от, созрел, и  оставляешь  за  собой
право единолично определять судьбы миров... - Левашов, пусть и  редко,  но
все же мог иногда настроиться на такую вот ортодоксальную волну,  и  тогда
спорить с ним становилось трудно.
     - Не в снобизме дело. Спешить  не  надо.  Поживем,  посмотрим..  Если
хочешь - можешь на компьютере все  варианты  проиграть.  Обстановка  самая
располагающая. А то ведь потом не получится: не пустят  нас  сюда.  Объект
особой важности тут будет, а не приют эскапистов...
     - Цапример, каторга, - опять вставил Шульгин.
     - Как бы и вообще куда-нибудь не деться, - кивнул  Берестин.  -  Олег
ладно, он ценный научный кадр, без него не обойдутся, а прочие  для  чего?
Пользы от нас в государственном смысле ноль, а тайну хранить надо. И  куда
нас в этих целях пристроят?
     - Ребята, бросьте, - наконец подал голос и Воронцов - Не та проблема,
чтобы за чаем решать. Толку не будет, а переругаемся вполне свободно.
     - А что значит - эскаписты? - спросила Наташа.
     - Если я правильно понял, Андрей имеет в виду принципиальный уход  от
действительности. Одни уходят в религию, другие в  наркотики,  а  мы  -  в
буквальном смысле - в мир иной.
     - Да, в этом роде, - согласился Новиков, в очередной  раз  удивившись
схожести их с Воронцовым мышления.
     - Эскапизм, конечно, дело забавное, даже приятнее,  одна  беда  -  из
него очень трудно возвращаться в нормальный мир. Ты из-за этого  и  затеял
нынешний разговор?
     - Пожалуй, - медленно сказал Новиков. - Что-то такое я и имел в виду.
Чем дольше мы тут сидим, тем труднее будет реадаптация. После нашей  жизни
здесь опять начинать жизнь обычного человека... Работа с девяти до  шести,
троллейбусы, метро, очереди в магазинах...
     Наташа передернула плечами. Слова Новикова будто прямо адресовались к
ней. Она вела именно такую жизнь последние годы.
     - Но ведь и окончательно порвать с предыдущей жизнью мы не готовы, не
так ли? - с вызовом сказала она
     Новиков уже и не рад был, что начал разговор. Расшевелить друзей  ему
удалось, но проблема оказалась слишком острой и  грозила  непредсказуемыми
последствиями для сложившегося образа жизни. Жить здесь, все время ощущая,
как рвутся одна за другой связи с человечеством (как бы высокопарно это ни
звучало), или вернуться домой - и постоянно тосковать об  утраченном?  Или
выбираться время от времени на Валгаллу, как на загородную дачу?
     - Я смотрю,  о  пришельцах  вы  уже  окончательно  забыли.  Или  есть
основания полагать, что они решили оставить нас в покое?
     Слова Берестина прозвучали настолько неожиданно, что на  секунду  все
замолчали, с недоумением глядя на  него,  а  потом  рассмеялись  настолько
дружно, будто услышали остроумный анекдот.
     - Да... Вот блестящий образец стиля "а ля Новиков", - сказала  Ирина.
- Надо же так заморочить всем головы.
     Воронцов тут  же  вспомнил  подходящий  к  случаю  эпизод  из  своего
военно-морского  прошлого,  и  завтрак  закончился  в  атмосфере  веселого
облегчения. Похоже, что все, подойдя к  краю  бездны  и  заглянув  в  нее,
обрадовались возможности тут же забыть об увиденном.  Благо,  что  всерьез
задуматься  о  том,  что  в  ней  открылось,  пока  не   было   неотложной
необходимости.


     ...Новиков вышел на крыльцо, прикидывая, чем  заняться  до  обеда,  и
главное - чем занять остальных. Можно было, к примеру,  взять  вездеход  и
прокатить девушек до  дальнего  распадка,  где  пострелять  глухарей,  или
переправиться на тот берег, разведать, что  скрывается  за  цепью  голубых
холмов, или даже попросить Левашова настроить канал перехода на  пустынный
атолл в Индийском океане, где сообразить нечто вроде праздника  Нептуна  с
купанием и виндсерфингом. В любом случае требовалось действие, чтобы сбить
минорный  настрой.  Даже  самой  интеллектуальной  компании  нужны  иногда
простые развлечения. И внезапно подумал,  сколь  часто  подобные  проблемы
возникали перед диктаторами.
