ва  адъютантом  был.  Когда  Маркова
посадили,  его  из  партии  исключили  и  со  службы  выгнали.  Почему  не
арестовали,  как  пособника  врага  народа,  сказать  затрудняюсь.   Война
началась - он в газете мою фотографию увидел и письмо прислал...  Вряд  ли
он Сталина слушать станет... Обидчивый я хорошо соображает.
     ...Новиков принял их в своей комнате отдыха, оформленной  так,  чтобы
как  можно  больше  соответствовать  стилю  просвещенного  лидера  воюющей
державы. Мебель, ковры и драпировки светлых  пастельных  тонов  разительно
контрастировали с оставленным  в  неприкосновенности  интерьером  рабочего
кабинета. А о том, что хозяин этого помещения не только отдыхает здесь, но
и государственно мыслит, говорили стеллажи с военно-историческими  трудами
им же уничтоженных авторов, справочниками по иностранным армиям и  флотам,
карты всех существующих и еще только могущих  возникнуть  театров  военных
действий.
     После взаимных приветствий, удивленных возгласов и иных,  принятых  в
кругу друзей выражений эмоций, Воронцов, осмотрев  комнату,  повернулся  к
Новикову.
     - Знаешь, Андрей,  чего  здесь  не  хватает?  Хорошего  компьютера  с
программой "Война на Востоке". Видел я такую игрушку  в  Нью-Орлеане.  Там
как раз наш случай предусмотрен. Записаны все данные о Красной и  немецкой
армиях, вся тактика и стратегия и еще  уйма  всего.  Компьютер  играет  за
русских, а хозяин - за немцев. Цель игры - взять Москву. Для достоверности
на дисплей проектируются карты, хроника, звуковое сопровождение. Роскошная
забава. Там даже сводки погоды подлинные заложены. Вот бы ее  тебе...  Как
это мне в голову не пришло? Сидели бы и гоняли варианты...
     - Я всегда знал, что ты парень умный, - усмехнулся в усы  Новиков,  -
только поучения апостолов плохо знаешь.
     - А что?
     - Да апостол Павел говорил: "Не будьте  слишком  мудрыми,  но  будьте
мудрыми в меру".
     Воронцов развел руками.
     - Так что? Нужно понимать - финиш? Ну, рассказывай...
     Воронцов в деталях повторил все, что уже раньше говорил Берестину.
     - Понятно... - помолчав, будто еще раз  представив  себе  картину  во
всех деталях, сказал  Новиков.  -  Стало  быть,  практически  наша  служба
закончена. Мы возвращаемся в свои телесные оболочки, Сашка с Олегом тут же
выдергивают нас в Замок, и на этом все?  Прочую  работу  делают  Герард  и
Корнеев. А как с гарантиями? Вдруг наших тел на  месте  не  окажется?  Или
ребята не сумеют к нам прорваться? Тогда как?
     -  Я  доктор?  Я  знают  -  неожиданно  вспомнил  Воронцов   одесское
присловье. - По Антоновой схеме  предполагается,  что  я  вас  перекидываю
туда, когда парни будут на месте. То есть риск как бы исключен.
     - Утешил. Если они не прервутся, мы останемся здесь, только и  всего.
Отрадная перспектива... Может, Алексею нравится, а я свою рощу  в  зеркале
видеть уже не могу.
     - Ну, это ты зря. Смирение паче гордости, так, что  ли?  Вид  у  тебя
очень даже ничего... Бравый.
     К этому моменту Новиков сбросил зеленый армейский китель,  который  с
началом войны стал носить вместо  надоевшей  серой  "сталинки",  подвернул
рукава белой крахмальной рубашки и в  узких  синих  бриджах  и  щегольских
кавалерийских  сапогах  походил   скорее   на   старорежимного   казачьего
полковника, чем на всем известные изображения вождя.
     - Благодарю, - кивнул Новиков. - Посмотреть бы, что ты скажешь, когда
наедине с данным  персонажем  останешься,  когда  нас  с  Лешей  здесь  не
будет... - С обычной прозорливостью он угадал болевую точку Воронцова.
     Дмитрий передернул плечами.
     - Надеюсь, бог не выдаст, свинья не съест.
     Берестин  повернул  верньер  большого  "Телефункена",  стоявшего   на
столике в углу. Медленно разгорелся зеленый глазок, через шипение и  треск
разрядов вдруг отчетливо  и  чисто  прорвалась  музыка.  Алексей  поправил
настройку. Комнату заполнили звуки "Сент Луис блюза".
