ться.  В  обоих
смыслах. - Катранджи помолчал, глядя на все мрачнеющий  горизонт,  потом
добавил:
   - Но и лишнего брать  не  нужно.  Отчет  с  вас  я  рано  или  поздно
потребую. Да и вообще, раз вы так сроднились с  Востоком,  -  миллиардер
добродушно растянул толстые губы в улыбке, - советую не забывать здешнюю
поговорку:
   "Ид-диния зай хъяра  -  йом  фи-идак,  йом  фи-тизак...   Вам перевести?
   - Не нужно, я все понял.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Девятичасовый  полет  от  Тель-Авива  до  аэропорта  "Ла-Гуардия"   в
Нью-Йорке прошел нормально.
   Взлететь удалось до начала войны, ни грозовых фронтов  по  дороге  не
встретилось,  ни  террористов  среди  членов  делегации  не   оказалось.
Розенцвейг   так   грамотно   все   обеспечил   и    Тарханова    хорошо
проинструктировал, что инженеры и бизнесмены принимали его за одного  из
охранников, а охранники, наоборот, за члена делегации,  причем  довольно
высокопоставленного.  В  результате  он   в   одиночку   занимал   целый
четырехместный полуотсек в хвостовой части реактивного "Юнкерса" и никто
всю дорогу его не напрягал попытками нежелательного общения.
   Он  с  удовольствием  позавтракал  и  пообедал,  запивая  не  слишком
аппетитную  воздушную  еду  вполне  приличным  вином  за   счет   фирмы.
Просмотрел предложенные стюардом газеты, половина из которых  предрекала
не просто очередную арабо-израильскую стычку,  а  полномасштабную  войну
чуть ли не по всей "дуге нестабильности" от Индостана до  Мавритании,  а
остальные уповали на то, что вмешательство Великих  держав  в  очередной
раз пригасит тлеющий бикфордов шнур.
   Сам Тарханов склонялся к некоему среднему варианту. Постреляют  через
границы, как уже не раз бывало, немного побомбят  друг  друга,  египтяне
попытаются в очередной раз форсировать Суэцкий канал, после чего  затеют
очередную конференцию по урегулированию спорных вопросов.
   Но в данный момент это Сергея не волновало. Если бы он оставался там,
готовил бы, конечно, свой батальон - к серьезным боям, а раз он здесь  -
нужно исходить из ситуации. Как говорится - ни от чего не отказывайся  и
ни на что не напрашивайся.
   Он с удовольствием  выкурил  бесплатную  сигару  и  оставшуюся  часть
времени посвятил изучению театра предстоящих действий.
   То есть карты города  Нью-Йорка  и  окрестностей.  Память  у  него  с
детства  была  хорошая,  а  долгие  тренировки  в  училище  сделали   ее
фотографически точной. Ему  достаточно  было  того  времени,  что  горит
обычная бензиновая зажигалка, чтобы изучить,  накрывшись  плащ-палаткой,
"трофейную" карту с нанесенной обстановкой,  а  потом  через  сутки  или
больше воспроизвести ее на чистом листе со всеми подробностями.
   За  допущенные  ошибки   наказывали   строго,   справедливо   поясняя
нерадивому  юнкеру,  что  не  там  поставленный   значок,   обозначающий
вражеские батареи или минные  поля,  будет  стоить  десятков  или  сотен
жизней твоих товарищей.
   Поэтому  через   три   часа   Тарханов   был   уверен,   что   сможет
ориентироваться в городе почти свободно.
   Если бы ему еще дали фотоальбом с перспективным изображением основных
магистралей и мостов...
   Но, за неимением гербовой, будем писать на клозетной.
   Затем он предался размышлениям о будущем, поглядывая в  иллюминаторы,
где справа на пределе видимости сверкали ледники  Гренландии,  а  слева,
чуть склоняясь к горизонту, неподвижно висело неяркое зимнее солнце.  Он
впервые  летел  с  востока  на  запад  на  самолете,  скорость  которого
совпадала со скоростью вращения Земли, и  вид  остановившегося  в  одной
точке небосвода Солнца несколько удивлял.

***

   ... Человек, который  ждал  его  в  Нью-Йорке,  должен  был  передать
Тарханову новый российский  паспорт,  сообщить  очередные  инструкции  и
обеспечить безопасное возвращение  домой.  В  качестве  рабочей  легенды
Сергей избрал имя и биографию своего давнего приятеля, поручика  Арсения
Неверова, с которым они вместе  заканчивали  военное  училище,  а  потом
полтора года служили в одном полку.
