ись по стертым чуть не до половины грязным
мраморным ступенькам в сводчатый зал ресторанчика, тот самый, где через полсотни
лет помещался пивной бар "Гамбринус", не имевший, кстати, ничего общего с
настоящим "Гамбринусом", описанным Куприным.
    По причине раннего времени, кроме них, в зале оказалось всего трое
посетителей, пивших водку и нещадно дымивших контрабандным турецким табаком в
дальнем углу.
    Сашка привычно напрягся. Слишком целенаправленно, как ему показалось,
Славский шел именно к этому заведению. Здесь вполне могла ждать засада. Но не
беда, с четырьмя он справится голыми руками, не придется и пистолет вынимать, а
обстановка зато сразу прояснится.
    Привычно, словно бывал здесь каждый день, Славский движением пальца подозвал
официанта.
    - Ну-с, любезнейший, что у вас есть?
    - Все! - с великолепной уверенностью ответил остроносый человечек с жидкими
усиками.
    - Тогда угощайте...
    Не прошло и трех минут, как на столе появилась тарелка с крупными
креветками, тарелка с золотыми здоровенными кефалями горячего копчения (здесь
все ели кефаль, как через полвека - мороженого минтая. "Шаланды, полные кефали"
- помните?), несколько ломтей хлеба, две высокие, с выщербленными краями кружки
пива и бутылка местной водки с подмокшей синей этикеткой.
    Шульгин, вернее, в данном случае Ричард Мэллони смотрел на все это с
некоторым изумлением.
    - По-русски слово "все" обозначает именно такой ассортимент блюд?
    Славский довольно рассмеялся.
    - Вот именно. Ничего другого здесь исстари не подают. Зато ручаюсь - и
"рачки", как здесь говорят, и рыба совершенно изумительны. Вы попробуйте,
попробуйте...
    Тут бывший гусар не солгал. И креветки, и рыба, и даже водка оказались
чрезвычайно вкусны.
    В немалой мере потому, наверное, что море у Одессы было совершенно чистым,
несколько лет в него не попадали ни промышленные отходы большого города и порта,
ни остатки нефти из топливных цистерн боевых кораблей.
    Сашка ел, пил, поддерживал разговор и одновременно продолжал размышлять, чем
именно его все сильнее и сильнее настораживает господин Славский, что в нем не
так, не по сюжету.
    А чувство несоответствия было вполне отчетливым, так, бывает, раздражают
американские фильмы, построенные по совершенно чуждым русской натуре канонам. И
событийный ряд развивается совсем не в ту сторону, и поступки героев неадекватны
ситуации. Вот и сейчас...
    Предположим, что Славский действительно бывший кавалерийский офицер, позднее
- эмигрант, авантюрист, искатель приключений.
    Это может быть правдой, манера говорить и держаться весьма соответствует
легенде.
    Тогда непонятно, в качестве кого и зачем он опекает фон Мюкке. Что не со
стороны югорусской контрразведки - очевидно. Работает на ГПУ? Тоже как-то
маловероятно, без санкции Агранова осуществлять операции на чужой территории
бывшая ЧК вряд ли стала бы, а ни о чем подобном собственная агентура Шульгина в
Москве его не информировала.
    Поверить в то, что осевшие в Берлине и Париже эмигранты имеют свой интерес в
Югороссии, также сложно. По имеющимся данным, те, кто по каким-то причинам до
сих пор не вернулись на родину, собственной политической структуры с независимой
политикой не имеют.
    Да и работать на разношерстную русскую эмиграцию в то время, когда нет
никаких препятствий к тому, чтобы вернуться домой и неплохо здесь устроиться,
тоже странно, не похоже на такого, как Славский, человека.
    Разве что платят ему столько, что можно забыть и о патриотизме, и о долге
офицерской чести.
    Платят исключительно за прикрытие и обеспечение деятельности немца?
    Тогда задача, стоящая перед некстати раненным капитаном, весьма и весьма
ответственна.
    А ему, Шульгину, удалось почти случайно, но сразу оказаться в центре
завязывающейся интриги чуть не мирового уровня?
    Если это не рука судьбы, то крайне удивительная игра случая.
