ч и граф, знавший в свете всех и вся.
   - Нет, ну девочка очень нестандартная... - осторожно ответил Ляхов.
   Салтыков вдруг погрустнел, как это  бывает  у  веселых,  но  выпивших
лишку людей.
   - Запомни, невинная ты душа, за одну улыбочку этой "девушки"  большая
часть сильной половины московского света, включая гомиков и  импотентов,
душу бы черту запродала, а уж как она  тебя  танцевать  позвала...  Это,
командир, полный...
   - Да хватит тебе ваньку валять, скажи, наконец, в чем дело и кто  она
такая?
   Салтыков сделал хитрое, опять же не по-трезвому, а по-пьяному  хитрое
лицо, погрозил Ляхову пальцем.
   - Вот уж нет, ваше высокоблагородие. Сам в седло залез, сам и держись
за луку. А голову на скачке разобьешь - тоже по собственной воле...
   Очевидно, здесь Вадим столкнулся с одной из тех  тайн,  которых  ему,
провинциалу, не знакомому с обычаями старой столицы, понять пока было не
дано.
   Он вернулся на свое место. Незнакомка, ставшая еще более таинственной
после разговора с Салтыковым, продолжала цедить свое шампанское.
   Отставила бокал и спросила:
   - Вы готовы к серьезным эксцессам, полковник?
   - Нет, - искренне ответил Вадим. - Вообще терпеть не могу эксцессов.
   - Тогда возьмите себя в руки,  перетерпите  и  все  закончится  очень
быстро.
   - Что?
   - Сейчас увидите.
   И действительно, не прошло и минуты,  как  к  их  столику  подскочила
совершенно уже невменяемая  поэтесса.  Или  ее  кто-то  из  не  желающих
самостоятельно светиться людей настроил на  агрессию,  или  она,  нюхнув
кокаинчику, сама вышла на этот уровень.
   - Вы... Вы! Зачем вы сюда пришли? Ни один честный человек не в  силах
терпеть ваше присутствие.  Ландскнехт,  опричник.  Убивали  там,  теперь
ищете жертву здесь? Идите, доносите на меня, на  всех  нас!  Орденочками
хвастаетесь, мундиром, руки с карболкой вымыли... Провокатор! Но  мы  не
боимся! Россия освободится от палачей! Но пасаран!
   Это было уже  совсем  смешно.  Лозунг  последнего  в  двадцатом  веке
коммунистического  мятежа,   вполне   бесславно   закончившегося   из-за
внутренних  склок  и  разногласий  лидеров,  звучал  в  богемном  салоне
совершенно не по делу.
   - Заткнись, старая дура, - почти шепотом, так, чтобы, кроме Казаровой
и Вадима, ее никто не услышал,  сказала  девушка,  вставая.  -  Тебя  не
вешать, тебя в Сухумский обезьянник сдать...
   Поэтесса  ахнула,  прижала  руки  к  груди  и   вдруг   картинно,   с
подвыванием, зарыдала.
   - Вы проводите меня, господин полковник? - совершенно спокойно, будто
происходящее ее вообще не касалось, спросила девушка.
   Вадим,  разумеется,  встал,   подал   даме   руку.   Внезапно   вновь
проявившийся из недр дома Салтыков, шутовски  кривя  лицо,  показал  ему
поднятый вверх большой палец.

***

   На заснеженной улице девушку ждала машина с  шофером.  Длинный  синий
"Хорьх" с рядным  двенадцатицилиндровым  двигателем  и  двумя  запасными
колесами в нишах передних крыльев. В обтянутой тисненой  кожей  каретке,
отделенной  от  водительского  отсека  толстым   стеклом   односторонней
проницаемости, пахло изысканно и волнующе.
   "Ох, и прав Борис, - подумал Ляхов, -  непростая  штучка".  Но  после
всего случившегося, включая и аудиенцию у Великого князя, мало что могло
его удивить. Разве что его новая знакомая сама окажется Великой княжной.
Или княгиней.
   - Меня зовут Майя. А вас, как я слышала, Вадим? Какой черт занес  вас
в этот бордель? Они здесь все тяжело контуженные. В  основном  мечтой  о
славе.
   Независимо от цены и повода. Разумеется, ваши погоны и крест уже сами
по себе травмирующий фактор. А вы еще  покусились  на  святое  -  "права
униженного и угнетенного человечества".  Как  Римма  еще  вам  глаза  не
выцарапала. Впрочем, я бы ей этого не позволила...
