искать Ирину. Она, на его счастье,  оказалась  "дома",
то есть на пароходе. А могла ведь, пользуясь положением "соломенной вдовы"
и соответствующей оперативной  подготовкой,  тоже  отправиться  на  поиски
приключений. Сидела в шезлонге  на  шлюпочной  палубе  и  читала  какую-то
книгу.  Увидев  Андрея,  она  улыбнулась  приветливо,  встала   навстречу,
подставила щеку - все так, будто расстались сегодня утром. Только чересчур
резко отброшенная книга намекнула на ее истинные чувства.
     Порыв ветра взметнул колоколом подол ее белого,  с  синим  матросским
воротником платья. Инстинктивно-испуганным жестом она прижала его к ногам.
     - Пойдем куда-нибудь... - сказал Новиков, беря ее за руку. За  первым
же поворотом пустынного коридора он обнял ее, чересчур порывисто прижал  к
себе,  стал  целовать,  не  сразу   поймав   губами   ее   с   готовностью
приоткрывшиеся губы.
     - Что ты, что ты, подожди...  Сюда  давай...  -  Она  вывернулась  из
объятий, потянула за собой к двери ближайшей каюты. На этой палубе их было
много - пустых стандартных двухсекционных полулюксов, словно бы  постоянно
готовых к приему неожиданных пассажиров.
     Сама повернула медную головку замка и замерла,  прижавшись  спиной  к
двери.  После  нескольких  проведенных  в  разлуке  лет,  ее  бессмысленно
странного замужества и неожиданно вдруг случившегося  "нового  знакомства"
на них часто накатывались внезапные порывы почти неконтролируемой страсти.
Обостряемые  еще  и  тем,  что  на  людях  они  держались  друг  с  другом
"по-ремарковски"; подчеркнуто сдержанно, чуть ли не безразлично.
     Он снова стал ее целовать,  скользя  ладонями  по  гладкому  муслину,
коснулся тугого полушария груди, и его прострелило электрическим разрядом,
словно в юности, когда  вот  так  же,  будто  невзначай,  дотрагивался  до
манящих бугорков под тонким свитером подружки.
     Не расстегнув до конца пуговиц, потянул вверх длинное и узкое платье.
Ей пришлось помогать ему движениями тела и рук. Под платьем  на  ней  были
только простенькие трикотажные плавки. Действительно -  не  ждала,  потому
что обычно, зная его вкусы, Ирина надевала  какое-нибудь  экстравагантное,
разжигающее воображение белье из самых элитарных каталогов.
     Несмотря на задернутые бежевые шторки, в каюте было  слишком  светло.
Ирина в подобные моменты света не  выносила,  и  Андрей,  разжав  объятия,
закрыл иллюминатор броневой крышкой.
     Она ждала его, откинув покрывало и присев на край широкой  деревянной
кровати, и думала, что он снова начнет с долгих, нежных и  изобретательных
ласк, однако сейчас Новиков с непривычной резкостью сжал твердыми пальцами
ее плечи, опрокинул на подушки, прижался лицом к груди, то ли целуя, то ли
кусая, одной рукой обнимал за шею, а другой старался сдернуть вниз плавки.
Ирина не понимала, что с  ним  происходит.  Испуганная  его  порывом,  она
машинально сжала колени.
     Так бывало в юности, когда девушка, вроде бы уже согласная на все,  в
последний момент пугается предстоящего и начинает отчаянно отбиваться.
     Андрея внезапное сопротивление Ирины только еще больше распалило.  И,
заставив ее подчиниться, он овладел ею грубо, торопливо, но  со  страстью,
которой она еще не знала. Причем неожиданно и она сама  повела  себя  так,
как раньше не умела. Привыкшая к довольно сдержанному поведению в постели,
сейчас она вонзала ногти в его плечи, упиралась ногами в кровать,  выгибая
спину,  и  тот  экстаз,  который  обычно  Ирина  испытывала  лишь  две-три
последние восхитительные секунды, теперь длился бесконечно,  волнообразно,
достигая немыслимой, казалось  бы,  остроты,  стирая  последние  проблески
сознания, и вдруг сотрясал тело новым тысячевольтным разрядом.  Очнувшись,
она услышала чей-то низкий, прерывистый крик,  но  будто  издалека,  через
ватную стену, и закончилось для нее все подобием эпилептического припадка.
Изнеможение, слабость во всем теле, удивительная легкость в голове  и  тот
же стыд, который испытывает человек, застигнутый приступом в людном месте.
