х мыслей недоброжелателей.
     А  так он  может  заходить  к  князю  по  вызову,  всего  лишь  перейдя
замощенную брусчаткой площадь, окруженную вековыми голубыми елями.
     Наскоро  отремонтированные   помещения   пообветшавшего   за  последние
десятилетия корпуса произвели на Тарханова двойственное впечатление. С одной
стороны, пятиметровой  высоты  сводчатые  коридоры, гулкие  мозаичные  плиты
полов, глубокие амбразуры  дверей  и окон,  тяжелые  темные  шторы создавали
ощущение надежности и некоего имперского величия, но в то же время угнетали.
     Не  то государственное  присутственное  место,  не то  казематы приказа
Тайных дел.
     Мебель тоже не заменялась с  доисторических времен, и Чекменев сидел за
необъятным столом в слоноподобном кожаном кресле. Уличный свет сочился через
выходящие на север три окна в мизерных количествах, и на столе горела  лампа
на мраморной подставке под! зеленым абажуром.
     Тарханов вошел к начальнику согласно  Уставу, печатая шаг, доложил, как
положено.  Раз прибыл  в Кремль, был одет в  строевую форму, только что  без
шашки у бедра. Последнее время такие вольности дозволялись.
     - Что,  проникся?  - с  обычной  своей  полуулыбкой  спросил  Чекменев,
вставая навстречу полковнику и делая три шага навстречу. -  Это я специально
велел   по  всем   запасникам  собрать,   чтобы,   значит,  соответствовать.
Современные столы и стулья здесь совершенно не смотрятся. Да и вообще, люблю
я такое этакое... Аромат ушедших веков, так сказать.
     - Проникся,  - кивнул Тарханов,  аккуратно повесил на крючок фуражку. -
Пытошные подвалы тоже, имеются?
     -  Вот я  как  раз  на  эту  тему, -  резко  свернул  шутливый разговор
Чекменев. - Что там у вас с допросом твоего чеченца получилось?
     - Он не чеченец. Турком оказался, вполне цивилизованный господин, зовут
его  действительно Фарид, фамилия - Карабекир, военную  академию в  Стамбуле
закончил,  потом в  Киевском университете учился, по  гражданской,  конечно,
линии,  в  целях  овладения  языком и ассимиляции. Чин майора имел,  пока  в
отставку не вышел и более интересными делами не занялся.
     А допрос - это, я тебе скажу! Впечатляет.
     Ляхов с доктором  серьезную  штуку придумали. Теперь  в принципе любого
фанатика  расколоть  можно  без  труда  и затрат нервной  энергии.  Никакого
"спецобращения", никакой химии...
     Он вкратце передал Чекменеву суть новой методики:
     - Понимаешь, молчать никто не  может,  признается бегом  и с  радостью,
поскольку  даже мысль  о том,  чтобы соврать  или  скрыть  что-то,  вызывает
мучения не только физические, но и нравственные...
     - Ну-ну, - ответил Чекменев с долей сомнения.
     - Не веришь, можешь на себе  проверить. Я - проверял. Крайне неприятные
ощущения.
     - Поглядим, - без энтузиазма ответил генерал. - И что же он сообщил? По
сути.
     - Распечатка с магнитофона будет к вечеру. Много материала плюс карты и
схемы. Если  я что-то упустил,  просто не сообразил,  о чем еще  спросить, -
всегда  можно  дополнить. Господин  Карабекир теперь удивительно  благостный
стал. Вроде как  уверовал.  Турки,  они насчет религии  не очень, а  этот...
Молится пять раз в день и при любом  намеке на "кресло" выдает то, о чем нам
спросить и в голову не пришло бы. Но с креслом все-таки надежнее.
     А на словах,  если  вкратце,  -  мы в  своих  расчетах не ошиблись.  На
изъятие Маштакова с  лабораторией  они  среагировали  оперативно.  Только  я
думал, что у них в Пятигорске от силы взвод боевиков отсиживается, а они два
батальона в распыл бросили.
     Пока я Фарида сюда  вез, в Пятигорске местные ребята без всякой техники
сумели с пленными поговорить по-свойски.  Они  ж там злые были, не передашь.
Уже на следующий день силами военного училища и территориалов в Хасауте базу
разгромили, на плато Бичисын.
     Так что в ближних окрестностях порядок навели. Трофеи неплохие взяли.
     Я же,  признаюсь, тоже  просчитался.  Думал, в Пятигорске за Маштаковым
серьезные люди присматривают, поаккуратнее сработают. Через агентуру  станут
к  местным гэбэшникам подходы искать, в крайнем случае, захватят кого-нибудь
из начальства,  за нами погоню организуют, если сообразят, у них  ведь  даже
вертолеты были.  К  этому я тоже  готов  был, а вот что настоящую  войсковую
операцию затеют - не предполагал.