   Ехали недолго. Когда машина остановилась у парадного подъезда дома на
Большой Ордынке, молчавшая всю дорогу девушка требовательно спросила:
   - Ну, а до дверей квартиры вы меня тоже проводите, полковник?
   Отказаться не было никакой возможности. Желания - тем более.
   Дальше - как ожидалось.
   Швейцар у резной дубовой двери  подъезда,  похожий  на  унтер-офицера
спецназа консьерж  за  высокой  конторкой,  аналогичного  стиля  лифтер,
рефлекторно  щелкнувший  каблуками  при  виде  гвардейских  полковничьих
погон.
   Дверь лифта открылась прямо в  прихожую  квартиры.  Девушка,  шутливо
сделавшая книксен,  заставила  Ляхова  перешагнуть  и  этот  барьер.  Не
физический, сословный. Его отец, хотя и пребывал  в  генеральских  чинах
морского ведомства, таких апартаментов не имел.
   Мало того, что Майя сама по себе вызывала у  него  сильное  влечение,
так ведь и интрига закручивалась неслабая.
   Тянет на то, что он попал в сферу интересов  настолько  сильных  мира
сего... Причем без всяких усилий со своей стороны. За  исключением  тех,
что уже случились сами собой.
   Длинный и узкий коридор от дверей лифта вел в глубь квартиры. Хозяйка
вдруг,  без  предупреждений  и  объяснений  скользнула  куда-то  вбок  и
исчезла.
   Перед встретившейся вешалкой Ляхов снял шинель, повесил ее на крючок,
подумал, снял и китель. Белой рубашки с погонами вполне  достаточно  для
респектабельности. Тут же оказалось саженной  высоты  зеркало  в  резной
позолоченной оправе. Вадим причесался, осмотрел себя с ног до  головы  и
остался доволен.
   Ложной скромностью он не отличался,  с  юных  лет  знал,  что  весьма
привлекателен внешне и нравится девушкам.  И  был  благодарен  судьбе  и
родителям, что наделили его все же некоторой грубоватостью  и  резкостью
черт,  иначе  он  вполне  мог  попасть  под  ненавистное  определение  -
"красавчик". А так он больше смахивал на римского центуриона, теперь уже
скорее  -  легата,  чему  способствовал  и  не  сошедший  до   сих   пор
субтропический загар. Жаль вот, что шрам поперек лба достался не ему,  а
Тарханову...
   Гостиная  удивила  его  эклектической  богемной  роскошью.  Метров  в
пятьдесят площадью, территория  разделена  спинками  диванов  и  кресел,
невысокими  шкафчиками  с  книгами  и  безделушками   на   изолированные
функциональные зоны. На полу ковры и звериные шкуры, на стенах  картины,
вперемежку импрессионисты позапрошлого века, Левитан и Дали, современный
европейский поставангард.
   Он подошел поближе. Если и не подлинники, то копии  суперкласса.  Но,
судя по всему остальному, скорее все-таки подлинники.  Тогда  какова  же
цена этой коллекции? Разве что приобретена она каким-то иным способом...
   В дальнем правом углу комнаты он обнаружил трехстворчатую остекленную
дверь, ведущую на балкон.
   Несмотря на мороз и ветер, он вышел туда, чтобы посмотреть на  ночные
огни города. Пейзаж с высоты не менее чем двенадцатого этажа распахнулся
перед ним великолепный.
   "Как  моя  нынешняя  жизнь,  -  подумал  он.  Неожиданно,   роскошно,
непонятно,  как  сюда  попал  и  сколько  будешь  падать,   если   сдуру
сорвешься". А высота на самом деле притягивала, и абсолютно  по-дурацки,
как  в  детстве,  хотелось,  для  остроты  ощущений,   перелезть   через
ограждение и пройтись на спор по узкому карнизу вокруг дома.
   Черт его знает, а вдруг действительно собрался  бы?  Что-то  такое  в
душе шевелилось. Обратно его позвал голос девушки.
   Она  успела  переодеться  в  почти  прозрачный   сиреневый   пеньюар,
накинутый, похоже, на голое тело. Хотя нет, такое тело голым  назвать  -
кощунство. Не голая же Афродита Таврическая  в  Пушкинском  музее,  хотя
галантерейными изделиями она не обременена.
   Похоже, переодеваясь, хозяйка заодно глотнула чего-то возбуждающего.
   Или наоборот, сначала глотнула, а потом вздумала переодеться.
   И снова на Вадима накатил приступ ясновидения. Фраз на пять вперед он
знал все, что скажет Майя. Совершенно такое  ощущение,  словно  смотришь
основательно забытый фильм.
