не просто  сочувствуют  слепым,  они  их даже  немножко
боятся. Точнее - не  их. Они боятся на них лишний раз посмотреть.  Уж  очень
страшно  вообразить  себя  в  подобном  положении.  Без  ног  -  пожалуйста,
переживем. А вот слепым...
     Почти что как прокаженным.
     Сергей  шел  вниз  по  улице, вымощенной  круглым, отполированным двумя
веками булыжником,  по  которому в  свое время наверняка ходили и  ездили  в
экипажах  Лермонтов, Бестужев-Марлинский, княжна  Мери, доктор Вернер, майор
Мартынов,   генерал  Верзилин   со  своими  дочками  и  много-много   других
литературных и исторических персонажей.  Да и сам Тарханов, помнится, ранним
сентябрьским   утром  1993  года  катился  здесь,  притормаживая  двигателем
дешевенького мотоцикла.
     Как тогда волнующе и  тревожно  пахло  сжигаемыми  на кострах  осенними
листьями... И тоже стелился между домами и заборами молочный туман.
     Свернув направо, он пошел вдоль Царской улицы, постукивая тростью то по
тротуару, то по стенкам домов. В самый центр заварухи.
     Одиночные  выстрелы  винтовок и  карабинов  явно  звучали  от  квадрата
массивных  каменных  зданий  "Присутствий":  городской   управы,   госбанка,
полиции.
     Строились  они  в  середине  позапрошлого   века  и  для  обороны  были
приспособлены великолепно.
     В  этом   и   заключался  просчет  террористов.  Напали  они  в   самое
неподходящее время. За полчаса  до развода. Вечерняя  смена охраны  банка не
успела    уйти,   а   утренняя   уже   пришла.   Соответственно   и   наряды
патрульно-постовой,  дорожной,  городовой  и участковой служб  оказались  на
месте в двойном комплекте. И успели занять оборону.
     На полчаса бы позже  или раньше - начни отдежурившие и  сдавшие  оружие
люди расходиться по домам, все сложилось бы совсем иначе.
     А тут вышло так вот.
     Кося глазом в  сторону интересующих его  зданий,  Тарханов  видел,  что
положение атакующих безнадежно.
     Не более двадцати рассыпанных в цепь людей вяло постреливали по окнам и
дверям  домов,  для штурма  которых нужен был, как  минимум, тяжелый танк  с
шестидюймовой  пушкой. Танка здесь не было, зато  вне зоны досягаемости огня
из окон вдоль тротуара  вытянулась колонна из семи грузовиков, оборудованных
для перевозки людей.
     Если они приехали сюда с полной загрузкой...
     "Семью тридцать - двести десять, -  прикинул  Сергей.  - Ну, пусть  сто
пятьдесят, если еще и оружие, и боеприпас везли. Где остальные?"
     И  тут  же  понял,  что   удивляться  нечему.   Имеет  место  очередная
отвлекающая операция.
     Ни  один боевой командир не  свяжет свои  войска бессмысленной  осадой,
когда единственным вариантом является только штурм.
     Значит, цель - не  здесь. Одна блокирующая группа заперла все  наличные
вооруженные   силы   города  в  каменном  мешке,  другая,   наверное,  также
демонстративно  и бессмысленно осаждает  следственный изолятор номер два, он
же тюрьма, он же "Белый лебедь",  а основная часть  банды  может действовать
совершенно свободно.
     Тогда -  где главная цель? Ищут Маштакова?  Допустим, тот,  кто  бросил
сюда   банду,  надеялся,  что  сможет  это  сделать.  Что   его  не  вывезли
стремительно, а спрятали в подвалах МГБ. Через  час  убедился, допросив того
же начальника  ГБ, что птичка улетела и  местная контрразведка вообще ни при
чем.
     Дальнейшие действия?
     По  широкой  красивой улице, где  хорошо бы гулять  летними  вечерами с
эффектными  девушками, с женой и  детьми на крайний случай  или с приятелями
круизить по кабакам, он шел, постукивая тросточкой, совершенно один.
     Ни души до самой площади, где расходятся трамвайные  пути,  к вокзалу и
вверх, к Лермонтовскому разъезду.

     Первая пуля проныла над головой и ударила в стену на метр выше.
     Слепой не понял, что происходит, начал недоуменно вертеть головой.
     Но  Тарханов  видел,  кто и  откуда  стреляет, и мог  бы положить  их в
следующую же  секунду. Однако стреляли явно  без  намерения убить, иначе  не
промахнулись бы так сильно. Забавлялись, скорее всего.
