он,
попробуем к яхте прицениться. Потом я заберу сюда Ирину,  переправлю  тебе
золото - и в моря. - Хорошо, поедем. А что будете остальными? - Что-нибудь
будет. Сашка, глядишь, возьмет и женится на Анне.  Политические  игры  ему
пока еще не надоели  -  будут  вместе  с  Берестиным  врангелевский  режим
укреплять. Олег и Лариса,  как  и  договаривались,  серым  кардиналом  при
Троцком поработают. Воронцов... Воронцов с Натальей, может быть, вслед  за
нами в плавание отправятся... Были у  них  такие  планы.  Да  это  же  все
условно... Пока левашовская машинка работает, в любую  секунду  все  снова
вместе собраться можем.
     - А для меня ты какую роль наметил? - с интересом спросила Сильвия.
     -Я уж и  не  знаю...  Ты  женщина  взрослая.  Как  пожелаешь,  так  и
сделаешь. Я думаю, тебе и в прежней роли  неплохо.  Молодость,  богатство,
положение в обществе и никаких служебных забот. Захочешь  -  к  Алексею  в
Россию отправишься, захочешь - его сюда пригласишь...
     Сильвия  капризно  надула  губы  и  взмахнула  ресницами,   изображая
манерную девицу.
     - А с чего ты взял, что ваш Алексей меня так  уж  привлекает?  Андрей
развел руками.
     - Впрочем, ты почти прав. Как мужчина он меня устраивает. Может быть,
закончив свои дела здесь, я его навещу...
     Она встала, прошлась по залу.  Остановилась  возле  камина,  взяла  с
мраморной  полки  длинный,  слоновой  кости  мундштук  с  уже  вставленной
сигаретой, прикурила по-солдатски, от огненно рдеющего уголька.
     - А ты, князь, не забыл о своем проигрыше? - спросила  она,  прищурив
глаза.
     - Каком проигрыше? - не сразу понял Новиков.  Слишком  о  многом  они
переговорили в этот бесконечный вечер.
     - На скачках. У русских аристократов принято платить долги?
     - Конечно. И в чем мой долг  заключается?  Смутно  улыбаясь,  Сильвия
села на распростертую перед камином шкуру гигантского бенгальского  тигра.
Такую гигантскую, что можно было предположить, что она мастерски сшита  из
двух или трех.
     Приняла  позу  памятника  андерсеновской  Русалочке   на   набережной
Копенгагена. Повела плечами. Невесомый халат медленно соскользнул на  пол.
- Я выиграла приз. Который  сама  учредила.  Мой  приз  -  ты.  Иди  сюда,
князь...
     Андрею вдруг стало неуютно. Оттого, что находится он неизвестно  где.
Что темнота  по  углам  как-то  неожиданно  сгустилась,  а  тусклое  пламя
догорающих дров в камине,  отразившись  в  глазах  аггрианки,  придало  им
нечеловеческий алый блеск. Будто изнутри зрачков включился сильный фонарь.
Однако эта иллюзия длилась  всего  лишь  мгновение.  Новиков  сдвинулся  в
кресле, меняя точку зрения, и наваждение пропало. Осталась молодая женщина
с надменным, но одновременно и ждущим отклика на свой поступок  выражением
лица.
     - Вот уж... - медленно сказал он. - Кем-кем, а призом я себя  никогда
не мыслил. Тебя в качестве приза я воспринял бы с восхищением. Потому  что
ты... действительно неотразима. Но не в таком вот варианте.
     Андрей говорил чистую правду. В тщательно сре-жиссированной  ситуации
Сильвия выглядела изумительно. Фон, обстановка, освещение, линии ее  умело
обнаженного по пояс тела и как раз там, где нужно,  брошенного  на  колени
халата способны были вывести из равновесия почти любого мужчину. Его в том
числе. И мгновенно трезвые мысли исчезли из его  головы.  Он  почувствовал
невероятной силы возбуждение и влечение к сидящей перед  ним  женщине.  Во
рту стало сухо, и сердце тяжело заколотилось не на своем  месте,  а  прямо
под горлом. Такое он испытывал только однажды в жизни.
     В семидесятом, кажется, году он поехал в  студенческий  альпинистский
лагерь в Домбае  и  влюбился  там  в  великолепную  девочку,  поразительно
похожую на юную Брижит Бардо. Но лучше, с поправкой на славянский  тип.  И
она вроде бы его ухаживаний не отвергала. Ходила с ним на танцы  и  в  бар
"Горных вершин", даже позволила однажды себя поцеловать, но не давая  воли
рукам.