   - Пойдем со мной, командир, если не боишься, - произнесла она  низким
воркующим голосом. - Я редко кого к себе приглашаю. А если и  приглашаю,
то остаюсь в рамках приличий...
   И он пошел за ней. В пахнущем духами будуаре, большую часть  которого
занимала низкая кровать карельской березы, а  остальное  место  трельяж,
туалетный столик  и  радиостереосистема,  она  чересчур  даже  торопливо
обвила руками его шею. Но голову запрокинула  назад,  как  бы  отстраняя
губы  от  возможного  поползновения.  Или  -   предоставляя   инициативу
следующего шага партнеру.
   Вадиму  в  прежней  жизни  не  приходилось   встречаться   с   такими
страстными, а главное -  чуждыми  предрассудков  женщинами.  Его  первая
любовь - Елена, была до предела закомплексована и  ложилась  в  постель,
непременно  погасив  свет  и,  как  ему  представлялось,  сцепив   зубы.
Соглашалась на это, просто чтобы соответствовать.
   Остальные знакомые - просто скучны, даже если и отдавались с  охотой.
С охотой, но без фантазии.
   А вот эта - да! Она знала,  чего  хотела,  и  делала,  или  требовала
что-то сделать, без смущения.
   Самое же главное - в ней не было ни капли  вульгарности.  Сексом  она
занималась точно так же, как обедала в своем  обществе.  Вилка  в  левой
руке, нож  в  правой,  салфетка,  если  даже  требуется  вытереть  губы,
совершенно не заметна. И вообще, такие девушки даже  при  плюс  тридцати
градусах совершенно не потеют. Словно у них всегда имеется  персональный
кондиционер.
   - Ну и как, господин полковник, я вас не шокировала? - Майя вернулась
из  душа,  обернутая  по  бедрам  зеленым  в  крупных   розовых   цветах
полотенцем, на манер полинезийки.
   Она села на низкую банкетку напротив кровати, закинула ногу за  ногу,
закурила. Вообще, курила она слишком часто, как отметил  Вадим.  Хотя  и
совершенно не затягиваясь. Переводила, попросту говоря, выпускаемые  для
богатых снобов сигареты по двадцать пять рублей за сотню.
   - А если вы совсем без предрассудков,  я  вам  сейчас  кофе  сварю  и
принесу, потом поговорим о жизни, ну и вообще...
   - Предрассудков у меня нет совершенно, - заявил Ляхов,  которого  эта
ситуация заинтересовала уже по-настоящему.
   Несмотря на все, между ними происшедшее, он  по-прежнему  воспринимал
Майю совсем не как эксцентричную и темпераментную партнершу, загадка для
Вадима оставалась совсем в другой области.
   Майя, по  свойственному  красивым  женщинам,  обладающим  к  тому  же
высоким жизненным статусом, предрассудку собственной  неотразимости,  об
этом не догадывалась.
   "Если уж я с ним легла и продемонстрировала все свои возможности,  то
дальше он ни о чем другом и мечтать не сможет, следовательно - он мой  с
потрохами".
   Примерно так  она  рассуждала  сейчас  и,  что  самое  интересное,  в
девяноста процентах предыдущих случаев не ошибалась.
   И вправду - девушка из высшего общества, по определению не обделенная
поклонниками, вдруг выбрала в толпе худородного, но блестящего  офицера,
привезла к себе домой, допустила  до  тела,  намекнула  на  возможное  и
желательное продолжение связи.
   Даже - решила изобразить из себя горничную, подающую  барину  кофе  и
себя в постель. Устоит ли он?
   Допустим, не устоит. Только  вот  в  чем  просчеты  красивой,  но  не
слишком поднаторевшей в психологических играх девушки.
   Первый  -  офицер  на  самом  деле   не   знает,   кто   она   такая,
соответственно, не в состоянии оценить, сколь высокая честь ему оказана.
   Второй - она не знает, кем на самом деле является этот офицер.  И  по
реальному статусу в свете, а главное - по профессиональной подготовке.
   И в итоге - не он жертва красиво разыгранной комбинации, а она.
   Есть и еще кое-какие тонкости,  которые  ставили  Вадима  в  заведомо
выигрышное положение.
   Майя вернулась, неся на подносе обещанное - две  фарфоровые  чашечки,
тонкие, как скорлупа голубиного яйца, две бронзовые джезвы с шапкой пены
и торчащими из нее сандаловыми палочками, придающими кофе особый вкус  и
аромат.
