усил гвардейским "пыжом", то есть  сэндвичем  из  двух  кусков  сыра  с
проложенным между ними ломтиком лимона. - ...Выходит, что я предлагаю  вам
начать новую, достойную  свободного  человека  жизнь.  Если  -  заметь,  я
все-таки говорю "если" - вам не придется больше увидеть свое время.  Я  не
гарантирую, но вдруг все-таки...  -  по  тому,  как  Антон  это  произнес,
Воронцову показалось, что проблема возвращения  имеет  не  технический,  а
скорее идеологический аспект и как-то связана  с  последними  событиями  в
Метрополии. - Но в любом случае я приложу  все  свои  силы  и...  влияние,
чтобы вы оказались в лучшем из возможных времен. В  таком,  где  не  очень
мучительно больно от взаимодействия с окружающей средой. В таком, где люди
ваших способностей достигнут пика самовыражения и в то же время не слишком
повредят остальному человечеству. Этакий взаимоприемлемый гомеостаз и  две
ладьи форы...
     -  А  может,  ты  снова  хочешь  нас  втравить  в  те  же  забавы?  -
подозрительно  спросил  Воронцов,  подняв  на  уровень  глаз   наполненную
рыжеватым напитком рюмку и рассматривая  сквозь  нее,  как  через  лорнет,
своего собеседника.
     - Да бог с тобой! Теперь я точно ничего не хочу, кроме как помочь. Ты
просил личный пароход - и практически его уже имеешь. Любое  оборудование,
которое есть в моем распоряжении, включая роботов -  пожалуйста.  Невзирая
на последствия... Впрочем, об этом никто и не узнает.  И  правил,  которые
запрещают снабжать аборигенов принципиально новой техникой и технологиями,
я не нарушаю, поскольку  они  перекрываются  предписанием  об  активизации
перспективных  открытий  и  озарений,  а  роботов,  формально  говоря,  ты
самостоятельно придумал, и в дальнейшем, чем смелее будут ваши  идеи,  тем
лучше для вас. Дерзайте. Так что, приняв мою помощь, вы не прогадаете.  Ну
а  если  откажетесь,  придется  устраивать  вашу  судьбу  по  собственному
усмотрению...
     Воронцов вздохнул, не зная, на что решиться.  Он  догадывался  -  как
всегда, Антон не врет, но и правдой его слова признать трудно.  Вокруг  их
возвращения явно идет  очередная  дипломатическая  игра,  оно  по-прежнему
затрагивает чьи-то разнонаправленные интересы,  а  Антон  ведет  себя  как
врач, не желающий объявить пациенту  страшный  диагноз,  но  подводящий  к
мысли, что в любом случае ничего особо утешительного ему не светит.
     - Скажи хотя бы, к чему нам готовиться? Согласись, в  двадцатом  веке
тоже не все равно, где оказаться. Начало, середина, конец - далеко не одно
и то же...
     - Увы, этого как раз и не могу сейчас. Сам еще окончательно не  знаю.
Не от меня  зависит.  Тут  считать  и  считать...  Многие  факторы  должны
сойтись. Не только чтобы мир вам подошел, а чтобы и  вы  ему...  Чтобы  не
повторить старых ошибок, не допустить еще большей дестабилизации. В  конце
концов, есть риск загнать вас вообще в ложный мир...
     - А это что за новость?
     -  Хитрая  штука.  Нечто  вроде  фантомной  реальности,  возникшей  в
результате ошибки или... - Антон снова оборвал себя  на  полуслове,  будто
понял, что опять говорит лишнее. Или, как уже предполагал Воронцов,  давая
таким образом понять, что, несмотря на  чины  и  награды,  по-прежнему  не
свободен в своих поступках. -  Короче,  ты  друзей  пока  не  расстраивай,
поскольку не окончательно  все.  И  сам  в  уныние  не  впадай.  Процентов
двадцать пять за то, что все решится к взаимному удовольствию. Слово даю -
постараюсь  перебрать  все  мыслимые  варианты.  А   пока   развлекайтесь,
отдыхайте, с кораблем заканчивайте... Одним словом, времени не теряйте,  а
то мало ли...