     За спиной у него открылась дверь. Воронцов, уминая  пальцем  табак  в
большой вересковой трубке, подошел и сел боком на перила. Чиркнул  спичкой
и долго водил ею над жерлом  своего  курительного  устройства,  добиваясь,
чтобы табак затлел равномерно и на должную глубину. Затянулся, неторопливо
выдохнул дым, полюбовался, как он медленно поднимается  вверх  в  сыром  и
неподвижном воздухе.
     - Ты молодец, командир,  сработал  четко,  минимум  на  неделю  толпа
успокоится. А мы с тобой что делать будем?
     - С чего ты взял, что нам нужно что-то делать?
     - Хозяин  барин.  Можно  и  ничего.  Просто  я  подумал,  ты  жаждешь
определенности. В самом деле, чего вам ждать? Вдруг  и  вправду  пришельцы
давно про вас забыли?
     - А если не забыли?
     Воронцов помолчал, похрипел трубкой.
     - Может, и не забыли. Только это -  ваши  проблемы.  Мне  как-то  все
надоело. Идея себя изжила, как говорил Остап.
     - Постой, как тебя понимать? - с недоумением спросил Новиков.
     - Как хочешь. Я с вами пожил, посмотрел... Надоело.  Вы  кого-то  там
боитесь, опасаетесь - ваша воля. При чем тут  я?  Ну,  Олегу  помощь  была
нужна. Что мог - сделал. Теперь, думаю, будет здесь  четыре  человека  или
пять - все разно. Если за вами сюда придут, из автоматов не  отстреляемся.
Не придут - слава богу. Живите, как знаете. А мне на Земле привычнее.  Бот
так. Осуждай, не осуждай - я решил вернуться.
     Новиков старательно рассматривал почерневшие от  многодневных  дождей
ступеньки лестницы у себя под ногами, потом перевел взгляд на едва видимую
сквозь туман реку. Он не знал, что  ответить  Воронцову.  Какой  второй  и
третий смысл могут нести его слова? Ничего не мог сообразить. Думать,  что
Дмитрий струсил, Новиков не имел оснований. Поверить, что говорит правду -
не позволяли прожитые рядом с ним недели.
     Он посмотрел за Воронцова в упор, ища в его глазах хотя бы  намек  на
шутку или подтекст. Однако не смог уловить ничего.
     - Постой, а как же все, что ты говорил раньше? Твой пришелец,  война,
сорок первый год? Не вяжется...
     - А ты мне поверил? - Воронцов изумленно поднял бровь. И  не  обратил
внимания на все натяжки и  несообразности?  Ну  что  ж,  или  способный  я
рассказчик, или ты... - он замялся, подбирая слово. Не нашел подходящего и
махнул рукой. -  Впрочем,  неважно.  Просто  скучно  мне  стало  отдыхать,
приехал к Олегу, а у вас тут такое... Вот и  решил  разговор  поддержать..
Так и запомни - ничего не было. В дальнейшем это  тебе  пригодится.  Когда
станешь очередные решения принимать, чтобы  не  обольщался  бессмысленными
надеждами...
     - Теперь я, кажется, понял, за что тебя вышибли  с  флота,  -  сказал
Новиков, неожиданно успокаиваясь. Очевидно, Воронцов  затеял  новую,  пока
непонятную  партию.  Пытаться  разгадать  ее  смысл  сейчас  незачем,  нет
достаточной информации. Значит, правильнее всего ему подыграть.  А  дальше
видно будет. Но ни в коем случае  не  надо  раздражаться,  лезть  в  спор,
взывать к совести, чести и чувству долга. Тем более, что он от  них,  надо
полагать, не отступает.
     - Кто его знает, понял ты или нет, - пожал  плечами  Воронцов.  -  Но
наверняка тот, кто меня вышибал, исходил  из  своих  критериев,  а  не  из
твоих. А в целом все правильно, важен результат. Рад, что  расстаемся  без
взаимных обид. - Он помолчал. - Впрочем, я не обещаю, что ухожу  навсегда.
Может, и вернусь. Если и там скучно станет... - Снова помолчал и  добавил:
- Знаешь, если Лариска с Ириной захотят Наталье компанию  составить  -  ты
сильно не спорь. Что тут девчатам зимой делать? Холод, снега, скука... А я
им на Земле что-нибудь придумаю. Потеплеет - вернутся.
     Новиков был прав в своих догадках.  Прошлой  ночью  Воронцова  вызвал
Антон и в категорической форме посоветовал немедленно покинуть Валгаллу.
