. Как я увернулся -  до
сих пор не знаю. Рвал фрикционы так, что до сих пор плечи ноют.  Полыхнуло
здорово, снег и дерн выжгло метров на двадцать в  радиусе.  Он  да  второй
заход.  Я,  через  рычаги,  к  пулемету.  Все  колени   посбивал.   Врезал
трассирующими. С упреждением, как учили.  Похоже,  промазал,  а  может,  и
задел по гондоле, трассы впритык прошли. Не он сразу все понял,  ручку  на
себя - и в тучи. Ну и  я,  конечно,  по  газам,  в  сопки,  потом  в  лес.
Разошлись. Я из леса понаблюдал минут сорок, никто больше не появился, и я
- домой, по обратной директрисе. Метель следы замела, а что дальше будет -
сказать не берусь...
     - Теперь ясно. Хотя и меньше половины. Благодарю от лица  службы.  Я,
правда, по другому случаю общий сбор объявил, но  теперь  уж  все  одно  к
одному.
     Альба слушала, опять не понимая слишком специфических  выражений,  но
суть ей была ясна совершенно. Похоже, новые ее друзья отличаются  чересчур
экспансивными характерами.  Как  она  уже  слышала  от  Андрея  -  сначала
стреляют, потом думают. Но, с другой стороны, если они сами это сознают  и
даже  пишут  об  этом,  значит,  это  не  безрассудная  импульсивность,  а
осознанная линия поведения. Об этом еще придется подумать, поглубже понять
их характеры, и лишь потом делать выводы.
     Состояние у нее сейчас было странное,  похожее  на  то,  что  бывает,
когда впервые попадешь в невесомость. Мир  утратил  четкость,  надежность,
устойчивость,  привычные   навыки   и   стереотипы   поведения   перестали
действовать, а новых еще нет и неизвестно, когда  они  появятся  и  какими
окажутся. Альба понимала, что сложившиеся  у  нее  представления  о  жизни
здесь, с этими людьми, уже не имеют почти никакого практического значения.
Все нужно переосмысливать, учиться воспринимать совсем с других позиций.
     До вчерашнего дня она всегда, с той или  иной  степенью  вероятности,
могла предвидеть, что произойдет с ней и в  мире  сегодня,  завтра,  через
неделю и через месяц, знала, как  следует  поступать  в  каждой  возможной
ситуации,  разговаривая  с   любым   человеком,   догадывалась,   как   он
воспринимает ее слова, что при этом подумает и что ответит.
     Даже катастрофа, уничтожившая звездолет,  входила  в  число  пусть  и
крайне редких, но возможных событий.
     Теперь же Альба попала в непредсказуемый и алогичный мир.
     Пусть Андрей и Берестин говорят с  ней  на  практически  понятном  ей
языке, она не может поручиться, что за каждым знакомым словом  не  кроется
совсем другой смысл.
     А что же тогда остается за пределами круга общих для нее  и  для  них
понятий?
     Альба вспомнила, как старательно избегал  смотреть  на  нее  Новиков,
когда она раздевалась в бане. Можно подумать, что вид обнаженного женского
тела для него чем-то неприятен. Или это связано с  тем,  что  он  все-таки
любит свою Ирину? Но почему, испытывая нежные  чувства  к  одной  женщине,
нельзя смотреть на другую? Кажется, ХХ век был не  такой  уж  пуританский,
насколько она помнит. Загадка... И только одна из многих.
     Из записок Андрея  она  узнала,  насколько  сложными,  запутанными  и
мучительными для обеих сторон могут  быть  отношения  мужчины  и  женщины,
какими бессмысленными ритуалами они сопровождаются.  И  это  в  ситуациях,
которые, на ее взгляд,  можно  было  бы  разрешить  легко  и  просто,  без
страданий и нервных перегрузок.
     Но раз так,  какими  же  нормами  ей  руководствоваться  теперь,  как
избежать ошибок и не попасть в этически неприемлемое положение?
     И это, разумеется, еще не главная проблема.  Здесь  есть  возможность
подождать,  осмотреться,  узнать  из   книг,   фильмов,   разговоров   все
необходимые ритуальные формулы и обычая, а как быть со всем прочим?