                                    5

     ...Доклад  Воронцова  об  итогах  последней,  не  слишком  связной  и
оставляющей  массу  открытых  вопросов  беседе  с  Антоном   произвел   на
слушателей тяжелое впечатление. И это при том, что в своем большинстве они
уже давно  свыклись  с  нынешним  образом  жизни  и,  пусть  не  до  конца
осознанно, все же держали в уме и такой вариант.
     Левашов, например, пришел к  мысли  о  сомнительности  возвращения  в
заданную точку путем здравой оценки технических возможностей доступной ему
аппаратуры Замка и экспериментов с  собственной  установкой.  Их  со  всех
сторон окружал барьер, столь же непреодолимый, как вертикальная стенка для
живущего на плоскости двухмерного существа. И преодолевать его раньше  они
могли просто потому, что кто-то как бы извне проделывал в  нем  отверстия.
Именно извне, изнутри проблема не имела даже намека на решение.
     Новиков  же  с  Ириной  не   верили   в   возвращение   домой   чисто
психологически,  исходя  из  несовместимости  их  теперешних  личностей  с
ноосферой  покинутой  реальности.  Грубо  говоря   -   изменился   рисунок
папиллярных линий на пальце, и замок, настроенный на их старое  сочетание,
просто не откроется.
     Однако окончательный и не подлежащий обжалованию приговор пока еще не
был произнесен, и у большинства сохранялось  в  душе  нормальное  русское:
"авось еще обойдется".
     Настоящий срыв произошел только у Ларисы. Со  слезами,  истерическими
рыданиями и не слишком выбираемыми словами упреков  и  обвинений  в  адрес
всех и  каждого.  Хотя  полностью  невиновной  в  этой  истории  могла  бы
считаться только Наташа. Однако нет, это ведь  она  пригласила  Ларису  на
Валгаллу, соблазнив приятным пикником и интересными знакомствами...  А  уж
знала сама, куда приглашает, или нет - не имеет значения!
     Новиков,  как  всегда  приняв  главный  удар,   вначале   еще   более
самокритично, чем требовала обстановка, признал все свои реальные и мнимые
ошибки и просчеты, а потом,  в  утешение  Ларисе,  которая  сильнее  всего
горевала, что  мама  сойдет  с  ума,  она  ведь  обещала  вернуться  через
сутки-двое, сказал, что за маму как раз беспокоиться не надо,  она  просто
ничего об исчезновении дочери не узнает.
     - Как это? - у Ларисы даже слезы высохли на глазах.
     - Я сам не понимаю - как, но тем не менее. Может, Ира лучше объяснит,
а я просто знаю, и ты знаешь, только от волнения забыла, что там,  у  нас,
так и продолжается все тот же день...
     - Но это же ерунда, бред. Как может один день длиться вечно?
     - Лар, но ты же не удивлялась, когда мы полгода жили на  Валгалле,  а
собирались вернуться в момент ухода. И наоборот,  Ира  с  Алексеем  четыре
месяца провели в параллельном мире, а мы  с  Андреем  и  рюмку  выпить  не
успели, - постарался успокоить ее Левашов, воздействуя больше интонацией.
     - Зато сейчас успеем, - очень кстати  вмешался  Шульгин,  который  до
этого о чем-то перешептывался с Сильвией, и  тут  же  разлил,  в  качестве
противошокового, кому коньяк, а кому ледяную, только что из  холодильника,
водку.
     - Не знаю, - Лариса растерянно пожала плечами. - Там я понимала:  вот
мы ушли, вот вернулись, ну  как  будто  видик  выключили,  а  потом  опять
включили с того же места. А если мы никогда не вернемся?
     Объяснений Ирины тоже никто до конца не понял, но обстановка  все  же
немного разрядилась.
     Помогла и Наташа, приведшая чисто женский довод.
     - Ну вот представь, ты вышла замуж за иностранца и уехала, в  Америку
или в Израиль. И обратно неизвестно когда приедешь. Расставаться с родными
тяжело,  конечно,  но  ведь  не  смертельно!  Многие  вообще   больше   не
встречаются... Так зато своего рода и плюс есть  -  не  надо,  по  крайней
мере, все время переживать, как там дома без тебя, живы  ли,  здоровы?  До
самой смерти знать будешь, что у них все в порядке.
     Утешение достаточно странное, но ведь не более странное и  абсурдное,
чем все остальное.
     Сама-то Наташа настолько давно жила отдельно от родителей, встречаясь