     - Вполне вероятно, что в ближайшее время там станет горячо, -  сказал
он.
     На возражения Воронцова отреагировал так:
     - Там ты своим друзьям ничем не поможешь. Хоть с пистолетом,  хоть  с
пулеметом. Это не Земля. А отсюда помочь сможешь. Тем более, что лично  им
особой угрозы как раз нет. А вот если в плен  попадешь  ты,  тогда  плохо.
Поэтому сделай так, чтобы даже при желании  ничего  серьезного  о  тебе  и
твоих связях со мной никто сказать не смог...
     - Как же это ты себе представляешь? Ребята все знают...  Но  если  им
все объяснить, будут молчать. Даже на самом серьезном допросе.
     - На достаточно серьезном допросе даже на Земле заговорит любой, а уж
там... Нужно, чтобы ни у кого о тебе достоверных данных не осталось бы. Уж
постарайся.
     Затем Антон начал объяснять, что проще всего было бы  вообще  стереть
всякие воспоминания о Воронцове из памяти его друзей, но это, увы,  теперь
невозможно. Пришельцы дважды видели Воронцова в  обществе  Левашова,  даже
вступали с ним в контакт.
     - Особенно второй раз, - с мрачным юмором вставил Дмитрий.
     - Вот именно, Поэтому остается только поддерживать твою легенду:  да,
был такой товарищ, в гостях, проездом, в силу неуравновешенного  характера
вмешался не в свое дело, стрелял в милиционеров,  опомнился,  перепутался,
вместе со всеми бежал на Валгаллу, потом успокоился и счел для себя  более
безопасным  возвратиться  обратно,  где  и  затерялся   бесследно...   Все
остальное узнаешь позже. У нас еще будет время. И еще - ни в  коем  случае
там не должна остаться Ирина. Пока  ее  не  найдут,  твоим  парням  ничего
серьезного не угрожает.
     Они обсудили еще целый ряд имеющих  отношение  к  делу  подробностей,
после чего Воронцов, не убежденный до конца, но понимающий,  что  другого,
более разумного и надежного выхода у него все равно  нет,  возвратился  на
Валгаллу.
     "Это ж только представить себе, какие невероятные  последствия  может
иметь невинное желание отдохнуть на берегу  теплого  моря",  -  думал  он,
ворочаясь  в  постели  и  пытаясь  заснуть.  Следующий  день  обещал  быть
нелегким: врать придется много, и делать это надо  будет  непринужденно  и
убедительно.


     - ...Ты ведь пишешь там что-то вроде мемуаров, - говорил он Новикову.
- Вот и включи в них мою историю. Да распиши покрасивее. Война,  бомбежки,
романтический замок, прекрасная девушка и  таинственный  инопланетянин.  В
самый раз будет. Все равно никто  не  проверит...  И  фантазии  не  жалей.
Дозволяю разукрасить мой образ любыми живописными подробностями. А  когда,
даст бог, встретимся, я почитаю...
     Воронцов засмеялся, покровительственно похлопал  Новикова  по  плечу,
словно не замечая театральной фальшивости этого жеста.
     Андрей резким движением убрал его руку.
     - Хозяин - барин. Делай,  как  знаешь,  только  в  друзья  больше  не
набивайся. Не люблю пижонов.
     - Ладно-ладно, только не надо громких слов. Разойдемся красиво...
     Он не успел закончить. Распахнулась  дверь,  и  на  крыльцо  выбежали
девушки, над чем-то смеющиеся, в разноцветных, отсроченных мехом  коротких
дубленках, в джинсах, по-походному заправленных в сапоги. За ними  Шульгин
тащил на плече пять винтовок с оптическими прицелами.
     - Одевайтесь, быстро! - крикнула Наташа. - Едем на охоту...
     Воронцов  и  Новиков  обменялись  короткими  взглядами   и   тут   же
отвернулись друг от друга
     "Черт с ним, - подумал Воронцов, имея в виду Антона. - Все что нужно,
я сказал, Андрей запомнил. А за его  догадки  я  не  отвечаю.  Как  там  у
классиков - "неосязаемый чувствами звук..."
     - Чего ж не съездить, - сказал он, ни к кому не обращаясь. - Можно  и
поохотиться. На прощание.
     - Почему на прощание? - тут же спросила Наташа с недоумением.
     - Так... Потом расскажу.  -  И  повернулся  к  Шульгину:  -  Что  еще
захватить? Патронов хватит?