    - Сегодня под вечер к нашему капитану должен приехать для консультации
профессор Гронфайн, крупнейшее в Одессе светило невропатологии. Я уже
договорился. Если его диагноз будет обнадеживающим... - Славский замялся, словно
колеблясь, говорить ли дальнейшее или нет.
    Шульгин ему помогать не стал, полностью увлеченный высасыванием нежного
розового мяса из тельца креветки.
    - Так вот, если фон Мюкке сможет в ближайшее время встать на ноги, не
согласитесь ли вы сопроводить его до Стамбула, раз уж все равно собираетесь
направиться в ту сторону?
    "А вот это уже интересно, - подумал Сашка. - Меня все же решили ввести в
игру, хотя пока и втемную".
    - Если речь идет о том, чтобы сопроводить, отчего же и нет?
    - Хорошо. Тогда возьмем билет на поезд до Софии, там пересядем на Восточный
экспресс, и через двое суток мы в Стамбуле.
    - А зачем? - наивно спросил Шульгин.
    - Что "зачем"?
    - Зачем такие сложности? Не совсем оправившемуся от тяжелой раны человеку
гораздо удобнее сесть на пароход прямо здесь и без пересадок, без вагонной
тряски на следующий день оказаться в столице Блистательной Порты.
    Славский посмотрел на него несколько даже сожалеюще.
    - Вы же бывалый человек. Должны бы понять, что после всего уже случившегося...
Враги у господина фон Мюкке - люди серьезные. Выследить и перехватить его в
Одессе, на пароходе, при прохождении паспортного контроля в Стамбуле для них
несложно. Но если мы погрузим его в вагон на носилках и с билетом до Берлина,
интерес к нему будет потерян. Он опасен своим врагам только живой, здоровый и
здесь, в России.
    - Нет, положительно, приключения меня преследуют помимо моего желания. Даже
там, где рассчитываешь совершенно на другое. Знаете что, милейший... оберст?
    - Увы, всего лишь ротмистр. Я же говорил. Майор по-вашему. Так что?
    - А вы можете гарантировать, что меня самого не разыскивают все ваши местные
спецслужбы, официальные и неофициальные? Если бы вы, положим, устроили подобные
беспорядки со стрельбой в центре Лондона или Эдинбурга, не думаю, что
королевская полиция отнеслась бы к такой эскападе благосклонно. Фамилия моя им
известна...
    - А вот этого можете не опасаться, господин Мэллони. Мы уже позаботились.
Все, кого это может интересовать в Севастополе, уверены, что вы отбыли по
назначению и сейчас давно уже пересекли границу Совдепии.
    "Так, - сообразил Сашка, - то, что он вполне небрежно, не задумываясь,
сказал не РСФСР, а Совдепия, само по себе ничего не значит, это только
Кадочников в "Подвиге разведчика" не мог себя заставить поддержать тост за
победу германского оружия, а вот сообщение о том, что они в состоянии
организовать убедительную "дезу" в отношении моего маршрута, кое о чем говорит".
    - Ну-ну, господин Славский. Ваша предусмотрительность прямо-таки поражает.
Здесь курят?
    - Разумеется.
    - Тогда я закурю, - он аккуратно обрезал кончик сигары, тщательно ее зажег.
Славскому же не предложил. - Вы упоминали о своем классическом образовании?
Помните Аммиана Марцеллина: "Когда человек много страдает - утешением ему служит
целесообразность тех причин, из-за которых он страдает"?
    Во имя чего должен страдать и рисковать своей пусть не жизнью, пусть лишь
репутацией, я? Я уже говорил, впрочем не вам, нашему немецкому другу, что всегда
помогу европейцу, встреченному на тропах Африки или в южноамериканской сельве. Я
помог вам, пусть не в джунглях, пусть в трущобах вашей страны. Но вы хотите
большего, не так ли? А это уже совсем другая тема. Как-то я помогал вождю одного
тайского племени против другого вождя, кажется, из племени мяо. За это я получил
право беспрепятственно вести изыскания в поглощенном джунглями городе Ангкор.
Изыскания были успешными...
    Казалось, Славский удивлен словами новозеландца.
    - Вот как? А вы мне показались бескорыстным искателем приключений вроде
доктора Ливингстона.
    Шульгин отрывисто и, как он надеялся нагло, рассмеялся.