     От крыльца  почтово-телеграфной конторы и городского радиоузла, которые
захватить  удалось  сразу  же,   поскольку  охрана  там  всегда  была  чисто
номинальной (вахтер с нечищеным наганом на проходной),  отделился совершенно
местного  вида карачаевец с автоматом "ППД" в руке, пересек трамвайные пути,
остановился и трех шагах слева и сзади.
     Как и положено, слепой прислушался, наклонив голову.
     - Сударь, вы что-нибудь понимаете? Это здесь что, стреляют? Почему?
     Лицо Тарханов  постарался  сделать  именно  таким - тупо-изумленным.  И
авоська у него в руках дрожала, позвякивая содержимым.
     - Отец, - сказал карачаевец неожиданно мягким голосом, - ты где живешь?
     Тарханов  не думал, что черные очки настолько его старят. Впрочем, он и
не брился  со  вчерашнего  утра, а щетина у него отрастала  быстро.  Ну, тем
лучше.
     -  Сынок,  живу  я  там,  за  Казенным  садом,  за  углом.  А работаю в
скорняжной мастерской, возле Торговых рядов. Вчера  немножко  выпили на  дне
рождения у товарища, я и заночевал. Утром проснулся - никого.  Вот я и пошел
домой. На улицах совсем людей нет, и слышу - стреляют. А почему стреляют?
     - Иди, иди, папаша,  если дорогу знаешь. Зачем  стреляют, не твое дело.
Радио сегодня что, не слушал?
     - Нет у нас в мастерской  радио. Хозяин не поставил. А  что передавали?
Ученья, да?
     - Ученья. Гражданская оборона. Медленно иди,  вот так,  под  стеночкой,
потом за угол. Там тихо будет. Понял, нет?
     - Понял, понял...
     В последний раз  оценив  позиции захватчиков,  Тарханов, выставив перед
собой трость, пошел, куда сказано.
     Цель рекогносцировки достигнута.
     Работать будем в другом месте.
     Скрывшись  с  глаз соблюдающего  исламские установления  горца,  Сергей
повернул не влево, а вправо.
     В  удаленных  от  центра  событий  улицах  и  переулках  обыватели  уже
понемножку  начали  выходить   из  домов  по   своим  неотложным  делам.  Но
перемещались  торопливо,  в  любую  секунду  готовые  скрыться  во дворах  и
подъездах.  Мнениями  обменивались  тоже  опасливо и  только  со  знакомыми.
Неизвестных людей сторонились.
     Вообще Пятигорск поражал  своим  безлюдьем.  Жители оказались настолько
дисциплинированными или  просто напуганными,  что не только не появлялись на
улицах, но  и в окна,  кажется, старались не  выглядывать,  не говоря о том,
чтобы на автомобилях разъезжать.
     Знакомая  Тарханову картина.  Но дикая  для  давно  забывших  о  войнах
территорий коренной России.
     Сергею приходилось бывать в городах за пределами Периметра, оказавшихся
в  зоне  боевых   действий,  в   том  числе  и  оккупированных  каким-нибудь
противником.  Там  было  совсем  не  так -  в  тех  или  иных  формах  жизнь
продолжалась.  Торговали  лавки  и  базарчики,  работали питейные заведения,
водители   автомобилей   и    мотоциклов   ухитрялись   проскакивать   через
простреливаемые зоны  да  потом  еще  гордились друг перед  другом  пулевыми
пробоинами в стеклах и кузовах.
     Здесь  же  город  словно  парализован  страхом  или  заколдован.  Нечто
подобное  Сергей видел, кажется, только  в Джибути, там  во время  абиссино-
сомалийского конфликта практически все население бежало в горы, и две недели
патрули   мобильных   сил  Союза  контролировали  вымерший  город,   отражая
попеременные   попытки   противоборствующих   сторон    завладеть    спорной
территорией.
     Но и коренных жителей, и отдыхающих понять можно. Последний раз воевали
здесь более восьмидесяти лет  назад, когда войска 11-й армии  красных заняли
Ставропольскую  губернию и области  Кубанского  и  Терского казачьих  войск,
оттеснив  Деникина  к  Нальчику,  а  потом  командарм  Сорокин,  возмущенный
политикой   большевиков,   поднял   мятеж,   расстрелял  в   полном  составе
Северо-Кавказский ЦИК и перешел  на сторону  белых, беззастенчиво нацепив на
черкеску генеральские  погоны. Деникин  с  этим согласился и  утвердил его в
чине,  хотя  в  старой армии  Иван  Лукич  был  лишь  подъесаулом. (Одна  из
центральных улиц Пятигорска с тех пор носит его имя.)