     У них  в районе Хасаута - целая база примерно батальонного  уровня. Там
аул еще с Гражданской войны заброшенный, все жители в Турцию эмигрировали, а
дома каменные стоят, и рядом, в горах, натуральный пещерный город.
     - База - зачем? - уточнил Чекменев.
     -  На случай большой  войны с неверными. Это  в пропагандистском плане,
конечно,  а вообще - обычное бандитское  гнездо. Награбленное прячут,  после
дел отсиживаются, заводик по производству анаши имеется, похоже, даже деньги
печатают.
     - Понятно. А с нашим делом - какая связь?
     -  Самая прямая.  База  готовилась давно и для другого, но  тут очень к
месту пришлась.  В Турции  один  очень серьезный человек в  Маштакове и  его
"Гневе" весьма заинтересован. Он его и финансировал, и под контролем держал.
По старым делам слышать не приходилось - господин Ибрагим Катранджи?
     - Знаю такого. Но  он,  насколько я в  курсе, совсем  в  другой области
интересы  имеет, -  удивился Чекменев. - Однако  при масштабах его "империи"
ничего исключать нельзя. Дальше.
     - По словам Фарида, этот Катранджи  вложил в  нашего профессора чертову
уйму  средств.  Якобы  надеялся,  применив  "Гнев  Аллаха",  свои феодальные
владения в Палестине вернуть. Это вообще отдельный разговор. Вся пятидневная
война,  похоже,  затеяна  была  только  для  того,  чтобы  Ибрагиму   дорогу
перебежать. У арабов, с турками и курдами свои счеты.
     Вот для присмотра за Маштаковым он и направил сюда полсотни своих людей
во главе с нашим  Фаридом.  Кстати, - вспомнил  Тарханов, - он  в Петрограде
торговой  фирмой владеет.  Под фамилией  Насибов.  Там  тоже можно его связи
отследить...
     - Не наша забота, - перебил Сергея Чекменев. -- Не отвлекайся.
     - Информацию о нашей акции Фарид получил через  пятнадцать минут  после
ее  завершения. Тут я промазал, -  самокритично признал Тарханов,  -  два их
поста  наблюдения расшифровал и обезвредил,  но что-то упустил.  Но они  все
равно не успели. Наша схема прикрытия сработала четче.
     Так вот, поднял он  своих орлов по  тревоге, заодно  прихватил местных,
которые в тот момент в лагере оказались. И вперед. За час доехали, за второй
- город блокировали, начальника УГБ  захватили,  выяснили, что "объект" туда
не поступал и местные контрики понятия не имеют, что почем.
     Догонять неизвестно кого и неизвестно в каком направлении Фарид не счел
разумным,  предпочел   провести   акцию  устрашения.   Захватить   гостиницу
"Бристоль" и предъявить властям ультиматум. Четыреста постояльцев в обмен на
Маштакова и прибор.
     - И ты им второй раз игру поломал...
     -  Не  только я. Тюрьму и полицию  с  разбегу взять он не  сумел, вот и
пришлось Фариду больше половины  своих войск еще и на их блокаду выделить. И
темп потерял. Но  все ж таки в основном я, - не стал скромничать Тарханов. -
А  если  совсем  точно, то  не  второй,  а  четвертый, нью-йоркские  события
учитывая, а захват Маштакова и бой в гостинице за два эпизода считая.
     -  Не  многовато  ли  для одного  человека,  как  полагаешь?  С теорией
вероятности мало согласуется.
     - Как судить.  На войне теория вероятности для конкретного  человека не
слишком  много значит. В массовом  масштабе  - другое дело. Там,  в Израиле,
действительно маловероятная случайность произошла,  а дальше, если уж я стал
этим делом профессионально заниматься, так просто логика событий.
     Мог, конечно, сам на  КМВ не  поехать, все  Кедрову  доверить,  но, как
куратор, принял именно такое решение. То же и  в гостинице.  Мог уклониться,
но не стал. Так что тут скорее закономерность, чем случай...
     -  Ладно, убедил, - решил не вдаваться в философские тонкости Чекменев.
- И много еще на Кавказе таких баз и лагерей?
     -  Думаю,  достаточно.  Подробно мы об этом пока не  говорили, но можно
понять, что не один и не два... Суммарно не меньше чем на дивизию потянет.
     -  Вот мудаки,  - выругался  Чекменев,  имея в  виду контрразведчиков и
военных начальников Кавказского округа и всех российских спецслужб сразу.  -
Чем  они  там  вообще  занимаются?  Проморгали,  ну  пусть  теперь  сами   и
расхлебывают. Я им помогать не намерен.