     Пусть в шутку, цитируя кого-то,  Берестин  сказал,  что  ей  придется
научиться стрелять, и, наверное, в  людей...  Но  даже  и  шутка  отражает
господствующую в данном  обществе  мораль.  Отсюда  вывод  -  ее  жизнь  и
достоинство не защищены более категорическим  императивом.  На  них  может
теперь посягнуть кто угодно, раз люди здесь - даже такие  располагающие  к
себе, как Новиков и Берестин -  постоянно  носят  при  себе  огнестрельное
оружие и без колебаний пускают его в ход.
     Из курса  истории,  который  Альба  прослушала  в  университете,  она
помнила о десятках миллионов жертв двух мировых и всех  прочих  войн,  но,
оказывается, личное знакомство с вооруженным и готовым стрелять  человеком
производит гораздо более сильное впечатление, чем абстрактные цифры и даже
кадры старых кинохроник.
     Она думала, что через несколько дней, возможно, попадет на  Землю,  и
там все будет зависеть только от нее самой. Сумеет ли  она  защититься  от
бесчисленных опасностей, подстерегающих там  на  каждом  шагу?  Станет  ли
Андрей надежным другом и покровителем, поможет ли освоиться во  враждебном
и чужом, бесконечно чужом обществе? Как произойдет встреча с  Ириной,  так
ли все будет просто, как она вообразила вначале?
     Думать обо всем этом было непривычно, страшновато даже и одновременно
- необыкновенно увлекательно. Что-то похожее она испытала  в  десятилетнем
возрасте, когда подруга постарше научила  ее,  как  снимать  блокировку  с
домашнего фантомата. И она,  дождавшись  подходящего  момента,  впервые  в
жизни очутилась в пространстве приключенческого фильма для взрослых.
     Вот и сейчас Альба почувствовала, что ее влечет предстоящая ей жизнь.
Со всеми возможными и еще  неизвестными  опасностями,  но  -  и  это  тоже
обязательно -  с  сильными  чувствами,  вспышками  романтической  страсти,
горячей и верной любовью... Иначе просто быть не может.
     Похоже, что в ней начала вдруг  пробуждаться  генетическая  память  о
предках-викингах, выходивших на своих драккарах  в  беспредельное  море  в
поисках неведомого. Она ведь и стала  звездолетчицей  именно  потому,  что
манили ее чужие миры и мечта о встрече с братьями  по  разуму  -  об  этом
мечтают все космонавты во все времена. А дожить до  исторического  момента
выпало ей...
     Новиков заметил, что девушка будто  отключилась  от  происходящего  и
даже не слышит, о чем они с Берестиным говорят.
     - Все, братцы, хватит... - Он хлопнул ладонью по столу и встал.  -  С
меня  на  сегодня  довольно.  Язык  уже  не  ворочается.   Как   у   акына
какого-нибудь, который три  тома  "Манаса"  наизусть  и  без  передышки...
Пойдем, Альба, я тебя провожу.  Рассветает  здесь  поздно,  так  что  часа
четыре еще поспать можно, а там опять начнется...
     - С чего ты взял, что только четыре, -  возразил  Берестин.  -  Пусть
хоть до обеда спит, какие у нее заботы? А я еще  кое-что  у  нее  выяснить
хочу, иначе бессонница замучает. Ты как,  Альба,  в  состоянии  еще  минут
десять потер петь?
     - Конечно, сколько угодно, я уже говорила Андрею. У  нас  на  корабле
вахты были по десять суток через сорок. Спать мне совсем не хочется.
     - Ну, воля ваша, - пожал плечами Новиков. - Если  дама  не  против...
Только  ты  тоже,  не  сочти  за  труд,   изготовь   своего   знаменитого,
геджасского, с сандаловой палочкой... Гулять так гулять. И по пять капель,
соответственно...
     Берестин разлил по чашкам кофе такой консистенции, что ложка едва  не
стояла в густой суспензии.
     Андрей отхлебнул, почмокал губами.
     - Сказка востока... И почему это у меня никогда так не получается?
     - Так о чем вы хотели меня спросить, Алексей? - Альба  из  вежливости
тоже сделала маленький глоток и отставила чашечку.
     -  Да  есть  у  меня  некоторые  сомнения.  Раз  ты  знаешь  о   моих
приключениях в дебрях времени, то, наверное, обратила внимание на  имевший
место парадокс? Вот давай сразу и выясним,  действительно  ли  мы  -  твои
предки, а ты - наша пра- в энной степени внучка...