   Конечно же - запотевшая бутылка настоящего "Боржоми"  и  шарообразная
бутылочка  крепчайшего  ликера  "Селект".   Тюльпанообразные   рюмки   и
хрустальные стаканы.
   Играть, так играть.
   Тем более что насилия над собой игра не требовала.
   Он подождал, пока Майя не поставит поднос на журнальный столик, потом
схватил ее за тонкое запястье и  привлек  к  себе.  Только-только  успел
коснуться губами маленького шершавого соска, как, Майя его оттолкнула. И
довольно резко.
   - Не скажу, что  ваши  прикосновения  мне  неприятны,  но  ведь  кофе
остынет, - заявила Майя, подвигая к краю кровати столик,  -  А  остывший
кофе - это ужасно, особенно если я готовила его для вас.
   Вадим чувствовал себя несколько глупо. Выходит, девчонка его небрежно
так ткнула мордой об стол, показала, кто здесь на самом деле хозяин.
   Оставалось не подавать виду...
   Зато кофе оказался в самый раз, не кипяток,  но  горячий  как  раз  в
такой мере, чтобы его можно было пить, не обжигая губ. И ликер  оказался
более чем хорош. Истинный  шестидесятиградусный  нектар  с  божественным
ароматом.
   Болтая о пустяках, Вадим все время пытался изыскать деликатный способ
осведомиться, кто же она есть на самом деле. Но в лоб  делать  этого  не
хотелось, а окольные  пути  к  успеху  не  приводили.  Удалось  выяснить
только,  что  по   происхождению   Майя   коренная   петербурженка,   но
предпочитает жить в Москве,  в  прошлом  году  окончила  университет  по
факультету  юриспруденции  и  защитила  магистерскую   степень,   однако
работать по специальности не намерена.
   Ни адвокатская, ни судебная карьера ее  не  прельщает,  тем  более  -
должности нотариуса или юрисконсульта.
   - Разве что на кафедру, преподавателем  надумаю,  мне  предлагали,  а
скорее всего - нет. Скучно дуракам-студентам изо дня  в  день  прописные
истины вдалбливать. Лучше уж журналистикой заняться...
   - Зачем тогда вообще поступала?
   - Ну, какой-никакой диплом все равно иметь надо, а "правовед"  звучит
вполне пристойно. Не в медички же мне было идти.
   -  Резонно,  медичка  из  тебя  никакая,   если   только,   тоже   не
преподавателем. Психиатрии, например.
   - Почему это вдруг? - неожиданно сочла себя обиженной Майя.
   - Так мне кажется. Врачебное дело трудное, малоэстетичное вдобавок  и
вообще. По крайней мере, я как-то не встречал до сих пор светских львиц,
одновременно являющихся практикующими хирургами, например.
   - Скорее всего, ты прав, - вдруг согласилась с ним Майя. - А я на эту
тему как-то раньше не задумывалась. Действительно. У них же ногти всегда
коротко острижены и руки карболкой пахнут.  Но  это  все  ерунда.  Скажи
лучше,  эта  наша  поэтесса,  Римма,  она  хоть  в  чем-то  права?  Тебе
действительно приходилось вешать,  расстреливать,  подавлять  борцов  за
свободу? Я ведь про тебя тоже ничего не знаю.
   Увидела тебя, ты меня сразу заинтересовал. Такой весь неординарный на
фоне прочей публики.  Лицо  у  тебя  располагающее,  крестик  на  кителе
выглядит  очень  стильно,  а  тут  еще  Казарова  на  тебя   отвязалась.
Интересно. Вот, думаю, роковой мужчина.
   - Палач, жандарм... Волнующее сочетание, да?
   - А что ты думаешь, конечно, волнующее, - легко согласилась  Майя.  -
Для настоящей женщины. Особенно - по сравнению со здешними. Не  поймешь,
то ли мужик, то ли баба. Особенно как пошла мода на  мужскую  косметику.
Ужас какой-то. Теперь приходится смотреть, чтобы он тебе помадой  платье
или бюстгальтер не испачкал.
   Майя сделала такую  гримасу,  что  Ляхов  рассмеялся.  Действительно,
вернувшись в Москву, он тоже обратил внимание, что по дальновизору часто
рекламируют мужскую губную помаду, тональный крем для лица  и  тени  для
век.
   Но думал, что это исключительно на потребу пассивным педерастам.
   Оказывается, нет.
   - И фамилия у тебя мужественная. Половцев! Дикое  поле  вспоминается,
сабельные рубки и все такое. Так где же ты все-таки воевал? И с кем?