    - Вы знаете, сколько стоит не то чтобы организация полноценной экспедиции
сроком на год-другой, а просто билет на пароход в каюту 1-го класса от Окленда
до Бомбея, потом из Бомбея в Кейптаун, а оттуда хотя бы в Рио-де Жанейро? Только
билет...
    Славский забарабанил пальцами по столу, потом закурил собственную папиросу.
    "Думай, паренек, думай, - веселился Сашка. - За право проникнуть в ваши
тайны вы мне еще отстегнете неслабый кербеш. А как же? Не я же у вас должен
информацию покупать".
    В то же время он решил, что партия приобретает до чрезвычайности занудливый
характер. Как если бы утомленный карлсбадским турниром гроссмейстер решил не
идти на обострения в легкой партии с крепким мастером и ввязался в нуднейшую
позиционную борьбу за лишнюю пешку или качество.
    А ведь это даже не угроза проигрыша, это просто скучно.
    Значит, необходимо встряхнуться и резко обострить игру.
    - Эти приятные молодые люди, - указал он кивком головы на компанию активно
выпивающих и закусывающих молдаванских или пересыпских жлобов, - ваша группа
прикрытия? Вы меня по-прежнему опасаетесь или ждете возможного эксцесса со
стороны?
    - Да что вы, господин Мэллони! Зачем так грубо? Если мне и потребуется
прикрытие, вы его гарантированно не увидите. Мы же не дилетанты...
    - Приятно слышать. Так что вы скажете в ответ на мой вопрос?
    Славский развел руками.
    - О какой сумме вы думаете?
    - Адекватной вашей заинтересованности в моих услугах. Если жизнь и здоровье
вашего друга стоят меньше тысячи фунтов - говорить вообще не о чем. Если он вам
дорог и вы хотите, чтобы он благополучно прибыл в Стамбул с моей помощью - эту
сумму следует утроить...
    - Да-а... Вы высокого мнения о цене своих услуг. - Славский сделал лицо
человека, внезапно узнавшего, что чудотворные иконы изготавливаются в мастерской
захолустного монастыря вечно пьяным и не несущим ни малейших признаков
благочестия богомазом. - А если подойти к проблеме иначе?
    - То есть?
    - То есть вы нам поможете из чисто альтруистических побуждений, которые так
близки вашей натуре. Заодно и за то, что МЫ вам поможем беспрепятственно выехать
из страны, в которой весьма суровые законы, почти - законы военного времени. И
очень просто может случиться так, что проблемы у вас возникнут очень и очень
серьезные. Шульгин удивился.
    - Независимо от судьбы вашего друга?
    - Если вопрос встанет так, как вы предлагаете, то, возможно, и независимо.
Просто это будут две разные проблемы...
    - Хорошо, господин Славский. Очевидно, мне придется еще раз подумать. Я
понимаю, что вы, очевидно, читали лорда Пальмерстона.
    - Это вы насчет того, что нет ни врагов, ни друзей, а есть только интересы?
- Славский проявил гораздо большую эрудицию, чем Шульгин от него ожидал, исходя
из легенды. В кавалерийских училищах Пальмерстона не проходят. Но это ничего не
меняло.
    - В данном случае я имею в виду другое высказывание: "Как тяжело жить на
свете, когда с Россией никто не воюет" Он, очевидно, встречался с людьми,
подобными вам по характеру. Такие, как вы, бывают сговорчивее в условиях
назревающей катастрофы...
    С удовлетворением Сашка увидел на лице собеседника почти незамаскированную
гримасу самодовольства.
    - При всем к вам уважении, сэр Ричард...
    - Достаточно. Я больше не испытываю удовольствия от общения с вами.
Позвольте откланяться. - Шульгин встал и бросил на мраморную столешницу вчетверо
сложенную врангелевскую сторублевку. - Надеюсь, этого достаточно, чтобы покрыть
ваши расходы...
    - Да подождите же, подождите. Скажите наконец, чего вы хотите на самом деле?
    - Только одного. Знать, в какую авантюру вы меня уже втянули и чего хотите
еще. Может, все-таки раскроем карты? Хотя бы здесь, без свидетелей?
    Славский улыбнулся как-то очень двусмысленно.
    - Вы и вправду уверены, что хотите знать ВСЮ правду? Не боитесь, что знание
не сделает вас свободным, а совсем даже наоборот? Есть ведь вещи, относительно
которых благоразумный человек предпочитает оставаться в неведении...