   Арсений пропал без вести в Черном море, катаясь во время  отпуска  на
виндсерфе. Утонул, конечно, попав в неожиданный и скоротечный шквал,  но
ни его самого, ни плавсредство так и не нашли. Прошло с тех пор уже семь
лет, близких родственников у Неверова, кажется, не осталось,  в  училище
он попал из  кадетского  корпуса  для  сирот  и  был  поэтому  идеальным
объектом для подмены.
   Да вдобавок имелось у них и некоторое внешнее сходство  -  одинаковый
рост, телосложение, цвет волос и глаз. Что неудивительно - во  время  их
учебы тогдашний начальник училища, генерал-майор Гальцев, при конкурсном
отборе  кандидатов  в  юнкера  при  прочих   равных   условиях   отдавал
предпочтение выраженным типам кубанских, терских и донских казаков.
   И по учебным ротам распределял по тому же принципу,  отчего  парадный
строй училища напоминал о временах царской еще гвардии, где  полки  тоже
комплектовались почти что близнецами: Преображенский - рослыми курносыми
блондинами. Семеновский - коренастыми брюнетами с одинаково закрученными
усами, а лейб-гвардии Атаманский как раз во вкусе  генерала  Гальцева  -
стройными смугловатыми шатенами с карими или серо-голубыми глазами.
   Потом, правда, генерал ушел, по выслуге лет, в отставку,  и  традиция
поломалась, но за пятнадцать лет своей  деятельности  он  успел  здорово
унифицировать  фенотип  офицеров  горно-егерских  войск,   заканчивавших
Ставропольское училище.
   Конечно, близко знавшего  их  обоих  человека  обмануть  при  близком
общении  вряд  ли  бы  удалось,  но,  с  другой  стороны,  этого  и   не
требовалось. А вот если бы кому-то, кто видел Неверова последний раз  те
же  семь  или  десять  лет  назад,  показали  фотографию  его  нынешнего
воплощения и спросили, он ли это, ответ вполне мог быть утвердительным.
   Имелась и хорошо  документированная  легенда  на  период  от  момента
исчезновения и до настоящего времени.
   А о том, что он будет делать по возвращении в Россию, Сергей пока  не
думал. Как говорится, бой покажет.
   В "Ла-Гуардии" он четко выполнил  все  полученные  инструкции.  Сразу
после прохождения поверхностного паспортного и  таможенного  контроля  в
"зеленом"  зале  для  "гостей  правительства"  и  VIP-персон,   Тарханов
незаметно отстал от группы, якобы бесцельно побродил по залам и галереям
огромного здания, выпил в баре  местного  кофе,  который  ему  резко  не
понравился.
   После густого аравийского, сваренного на песке в медной  джезве,  эту
бурую жидкость с запахом мочалки, да еще и поданную в картонном стакане,
назвать  благородным  именем  мог  только  человек,  начисто  утративший
чувство реальности.
   Потом, ежась от пронзительного ветра с океана,  обошел  по  периметру
привокзальную площадь, постоял, покурил, пряча в кулак сигарету, В  поле
зрения за последние сорок минут ни одного человека, который проявлял  бы
к нему хоть какое-то внимание, он не обнаружил.
   Самолеты в аэропорту взлетали и садились почти непрерывно, и таким же
непрерывным потоком катились к нему и от него автомобили.
   Желтые массивные такси, именуемые здесь  чеккерами,  как  на  подбор,
весьма  архаичных  моделей,  и  настолько  неухоженные  и  избитые,  что
нормальный русский водитель не сел бы за руль подобного  монстра  просто
из самоуважения, группировались на стоянках  перед  терминалами  крупных
авиакомпаний  по  двадцать-тридцать  машин.  Выбрать  из  них  любую  не
составляло труда, но он помнил совет - ловить такси в потоке.
   С этим тоже проблем не  должно  было  возникнуть.  Там  и  тут  среди
красных, белых, синих, черных крыш мелькали желтые.  Он  пропустил  пять
или шесть, потом махнул рукой идущей со стороны города пустой машине.
   Водитель резко затормозил. Распахнул правую дверцу.
   - Садитесь быстро, сэр. Пока никто не увидел...