     Это ему тоже понравилось. Скромная девушка. Все идет, как надо. Через
неделю они вернутся в Москву, и уже там...
     А   потом   случилось   невероятное...   Невероятное    статистически
совпадение.
     Он залез на гребень скалы и рассматривал в двенадцатикратный  морской
бинокль подходы к вершине, которую  предстояло  завтра  штурмовать.  Потом
повел объективами по ущелью, где далеко внизу возвышался  на  берегу  реки
громадный камень, напоминающий в  миниатюре  плато  Мепл-Уайта  из  романа
Конан Доила. (Он был книжным мальчиком и во всем  находил  соответствующие
литературные ассоциации.)
     Мощные стекла приблизили плоскую, окруженную густыми кустами площадку
на расстояние чуть ли не протянутой руки.
     Благородному человеку, конечно, полагалось бы тут же отвернуться.
     Он этого не сделал. Да и можно ли было его  осуждать,  пораженного  в
самое сердце?
     Его подруга сидела на траве, на том единственном месте, которое можно
было увидеть тоже из одной-единственной точки и именно в сильный бинокль.
     А рядом с ней находился тридцатилетний инструктор, на взгляд Андрея -
тупой и грубый парень,  с  пышной  гривой  волос,  начинающихся  прямо  от
бровей.
     В обморок Андрей не упал, хотя нечто похожее почувствовал. Смотрел  и
смотрел, как альпинист положил ее на спину,  стянул  с  нее  тренировочные
синие брюки. Не успевшие загореть  ноги  девушки  сверкали  на  солнце,  а
главное, ракурс наблюдения позволял Новикову видеть ее лицо.
     Потом инструктор равнодушно курил, пока она приводила себя в  порядок
у него за спиной, но тоже на глазах Андрея. Ушли они с площадки порознь.
     И еще Новикову показалось, что, одеваясь,  она  будто  бы  с  опаской
взглянула через  объектив  бинокля  прямо  ему  в  глаза.  Неужели  что-то
почувствовала?  А  что,  вполне.  Заряд  эмоций  тогда  от  него   исходил
колоссальный.
     Мало  того,  что  Андрей  вообще  впервые  наяву  наблюдал  известный
процесс, так ведь и разочарование в женщинах он  испытал  тоже  впервые  в
жизни!
     Вот  и  сейчас  он  едва-едва  удержал  себя  в  руках.  Но  опыт   и
самодисциплина позволили сохранить невозмутимое выражение лица.
     И еще - он догадался, что воспоминание старательно стертого из памяти
эпизода было далеко не случайным.
     Сильвия поняла, что прием не  сработал.  Вздохнула,  чуть  откинулась
назад, опершись рукой о шкуру и поведя плечами.
     - Ты что, мой дорогой  князь,  настолько  моногамен?  Моногамен,  как
осел? - Сильвия презрительно скривила губы. - Твоя Ирина,  думаешь,  идеал
женщины, и ты не желаешь проверить, так ли это?
     Новикову стало легко на душе. Партнерша совершила  очередную  ошибку,
избавляющую его от вполне естественных  в  данной  ситуации  буридановских
терзаний.
     - Отнюдь и отнюдь, май бьютифул леди. Совсем не в моногамности  дело,
тут я как раз вполне свободомыслящий индивидуум, и тем более не в Ирине...
- В чем же тогда?
     - А в тех же, мною упоминавшихся словах Антона. Не  делай  того,  что
выглядит немотивированно. А твой жест к таковым и  относится.  Не  верится
мне отчего-то, что такая женщина,  как  ты,  вдруг  воспылала  неудержимой
страстью... Да если бы так случилось на самом деле, все равно... Потом - я
действительно боюсь потерять в твоих объятиях голову.  Настолько,  что  ты
сможешь внушить мне любые мысли и поступки.
     - Вот ты о чем, - протянула Сильвия со  всей  доступной  ей  степенью
иронии в голосе. - Ловушки сознания.  Поверил,  значит?  И  в  то,  что  я
по-прежнему веду свою игру, тоже веришь? Как же мне тебя разубедить? - Она
переменила свою неудобную позу на более свободную.
     - Вот этого я более всего и хочу. Сумеешь - нам с  тобой  куда  легче
станет общаться.
     - Но разве я еще  не  доказала  свою  лояльность?  Я  все  проиграла,
искренне перешла на вашу сторону, три месяца  мы  союзники,  да  и  вообще
деваться мне просто некуда. Ирине же ты веришь безоговорочно... А чем  она
лучше меня?