     - Все, что нужно, давно в машине.



                                    12

     После ухода Воронцова, Наташи и, что особенно было странно - Ирины, в
жизни  колонистов  Валгаллы  словно  надломилось   что-то.   И   до   того
сомнительные основания их пребывания  здесь  стали  еще  более  зыбкими  и
неопределенными. Появилось ощущение, что Ирина, ради спасения которой  все
и затевалось, и Воронцов, предложивший идею отступления  на  этот  далекий
берег, их предали.
     И что де теперь? Кто они здесь, зачем и для чего?
     Правда, пессимистические настроения все же не достигли  той  степени,
чтобы повлечь полный развал их хоть и ставшего совсем маленьким,  но  пока
еще жизнеспособного мирка.
     Левашов был счастлив тем, что Лариса не поддалась на уговоры подруг и
осталась на планете. И он имел основания считать,  что  из-за  него,  хотя
никаких практических подтверждений до сих пор не  получил.  Их  с  Ларисой
условие оставалось в сипе.
     Новиков путем углубленных размышлений укрепился в своей догадке,  что
поступок Воронцова - не более чем очередной код  в  сложной  и  запутанной
игре,  дирижером  которой  был  таинственный  Антон.  Он  верил   в   свои
способности психолога и провидца, а посему  -  решил  ждать.  И  пока,  от
нечего делать, трудился над беллетризованной хроникой  своих  приключений.
Озаглавил он ее несколько претенциозно  -  "Одиссей  покидает  Итаку",  но
смысл в таком названии усматривал глубокий.
     Берестин уход Воронцова принял почти безразлично, а Ирины - даже и  с
облегчением. Постоянное присутствие отвергшей  его  женщины  не  приносило
ничего, кроме утомительной, как зубная боль, тоски. С Ириной  у  Берестина
повторилось то же самое, что и с первой  юношеской  любовью.  Запутался  в
рефлексиях, упустил момент, когда девушка была готова сдаться  на  милость
победителя. Не хватило как раз того, без чего невозможна победа - в  любви
ли, в настоящей ли войне. Умения определить  время  и  место  решительного
удара.
     Зато он завершил работу над картиной, которая получилась, без  ложной
скромности, необыкновенно удачной. Это признали друзья, да и  сам  он  так
считал. Жаль только, что в обозримом будущем ее нельзя будет выставить  ни
в одном московском зале. Члены  выставкомов  боятся  всяких  аллюзий  куда
сильнее, чем пресловутый черт ладана.
     Шульгин  же,  несколько  огорченный   резким   уменьшением   женского
населения Валгаллы, общение с которым доставляло  ему  чисто  эстетическое
наслаждение, с еще большей  страстью  и  азартом  переключился  на  амплуа
покорителя новых миров, этакого конандойлевского лорда Джона Рокстона. Его
комната, оба холла и библиотека постоянно пополнялись все новыми образцами
стрелкового оружия, как наисовременнейшего,  так  и  довольно  старинного.
Новиков не  переставал  удивляться,  откуда  у  потомка  тишайших  земских
медиков такая безудержная любовь к смертоносному железу.
     - Погоди, - отвечал ему Сашка одной и той же фразой, - когда припрет,
еще спасибо скажешь...
     А осень тем временем наконец закончилась.  Последние  несколько  дней
холодный дождь то  и  дело  сменялся  ледяной  крупой,  покрывающей  землю
сплошным слоем, но через час или два тающей.  Потом  вдруг  небо  внезапно
очистилось от туч, засияло неправдоподобной  густоты  синевой.  И  тут  же
из-за реки задул  жгучий  морозный  ветер.  Столбик  термометра  падал  на
глазах. Сначала  тонкой  прозрачной  корочкой  подернулись  многочисленные
лужи, потом затвердела  земля.  Высокая  трава  побелела  и  ломалась  под
сапогами со стеклянным хрустом. Будто гонимые порывами ветра,  через  реку
потянулись неисчислимые стаи больших красно-синих птиц. Они  шли  волнами,
как американские бомбардировщики при налетах на Дрезден и Кельн.
     Шульгин из винтовки сбил несколько штук. Птицы напоминали дроф и, как
оказалось, годились в пищу.
     Они летели над фортом весь день, и смотреть на них было тревожно. Как
будто вслед за ними двигалась неведомая, грозная опасность. На Земле такие
миграции бывают, пожалуй, только при пожарах в тайге. К вечеру температура
понизилась до минус пятнадцати, северо-западный край неба  затянула  сизая
мгла.