Похожее, но в гораздо меньшей степени, она пережила только  однажды,  семь
лет назад, когда этот же Андрей, в которого она  целый  год  была  безумно
влюблена, наконец-то "соблазнил" ее  звездной  ночью  на  берегу  Плещеева
озера.
     Ирина отодвинулась в угол кровати, кутаясь в простыню.
     Через щель неполностью прикрытой двери в каюту падал узкий луч света.
     - Что с  тобой...  с  нами  случилось?  Мы  с  ума  сошли?  Мне  даже
страшно... А вдруг кто-нибудь слышал? - спросила она, все  еще  прерывисто
дыша. И без того разгоряченное лицо ее густо покраснело. - Извини. А  тебе
что, плохо было? - Нет, не плохо, наверное, даже восхитительно,  только  -
непривычно... И стыдно. Ты никогда таким не был. С  тобой  там  что-нибудь
случилось? Я никогда не верила,  когда  слышала,  что  женщинам  нравится,
когда вот так, грубо... Я... правда... громко кричала?
     Андрей нашел на полу свою рубашку, достал из кармана  пачку  сигарет.
Сидел на краю постели, жадно курил, поглаживал Ирину по внутренней стороне
бедра от колена и выше.
     "Вот тоже, - думал он, - сколько уже  всего  было,  а  не  знал,  что
способен на такое... И она... Оказывается,  когда  баба  теряет  голову  -
это... непередаваемо. Я никогда не верил мужикам, что говорили; будто есть
такие, из-за которых можно бросить вс„, и семью, и  карьеру,  только  ради
вот этого..."
     - Все хорошо, Ирок, все хорошо. Я тебя  люблю...  А  насчет  этого...
Прости, если что не так. Есть такое понятие, Ира, - инстинкт смерти. Когда
он срабатывает, человек ли, животное или  растение  поглощены  одной  лишь
мыслью... Ладно, мы не животные, однако мне вдруг показалось, что  я  вижу
тебя в последний раз. Ну и... Не думай больше об этом. Мы  разрядились,  я
теперь снова могу мыслить ясно и  поступать  разумно.  Считай,  что  мы  -
поклонники древних тантрических культов, где секс  -  форма  приобщения  к
божеству. А ты  -  одна  из  жриц  Кибелы,  которые  в  мистических  целях
отдавались в храмах... - Ты, как всегда, ужасно деликатен...
     - Прости, я глупости  говорю,  конечно,  только  все  правда.  Я  как
подумал, что можем и не встретиться...
     Забыв о своей обиде, Ирина подвинулась к нему, погладила по  щеке:  -
Ну что же с тобой случилось? От обычной женщины она отличалась тем, что по
профессии была инопланетной разведчицей, эмоциональный  порог  был  у  нее
повыше, и она умела держать себя в руках и говорить  почти  спокойно  там,
где другая уже забилась бы в истерике. Он рассказал о внезапной встрече  с
Антоном. - Ох, не выношу я его. Ненавижу! - Потому, что  форзейль  -  твой
природный враг? - Нет. Это меня давно не интересует. Как человека  терпеть
не могу. Если бы не он, мы жили бы сейчас на Валгалле, как Адам  и  Ева  в
Эдеме, и вообще ничего не знали. Ни о чем. Мне бы хватило...
     Андрей подумал, что ничего больше ей говорить не стоит. Слишком много
сил Ирине стоило забыть о своем аггрианском прошлом, заставить себя жить и
чувствовать, как простая земная девушка. Начни она сейчас снова вникать  в
тонкости межгалактических отношений, и неизвестно, чем это  закончится.  А
все практические вопросы гораздо проще решать со свободной  от  комплексов
Сильвией.
     ...Постояв минут десять под жесткими струями контрастного душа  -  от
пяти  до  сорока  градусов  Цельсия  и  обратно,  Новиков   переоделся   в
подчеркнуто  нейтральный  костюм  -  цветная   рубашка,   шейный   платок,
светло-синие  брюки,  белый  пиджак  -   и   отправился   наносить   визит
вышеупомянутой леди Спенсер.
     Избавившись с помощью Ирины от сексуального  напряжения,  он  мог  не
бояться попасть под обаяние чар Сильвии, против которых не смогли  устоять
ни Бе-рестин, ни Сашка. Что и неудивительно, аггрианка умела себя  подать,
и отстраненно Андрей понимал, в чем суть и  сила  ее  приемов.  Понимал  и
старательно по-дыгрывал, дабы лишить ее желания придумывать  что-то  более
тонкое и сложное.