     Новиков на всякий случай встал, смотреть  в  упор  на  как  бы  между
прочим поигрывающую самыми выразительными частями своего эталонного  тела,
то вызывающе, то печально улыбающуюся Сильвию ему было  трудно.  Отошел  к
окну, за которым  медленно  растворятся  в  вечерней  дымке  не  по-русски
изысканный пейзаж.
     - Ничем, наверное. Кроме десяти с лишним лет близкого  знакомства.  А
тебе поверить? Я и верю в допустимых  пределах.  Знаешь,  на  меня  вредно
влияет  наш  российский  исторический  опыт.  Сам  не  знаю,  отчего   так
происходило  и  происходит,  но...  Америка  и  Англия  умеют  побежденных
противников делать зависимыми, но  искренними  друзьями.  Германию  взять,
Японию, даже Индию и другие бывшие колонии. Россия же  всегда  получала  в
лице побежденных и даже бескорыстно спасенных  государств  тайных  врагов,
только и ждущих случая. Турция, Восточная Европа, Кавказ, Средняя  Азия...
Нам слащаво улыбаются, по мере сил предают и всегда готовы воткнуть нож  в
спину. Наверное, как раз за то, что мы такие простодушные придурки...
     - Ты хочешь сказать, что и я... - Почему  -  хочу?  Я  уже  сказал...
Сильвия  окончательно  помрачнела,  легко  вскочила  на  ноги,  но  и  тут
рассчитано помедлила перед  тем,  как  снова  скрыть  свои  прелести  алой
тканью. У стойки бара налила себе розового джина, бросила  в  стакан  пять
или шесть кубиков льда. Но  разочарованной  она  не  выглядела.  Скорее  -
сосредоточенной на каких-то новых мыслях.
     - Может быть, нам с тобой все же есть смысл и способ договориться?  -
сказала она, сделав маленький глоток. - О чем?
     - Да все о том же, Господи! Как вы мне  надоели  с  вашей  славянской
подозрительностью и  византийским  стилем  мышления.  Вечно  ищете  врагов
вокруг  и  готовы  месяцами  толочь  воду  в  ступе  там,  где  достаточно
нескольких конкретных пунктов соглашения и джентльменского  слова.  Андрей
улыбнулся поощрительно и сочувственно.
     - Ведь ты же телепатка и экстрасенка, разве нет? Неужели  не  видишь,
что я сказал тебе все,  что  знал  и  думал?  Так,  может,  хватит?  Давай
договоримся, если есть о чем, или плюнем на  все,  допьем  свои  бокалы  и
завтра уедем в Лондон... Сильвия опять глубоко  вздохнула.  -Авто,  что  я
просто захотела провести с тобой ночь любви, ты все же не поверил? Новиков
неопределенно дернул плечом. - Ну, может быть, ты об этом еще пожалеешь...
Поскольку сам не знаешь, сколь многое рискуешь потерять.
     - Догадываюсь, - успокоил ее Андрей.  -  Тем  более  ничего  ведь  не
решено окончательно. Ты же вот ходишь вокруг да  около,  словно  тебе,  по
известной русской поговорке хочется... и того, и другого сразу. Так давай,
решайся.
     - Я уже давно решилась и прямо сказала об этом. А ты все время  верил
Антону. И даже сейчас продолжаешь меня  подозревать  в  каких-то  коварных
замыслах. А все обстоит  совсем  не  так...  Ты  мне  действительно  очень
симпатичен, как человек и... как мужчина тоже. Мне  показалось,  серьезные
разговоры на сегодня закончились, вот  и  решила  предложить  тебе  слегка
рассеяться. Ты же... - аггрианка безнадежно махнула рукой. - Только зря ты
ждешь  сейчас   каких-то   откровений,   страшных   тайн   и   контрактов,
подписываемых кровью. Я хотела сказать тебе одно  -  не  повторяй  ошибок,
которые почти  невозможно  исправить.  Вынужденный  союзник  нередко  хуже
врага. Я вот ощущаю себя природной англичанкой и все-таки  убеждена  -  по
смыслу и логике истории в первой мировой России следовало  бы  воевать  на
стороне Германии. Улавливаешь аналогию?
     - Даже в большей  мере,  чем  ты  имеешь  в  виду.  И  что  из  этого
проистекает? Что впереди война под номером два? Тогда намек не по  адресу.
Сильвия досадливо закусила губу. - Да не ходи ты вокруг  да  около.  Давай
попросту - ты предлагаешь наш с тобой союз против Антона? - Новиков  решил
взять инициативу в свои руки. - И какова будет его цель?