    - Эмерсона я тоже читал. И не согласен с ним...
    - И все же подумайте. Приличный заработок без особого риска, или...
    - Вы что, господин Славский, лакея себе нанимаете? За такие предложения в
цивилизованных странах вызывают на дуэль, а в вашей стране, насколько я знаю,
допустимо и просто дать в морду...
    Шульгин выразительно пошевелил пальцами, потом сжал их в кулак. Допил
стоявшую перед ним рюмку водки, щелкнув зажигалкой, прикурил погасшую сигару,
встал.
    - Окончательный разговор состоится сегодня вечером. После того, как больного
посетит ваш профессор. Затем я не буду считать себя связанным чувством долга.
Хотя бы и врачебного.
    Шульгин вышел из "Гамбринуса" как истинный британец, твердым размеренным
шагом, с прямой спиной и высоко поднятой головой. Выстрела в спину он не
опасался.
    Держа в памяти примыкающие к Дерибасовской проходные дворы и переулки, сразу
от крыльца свернул направо, еще раз направо и растворился между грязными,
обшарпанными, окруженными крытыми галереями, воняющими чадом керосинок и жареной
рыбой домами быстрее, чем Славский пришел в себя и кинулся следом.
    Туман упал еще гуще, чем в то время, когда они спускались в кабачок, поэтому
Шульгину даже не требовалось проверяться по всем правилам оперативной работы.
    Уже метров за десять все тонуло в сероватой мути, а звук шагов по брусчатке,
напротив, слышен был куда отчетливее. Здесь литая каучуковая подошва его ботинок
давала дополнительные преимущества перед кожаными, на гвоздях подметками сапог
Славского или до сих пор распространенными в Одессе деревянными "стукалками".
    Спустившись дворами до Пушкинской, Сашка покурил у выходящего на улицу окна
на площадке второго этажа солидного доходного дома, ожидая, не проявится ли
вдруг в поле зрения подозрительная фигура.
    Ничего заслуживающего внимания не увидел и, выйдя черным ходом, неторопливо
направился к Французскому бульвару.
    Ему, вообще-то, светиться не хотелось ни перед кем, но ситуация заставляла.
    Сутки, максимум двое он мог еще в нормальном режиме играть свою роль перед
фон Мюкке и Славским, а потом должен был наступить кризис.
    Так лучше организовать его сейчас и под собственным контролем.
    Губернское управление контрразведки располагалось в белом двухэтажном здании
наискось от памятника Дюку.
    На всякий случай Шульгин подождал еще минут пятнадцать, сидя на парапете в
начале Потемкинской лестницы.
    Ни одного человека, похожего на филера, он за это время не обнаружил. Те,
кто проходил мимо, вдоль бульвара, вверх или вниз по лестнице, либо вообще не
обращали на него внимания, поглощенные собственными проблемами и мыслями, либо,
наоборот, смотрели на неуместного здесь господина с чересчур уж откровенным,
дилетантским, можно сказать, интересом.
    Нет, слежки не было, да и не могло быть по определению. Это все же 21-й год,
а не последняя треть века. Здесь "по-нашему" работать просто еще не умеют.
    Начальник управления, сорокалетний полковник с худощавым умным лицом, по
счастью, оказался на месте. После того как Шульгин назвал ему пароль высшей
категории, разговор у них состоялся весьма содержательный и плодотворный.
    Полковник Максин Владимир Иванович давно уже скучал без интересного дела,
отчего и принял проект Шульгина не просто по обязанности, а с истинным
удовольствием.
    Рассчитывая, между прочим, и на полезные для себя лично последствия,
поскольку в тех условиях должность у него была тупиковая. На ней можно просидеть
и десять лет, и больше, до самой отставки, а неожиданный посетитель без всяких
околичностей намекнул на совсем другие возможности.
    По дороге от контрразведки к площади рядом с цирком Чинизелли, где
помещалась биржа извозчиков, берущих седоков в Аркадию, станции Фонтанов и
дальше по хуторам, с ним случилось забавное приключение.
    Для него забавное, любому же мирному обывателю Одессы - более чем
неприятное.