     Даже и в приступе белой горячки вряд ли привиделось бы кому пробуждение
в городе, захваченном  хорошо вооруженной  и тактически грамотно действующей
бандой неизвестной принадлежности. И желающих  подставлять  головы под  пули
неизвестно ради чего  не находилось.  Продлись оккупация еще несколько дней,
нужда заставит народ, конечно, приспосабливаться, налаживать жизнь хоть  под
чертом,  хоть   под   дьяволом.  И  сопротивление   кое-какое  появится,   и
коллаборационисты, само собой, а в первый день лучше не высовываться.
     В принципе такая ситуация Тарханова устраивала. С одной стороны - он, с
другой - бандиты. И никто посторонний не путается под ногами.

     Он  испытывал  некоторую  тревогу за  судьбу  оставленного  под  камнем
имущества. Вдруг кто-нибудь - да те же вездесущие пацаны, которым и война не
война, - подсмотрел, как он тут его прятал.
     Опасения, к счастью, оказались напрасными.
     Снаряжение  слепого  и  еще  кое-какой  лишний "инструментарий"  Сергей
прикопал на старом месте, с собой же взял только самое необходимое.
     Через  десять  минут  полковник  достиг своей  цели - темной подворотни
ветхого  двухэтажного   дома,   выходящей  прямо  на  ограду  заднего  двора
гостиницы.
     На  той стороне  Елизаветинской улицы  -  высокие глухие  ворота, через
которые в обычное  время то и дело въезжали и  выезжали грузовики и фургоны,
обеспечивающие  бесперебойное функционирование многочисленных  служб отеля и
нескольких ресторанов,  ежедневно предоставлявших  пищу  и  кров чуть ли  не
тысяче гостей.  Сейчас они были  заперты. И по обе их стороны не наблюдалось
никаких признаков жизни.
     Что  могло  означать  в  лучшем  случае,  что   обслуга  и  проживающие
попрятались  по номерам  и служебным помещениям, где сидят  тихо, как  мыши,
почувствовавшие  присутствие  кота поблизости, а  в худшем  -  что "кот" уже
проник внутрь похожего на французский замок XVIII века здания.
     Впрочем, достоверно судить об обстановке можно будет только на месте.
     Напротив глухого  четырехэтажного брандмауэра  Сергей перемахнул  через
забор, бесшумно  приземлился в  неправильной формы  тупичке между  мусорными
контейнерами на вытертые временем до блеска каменные плиты.
     Осмотрелся.
     Выглянул из-за угла в первый внутренний двор самого старого,  постройки
еще 1904  года, корпуса. Насколько он представлял себе внутреннюю планировку
здания, сюда выходили  окна и двери  только служебных помещений и, возможно,
торцовые  окна коридоров с самыми  дешевыми и неудобными номерами. Именно  в
них Тарханов поселялся, когда случалось на пару дней вырваться в Пятигорск в
юнкерские еще времена.
     С достаточной  долей уверенности можно предположить,  что  его никто не
заметит в те секунды, что он будет перебегать до черного хода ресторана.
     Гораздо больший  тактический выигрыш  сулил другой  путь -  по пожарной
лестнице на крышу и чердак, но здесь пришлось бы карабкаться не  меньше двух
минут, представляя  собой  в  это  время  идеальную  мишень  даже для самого
посредственного стрелка, окажись он возле одного из окон.
     И  тут  же  он увидел  первые трупы. Один, в желтовато-зеленой униформе
гостиничной охраны, лежал на боку,  откинув одну  руку  и подвернув под себя
другую, неподалеку  от  ворот.  Очевидно, надеялся добежать до  закрытой  на
кованый засов калитки. Но не успел, на несколько секунд и метров.
     Второй,  судя по  белой куртке и  черным брюкам с  лампасами, официант,
сидел,  уронив голову на грудь, возле  кирпичной  стенки  цокольного  этажа.
Этого, судя по месту и позе, просто  расстреляли. Похоже, в назидание прочим
возможным нарушителям приказа.
     Сколько же их, захвативших здание, и где они расположились?
     "Будем посмотреть".
     Теперь, по крайней мере начинается настоящая, привычная работа.