     - Что такое Антон? Сам же был  там  и  все  видел...  -  она  указала
пальцем в потолок.
     - Значит - сразу против его "хозяев"? - Андрей даже и не удивился. Он
давно  ждал,  что  рано  или  поздно  Сильвия  предложит  нечто  подобное.
Аггрианка едва заметно качнула головой. - Слишком у тебя все однозначно  -
"за", "против". Абсолютное добро, абсолютное зло. Манихейский образ  мира.
Пора учиться мыслить шире. Нет постоянных друзей, нет  постоянных  врагов,
есть постоянные интересы. Я долго вас изучала, никак не могла угадать, кто
же первый постигнет смысл своего предназначения...
     - Вот оно что... - Новиков едва удержался,  чтобы  не  хлопнуть  себя
ладонью по лбу. - А я-то думал, ты у нас действительно нимфоманка!  Сашка,
Берестин и, наконец, я. Неглупо. Приятное с полезным. И что теперь? В  чем
заключается наш с тобой постоянный интерес?
     -  Вот  этому  я  тебя  и  собираюсь  научить.  Надеюсь,  что  у  нас
получится...
     - А ежели доступнее? Для дураков чтобы. А то я никак  не  врублюсь  в
твои построения.
     Сильвия резко поставила стакан на стойку. Похоже  было,  что  он-таки
сумел вывести ее из себя.
     - Я предлагаю тебе на  короткое  время  забыть  обо  всем,  что  тебе
вколочено в мозги Антоном, Ириной, не знаю, кем еще. Попробуй  впервые  за
долгий срок пожить своим умом. Обратись к Реальности. Узнай  то,  чего  ты
еще не знаешь. А уж потом и суди. Ничего больше мне от тебя не нужно.
     Андрей захотел было, подчиняясь ставшей сутью  его  натуры  привычке,
съязвить или вновь  начать  плести  долгие,  ни  к  чему  не  ведущие,  но
позволяющие ощущать себя  тонким  софистом,  словесные  кружева.  И  вдруг
решил, что не стоит.
     - Хорошо, леди Си, я слушаю тебя, - сказал он спокойно и тихо.
     -  А  если  слушаешь,  я  предлагаю  тебе  посмотреть  на  Реальность
чуть-чуть другими глазами...
     Новиков подумал, что делает глупость, что лучше было бы, не  вдаваясь
в мировоззренческие дискуссии, сжать  эту  наглую,  но  все  равно  ужасно
привлекательную бабу в объятиях, отомстить  ей  за  все,  и  за  юношеское
разочарование  совсем  в  другой  девушке  тоже,   однако   вместо   этого
облокотился о край столика, взял из пепельницы почти догоревшую  сигарету,
затянулся как бы на прощание и сказал: -  Черт  с  тобой,  дорогая.  Давай
посмотрим. Сильвия неуловимым движением извлекла из-под столика, с  полки,
ранее не замеченной Андреем, свой пресловутый портсигар. - Так что, пойдем
в неизведанные миры? -  Пойдем,  май  быотифул  леди...  Женщина  медленно
протянула вперед руку, с улыбкой, в которой Андрей вдруг увидел сочувствие
и нежность - вот именно  -  нежность,  направила  ему  в  лицо  искрящуюся
монограмму и, секунду помедлив, нажала рубиновую кнопку...

     Ставрополь. Январь - июнь 1996 г.



   Василий Звягинцев.
   Право на смерть


                                         ...Не избегнешь ты доли кровавой,
                                         Что живым предназначила твердь.
                                         Но молчи! Несравненное право -
                                         Самому выбирать свою смерть.
                                                                 Н.Гумилев


        1

     Пожалуй, все-таки  правы  те,  кто  сравнивает  космический  полет  с
тюремным  заключением.  Сам  я,  правда,  не  отбывал   -   знающие   люди
рассказывали, зато весь последний год я не видел  ничего,  кроме  пещер  и
куполов  базовой  станции  на  бескислородной  планете,  кают  и   отсеков
десантных крейсеров, а то и автоматических транспортов. И ни одного глотка
нормального, естественного воздуха, и переменная гравитация,  и  все  тому
подобное...
     Отвыкший от нормального, единственного земного  "же",  от  того,  что
бывает больше двух метров свободного пространства над головой, неуверенной
походкой я спустился по  трапу  посадочного  модуля  на  желтый  пенобетон
Критского космопорта  и  задохнулся  от  горячего,  пыльного,  но  все  же
пахнущего близким морем ветра.