     - Надо приказать, чтоб и наши радиостанции почаще приличные  концерты
передавали... -  сказал  Новиков,  выходя  из  комнаты.  Через  минуту  он
вернулся с толстой красной папкой в руках, из которой торчали края и  углы
торопливо  собранных  со  стола  бумаг.  -   Тут   у   меня   целая   куча
неподписанных... - начал он, но Воронцов предостерегающе  поднял  руку,  и
Новиков замолчал.
     Музыка прервалась, и директор Би-би-си мягким баритоном начал  читать
сводку последних известий. После сообщения о действиях королевского  флота
и очередных налетах на Берлин он перешел к новостям с Восточного фронта.
     Ссылаясь на германские и нейтральные источники, диктор говорил о том,
что Красной Армии, очевидно, удалось приостановить наступление  противника
на Смоленском направлении. В целом военный обозреватель Би-би-си  оценивал
обстановку как  тяжелую,  но  не  катастрофическую.  Особо  было  отмечено
твердое и  квалифицированное  руководство  войсками  Западного  фронта  со
стороны  его  командующего  генерала  Маркова.  При  этих  словах  Новиков
одобрительно  подмигнул  Берестину,  а  Воронцов  перевел  столь   лестную
характеристику,   потому   что   Алексей,   со   своей   школьно-вузовской
подготовкой, улавливал в передаче только отдельные слова.
     Затем англичане  сообщили,  что  на  Балтике  резко  активизировались
действия русского флота. Ударное соединение в составе двух линкоров,  двух
крейсеров, двух лидеров и десяти эсминцев подвергло бомбардировке  Мемель,
Пиллау и  приморский  фланг  наступающих  на  Лиепаю  немецких  войск.  По
сообщению   шведского   радио,   советские   подводные   лодки   полностью
парализовали  морские  перевозки  между  портами  Германии  и   восточного
побережья Швеции...
     - Вот так, - удовлетворенно сказал Новиков. - Пусть знают, что  мы  в
Маркизовой луже не отсиживаемся. А завтра и Черноморский флот  свое  слово
скажет.  Констанцу  в  щебенку  размолотим,   Плоештинские   нефтепромыслы
сожжем... Пусть тогда водой из-под крана свои танки и самолеты заправляют.
     - Кстати, поясни, если  нетрудно,  почему  вы  тут  в  темную  играть
начали? - спросил Берестин, когда последние известия закончились  и  опять
пошла музыка. Из "Серенады солнечной долины". - Мы же  договаривались,  ты
сотню "катюш" обещал и пару армий из резерва.
     - А мы тут с людьми посоветовались - неглупыми людьми - и  решили  не
спешить...
     - Решили! Вы тут решаете, а немцы  через  неделю  к  Смоленску  могут
прорваться! Ты бы видел, что на фронте творится!  Гранатометов,  и  то  не
дал, сколько нужно. И новых самолетов. Рычагов  каждый  день  по  полсотни
машин теряет и на меня, как на последнего трепача, смотрит.
     - Вот завелся... - с сожалением  сказал  Новиков.  У  тебя,  Алексей,
началась профессиональная деформация. Ты слишком уж  тесно  отождествляешь
себя с Марковым. Это для него такие вопросы и настроения естественны, а не
для тебя. Тем более в последний день службы...
     - Вот именно, что в последний! Мне, знаешь, не безразлично,  что  тут
дальше будет! Я не для пришельцев стараюсь, чтоб  им...  Я  всерьез  воюю,
хочу, чтоб здесь не двадцать миллионов погибло, а максимум два... Берестин
оборвал себя, нервничая, закурил, сломав две спички. - Глупость какая... -
будто с удивлением сказал он. - Что это значит: "хочу,  чтоб  погибло  два
миллиона..."? Я хочу, чтоб вообще никто не погибал, хоть  и  понимаю,  что
так не бывает...
     - Нет, ты точно переутомился. Ну сказал и сказал, мы ж тебя правильно
поняли, - сочувственно покачал головой Новиков. -  Когда  мы  с  тобой  по
картам  войну  планировали,  не  во  всем,  оказывается,  разобрались  как
следует. Тебе-то там, на передке, думать на перспективу, конечно,  некогда
было, а я находил возможность. Хоть и без компьютера. И вот чего  надумал.
Незачем нам  сейчас  резервы  к  тебе  направлять  и  о  контрнаступлениях
мечтать. Ерунда получится, очень  свободно  можем  все  наши  преимущества
растерять. Как на юге в сорок втором...