     Правительственные  органы   очень  ревниво  относились   к  ведомствам,
подчиненным Великому князю, и изо всех сил добивались того, чтобы их влияние
не выходило за пределы Москвы и Московского военного округа.
     То, что  происходило  между  ними, нельзя  даже назвать  соперничеством
между равновеликими структурами, борющимися за авторитет и влияние  на одном
и том же поле. Фактически ведь разведуправление, которым руководил Чекменев,
являлось  обычной  штатной  структурой  армейского  уровня,  и то,  что  оно
незаметно превратилось в подобие  полноценного Министерства госбезопасности,
де-юре нарушало  и Конституцию,  и  другие писаные и неписаные  соглашения и
традиции.
     Разумеется,  это  вызывало  в  Петрограде  нескрываемое  раздражение  и
соответствующие реакции.
     Тарханов   уже   сталкивался   с   моментами,   когда   государственная
контрразведка охотилась  на  спецназовцев князя с не меньшим азартом, чем на
настоящих преступников, стоило им только засветиться на "чужой" территории.
     Соответственно, и отдел спецопераций, которым уже две  недели руководил
Тарханов,  и "печенеги", с оставляющие его ударную  силу, отвечали  коллегам
тем же.
     Вот почему,  собственно, Сергей так стремительно  убыл  из  Пятигорска,
прихватив с собой  пленника. В противном случае он вполне  мог оказаться  на
положении  подозреваемого, а то и обвиняемого. В  чем угодно  - в незаконном
ношении  оружия,  а  главное  -  его применении, в  самоуправстве,  да  хоть
бандитизме, наконец, если подвести  под это определение акцию по  захвату  и
вывозу в Москву профессора Маштакова.
     А из второй столицы, как в свое время с Дона, - "выдачи нет".
     - Хорошо,  тут  мы их сделали. Теперь -  дальше, - выпустив пар, сказал
Чекменев.  - Мне вчера Розенцвейг насчет вашей беседы с "Кулибиным" излагал,
принципов действия "Гнева" и еще какого-то эпизода с тобой лично. Я  не  все
понял.
     Что  Розенцвейг мог своему старому  приятелю и коллеге  сюжет и  фабулу
оперативного мероприятия  изложить  так,  чтобы  тот  не  понял,  Сергей  не
поверил. А если бы даже такое паче чаяния случилось, то Чекменев заставил бы
его десять раз повторять, пока не вник бы в суть вопроса.
     Значит, опять желает выслушать иную трактовку  и  составить собственное
мнение.
     Что  ж,  можно,  скрывать  ему  нечего,  только сам  он,  наверное,  из
рассуждений Маштакова понял как бы не меньше, чем израильский разведчик.
     У  того  и  жизненного  опыта  на  десять  с  лишним  лет  побольше,  и
образование  инженерное или физическое имеется,  раз именно ему  историей  с
"Гневом Аллаха" заниматься поручили.
     Вадим,  тот  сразу  начал конструировать какие-то  свои гипотезы,  вон,
догадался, как углубить  и расширить его воспоминания о визите в другой мир,
самому же  Тарханову все это казалось  если не  ерундой, то  такой же трудно
постигаемой вещью, как,  скажем, математический анализ  или, прости господи,
топология.
     Он  как-то  пролистал подобную  книжку. Четыре  страницы  букв, цифр  и
символов, потом одна-единственная доступная фраза: "Из чего  с  очевидностью
следует...".
     Ага, с очевидностью!
     Сергей  пересказал  Чекменеву  все,   что  запомнил   и  понял,  но  от
собственных трактовок воздержался.
     Счел  нужным только добавить, что, по мнению Ляхова,  мир, в котором он
оказался, расположен  где-то  после 1968  года,  поскольку последний  "орден
комсомола"   датирован   именно   этим   годом   и   связан,   очевидно,   с
пятидесятилетием успешного, в том варианте, большевистского переворота.
     -   Допустим,  допустим,  -  хмыкнул  Чекменев.  -  Интересно  бы  было
посмотреть. Вдруг да удастся и из этого какую ни есть пользу извлечь. Ладно,
побеседуем еще и с профессором, и с твоим приятелем. Не ошиблись мы с ним, в
очередной раз убеждаюсь.
     - Да уж. Они там не только  машинку  для допросов изобрели,  там  и еще
что- то намечается...
     - В плане прокурорской дочки?
     - Дочка и сам папаша -  другая статья. Хотя Вадим  их  уже  практически
перевербовал.
     Они  с  доктором еще  одну  штуку  дорабатывают.  Я так  понимаю,  для,
составления  психологической  карты  личности.  Якобы  может заменить  отдел
внутренней безопасности и управление кадров в одном лице.