     Утреннее солнце чуть не  прожгло  меня  насквозь  августовской  мощью
своих лучей, сорокаградусная жара показалась невыносимой после  неизменных
кондиционированных двадцати двух.
     К счастью, в пассажирском павильоне температура оказалась нормальной,
и я смог перевести дух.
     Увы, я, оказывается, отвык не только от земного  климата.  Умственные
способности за время межзвездных  скитаний  тоже  ощутимо  ослабли,  иначе
отчего же я не меньше  минуты  беспомощно  водил  глазами  по  расписанию,
тщетно пытаясь сообразить, как быстрее  и  удобнее  добраться  до  Москвы.
Чтобы четко совпали все стыковочные рейсы. В конце концов я  просто  ткнул
пальцем в кнопку информатора, и  он  выдал  серию  оптимальных  вариантов.
Оставалось только решить, что для меня важнее - цена, количество пересадок
или время в пути.
     Чтобы не ждать, я выбрал вариант с пересадкой в Стамбуле, отправлялся
через полчаса.
     Стамбульский  аэропорт  отнял  остатки  моей  физической  и   нервной
энергии. Казалось, весь Ближний Восток вкупе с Балканами сорвался с места,
спасаясь от неведомой опасности - столько  здесь  было  мужчин,  женщин  и
детей всех возрастов, рас и национальностей. Со всеми  вытекающими  отсюда
последствиями в виде шума, суматохи, жары и запахов.
     На последний сегодня московский  экраноплан  билетов  не  было  ни  в
туристском, ни в первом классе. Что позволило без душевных терзаний  взять
люкс. Платить за двухчасовой перелет тройную цену, конечно,  абсурдно,  но
не пешком же идти!
     Стараясь держаться с достоинством и невозмутимостью арабского  шейха,
я прошел в свой персональный салон номер два, растекся в обширном  кресле,
подрегулировал температуру и аромат,  взял  с  подноса  у  склонившейся  в
полупоклоне очаровательной турчанки рюмку коньяка, попросил принести самый
крепкий из  возможных  кофе  и,  едва  допив  его,  мгновенно  заснул,  не
дождавшись даже взлета.
     И лишившись тем самым всех остальных  положенных  особе  моего  ранга
благ.
     Ничего существенного мне не снилось, проснулся  я  абсолютно  свежим;
взглянув налево, увидел турчанку с  подносом,  направо,  в  иллюминатор  -
стремительно приближающуюся землю и родные подмосковные рощи.
     Возвращаясь,  я  всегда  испытываю  легкое  приятное  возбуждение   и
приподнятость  духа,  а  сегодня  вдобавок  Москва  встречала  меня  такой
погодой...
     Ярко-синее прозрачное небо, светлое золото берез  и  густой  багрянец
канадских кленов, свежий, чуть знобящий ветерок, пахнущий лесной  сыростью
и прелыми листьями, горьковатый дым  далеких  костров,  серебристый  блеск
летящих паутинок.
     Бабье лето в своем самом что ни на есть классическом воплощении.
     И сразу вдруг  далеко-далеко  отодвинулось  все,  чем  я  жил  долгих
четыреста с лишним дней, словно еще не сегодня утром Земля выглядела  лишь
голубоватой туманной звездочкой на стереоэкранах.
     Мысли  сразу  нахлынули  чересчур  прагматические,  и   потребовалось
определенное усилие,  чтобы  не  смазать  первые,  самые  яркие  и  чистые
ощущения. Ведь что ни говори, а вернулся, живой (что бывает не со всеми  и
не всегда), здоровый (тьфу-тьфу,  не  сглазить  бы),  впереди  три  месяца
отпуска и Алла... Как это она изящно выразилась: "Отчего мы  с  тобой  так
редко встречаемся и так часто расстаемся?"
     Таможню я без задержки прошел  зеленым  коридором,  а  выйдя  в  зал,
невольно рассмеялся.
     Над дверями  банковских  офисов  полстены  занимала  новая  красочная
реклама:  "Русская  золотая  Гривна  -  лучшее  помещение   капитала!"   И
означенная Гривна в облачении Ильи Муромца по уши вгоняла в землю шипастой
палицей, худосочный, видимо, страдающий язвой желудка Крюгеранд.
     А рядом - табло с ежечасно меняющейся котировкой валют.
     Взгляд на него доставил мне дополнительное удовольствие. В  гривны  я
свой капитал еще не поместил, но и обычный червонец стоил так, что за счет
разницы в курсе