с ними даже и не  каждый  год,  что  отнеслась  к  случившемуся  спокойно.
Гораздо важнее для нее было, что Дмитрий с  ней  и  нет  больше  опасности
постоянных, на полгода и больше, разлук. Ну  и,  как  уже  говорилось,  ее
по-прежнему влекла перспектива красивой, полной приключений жизни.
     А впервые  оказавшаяся  на  общем  ужине  в  "кают-компании"  Сильвия
радовалась тому, что благодаря столь эмоциональному фону  ее  вхождение  в
здешнее общество  прошло  гораздо  легче,  чем  она  ожидала.  Подчеркнуто
скромно одетая в серо-голубые вельветовые брюки и белую с голубой  клеткой
фланелевую рубашку, совсем без косметики,  гладко  причесанная,  говорящая
по-русски без акцента, она почти не привлекала внимания.
     То есть, конечно, появление нового человека,  тем  более  -  красивой
женщины, да еще и  "соотечественницы"  Ирины  и  новой  подруги  Шульгина,
вызвало благожелательный интерес, но совсем не такой, каким он должен  был
оказаться в других обстоятельствах.
     Сыграло роль и то,  что  Ирина  познакомилась  с  Сильвией  несколько
раньше, когда вместе с ней помогала  Антону  делать  отчет,  дополняя  его
подлинными показаниями аггрианских резиденток, и потом  почти  целый  день
они проговорили на общие для них темы. Сильвия умело изобразила такую  же,
как сама Ирина, рядовую агентессу, так что в итоге Ирина  почувствовала  к
ней симпатию не столько из-за общего  прошлого,  как  из  предстоящего  им
отныне совместного будущего.
     Наташу же  с  Ларисой  Сильвия  без  слов,  одним  только  поведением
успокоила, показав, что точно понимает свое место в  сложившемся  мирке  и
пока не собирается претендовать на что-либо большее.
     В обширной, отделанной  темными  дубовыми  панелями  столовой  быстро
темнело, тем более что грозовые тучи все плотнее  затягивали  небосвод,  и
уже трудно стало различать лица собеседников. Обычная в такое время  суток
и  при  таком  освещении  легкая,  беспричинная  грусть  как-то  незаметно
приглушила более сильные эмоции,  всем  захотелось  отвлечься,  не  думать
больше о том, что все равно непоправимо, а  если  все-таки  обстоятельства
повернутся в лучшую сторону, так и тем более... Кто-то  попросил  включить
свет, но вместо электричества Новиков предпочел поставить на стол и зажечь
толстые свечи в грубых бронзовых шандалах. Стало куда  уютнее,  появилось,
как и хотел Андрей, чувство особенной духовной общности и защищенности  от
внешнего мира.
     Под разнообразные  холодные  закуски  Воронцов  предложил  выпить  по
второй и произнес тост, как бы подводя черту под всем, что было прежде:
     - Дай нам бог сил  изменить  то,  что  мы  можем  изменить,  мужества
пережить то, что  изменить  невозможно,  и  мудрости  отличать  первое  от
второго.
     И только произнеся эти слова, он  сам  услышал  их  как  бы  впервые,
задумался, что  они  должны  значить  теперь,  и  к  тому  моменту,  когда
последняя опорожненная  рюмка  коснулась  стола,  полностью  изменил  свои
намерения. Вместо тех слов, которые он собирался  сказать  и  за  которыми
наверняка последовал бы очередной спор, и не обязательно по  делу,  а  так
ради удовлетворения собственных амбиций, Дмитрий сказал совсем другое.
     - А что, господа, не надоело ли нам это крепостное сидение? Все  одно
и то же, все в тех же стенах. Не  пора  ли  проветриться?  Я  тут  намедни
местечко одно присмотрел - для шашлыков изумительное. По-моему,  с  самого
начала мы на природе в полном составе  не  отдыхали.  Заодно  и  поужинаем
по-человечески... Тем более что и тучи вроде расходятся...
     - Что, прямо сейчас?
     - Именно. Долго ли собраться?..
     На самом деле, не прошло и часа, как, загрузив в рюкзаки и сумки все,
что    требуется    для    непритязательного    пикника,    соответственно
экипировавшись, по-студенчески шумная компания вывалилась из  ворот  Замка
и, прогремев шагами по легкому подвесному мосту, погрузилась в  окружавшую
высокие стены осеннюю темноту.
     Предводительствующий Воронцов включил мощный аккумуляторный фонарь и,