     Новиков толкнул его под столом ногой. Он  не  хотел,  чтобы  Берестин
напоминал девушке сейчас о ее прошлой жизни. Он  специально  весь  день  и
вечер занимал Альбу своими историями, почти добился  того,  что  мысли  ее
сосредоточились на настоящем и будущем, и вот Алексей все ломает.
     Берестин досадливо отмахнулся.
     - Кто был первым космонавтом Земли, ты помнишь?
     - Конечно, - удивилась Альба. - Юрий Гагарин. В 1961 году...
     - Правильно. А высадка на Луну?
     - Нейл Армстронг. 1969-й...
     - Тоже сходится. А пилотируемый полет на Марс?
     - 2012 год, совместный полет советского и американского экипажей... -
Она  назвала  фамилии,  которые   прозвучали   совершенно   незнакомо.   И
неудивительно - в 84-м году эти парни ходили, наверное, в начальную школу.
     - Ладно, предположим. Еще вопрос - как насчет третьей мировой войны?
     Лицо Альбы выразило удивление.
     - А разве такая была? Про вторую я знаю... Закончилась,  по-моему,  в
сорок третьем...
     Берестин и Новиков коротко переглянулись.
     - Точно в сорок третьем?
     - Ну, я не помню точно... - Альба смутилась.
     - Ничего страшного, - успокоил ее Андрей. - Я вон почти профессионал,
и то не помню, когда Ливонская война закончилась.
     - А после второй мировой  какие  большие  войны  ты  еще  помнишь?  -
продолжил экзамен Берестин.
     - Их так много было... До середины ХХI века почти каждый  год  где-то
все время воевали. Я же говорила вам - я биолог. Давайте  лучше  расскажу,
как в ХХI веке восстановили мамонтов. Или как в Сахаре появились пальмовые
леса, это очень интересно...
     - Расскажешь, Альба, про все расскажешь, только такие уж мы с Андреем
зацикленные  -  нас  сейчас  только  политические   проблемы   занимают...
Попробуй, вспомни - атомное оружие на Земле применялось?
     - Да, кажется, один или два раза. А где - не помню...
     - Да хватит тебе, пристал к  девушке!  Экзаменатор...  Лучше  коньяка
выпей, глядишь и полегчает. Нужны ей твои заботы.
     - Все, все, молчу... - Но видно было, что любопытство Алексея  отнюдь
не удовлетворено, даже напротив. Да это  и  неудивительно  -  когда  перед
тобой сидит человек, который знает, что случилось на Земле в следующие три
века!
     - Ну, а хоть вы коммунизм-то построили?
     - Построили, построили, успокойся, я тебе сам все расскажу, -  пресек
его настойчивость Новиков. - Видишь,  совсем  человека  замучили,  спит  с
открытыми глазами. - Андрей решительно взял Альбу за руку.
     Они поднялись наверх. Новиков открыл дверь комнаты, пропустил девушку
вперед, а сам остался на пороге.
     - Спокойной ночи. Извини, если что не так. Мы  все  же  люди  темные,
гимназиев не кончали... к сожалению... Отдыхай  -  Новиков  подмигнул  ей,
ободряюще кивнул головой, закрыл дверь и Альба услышала, как застучали  по
лестнице его быстрые шаги.
     Она разделась, легла на постель.  Зашуршала  сухая  трава  в  перине.
Альба прикрыла глаза, полежала на спине, глубоко  и  размеренно  дыша,  но
через некоторое время почувствовала, что заснуть не сможет. Да и не хочет.
Слишком много впечатлений.
     Вновь села на кровати. Свеча  в  медном  канделябре  почти  догорела,
фитиль начал трещать, а язычок огня судорожно вздрагивать.  Она  взяла  на
полке новую свечу, толстую, пахнущую медом,  зажгла,  укрепила  в  гнезде,
залитом потеками воска, и обрадовалась, как ловко это  у  нее  получилось.
Может быть, и камни вскоре научится разжигать, и кофе варить...
     Альба вздохнула, обвела глазами бревенчатые  стены,  низкий  потолок,
черное стекло, в котором мерцал отраженный огонек свечи, легла  поудобнее,
подмостив под локоть подушку.