     Для переговоров он избрал кормовой балкон парохода, где стюард накрыл
столик с кофе, фруктами, мороженым и бутылкой "брюта" в ведерке со льдом.
     - Твоя подруга не будет ревновать? - спросила  Сильвия,  отработанным
жестом поправляя падающую на глаза прядь волос  и  одновременно  закидывая
ногу на ногу так, чтобы и это не осталось незамеченным.
     - Да зачем ей? - простодушно улыбнулся Новиков.  -  Есть  французское
выражение: "Ля плю белль фий не пе донне плю  ку  элле  а",  -  с  ужасным
прононсом произнес он, - что, как я  догадываюсь,  означает:  "Даже  самая
красивая девушка не может дать больше, чем она  имеет".  Так  чего  же  ей
ревновать?
     - Вот как? - Сильвия, кажется, слегка растерялась.
     - А чего? Если я хочу быть с ней, я буду с ней.  Захочу  уйти  -  она
меня не удержит. Пожелаю провести с тобой в постели час или два,  если  ты
согласишься, конечно, - Новиков изобразил  полупоклон,  -  а  потом  снова
вернусь к ней же,  она  ничего  не  потеряет.  Посему  оставим  эту  тему.
Поговорим по делу. В результате проведенных мною  оперативных  действий  я
выяснил, кто и зачем работает против нас на Западе. Да если бы  только  на
Западе.  Вопрос  вообще  стоит  так,   жить   нам   или   превратиться   в
информационный пар...
     И он  изложил  положенную  ей  часть  информации.  Наученный  горьким
опытом, и не только своим, Андрей решил сделать так, чтобы никто,  включая
ближайших друзей, не располагал всей полнотой картины.  Для  их  личной  и
общей безопасности.
     - Ты согласна съездить в Лондон и  поработать  там  по  своим  старым
каналам?  Нужно  будет  выйти  в  круги  Ллойд-Джорджа,  Черчилля,  старой
аристократии, самых  серьезных  финансистов.  Разместить  в  банках  такие
суммы, чтобы Ротшильды, Куны и Леебы, прочие братья Бруксы бегали за тобой
и спрашивали: "Что вам угодно,  леди  Спенсер?  Чем  можем  служить  вашей
милости?"
     Ему нравилось демонстративно, к месту и не к месту называть  на  "ты"
эту рафинированную  аристократку,  надменную  и  очень  красивую  женщину.
Привыкшую совсем к другому обращению.
     Она положила на столик руки с покрытыми золотой пылью ногтями,  долго
смотрела на Андрея молча, подрагивая загнутыми ресницами.
     -  Разумеется,  согласна,  -  сказала  наконец,  переведя  взгляд  на
маслянисто блестящие волны под кормой парохода. -  Только  ведь  ехать  до
Лондона не меньше недели. Можем не успеть.
     - Старые игры кончились. Пойдешь через прямой канал. Будешь все время
на связи. Золото и деньги через него же перебросим. В твой особняк. Только
вот, твоя...  Как  сказать  -  "двойница",  "предшественница",  -  она  не
помешает?
     - Думаю -  нет.  -  Сильвия  снова  улыбнулась  странно,  с  каким-то
ускользающим выражением. - Только хотелось бы более подробных  инструкций.
Замысел, конечная цель, допустимые средства.
     - Средства - любые. Не до сантиментов  сейчас.  Замысел  ты  в  общем
представляешь, не надо  изображать  девичью  наивность.  Цель  -  чтобы  в
ближайший месяц  ни  одна  сволочь  и  не  подумала  предпринять  какие-то
практические меры  против  Врангелевской  России.  Под  страхом  отставки,
полного разорения или физического устранения...
     - Скажи, Андрей, ты специально так  грубо  себя  ведешь?  -  спросила
Сильвия не то чтобы с обидой, но  расстроено.  Будто  и  вправду  искренне
пыталась с ним флиртовать, преодолевая гордость, а он дал понять,  что  ее
чувства ему безразличны.
     - Конечно. Я рассчитываю на  тебя,  как  на  жесткого  и  закаленного
бойца, эксперта по тайным операциям. И не желаю  поддаться  твоим  женским
чарам. А то какая  же  может  быть  война,  если  командир  ставит  задачу
направляемой в тыл врага разведчице, а сам думает не  о  деле,  а  о  том,
какова она в постели...
     - Хм, - покачала она  головой,  -  ты  и  вправду  абсолютно  честен,
говоришь, что думаешь. Я это ценю. Можешь на меня рассчитывать. И в том  и
в другом смысле. Новиков рассмеялся.