   - Проще всего сказать - с врагами Свободного мира. В  широком  смысле
слова. Вообще один германский военный философ еще лет  полтораста  назад
сказал, что твой враг выбран не тобой, а для тебя. Вот и мы врагов  себе
не выбираем. Любой, кто  не  хочет  жить  по  установленным  правилам  и
вооруженной силой пытается изменить  порядок  вещей,  автоматически  сам
себя помещает в означенную категорию.
   - Разве "установленные правила" так уж безупречны? Непререкаемы,  как
десять заповедей? - Интересно выглядела обнаженная девушка,  полулежащая
в  кресле,  вытянув  длинные  ноги,  вызывающе  потряхивающая   смуглыми
грудями, дымящая сигареткой и рассуждающая  при  этом  на  темы  высокой
политики.
   Возможно, так все это обстояло  во  времена  расцвета  Эллады,  когда
компанию достойным мужам на  симпосионах  составляли  высокообразованные
красавицы гетеры.
   - Вопрос-то не ко мне, - сообщил Вадим, запивая пузырящимся "Боржоми"
глоток ликера. - Это ведь ты здесь юрист-правовед. Как я  уже  довел  до
сведения поэтессы, мы - серая скотинка, лишь  реализуем  "возведенную  в
закон  волю  господствующего  класса".  Изменятся  нормы  международного
права, с тем же старанием станем исполнять новые.  Я  человек  не  шибко
грамотный, однако помню, что должным образом ратифицированные  документы
всегда имеют приоритет над национальным законодательством.
   - Не прибедняйся, пожалуйста. Уже того, что ты в свои годы  полковник
и учишься в академии, сапиенте сат .  Но  все
же...
   Лично  ты  согласен,  что  Россия  по-прежнему  остается   фактически
империей, включает в  себя  не  только  не  способные  к  цивилизованной
государственности области Туркестана, Сибири и  Крайнего  Севера,  но  и
Финляндию, Эстляндию, Лифляндию, Польшу и так далее, то есть  территории
вполне европейской культуры, коренных жителей которых наше владычество в
общем-то унижает?
   Разговоров на эту тему Ляхов слышал давно и много.
   - Во-первых,  большой  вопрос,  что  и  кого  унижает.  Очень  многие
представители  высших  классов  названных  областей  гораздо  комфортнее
чувствуют себя в роли аристократов великой  России,  сохраняя  при  этом
свои титулы и родовые привилегии, и  отнюдь  не  желают  превратиться  в
элиту микроскопических государств, которых на карте не разглядишь.
   Далее, большинство договоров о добровольном вступлении бывших царств,
эмиратов и княжеств в состав Империи содержат  формулировку  "на  вечные
времена"...
   - Но ни минутой дольше, - пошутила Майя.
   - Совершенно верно.  И  я  не  вижу  оснований  для  денонсации  этих
договоров и трактатов. И последнее, по-моему, -  декларация  о  создании
ООН, законным порядком принятая и ратифицированная всеми ее участниками,
недвусмысленно  провозглашает  нерушимость  территориальной  целостности
государств-основателей и право на ее защиту всеми доступными  средствами
от любых внутренних и внешних угроз...
   -  Сразу  видно  неофита-академика.  Даже  в  постели  так  и  рубишь
заученными формулировками.  Оставь,  до  сессии  еще  далеко.  Я  хотела
узнать, что ты сам, лично обо всем этом думаешь.
   - Да вот что сказал, то и думаю. Офицеру положено  присягу  сполнять,
стрелять и помирать, коли приказано, а в кого и за что - это  начальство
знает.
   - Ну-ну. Послушаешь  тебя,  и  даже  страшно  становится.  При  таких
защитниках державных интересов у Риммы и  ее  друзей  действительно  нет
шансов.
   - И тут же девушка резко сменила тему. Вскочила с кресла, потянулась,
привстав чуть ли не на пуанты, закинула руки за голову.  От  порывистого
движения  полотенце  снова  соскользнуло  на  пол.  -   Ну,   что?   Еще
покувыркаемся?
   - Знаешь, как-то уже и не хочется, - почти искренне ответил Вадим.
   - Да брось ты. Обиделся, что  ли?  Ну  прости,  если  что.  Я  просто
посмотреть хотела, умеешь ты себя в руках держать  или  при  виде  голой
бабы в дикого самца превращаешься.
   - И если бы я тогда не захотел остановиться?
   Майя сузила глаза.
   - Остановился бы. Только с определенными моральными  и  материальными
потерями.