     С пистолетом в левой, опущенной вдоль тела руке Тарханов проскользнул в
дверь, по узкой и темной лестнице  взлетел на площадку второго этажа. Отсюда
короткий коридорчик вел к ресторанному залу, другой, подлиннее, -  на склады
и в кухню.
     Дорогу через зал он знал, иногда приходилось поздними вечерами забегать
сюда, взять  в буфете  вина  или  пива, расположения  же прочих помещений не
представлял.
     Зато риск нежелательных и преждевременных встреч там гораздо меньше.
     Он свернул налево.
     В разделочном зале было пусто, а из-за двери собственно кухни слышались
голоса.
     Тарханов  осторожно  потянул  на себя до  блеска выдраенную сотнями рук
дугообразную латунную ручку.
     За длинным  столом,  в  сером  свете туманного утра,  сидели  несколько
мужчин и женщин. Точнее -  трое мужчин  и четыре женщины. На столе тарелки с
едой,  водочные и винные бутылки.  Выпивают  и закусывают, как  ни в  чем не
бывало.  Не  рановато  ли? А что  еще делать  людям в подобной ситуации? Тем
более,  сотрудникам цеха, где  ночь - это  самый рабочий день. И  наоборот -
соответственно.
     Сергей  по-прежнему бесшумно переместился в центр обширного  помещения,
предостерегающе поднял пальцы к губам.
     - Спокойно. Я - свой. Кто-нибудь еще здесь есть?
     Мужчина лет за сорок, судя по одежде - повар, сидевший с краю, поставил
на стол налитый до половины стакан, поднялся, избегая резких движений.
     - Здесь -  никого нет. Там, - он махнул рукой в сторону фасадной  части
здания, - там много... этих...
     Подходящего термина он не подобрал  или специально сохранял нейтральную
неопределенность, не зная, с кем имеет дело.
     - Кроме этой двери, есть еще выходы в зал?
     - Есть. Через буфетную и бар. И еще одна  к лифту, для спецобслуживания
номеров люкс. Но они сейчас заперты.
     - А вы кто будете?
     -  Я  старший  повар  смены. Это  - повар второй  руки, он -  официант.
Женщины - кухарки. Мы Славу собрались помянуть. Убили его два часа назад...
     - Я видел, там, во дворе. За что и кто?
     - Эти ж самые, черные и убили. Нерусские. В смысле не наши, не местные.
Говорят по-турецки, что ли, или я  не знаю.  И одеты в камуфляжи одинаковые,
не  нашего образца. Те, которые из  местных горцев,  попроще будут, держатся
повежливее, словно как даже стесняются немного.
     А эти - чистые волки. Глазами по сторонам  зырк-зырк, пальцы на спусках
все  время. Вот Слава  и говорит мне, когда они  первый раз сюда  ввалились,
потом ушли: "Я  пойду".  У него смена все равно кончилась. "В город я пойду,
дома у меня карабин есть, - а он охотник был хороший и  со службы только два
года как уволился, - возьму карабин, узнают у меня эти гады..."
     Повар говорил нервно и сбивчиво, выпитое уже слегка заплетало ему язык,
и  он будто заново переживал  случившееся.  Остальные  сидели  молча, кивали
только довольно синхронно.
     - Спокойнее, спокойнее. Вы присядьте, стакан свой допейте, легче будет.
     Повар послушно выполнил указание.
     - А  они  когда первый раз сюда  вломились, не сюда,  а в  зал, бутылок
сразу нахватали в баре самых дорогих, закуски холодные, жрать сели.
     Нам говорят - сидите и не высовывайтесь, и чтобы с кухни не ногой. Обед
чтобы им приготовили,  самый  лучший.  Но  - без  свинины.  А  потом,  когда
уходили, Юлю с собой забрали,  официантку, красивая у нас самая, и со Славой
у них симпатия была...
     Ну  вот он  тогда  и  говорит  мне: "Пойду  я".  Как  там они с  Петром
сговорились, он охранник был второго этажа. И с оружием. Что  там случилось,
я не  знаю, только стрельбу услышал, сначала на лестнице,  потом во дворе. В
окно я успел выглянуть. Петр  из пистолета стрелял, а Слава  у калитки засов
дергал. От дверей из автоматов  замолотили. Мне не видно было, но  сразу  из
нескольких.  Сначала Петр  упал, потом Слава. Но его только  ранили сначала,
потом набежали, скрутили, человек пять или шесть, бить начали, и прикладами,
и ногами, и тут же к стенке оттащили - и все...