   Немолодой водитель  с  худым,  утомленным,  каким-то  размытым  лицом
сначала  сдал  метров  на  двести  задним  ходом,  удивительным  образом
ухитряясь не задеть никого в своем и двух ближайших рядах, потом,  точно
выждав момент, развернулся с визгом покрышек и  буквально  втиснул  свою
машину  между  идущими   навстречу   трехосным   автобусом   и   красной
малолитражкой, возмущенно-испуганно засигналившей.
   - На каждой стоянке очередь в полсотни  машин,  -  сообщил  водитель,
когда они в общем потоке  понеслись  к  Нью-Йорку  с  шестидесятимильной
скоростью, - я бы там часа три простоял. Так что  спасибо  вам,  сэр.  А
если бы  вашу  посадку  кто-нибудь  из  них  заметил,  мне  бы  порезали
покрышки. Интересно, почему вы не взяли машину там?
   "Какая тебе разница?" - подумал Сергей, но ответил ч скучающим тоном:
   - Меня должен был встретить приятель, но отчего-то  не  приехал.  Нам
долго ехать до Манхэттена?
   - А куда вам нужно?
   - В Вест-Виллидж. - Тарханов назвал цифры,  обозначающие  перекресток
стрит и авеню на пару номеров меньше требуемого.
   - За час доедем. Это будет стоить тридцать пять долларов. За  посадку
я не возьму, вы ведь тоже меня выручили. А вы что, русский?
   - Нет, я еврей, - немного смущаясь, не привыкнув к своей новой  роли,
ответил Тарханов.
   - Ну и что? Я тоже еврей. Но вы из России? Я же чувствую акцент.
   Пришлось признать, что да, именно оттуда. Не стоит без крайней  нужды
врать таксистам и парикмахерам, они умеют разбираться в людях,  и  явная
ложь их сразу настораживает. И запоминается.
   Легкий  же,   ничем   не   примечательный   разговор   куда   быстрее
выветривается из памяти.  Тем  более  что  этот  пожилой  и  не  слишком
благополучный человек видит за день в своей машине столько людей...
   Разговорились.
   Тарханова удивило странное противоречие в личности  водителя.  Словно
два  человека  в  нем   сосуществовало.   Моментами   прорезалось   явно
местечковое происхождение и четыре класса общеобязательной школы,  а  то
вдруг  проскакивало  нечто  вполне  интеллигентное.  Может,  тоже  мужик
скрывается от Интерпола по серьезному делу, натурализовался почти, а  со
случайным попутчиком разболтался и из образа вышел.
   От  него  Сергей  узнал   кое-какие   последние   новости,   выслушал
квалифицированное  мнение  о  событиях  на  исторической  родине   и   в
заключение совет - если решит господин Гал  по  случаю  войны  больше  в
Израиль не возвращаться, так пусть лучше едет в Россию, а  здесь  ловить
нечего. Так он и выразился.
   - Нашему брату, если при деньгах, конечно, так  там  жить  веселее  и
спокойнее.
   - Отчего же?
   - Потому что там негров и латиносов поменьше. Побываете на Брайтоне и
в Гарлеме, сами поймете...

***

   ... Ходить по лабиринту улиц и  переулков,  именуемому  Вест-Виллидж,
легко только тому, кто хорошо  знает  этот  район.  Это  Тарханов  понял
сразу.
   Карта, а скорее - просто туристская план-схема, которую он  изучал  в
самолете,  не  давала  главного  -  представления  о  реальном  масштабе
местности и о ключевых деталях уличного рельефа. А это очень  затрудняет
ориентировку.
   Но нельзя не признать, что место для контакта  со  связником  выбрано
грамотно.
   Когда машина вильнула с просторной Шестой авеню  вправо  и  Тарханов,
расплатившись, вышел из чеккера, то увидел,  что  и  лежащая  перед  ним
улица, и уходящие вправо и влево переулки  совершенно  пусты.  То  есть,
пусты от людей, пешеходов. Машины здесь  попадались,  но  их  тоже  было
неизмеримо меньше, чем там, где он только что проезжал.
   По  узким  тротуарам,  тянущимся  вдоль  грязных,  запущенных  трех-и
четырехэтажных домов, похоже, не ступала нога человека со времен Великой
депрессии. Правда, непонятно было, откуда здесь в таком  случае  взялось
столько мусора.
   Жить в этих домах, вообще в этом районе Тарханов согласился бы только
под страхом... Чего?
   Обычно говорят - смерти. Глупые люди, не понимающие истинного  смысла
произносимых слов. Им никогда не предлагали подобный выбор,  вот  они  и
болтают.