громко предупреждая о неровностях рельефа, повел свою  команду  в  сторону
гудящего прибоем берега.
     Место он  действительно  отыскал  отменное  -  густая  сосновая  роща
вплотную примыкала к каменистому пляжу,  мачтовые,  почти  совсем  как  на
Валгалле, сосны окружали небольшую полянку,  по  краю  которой  журчала  и
серебрилась под лучом света прозрачная мелкая речушка. Гул  набегающих  на
берег волн смешивался с шумом ветра в невидимых кронах деревьев.
     И никакой проблемы с дровами для  костра  -  вся  земля  вокруг  была
усыпана до звона сухими сучьями и огромными, в два кулака шишками.
     Еще через полчаса на  поляне  пылало  сразу  два  костра  -  в  целях
скорейшего получения нужного количества угольев, а также и  для  освещения
фронта работ. Берестин, Левашов и Новиков собирали и стаскивали в кучу все
новые и новые охапки дров - сухая сосна  горела  со  скоростью  соломы,  а
пикник намечался долгий;  женщины  накрывали  стол  на  большом  полотнище
брезента. Второе полотнище натянули сверху - на случай дождя. Воронцов  же
с Шульгиным занялись самым ответственным делом -  приготовлением  шашлыка.
Если имеется парное мясо совсем молоденького барашка, хорошее сухое вино и
необходимые приправы, процесс занимает совсем немного времени, но  требует
тщательности и своего рода таланта. Ибо настоящий шашлык - совсем не то же
самое, что поджаренная на углях баранина.
     Присев на теплый валун за пределами освещаемого костром пространства,
глядя на веселую суету друзей, Новиков в очередной раз не мог  не  оценить
воронцовского экспромта. В том, что  имел  место  действительно  экспромт,
Андрей не сомневался,  он  наблюдал  за  лицом  Дмитрия,  видел,  как  тот
колеблется, собираясь сказать нечто  неожиданное,  и  даже  готовился  его
прервать, слишком уж  неустойчива  была  общая  атмосфера,  и  легко  было
вызвать новую волну неконтролируемых негативных  эмоций.  Вот  что  значит
врожденный талант, никогда человек  не  изучал  тонкостей  психологии,  но
интуитивные его решения почти всегда  безукоризненны.  Неплохо  бы  теперь
выяснить, что же он все-таки собирался сказать...
     И все же Андрей решил не думать сейчас на "служебные" темы.  В  конце
концов, сам он тоже не железный, и тоже, имеет право хоть сегодня сбросить
с себя так называемую ответственность. Хоть до утра забыть обо  всем,  как
следует выпить и  закусить,  повалять  дурака,  непринужденно  пошутить  с
девушками, вспомнить к случаю пару анекдотов.
     Кстати, тыщу лет никто в  этой  компании  не  рассказывал  анекдотов.
Плохой, между прочим, признак. Немедленно нужно выдать что-нибудь смешное,
и желательно поглупее.
     - Леш, ты гитару не забыл? - окликнул  Берестина  Воронцов,  закончив
раскладывать вод малиново пылающими углями шампуры и вытирая разгоряченное
лицо.
     - Как можно...
     - Да я тут вспомнил один текст,  подходящий  к  случаю.  Пока  шашлык
доспевает, можно изобразить...
     - У Андрея хлеб отбиваешь?
     - Куда уж мне. Я так, по-любительски...
     Пока Воронцов настраивал на  свой  вкус  гитару,  Шульгин  разлил  по
объемистым серебряным чаркам  почти  черное  греческое  вино,  терпкое  от
виноградной смолы и растертой в порошок коры старых лоз.
     - Дураки мы все, братья и сестры, - меланхолически заявил он и тут же
пояснил свою мысль: - Не ценили на Валгалле своего счастья. Сколько  таких
ночей зря пропустили...
     - Ничего, - утешил его Берестин, - еще не вечер.  И  такие  будут,  и
лучше, ежели...
     - Что - ежели?
     - Ежели дураками больше не будем...
     - Да-а, зверски  тонкая  мысль.  Эрго  -  бибамус!  [следовательно  -
выпьем! (лат.)]
     Воронцов обычно избегал петь перед публикой, особенно  в  присутствии
гораздо более сильных исполнителей, как, скажем, Новиков, но слух  у  него
был неплохой, да и  голос  вполне  подходящий,  чтобы  в  разгар  сурового
мужского застолья заставить  умолкнуть  и  пригорюниться  самых  крутых  и
громогласных.
     Подобрав ритм и тональность к уже звучащим внутри и рвущимся на  волю
словам, он начал низко и угрожающе:

                          Кончено время игры,
                          Дважды садам не цвести,
                          Тень от гигантской горы
                          Пала на нашем пути.

                          Область унынья и слез -
                          Скалы с обеих сторон
                          И оголенный утес,
                          Где распростерся дракон.

                          Острый хребет его крут,
                          Вздох его - огненный смерч, -
                          Люди его назовут
                          Сумрачным именем: Смерть.

                          Что ж, обратиться нам вспять,
                          Вспять повернуть корабли,
                          Чтобы опять испытать
                          Древнюю скудость земли?

                          Нет, ни за что, ни за что!
                          Значит, настала пора,
                          Лучше слепое Ничто,
                          Чем золотое Вчера!

                          Вынем же меч-кладенец,
                          Дар благосклонных наяд,
                          Чтоб обрести наконец
                          Неотцветающий сад.

     Тишину, наступившую после  того,  как  смолк  долгий  звон  последней
струны, нарушил Шульгин.
     - Здорово... Это ты сам сочинил?
     Новиков   громко   хмыкнул,   а   Наташа    рассмеялась.    Не    над
необразованностью Шульгина, а от радости, что Дмитрий и здесь оказался  на
высоте, показал, что не уступит Новикову и  на  его  поле.  И  не  слишком
почитаемый ею Гумилев пришелся сейчас очень и очень к месту.
     Новиков же, в очередном озарении, не слишком, впрочем,  гениальном  -
отгадка лежала почти на поверхности, понял, что  задумал  и  о  чем  хотел
сказать Воронцов. Впрочем, что значит - на поверхности? Чтобы восстановить
ход мысли Воронцова, Андрею пришлось вспомнить некоторые ранние  беседы  с
ним на общеисторические темы, намеки Антона, да вдобавок сопоставить стихи
Гумилева с одной сценой из почти всеми забытого романа.
     Андрей одобрительно кивнул Воронцову и показал ему сложенные  кольцом
большой и средний  пальцы.  А  теперь  пусть  думает,  к  чему  этот  знак
относится: к песне или...
     Пикник же на самом деле удался  на  славу.  Казалось  бы,  все  давно
пресытились  и  чудесами,  и  приключениями,  любой  мыслимой  роскошью  и
неограниченным выбором самых экзотических блюд и напитков, а вот поди ж ты
- оказывается, звездного неба над головой, тепла и света костра, душистого
мяса, запиваемого дешевым вином, и разговоров, и песен под  гитару  вполне
достаточно, чтобы вновь ощутить себя молодыми, способными довольствоваться
столь малым, и вспомнить,  что  жизнь  и  вправду  хороша  сама  по  себе,
несмотря ни на какие "привходящие обстоятельства".
     Лариса, тоже давно забыв о своем недавнем срыве,  подбила  женщин  на
ночное купание в океане, и все согласились, даже Сильвия, самая молчаливая
и будто бы настороженная.
     - И чтоб не подсматривать! - крикнула Лариса, скрываясь в  темноте  и
на ходу начиная раздеваться.
     - Только смотрите, как бы нас не похитили... - игривым тоном добавила
Наташа.
     - Слушай, смех смехом, а как тут насчет  акул?  -  спросил  Воронцова
Новиков.
     - Не должно. Здесь мелководье, опять же речка  пресноводная  впадает,
но вообще надо предупредить, чтобы за отмель не заплывали.
     Когда он вернулся, проведя необходимый инструктаж, Шульгин  предложил
добавить по стопарику, пока бабы не мешают.
     - А то они когда-нибудь тебе мешали...
     - Не в том суть. Просто так положено. Они отвернулись, а мы раз  -  и
все...
     - Ну разве что положено...
     - И вообще, мужики, - сказал Воронцов, прислушиваясь к доносящимся  с
берега  крикам,  взвизгиваниям  и  смеху,  -  чтобы  со   всякими   такими
разговорами завязывали.  Хватит  философий  и  мировых  проблем.  Затянули
девушек в наши заварушки, так извольте хоть создать им подходящую жизнь.
     - А то она у них не подходящая, -