     И открыла тетрадь, исписанную мелким, но  очень  отчетливым  почерком
Новикова...




                             Василий ЗВЯГИНЦЕВ

                              ПРАВО НА СМЕРТЬ


                                         ...Не избегнешь ты доли кровавой,
                                         Что живым предназначила твердь.
                                         Но молчи! Несравненное право -
                                         Самому выбирать свою смерть.
                                                                 Н.Гумилев


                                    1

     Пожалуй, все-таки  правы  те,  кто  сравнивает  космический  полет  с
тюремным  заключением.  Сам  я,  правда,  не  отбывал   -   знающие   люди
рассказывали, зато весь последний год я не видел  ничего,  кроме  пещер  и
куполов  базовой  станции  на  бескислородной  планете,  кают  и   отсеков
десантных крейсеров, а то и автоматических транспортов. И ни одного глотка
нормального, естественного воздуха, и переменная гравитация,  и  все  тому
подобное...
     Отвыкший от нормального, единственного земного  "же",  от  того,  что
бывает больше двух метров свободного пространства над головой, неуверенной
походкой я спустился по  трапу  посадочного  модуля  на  желтый  пенобетон
Критского космопорта  и  задохнулся  от  горячего,  пыльного,  но  все  же
пахнущего близким морем ветра.
     Утреннее солнце чуть не  прожгло  меня  насквозь  августовской  мощью
своих лучей, сорокаградусная жара показалась невыносимой после  неизменных
кондиционированных двадцати двух.
     К счастью, в пассажирском павильоне температура оказалась нормальной,
и я смог перевести дух.
     Увы, я, оказывается, отвык не только от земного  климата.  Умственные
способности за время межзвездных  скитаний  тоже  ощутимо  ослабли,  иначе
отчего же я не меньше  минуты  беспомощно  водил  глазами  по  расписанию,
тщетно пытаясь сообразить, как быстрее  и  удобнее  добраться  до  Москвы.
Чтобы четко совпали все стыковочные рейсы. В конце концов я  просто  ткнул
пальцем в кнопку информатора, и  он  выдал  серию  оптимальных  вариантов.
Оставалось только решить, что для меня важнее - цена, количество пересадок
или время в пути.
     Чтобы не ждать, я выбрал вариант с пересадкой в Стамбуле, отправлялся
через полчаса.
     Стамбульский  аэропорт  отнял  остатки  моей  физической  и   нервной
энергии. Казалось, весь Ближний Восток вкупе с Балканами сорвался с места,
спасаясь от неведомой опасности - столько  здесь  было  мужчин,  женщин  и
детей всех возрастов, рас и национальностей. Со всеми  вытекающими  отсюда
последствиями в виде шума, суматохи, жары и запахов.
     На последний сегодня московский  экраноплан  билетов  не  было  ни  в
туристском, ни в первом классе. Что позволило без душевных терзаний  взять
люкс. Платить за двухчасовой перелет тройную цену, конечно,  абсурдно,  но
не пешком же идти!
     Стараясь держаться с достоинством и невозмутимостью арабского  шейха,
я прошел в свой персональный салон номер два, растекся в обширном  кресле,
подрегулировал температуру и аромат,  взял  с  подноса  у  склонившейся  в
полупоклоне очаровательной турчанки рюмку коньяка, попросил принести самый
крепкий из  возможных  кофе  и,  едва  допив  его,  мгновенно  заснул,  не
дождавшись даже взлета.
     И лишившись тем самым всех остальных  положенных  особе  моего  ранга
благ.
     Ничего существенного мне не снилось, проснулся  я  абсолютно  свежим;
взглянув налево, увидел турчанку с  подносом,  направо,  в  иллюминатор  -
стремительно приближающуюся землю и родные подмосковные рощи.
     Возвращаясь,  я  всегда  испытываю  легкое  приятное  возбуждение   и
приподнятость  духа,  а  сегодня  вдобавок  Москва  встречала  меня  такой
погодой...
     Ярко-синее прозрачное небо, светлое золото берез  и  густой  багрянец
канадских кленов, свежий, чуть знобящий ветерок, пахнущий лесной  сыростью
и прелыми листьями, горьковатый дым  далеких  костров,  серебристый  блеск
летящих паутинок.
     Бабье лето в своем самом что ни на есть классическом воплощении.