     - Спасибо, леди Спенсер. Я тоже ценю ваши добрые намерения.  Закончим
с первым, поговорим и о втором. Спасибо за приятную беседу. - Он  приложил
руку к сердцу и встал с намерением откланяться.
     - Подожди, Андрей. Ты даже и шампанское не откупорил. Невежливо. Надо
бы поднять бокал за успех...
     - Конечно, конечно. Увы, я и вправду стал крайне бестактным...
     Они сдвинули краями нежно зазвеневшие бокалы. - И  последний  вопрос.
Ты действительно принадлежишь к старой русской аристократии?
     - Твой род с какого века ведет отсчет? -вопросом  на  вопрос  ответил
Новиков.
     - С тринадцатого. Первый сэр Спенсер участвовал  в  шестом  Крестовом
походе...
     - Забавно. Мой род чуть постарше, очевидно, но, согласно  документам,
один  из  моих  достоверных  предков  сражался  на  Калке,  а  это   почти
одновременно с твоим  -  тысяча  двести  двадцать  третий,  тысяча  двести
двадцать восьмой... Интересно... Ну так я пошел, дел слишком много. Сейчас
появится Берестин, мы тебе подготовим все необходимое. Не прощаюсь.
     Новиков  легко  коснулся  губами  тонкого  запястья  Сильвии  и,   не
оборачиваясь, скрылся за дверью, ведущей в кормовой салон.
     Аггрианка (а почему, кстати, аггрианка, если  так  легко  ассоциирует
себя с родом, послужившим базой  ее  личности?)  осталась  одна.  Положила
подбородок на сцепленные замком  пальцы  и  замерла,  глядя  на  синеватый
холмистый берег. То ли  размышляя  о  предстоящей  работе,  то  ли  грустя
неизвестно о чем...
     ...Берестин шагнул в каюту прямо из будки штабного "урала", в котором
объезжал участок  фронта,  намеченный  для  демонстративного  отвлекающего
удара. Требовалось  показать  красным,  что  обольщаться  им  не  стоит  и
стратегическая инициатива полностью принадлежит Русской армии.
     Генеральская форма, уже достаточно обношенная, сидела  на  нем  столь
естественно, что в войсках его принимали как своего. А то,  что  никто  не
помнил Берестина по дореволюционной службе, как бы и не  замечалось.  Мало
ли  в  армии  генералов,  выслужившихся  за  три  года  из   капитанов   и
подполковников. А Россия велика, и офицеров в ней достаточно, в том  числе
и пришедших из запаса и отставки.
     Поздоровались, сели в  кресла  по  обе  стороны  низкого  журнального
столика,  закурили  располагающие  к  неспешной  беседе  сигары.   Вначале
поговорили о войне, так, как воспитанные люди говорят о погоде. Новиков  в
шутливой форме рассказал о  своих  делах  с  чекистами.  Алексей,  в  свою
очередь, сообщил забавные эпизоды из жизни ставки Верховного. -  Ну  и?  -
первым не выдержал Берестин. - Чего тут "ну"? Отвлеклись слегка,  и  слава
Богу.  Помощь  мне  твоя  нужна.  И  твой  хваленый   компьютер.   Сможешь
подготовить материал на пару десятков самых опасных  для  нас  и  наиболее
способных  деятелей  красных?  Чтобы  в  результате  обрисовалась  картина
широкого антисоветского заговора, вроде как дело Тухачевского  в  тридцать
седьмом?
     - Без проблем. Только мне надо знать, кому материал будет  адресован,
чтобы сработать все абсолютно убедительно. И что требуется - голый  оговор
или конкретные доказательства? - Новиков увидел, что Алексей с ходу  понял
его замысел, хотя и не мог знать, насколько далеко  простирается  интрига.
Он, скорее всего, вообразил, что  Новиков  решил  просто  выбить  из  игры
верхушку военного  руководства  для  облегчения  последнего  этапа  войны.
Пришлось объяснять.
     - О, это и вправду здорово! Изящный поворот, скорее в восточном,  чем
в европейском стиле.
     - Еще бы! Византийцы мы, чать. Равно как и скифы, если верить  Блоку.
Посему давай  документы  готовить  на  полном  серьезе.  С  перехваченными
письмами,  доносами  особистов,   телеграфными   переговорами,   какими-то
выкраденными из штаба Врангеля документами. Чтобы  в  случае  чего  и  для
трибунала хватило. Только мы и без трибунала обойдемся...