     Повар  махнул  рукой  и   налил  себе  еще.  Женщины  дружно  принялись
всхлипывать  и  вытирать  глаза. Повар второй  руки и официант,  по-прежнему
молча, тоже потянулись к стаканам.
     - Помянете с нами раба божьего Вячеслава?
     - Обязательно, только попозже. Дальше что было?
     - Ничего не было. Мы думали, за нами  тоже придут, да пока  все тихо...
Вот и поминаем, а то другого раза, может, и не будет.
     Тарханов сочувственно кивнул:
     - Только  вы, боюсь,  до  того  напоминаетесь, что  обед приготовить не
сможете. Вот тогда... - Он не стал говорить, что будет тогда. - Так что пока
завязывайте. И - к делу.  Кто тут у  вас самый наблюдательный? Сколько всего
человек видели,  чем  вооружены,  где располагаются, еще  какие  подробности
заметили?
     В разговор вступил  молчаливый  официант с  лицом человека, повидавшего
жизнь с разных сторон. Ему бы не простым официантом служить, а  как  минимум
метрдотелем. Да мало ли он чем еще занимается, кроме прямых обязанностей.
     -  В  семь  часов утра в  ресторан приходило  до  пятнадцати человек. У
четырех  или  пяти  были  наши  автоматы,  у  остальных  -  неизвестной  мне
конструкции. Андрей Глебыч правильно сказал: большинство не из России. Славу
убили чуть позже восьми. До этого  в буфет  забегало еще  три  раза  по  два
человека. Другие. Брали в основном  пиво и сигареты. На этажах несколько раз
слышны  были  выстрелы  и  крики.  В  основном  -  женские.  Так  что  можно
предположить, гостиницу захватили человек тридцать-сорок... Размещаются? Ну,
скорее   всего,  блокируют  все  три  парадных  холла,  перекрестки  главных
коридоров  на этажах, в эркерах и балконах могут засесть,  чтобы  подходы  с
улицы прикрывать. Но по уже мои догадки...
     -  Молодцом,  -  искренне  похвалил официанта  Сергей.  -  В  войсковой
разведке служить не приходилось?
     - И без разведки кой-чего соображаю. Попробуйте каждый день в голове по
сотне заказов  держать и  не путать, кому  из  гостей что подать... А вы  из
каких? Не  местный? Я тут  пять  лет  работаю,  а вашу  личность  ни разу не
заприметил.
     -  Из  приезжих я.  В  гости приехал, а у вас такие дела. Знакомую ищу,
Любченко Татьяну Юрьевну. Она здесь в турагентстве работает. Не знаете?
     -  Как же не знаем!  Видная женщина. Сегодня ночью  дежурила, два  раза
кофе  пить заходила. Должна  была  в  восемь смениться,  да уж  вряд ли... А
ну-ка, пойдемте со мной.
     В кабинете с табличкой "Метрдотель", обставленном побогаче, чем у иного
предпринимателя средней руки, официант, так и не назвавший до сих пор своего
имени, указал на один из трех телефонных аппаратов на приставном столике.
     - Это - чисто наша, ресторанная связь. Станция здесь же, к гостиничному
узлу не подключена. Попробуем. У нас на четвертом этаже малый  банкетный зал
прямо напротив турбюро. Может, и найдем кого...
     -  Звать-то  вас  как? - спросил  Тарханов, проникаясь к  официанту все
большим уважением. На такого парня, пожалуй, можно рассчитывать.
     - Вообще-то я Иосиф, но обычно зовут Эдиком.
     - Погоняло*, что ли?
     * Погоняло - воровская кличка.
     - Зачем же? Иосифом никто не выговорит, будут Ёсей  обзывать, а мне это
не в жилу.
     Он быстро  прокрутил  диск на  три  цифры, подержал трубку  возле  уха.
Где-то  после десятого  гудка,  когда Тарханов уже  потерял  надежду, с  той
стороны ответили.
     - Марина, это ты, Мариночка? Здесь Эдик. Как у вас там? Все живы? Вот и
молодцы, сидите,  не  высовывайтесь...  Хотя как раз  сейчас  приложи  ухо к
двери,  послушай,  все  тихо?  Если тихо,  выгляни в коридор  осторожненько.
Девчонки в интуре, если на месте, Татьяну к телефону подзови... Работай.
     Он опустил трубку.
     -  Вроде там  порядок. Четвертый этаж, в самом углу,  дверь  банкетного
обычная, без вывески. В турбюро табличка  маленькая, да и на  хрена бан