     - Так, идея ясна, а твои варианты? - Берестин сам не раз думал в этом
направлении, но непосредственные заботы фронта и в самом  деле  не  давали
ему возможности размышлять о далеких стратегических перспективах.
     -  А  очень  просто.  Кроме  нас  троих,  здесь  присутствующих,  все
остальные те же, кто и тогда воевал. И рядовые, и генералы...  Никто  выше
себя  не  прыгнет.  Вспомни,  как  они  в  тот  раз  наступали.   Если   б
по-грамотному, и немцев бы от Москвы не на сто-триста километров отбросили
бы, а на пятьсот минимум, и потерь бы в два раза меньше понесли.
     - Так и то, что сделали, было выше сил человеческих!
     - А я разве спорю? И никого не хочу обидеть или принизить. И  героизм
был, и все прочее. А умения - не  хватало.  Дальше  пойдем  -  харьковское
наступление, крымское... а потом что? Напомнить  или  сам  знаешь?  Так  и
сейчас то же самое выйдет. Сил мы уже собрали достаточно, если  по  цифрам
смотреть.  А  тактическая  подготовка,  а  стратегия?  Обороняться  у  нас
получается, худо-бедно. А наступать - не знаю. Не справимся, снова  кровью
захлебываться  будем,  технику  зря  погробим.  Немцы   вон   даже   после
Сталинграда и Курской дуги очень даже здорово нам давать умели.  Сейчас  -
тем более. Не так я говорю?
     - Так, - нехотя согласился Берестин. Он представлял,  как  может  все
получиться. Пусть даст ему Новиков тридцать, даже  сорок  свежих  дивизий.
Необстрелянных, не знающих и не умеющих ничего, кроме как ударить в  штыки
на дистанции прямой  видимости.  Лобовыми  атаками  они  смогут  потеснить
немецкие войска, заставить их перейти к обороне, но и  только.  В  удобный
момент какой-нибудь Клейст или Манштейн найдет подходящее место,  танковым
тараном пробьет фронт и снова пойдет гулять по тылам.
     Войны немцы ни в каком варианте не выиграют, но  лишней  крови  опять
прольется море.
     - Хорошо, согласен. И что ты изобрел?
     - Да уж изобрел. С учетом того, что нас здесь не будет. Я хоть  и  не
знал, когда нас устранят,  но  весь  месяц  последний  только  к  этому  и
готовился. Смотри... - Он указал  на  карту  Европы.  -  На  твоем  фронте
остановим немцев и перейдем к позиционной войне. Спешить нам некуда. А все
резервы, новые танковые армии, "катюши" и прочее сосредоточиваем  на  юге.
От Винницы до Кишинева. И весной двинем. Через Венгрию, Румынию, Болгарию.
Глубокий обход к южной Германии. А потом  из  Прибалтики  через  Восточную
Пруссию и север Польши... Тогда, глядишь, к сорок третьему и вправду войну
мощно выиграть без лишних  жертв  и  с  совсем  другой  внешнеполитической
ситуацией. А группой "Центр" в самый последний момент  займемся,  вот  где
настоящий хотел получится, от Смоленска до Варшавы... Все ясно?
     - В принципе красиво,  -  ответил  Берестин,  -  а  как  на  практике
получится, думать надо...
     - Вот пусть товарищ  Марков  остается  здесь  и  думает,  на  то  его
главковерхом  и  назначаем...  Наброски  я  подготовил,  а  на   подробную
разработку зимы ему хватит.
     - Жаль только, что мы не узнаем, как все случится.. Годик  бы  я  еще
тут посидел, - с сожалением ответил Берестин.
     Ему действительно трудно было осознать, что с их уходом исчезнет  вся
сейчас существующая реальность, и генерал Марков, и новый  Сталин,  и  еще
два миллиарда человек, для которых  история  начала  уже  меняться,  чтобы
стать гораздо счастливее и правильнее, без пятидесяти  миллионов  напрасно
погибших людей, без Хиросимы и Нагасаки, без  холодной  войны,  без  всего
страшного, бессмысленного и жестокого, что  однажды  состоялось,  но  чего
может и не быть, если все пойдет так,  как  они  задумали  и  в  меру  сил
пытаются исполнить.
     - Кто его знает, а вдруг и удастся посмотреть... -  сказал  Воронцов,
имея в виду возможности Антона и его техники в Замке, а может, и не только
это. - Мы уже в такие дебри влезли, что ни за что ручаться нельзя. Лишь бы
Иосиф Виссарионович опять все на круги прежние не повернул.