     - Пошли. Сразу и займемся. Правда, помощь Олега  потребуется,  сам  я
так компьютер не запрограммирую, он же у меня  на  решение  чисто  военных
задач настроен.
     Часа через три, которые Левашов провел за клавиатурой,  а  Новиков  с
Берестиным за пивом с таранью, принтер начал  выдавать  требуемые  бумаги.
Причем совершенство форзейлианского аппарата было таково, что документы он
создавал  безукоризненные.  Рукописные  на  листках   школьных   тетрадей,
отпечатанные слепым шрифтом на  оберточной  бумаге,  оттиснутые  аппаратом
Бодо на телеграфных лентах...
     Доносы агентов и "доброжелателей", собственноручные  показания  якобы
арестованных изменников и пленных сотрудников белой контрразведки.  Короче
говоря, собранных в клеенчатую папку материалов хватило бы, чтобы подвести
под расстрел всех красных  командармов  и  начальников  Губчека,  половину
членов Политбюро и дюжину наркомов. Такую бы машинку в свое время товарищу
Ежову, и незачем было бы держать в НКВД десятки тысяч костоломов.
     - Что-то мне сдается, наша затея начинает погано  пахнуть,  -  сказал
вдруг Берестин,  пролистав  пачку  бумаг.  Новиков  воззрился  на  него  с
изумлением.
     - Ты же только что восхищался моей идеей. И передумал? Убивать солдат
на фронте, по-твоему, лучше, чем устранить чужими руками их командиров?
     - А... На словах ты прав, конечно, а вот все равно  с  души  воротит.
Солдат и стукач - все ж таки две большие разницы. И когда я весь  материал
целиком увидел, жутковато стало.
     -  Брось,  Леша,  -  неожиданно  вмешался  Левашов.  Неожиданно   для
Берестина, который не знал всего того, о чем успел договориться  с  Олегом
Новиков. И позиция еще вчера просоветски  настроенного  товарища  поразила
Алексея. - Ничего тут такого нет, о чем ты страдаешь. Не стукачество  это,
а  стратегическая  дезинформация.  Сечешь  разницу?  -  Левашов   выключил
компьютер и развернулся на винтовом кресле. - Тем более  что  эта  деза  -
только первый этап. Дальше еще интереснее будет...
     - Ну-ка, ну-ка. Что вы там еще придумали, поделитесь, Талейраны...
     Выслушав, Берестин отодвинул от компьютера Левашова,  начал  набирать
команды теперь уже по своей, военно-стратегической программе, вводя  новые
параметры в отработанный план кампании.
     - Как раз сейчас уместно будет  произвести  отвлекающую  операцию  на
тамбовском направлении. Силами одной-двух дивизий нанести внезапный удар с
имитацией далеко  идущих  целей.  Если  красные  примут  его  всерьез,  им
придется перегруппировывать войска и разворачивать их фронтом  в  обратную
сторону. Тогда Антонов получит свободу действий в уже занятых им  районах.
В любом случае на пару недель красные тылы будут дезорганизованы...
     - Вот и действуй. Только сначала подготовь к переброске в Москву всех
оставшихся "басмановцев" и десяток  БТРов  с  боеприпасами.  А  ты,  Олег,
сделай на всех по комплекту красноармейской формы, самого нового  образца,
с красными и  синими  "разговорами"  (на  тогдашем  жаргоне  -  поперечные
клапаны на гимнастерках и шинелях). - А оружие?
     - Да черт с ним, давай те же самые "СВТ". На фронте они уже знакомы и
здесь к месту будут.
     - Нет, в  кремлевских  коридорах  и  закоулках  не  пойдет,  длинная,
неудобная. Почти полтора метра...
     А иногда секунда все решает. Пока поднимешь, пока прицелишься...
     - Согласен. Тогда пусть будет "СКС". И патронов выдать штук по двести
на ствол, уже в обоймах...
     ...По  большому  кругу,  через  Воробьевы  горы,  Новиков  выехал   к
монастырю. В пути он подробно  проинструктировал  Агранова  и  вручил  ему
коричневую папку.
     -  Запомни,  Яков  Саулович,  я  вполне  уважаю  твои   классовые   и
национальные чувства, но упаси тебя Бог снова начать  двойную  игру.  Если
сделаешь, как приказано, и себе обеспечишь  достойную  жизнь,  и  миллионы
людей спасешь от того,  что  хуже  обыкновенной  смерти.  Мне  о  грядущих
перспективах даже рассказывать не хочется. Ты, конечно,  большая