   Другое  дело,  под  страхом  обвинения  в  невыполнении  приказа   он
согласился бы жить даже и здесь. Но ни в каком  другом  случае.  Слишком
гнетущая атмосфера, на его вкус. Представить  только,  что  каждое  утро
будешь видеть в окно окрестный пейзаж...
   Но какие-то люди здесь  все-таки  живут,  и,  видимо,  ничего  им  не
делается.
   Глубоко засунув руки в карманы слишком легкой для здешней  промозглой
погоды куртки, Сергей,  приволакивая  ноги,  как  смертельно  усталый  и
разочарованный в жизни человек, подошел к условленному месту.
   По-прежнему пусто. Из темных подворотен тянет плесенью  и  застарелым
запахом  мочи,  чуть  дальше,  взгромоздившись  спущенными  скатами   на
тротуар, навеки замер покрытый пылью и пятнами ржавчины, некогда красный
микроавтобус-фургон с выбитыми стеклами.
   Нужный ему дом ничем не отличался от других, только сбоку от  высокой
облупленной входной двери имелась тусклая медная табличка с малопонятной
надписью на идиш. Вернее, совсем непонятной,  поскольку  на  этом  языке
Тарханов мог довольно прилично  изъясняться,  но  из  букв  твердо  знал
только три: "алеф", "бет" и "шин".
   Сергей, как велено было, прошел мимо и посмотрела на часы. Время.
   Дошел до конца  квартала,  постоял  перед  пустым  газетным  киоском,
разглядывая в пыльном стекле витрины отражение двух пересекающихся улиц.
   Считается, что это хороший способ проверить, нет ли за тобой  слежки.
Однако он по-прежнему до конца  не  верил  в  старательно  нагнетавшиеся
Чекменевым шпионские страсти. Считал, что все это так, чистая теория,  в
том  числе  и  могущественный  "Черный  интернационал".   Возможно,   но
малореально.
   Ничего подозрительного он не увидел. Шелестели  по  мокрому  асфальту
автомобили,  изредка  все  же  появлялись  прохожие,  которые   казались
совершенно лишними в  этом  пейзаже.  Отчего-то  по  преимуществу  негры
средних лет и не слишком благополучного облика. Возникали  из  парадного
или из-под арки подворотни, торопливо проходили  сотню-другую  метров  и
снова исчезали в неразличимо одинаковых парадных и  подворотнях.  Или  в
бедноватого вида магазинчиках и забегаловках.
   Все верно, таким и должно  быть  здешнее  существование,  монотонное,
утомительно-бессмысленное. Он вообще никогда  не  считал  САСШ   местом, пригодным для нормальной
человеческой жизни.
   Сергей прошел еще метров пятьдесят вдоль улицы, повернулся, и тут  же
навстречу ему из тупикового, как казалось, никуда не  ведущего  переулка
появился человек в хорошем синем плаще ниже колен, с элегантно  поднятым
воротником, в надетой чуть набекрень и залихватски примятой  широкополой
велюровой шляпе. Очевидно, последний крик здешней мужской моды.
   По его целеустремленности Тарханов догадался, что это и есть  искомый
связник.
   Сергей пошел навстречу, готовясь либо услышать  пароль,  либо,  чтобы
оправдать  свои  действия,  спросить,  как  выйти  на   Седьмую   авеню.
Машинально улыбнулся, чувствуя облегчение. Все  же  в  чужом  городе,  в
полутрущобном районе, с неясными перспективами на будущее, он чувствовал
себя не слишком комфортно. А теперь хоть скажут, что дальше делать.
   - Иван Петрович кланяться...  -  успел  сказать  мужчина,  протягивая
руку.
   Закончить условную фразу он не успел.
   - Сзади! - отчаянно выкрикнул Сергей,  мгновенно  переходя  в  боевой
режим.
   Из подворотни за спиной связника, как черти из табакерки с сюрпризом,
стремительно  выметнулись  два  парня,  каких-то   странно   одинаковых,
низеньких, почти квадратных, одетых  в  грязноватые  комбинезоны  то  ли
водопроводчиков, то ли мусорщиков.
   Тарханов  начал   воспринимать   действительность   как   замедленную
киносъемку. Обычно с этой целью контрпартизаны принимают за  полчаса-час
до решительного дела  пару  таблеток  бензедрина,  резко  увеличивающего
физическую силу и реакцию, но Сергей, по странной прихоти природы,  умел
обходиться без химии. Солидное преимущество, потому что после работы под
бензедрином требовалось отсыпаться не менее суток, иначе человек надолго
превращался в ни на что не годный выжатый лимон.