     - Включи плитку, там, в шкафчике... - Новиков  раскрыл  свою  красную
парку. - Кофе свари, отвлечемся  немного.  Коньяк  есть,  хороший,  только
понемногу, ночь длинная, и я вам еще кое-что хочу показать.
     Тихо загудел телефон  на  подоконнике.  Звонил  один  из  трех  новых
помощников  Сталина,  заменивших  Поскребышева.  Бывший  сотрудник   НКИД,
эксперт и аналитик, два года  отсидевший  в  бериевских  подвалах,  но  не
сломавшийся и никого не предавший. Все новое  окружение  Сталина  состояло
теперь из таких людей.
     - Приехали редакторы газет. Ждут, - сообщил од.
     - Пусть подождут полчасика. Я вызову... - ответил Новиков и, подумав,
прибавил: - Скажите, чтоб задержали выпуски и освободили на первых полосах
побольше места.
     Опустил трубку, помолчал, не снимая с нее руки. Сейчас он вдруг снова
стал похож на Сталина с бесчисленных парадных картин.
     - Может повернуть по-старому, запросто... - сказал Андрей и вздохнул.
- Я все время об этом думаю. Если б, как ты  Леша,  говоришь,  еще  годик,
может, и сломали бы его окончательно... А так он еще покажет, что почем.
     Усмехнулся,  вернулся  к  столу,  взял  поданную   Воронцовым   чашку
крепчайшего кофе. Отхлебнул, обжигая губы.
     - Вся беда, что народ не готов понять и принять  все,  что  можно  бы
сказать и сделать. Поэтому нам удается только смягчать  крайности  режима.
Обставить вождя флажками, за которые не так просто будет выбраться,  чтобы
не показаться совсем уже сумасшедшим... Вот у меня тут целая куча декретов
и указов, подпишу - и сразу в печать, для того и редакторов вызвал. А  раз
вы тоже здесь, давайте прикинем, что еще надо успеть.
     Новиков начал размашисто подписывать бумаги и передавать их Берестину
и Воронцову.
     - Вот указ об отмене смертной казни. Взамен десять лет  или  штрафные
роты. И только по суду, никаких "троек" и "особых совещаний". Пересмотреть
мощно только после окончания войны. Покойников я на фронте хватит... Навое
положение о прохождении службы в действующей армии. Двухнедельные  отпуска
каждые полгода, льготы фронтовикам и  членам  их  семей,  демобилизация  и
запрещение впредь призыва единственных сыновей и единственных  кормильцев,
еще тут разные пункты... Решение Политбюро о разграничении функций ЦК, ГКО
и  Ставки  Верховного  главнокомандования.   Главком   становится   членом
Политбюро и может быть смещен только на съезде. А съезд еще когда будет...
Так что  спи,  Марков,  спокойно.  А  вот  совсем  интересно  -  передовая
"Правды". Здесь я признаю утратившей силу  идею  об  обострении  классовой
борьбы. Наоборот - нерушимое единство  народа,  право  на  свободу  мнений
внутри и вне партии, роль церкви как выразительницы народного духа, призыв
ко всем соотечественникам дома и  за  рубежом  сплотиться,  независимо  от
прошлых  разногласий,  на  единой  платформе  защиты  Родины,   намек   на
послевоенную демократию...
     - Крепко завернул, - похвалил Воронцов,  пробежав  глазами  текст.  -
После такого даже не знаю, что наш клиент делать станет.
     - Да, - согласился Берестин, -  когда  это  на  весь  мир  прогремит,
задний код сразу давать неудобно. Тем  более,  что  "органов"  у  него  не
осталось...
     - На что я надеюсь. -  Новиков,  не  поднимая  головы,  подписал  еще
несколько листов. - Тут еще  о  некоторых  текущих  вопросах...  Согласны?
Можно редакторов звать?
     - Зови, - разрешил Воронцов. - Неплохо бы еще  завтра,  если  успеем,
пресс-конференцию  устроить,  с  разъяснением  и  углублением  позиций.  И
иностранных корреспондентов нужно пригласить побольше.
     - Годится. Так и сделаем. Пошли, Леша, я  тебя  заодно  как  главкома
представлю и прикажу впредь  по  всем  вопросам  освещения  войны  к  тебе
обращаться. Товарищу Сталину некогда всякой  ерундой  заниматься,  у  него
заботы глобальные... А потом... - Новиков улыбнулся добро и лукаво, как  и
подобает  хрестоматийному  Сталину,  персонажу  святочных  рассказов   для
младших школьников, - есть мнение на все наплевать, переодеться в штатское
и прогуляться по ночной Москве. Чем я хуже Гарун-аль-Рашида?