    Когда он не торопясь шел мимо Александровского парка и как раз остановился,
чтобы прикурить, из тумана вдруг выступили два молодых человека весьма
цивилизованного вида, скорее всего принадлежавших в свое время к "приличным"
слоям общества.
    Это чувствовалось и по их опрятной одежде, и по манере разговора. Один из
них наверняка был крещеным евреем, обучавшимся в коммерческом училище или
гимназии Файга, второй - несомненно русский.
    - Огоньком не позволите одолжиться? - спросил первый, в надвинутой на глаза
английской кепке с хлястиком, протягивая к Шульгину руку с зажатой между
пальцами папиросой.
    - Почему нет? - совершенно по-одесски ответил Сашка вопросом на вопрос и
вновь откинул крышку зажигалки. Парни по очереди прикурили, переглянулись и
вежливо поблагодарили.
    - О чем речь, не стоит, - здесь Шульгин не считал нужным коверкать язык, а
что касается до его заграничного вида, так уж где-где, а в черноморском Марселе
одеждой никого не удивишь.
    Кивнул, повернулся и сделал первые шаги, как вдруг его снова окликнули.
    - Да?
    - Вы, простите, далеко ли направляетесь? Мы так поняли, что вы не местный?
    - Да уж... - Шульгин не испытывал иллюзий по поводу своего московского
произношения, которое никак не походило на одесское. Точнее - "одеское", с одним
"с" и специфической тональностью. - Не слишком далеко. Примерно до Привоза. А
что?
    - Ничего такого. Но вы, возможно, слышали, что в Одессе сильно грабят. На
пути от парка до Привоза с вас непременно снимут вашу шикарную заграничную
курточку...
    - Так уж непременно? - растерянно улыбнулся Сашка.
    - С вас - непременно. Лицо у вас такое... располагающее. А вам ведь все равно,
где вас разденут? Как вы думаете? Так лучше снимите вашу курточку здесь. Если
хотите - выньте из карманов все, что вам нужно, кроме денег. А деньги, если
есть, отдайте нам тоже... - Парень ловким и совершенно неуловимым со стороны
движением выбросил из рукава длинную, со вкусом сделанную, великолепно
отполированную и даже на вид очень острую финку.
    Шульгину стало весело. Давно на него так нагло и в то же время интеллигентно
не наезжали.
    Да, пожалуй, и никогда. Разборки в старых московских переулках в ранние
шестидесятые обставлялись, наоборот, нарочито грубо, по-блатному, хотя бы и
участвовали в них мальчики из хороших семей.
    И вдобавок данная коллизия слишком буквально напомнила ему что-то читанное в
молодости как раз об Одессе и об этом времени. Возможно, у Катаева. Стандартный,
стало быть, приемчик. Или - нынешние режиссеры этой сцены читали ту же книгу.
    - Нет, ну вы, господа, как-то даже не оставляете выбора. Неужели у вас в
бывшем вольном городе все такие?
    - Не все, но многие. Поторопитесь, любезнейший. Бандиты с Молдаванки и
Станички вообще не дали бы вам права голоса...
    - Жалеть потом не будете?
    - О чем, папаша? - раздраженно-презрительно протянул второй грабитель.
Похоже, ему начало изменять терпение, а интеллигентский прикид долго держать он
не привык.
    - О неразумии своем, об отсутствии физиономических способностей. В гимназии
небось учились, книжки читали, а Козьму Пруткова не помните. Он как говорил: не
все стриги, что растет...
    С этими словами Шульгин изобразил свой коронный трюк.
    Спокойно (но в совершенно ином темпоритме) взял из рук налетчика финку за
середину клинка, а свободной рукой закатил ему обыкновенную оплеуху, от которой
тот отлетел к зеленой изгороди сада и упал на карачки. После чего приставил
острие ножа к горлу оставшегося.
    - Где твоя? Доставай...
    "Налетчик", а скорее всего обычная "сявка", решившая попытать счастья по
схеме настоящих молдаванских бандитов, испуганно зыркая глазами, предъявил свою
финку, чуть попроще, но тоже неплохую.
    Наверняка безработные лекальщики с завода имени Январского восстания
старались, из лучшей инструментальной стали вытачивали.
    Без всякой злобы, скорее соблюдая ритуал, Сашка рывком развернул его на 180
градусов и от души пнул мягкой каучуковой подошвой в копчик.