   Связник тоже имел хорошую реакцию, он резко развернулся на месте,  из
кармана  с  ковбойской  сноровкой  вылетела  левая  рука  с  пистолетом,
удлиненным ребристым глушителем. И тут же из разбитого  окна  брошенного
микроавтобуса раздались легкие, едва  слышные  хлопки.  Как  из  детской
пневматической винтовки, даже еще тише.
   Человек в синем плаще согнулся пополам и начал, медленно садиться  на
асфальт, прямо в зеленоватую грязную лужу.
   Значит, им нужен не связник, а именно и только Тарханов.
   Тут же у него включился автопилот. Все же  четыре  года  в  лучшем  в
России горно-егерском училище и восемь лет службы в ЧОН   сказывались.
   И его учили, и он сам солдат учил, что думать можно и нужно лишь до и
во время тренировок, а в бою думать поздно...  В  том  числе  и  о  том,
разрешается ли местным законами стрельба на улицах неизвестно в  кого  и
почему. И сколько лет тюрьмы за это можно получить.
   Со скоростью спринтера, бегущего стометровку на Олимпийских играх, он
рванулся  вперед,  выхватил  из  руки  падающего  связника  пистолет  и,
разгибаясь, встретил того, кто  бежал  быстрее,  ударом  рукоятки  снизу
вверх под угол правой челюсти. Шагнул назад с  поворотом,  по-матадорски
пропуская второго мимо себя, и от души врезал ему  по  третьему  шейному
позвонку.
   "И вот все об этом человеке", - как любила говорить Шахерезада.
   Главный  же  блеск  маневра  заключался  в   том,   что   Сергею   не
потребовалось больше никаких лишних движений. Он просто по инерции  чуть
довернулся на каблуке, а рука с пистолетом, снеся противника, как кеглю,
выпрямляясь, сама пришла в огневую позицию.
   Стрелявший из фургона не успел просто ничего сообразить  за  резиново
растянувшуюся для Тарханова секунду. Темный  контур  его  головы  так  и
торчал в обрамлении осколков стекол в раме окна.
   "Пом, пом, пом", - защелкал пистолет Первая пуля - в голову, вторая и
третья на две ладони ниже обреза рамы, еще по две левее и правее.
   Разрядив обойму, Тарханов прошил все пространство салона на  полметра
выше пола с интервалами сантиметров в сорок. Сколько бы там ни пряталось
еще людей, по пуле хватит всем.
   Ответных выстрелов не последовало.
   И все. И тишина.
   За пятнадцать секунд схватки в  перспективе  улицы  не  появилось  ни
одной живой души, только показалось Сергею, что за окном третьего  этажа
в доме напротив мелькнуло чье-то белое лицо.
   Если так -  через  минуту  может  последовать  звонок  в  полицию  от
добропорядочного гражданина.  Или  -  продолжение  силовой  акции,  если
гражданин не добропорядочный, а наоборот.
   - Эй, ты жив?
   Связник был жив и  даже  на  первый  взгляд  чувствовал  себя  вполне
прилично. Только на плаще  из-под  широкого  пояса  расплывалось  темное
пятно.
   "Если так кровит, значит,  не  слишком  страшно.  Из  серьезной  раны
столько крови не бывает", - автоматически отметил Тарханов.
   - Жив. Пока. Быстрее, машина там, за углом...
   Тарханов подхватил раненого на руки.
   Пока он тащил его за угол  еще  более  узкого  и  угнетающе  мрачного
переулка, ему в голову пришла неожиданно  пространная  и  философическая
мысль.
   "Всех нас ждет собственное место смерти. Мы знаем, где  родились,  но
не знаем, где умрем. Дома в постели, в ближайшей больнице или на  другом
конце света. Случится это во сне, или в бою, или под колесами  грузовика
на автостраде - неизвестно, но в конце концов это произойдет. Место  для
каждого давно уготовано. Одно-единственное для каждого. Только  никакими
силами не узнать заранее - где оно. Не будет ли моим - вот этот  грязный
тупик в занюханном районе неприятного города... Пронеси, Господи! "
   Тогда, конечно, мысль эта промелькнула почти или вообще без слов,  но
позже, вспоминая, он сформулировал ее именно так.
   За углом действительно стоял низкий синий "По