     - А террористов не боишься? - спросил Воронцов.
     - Товарищ Сталин никого не боится. Товарищ Сталин всегда был на самых
опасных участках гражданской войны. Товарищ Сталин на экспроприации ходил,
с каторги бегал... Прошу всегда это помнить!  -  Новиков  гордо  разгладил
усы, надел и оправил перед зеркалом китель.  -  Пошли.  Нельзя  заставлять
прессу ждать слишком долго!


     ...Воронцов, как это часто бывает, проснулся за несколько  секунд  до
звонка. То, что на  этот  раз  роль  будильника  играл  тактильный  зуммер
устройства для переноса психоматриц, дела не меняло.
     Он открыл глаза, не  совсем  понимая,  где  находится,  потом  увидел
сереющий прямоугольник окна, ощутил острый запах кожи дивана,  на  котором
лежал,  неудобно  подвернув  руку,  и  вспомнил.   Нащупал   у   изголовья
предусмотрительно  откупоренную  бутылку   "Боржоми",   сделал   несколько
глотков, смывая горечь несчитанных сигарет и чашек кофе.  И  только  после
этих  автоматических  действий,  уже  окончательно  проснувшись,   Дмитрий
почувствовал, как жужжаще завибрировала на запястье нижняя крышка прибора.
     Этот сигнал означал, что у него осталось три  часа,  чтобы  закончить
все свои дела, подготовить Новикова и  Берестина  к  перебросу  туда,  где
должны находиться их тела, а потом и самому уйти по вневременному каналу.
     Воронцов полежал еще немного, испытывая сильное желание заснуть, хотя
бы на час, чтобы поменьше думать о том, что ему  предстоит  сделать.  Тоже
привычка, оставшаяся с детства. Но сон не  возвращался.  Наоборот,  голова
прояснилась так быстро, словно он принял пару таблеток фенамина. Видно, не
судьба, подумал Воронцов и сел. Живы будем, дома отоспимся...
     Окончательное решение он принял ночью, когда они втроем  возвращались
из Москвы на дачу. Шутили, много  смеялись,  вспоминая  забавные  ситуации
своей нелепой (имея в  виду  служебное  положение  Новикова  и  Берестина)
выходки. Роль пожилого грузина, только что  спустившегося  с  гор,  Андрею
удалась вполне.
     Воронцов томе веселился  и  развлекал  друзей  подходящими  к  случаю
анекдотами, в то же время  просчитывая  варианты.  И  не  находил  никаких
альтернатив.
     Нельзя сказать, что такое решение далось ему легко. Он  добросовестно
рассмотрел  все  доводы  против,  которые  сумел  придумать,  и  счел   их
неосновательными. Для него самого риск тоже был огромный, но как  раз  это
занимало Воронцова меньше всего. К риску  он  привык  и  надеялся,  что  в
критический момент сумеет действовать правильно.
     Дмитрий  не  спеша  оделся,  приоткрыл  дверь  в  комнату,  где  спал
Берестин, и прислушался. Дыхание ровное, даже чуть похрапывает.
     Бесшумно, по ковровой  дорожке  Воронцов  подошел,  на  спинке  стула
нащупал ремень с маленькой кобурой. По своему генеральскому  чину  Алексей
не  обременял  себя  ношением   настоящего   боевого   оружия,   обходился
"браунингом N 1".
     Дмитрий вынул обойму, выщелкал на  ладонь  патроны,  проверил  ствол,
обезвреженный пистолет положил на место.
     Патроны он выбросил в унитаз, после чего зажег свет в ванной и  начал
бриться, насвистывая.
     Через час он разбудил друзей, заставил их встать, не сказав, впрочем,
о причине.  Ограничился  общими  рассуждениями  о  необходимости  спешить,
возвращаться в Кремль, лично знакомиться  с  первой  реакцией  членов  ЦК,
правительства, дипкорпуса на утренние выпуски газет.
     Почему не стоит говорить о скором  возвращении,  Воронцов  и  сам  не
знал, просто ему  не  хотелось  этого  делать.  А  в  неясных  случаях  он
предпочитал доверять своей интуиции.
     Зато завтрак он постарался затянуть так, чтобы выехать не  более  чем
за полчаса до момента "Ч", выражаясь языком военных приказов.
     Выходя из дома, он чуть приотстал  от  Берестина  оглянулся,  н