     - Да, ребята, пора поднимать катер на берег и растапливать все  печи,
- сказал Берестин. - Не удивлюсь, если к утру шарахнет  мороз  градусов  в
полста...
     - Хорошо бы так, а если сто? - с интересом спросил Шульгин.
     - Не будет.  Лес  не  выдержит.  А  раз  он  здесь  растет,  примерно
пятьдесят - предел, - серьезно ответил Берестин.
     - Все равно холодно.
     Около  полуночи  началась   метель.   Хлопья   снега   летели   почти
горизонтально, мгновенно  покрыв  плотным  белым  покровом  черную  землю,
залепив стекла окон с наветренной стороны, наметая косые, быстро  растущие
сугробы везде, где встречали хоть какую-нибудь преграду. Свет  трех  ярких
фонарей во дворе едва пробивался через плотную снеговую завесу.
     - Изумительно... - Лариса стояла в холле,  освещенном  только  светом
огня в камине, прижавшись лбом к стеклу и всматриваясь в буйство стихии за
окном. - Давно я не видела такой чудной погоды.
     - Еще насмотришься, - посулил ей Левашов. - Денька два так подует,  и
будем через трубу на крышу вылезать.
     - Ничего удивительного, - сказал Берестин. - Помню, раз на Сахалине в
тайфун один солдатик решил сбегать, извиняюсь, в гальюн, не  удержался  за
леер, так только весной нашли...
     - Нам, к счастью, это не грозит. Насчет гальюнов у нас все в порядке.
- Шульгин не преминул сострить в своем обычном стиле.
     - Только на это и надежда, - не оборачиваясь, ответила Лариса.
     - Смех смехом, - сказал Новиков, - а собак надо в дом пустить.
     Метель продолжалась ровно двое суток, а потом сразу  прекратилась,  и
установилась солнечная, тихая и морозная погода.  До  пятидесяти  градусов
дело не дошло, столбик красного спирта в большом термометре на веранде как
остановился на минус двадцати восьми, так больше и  не  двигался.  Причем,
что удивительно, ночью тоже.
     Где бульдозером, где просто лопатами вычистили от снега двор.  Лариса
подобрала всем лыжи и соответствующее снаряжение, доказав, что она в  этом
деле понимает, и жизнь вновь стала интересной.
     Просто  удивительно,  как  мало  надо  человеку.  Вроде   ничего   не
изменилось, кроме погоды, а настроение стало совсем другим.
     Каждое  утро  -  многокилометровые  лыжные  прогулки  по   радиальным
маршрутам, хозяйственные работы в  доме  и  вокруг,  непременная  баня  по
вечерам и долгие, заполночь, беседы  у  камина.  Типичные  интеллигентские
беседы близких по  взглядам  и  уровню  интеллекта  людей:  о  литературе,
истории, политике...
     Левашов  поражался,  как  на  глазах  менялась   Лариса.   Глядя   на
остроумную, раскованную, иногда ехидную, но доброжелательную  девушку,  он
уже с трудом верил, что совсем недавно она едва  держалась  на  ногах  под
грузом своих комплексов, чуть что - ощетинивалась, как рассерженный еж,  и
приходилось тщательно взвешивать каждое обращенное к ней слово,  чтобы  не
нарваться на резкость.


     ...Вся эта приятная и спокойная жизнь кончилась сразу. Как,  впрочем,
случается все или почти все в  этой  жизни,  даже  если  какие-то  явления
предвидимы и даже ожидаемы. Что может быть, вообще говоря, банальнее, чем,
допустим, смерть, однако почти каждый конкретный случай воспринимается как
событие трагическое и совершенно внезапное. Но в данном случае  речь  идет
не о смерти, а совсем даже напротив -  об  открытии  на  планете  разумной
жизни...
     Рано утром, когда небо еще  отливало  темно-сиреневым  перламутром  и
край солнца только-только  показался  над  заснеженными  холмами,  Шульгин
проделывал свой обычный получасовой комплекс силовой гимнастики на  свежем
воздухе. Он уже закончил  упражнения,  крепко  растерся  сухим  и  жестким
снегом и собирался возвратиться в дом, чтобы завершить  процедуру  горячим
душем. Поднявшись на крыльцо, скользнул взглядом  по  освещенным  розовыми
лучами  окрестностям  и  увидел  нечто,  вполне   заслуживающее   названия
"неопознанный летающий объект".
     Словно сигнальщик, опаздывающий на вахту