     И сразу вдруг  далеко-далеко  отодвинулось  все,  чем  я  жил  долгих
четыреста с лишним дней, словно еще не сегодня утром Земля выглядела  лишь
голубоватой туманной звездочкой на стереоэкранах.
     Мысли  сразу  нахлынули  чересчур  прагматические,  и   потребовалось
определенное усилие,  чтобы  не  смазать  первые,  самые  яркие  и  чистые
ощущения. Ведь что ни говори, а вернулся, живой (что бывает не со всеми  и
не всегда), здоровый (тьфу-тьфу,  не  сглазить  бы),  впереди  три  месяца
отпуска и Алла... Как это она изящно выразилась: "Отчего мы  с  тобой  так
редко встречаемся и так часто расстаемся?"
     Таможню я без задержки прошел  зеленым  коридором,  а  выйдя  в  зал,
невольно рассмеялся.
     Над дверями  банковских  офисов  полстены  занимала  новая  красочная
реклама:  "Русская  золотая  Гривна  -  лучшее  помещение   капитала!"   И
означенная Гривна в облачении Ильи Муромца по уши вгоняла в землю шипастой
палицей, худосочный, видимо, страдающий язвой желудка Крюгеранд.
     А рядом - табло с ежечасно меняющейся котировкой валют.
     Взгляд на него доставил мне дополнительное удовольствие. В  гривны  я
свой капитал еще не поместил, но и обычный червонец стоил так, что за счет
разницы в курсе я мог позволить  себе  двухнедельный  бесплатный  отдых  в
экзотических странах.
     Кстати, Алла как-то намекала, что неплохо  бы,  мол,  на  Гавайях,  к
примеру... Что я тут же и осуществил,  заказав  по  телефаксу  двухместный
номер в отеле "Вайкики Холидей Инн" с оплатой вперед.
     Как говорится - лови момент.
     И тут же набрал из соседней кабинки (городского интеркома  у  меня  с
собой не было, естественно) заветный номер, ощутимо волнуясь  и  торопливо
конструируя в  уме  первую,  непременно  небрежно-остроумную  фразу.  Лишь
секунд через двадцать я осознал, что на вызов она не отвечает. Такое могло
быть лишь в двух случаях: или ее нет в  пределах  прямой  связи  -  а  это
тысяча километров, - или интерком отключен.
     Неизвестно, что для меня на данный момент хуже...
     Настроение поехало вниз. Не потому, что я сразу подумал о  чем-то  уж
слишком неприятном, а так - от несовпадения ожиданий с реальностью.
     Что она явится встречать меня с  цветами  к  трапу  -  я  не  слишком
рассчитывал, но хоть дома-то ждать с нетерпением могла?
     Еще на прошлой неделе я дал  ей  по  гиперсвязи  телеграмму  с  датой
возвращения, а вот смотри ж ты...
     Уже не в столь  радужном  расположении  духа  я  вышел  на  кольцевую
галерею, убеждая себя, что драматизировать не стоит, мало ли что случиться
могло... Длительная командировка, предположим, или коллективный  выезд  за
грибами...
     "Ага, на Шпицберген", - ехидно подсказал внутренний голос.
     ...За время моего отсутствия кое-что в  порту  изменилось.  Слева  за
белоствольной рощей воздвигалось некое ребристое сооружение, отсвечивающее
плоскостями густо-медного стекла, и исчезла наконец архаическая решетчатая
платформа монорельсовой станции вместе  с  уходящими  вдаль  дугообразными
опорами. Сколько лет шли разговоры, что пора ликвидировать это техническое
чудо начала века, и вот, значит, дошли руки. Еще что-то исчезло  из  жизни
постоянное, с детства привычное...
     Вместо монорельса в глубину леса уходила тонкая  серебристая  полоска
волновода, над которой бесшумно скользили плоские, с закругленными гранями
вагоны на  гравимагнитной  тяге,  или,  как  их  называют  во  всем  мире,
"эмбрусы".
     Проходя через площадь, и потом, стоя на посадочной аппарели, я, чтобы
отвлечься, занялся своим  любимым  делом  -  наблюдением  за  окружающими,
систематизацией и анализом. Кто эти люди, куда  и  откуда  едут,  зачем...
Игра,  конечно,  но  отнюдь  не  бесполезная.  Тренировка  воображе