     - Вот что делается. Сплошные Кулибины, куда ни  плюнь. Так,  может, нам
Ляхова к себе взять? Должность ему придумаем...
     Сергею  неосведомленность  Чекменева  в  сути  открытий  и  изобретений
Бубнова и Ляхова показалась несколько утрированной.  Если уж он распорядился
перевести лабораторию Максима на остров, значит, вник и оценил.
     Что  же касается их  разговора  в автобусе с Маштаковым,  Тарханов  был
уверен, что  Розенцвейг  вел его  магнитофонную  запись.  Не  такой Григорий
Львович человек, чтобы полагаться исключительно на память.
     Касательно   же  вопроса   о  дальнейшей   судьбе   Ляхова  он  ответил
категорически:
     -  Не считаю полезным.  Пусть  учится дальше. Там от него толку  больше
будет, особенно исходя из его нынешних знакомств. А нештатно мы с ним и  так
работаем.
     -  Тебе виднее. Я его как раз к твоему отделу думал прикрепить. А ты на
глазах растешь, капитан. Без всякой Академии дипломатом становишься.
     Тарханов  не  стал  в   ответ  называть  его  подполковником,  хотя  их
приятельские вне службы отношения такое допускали и  в  первый  момент очень
захотелось. Но - вовремя одумался. Что толку? Лучше уж так, кивнуть, принять
за обычное панибратство. Или шутку старшего товарища.
     Потом же видно будет, "кто кого распнет", как писал в набросках к так и
не написанному роману некий Илья Файнзильберг.
     -  Не забудь, полная распечатка допроса потребуется  мне через два часа
максимум,  -  свернул Чекменев аудиенцию. - Князю буду докладывать. Поторопи
своих ребят.  А на  будущее - твой кабинет - напротив моего. Пойди посмотри,
что там делают. Есть вопросы  или предложения - не стесняйся. ХОЗУ оформит в
лучшем виде. Сейчас мы на коне!
     Тарханов  посмотрел предназначенное  ему обиталище.  Поменьше, конечно,
чем  у Чекменева, но тоже  метров в тридцать квадратных.  Окна всего два, но
выходят  они  прямо  на  Боровицкие  ворота  и  мощенную  брусчаткой  аллею,
обсаженную вековыми голубыми елями.
     Недурно.
     И тут же привычно подумал, что и как огневая позиция его кабинет хорош.
Стены - пушкой  не  пробьешь,  сектор  обстрела  великолепный,  и  в  случае
необходимости пути безопасного отхода обеспечены.
     Рабочие уже  закончили циклевать специальной машинкой паркет с необычно
крупными плашками, готовились его лакировать.
     В  прихожей  лежали рулоны обоев, имитирующих  тисненую кремовую  кожу.
Мебель пока  не  подвезли, но и  за этим задержки не будет,  заверил  Сергея
десятник.
     С  неожиданным  чувством  неприязни  к  себе  самому  он  подумал,  что
окончательно принял  чужие правила игры и согласился с навязанной ему ролью.
А  ведь  совсем  недавно  он  был  боевым  офицером,  не  выносящим  тыловых
чиновников, и уж тем более - жандармских. И вот уже сам стал им.
     Но, с другой стороны, - если не ты, то кто? Если не сейчас, то когда?
     И  он  пошел  командовать  машинистками  и  помощниками, чтобы к  сроку
сделали все нужные бумаги и вдобавок оформили их, как полагается.
     Успел, конечно.  У полковника  Тарханова подчиненные не умели сачковать
или опаздывать.

     ...   Местоблюститель   Российского   престола,   Великий   князь  Олег
Константинович на  днях  без всякого удовольствия отметил  (не отпраздновал)
свое  сорокавосьмилетие. Перевалив через  тридцать, он как-то  разом потерял
интерес к дням рождения и юбилеям. Что праздновать - очередной шаг к могиле?
Или - что сумел еще год прожить?
     Да и вообще.  Любой  из  его венценосных предков к данному возрасту уже
успел сделать почти все, к чему был призван, а он еще и не приступал.
     А приступит ли?
     Самое-то главное, что он до поры до времени и не собирался. Жили в этой
смешной, но и почетной тоже роли  его предшественники семь десятков лет и не
комплексовали  вроде бы. А  если и да, то молчали об  этом. Чего же он вдруг
начал задумываться?
     Царской власти ему захотелось? Нет. Наверняка нет. А вот чувство долга,
кажется, взыграло. Страна ведь, как  ни скажи, проваливается в небытие, а ты
единственный, кто еще имеет возможность ее от этого удержать.
     Уверен?
     Теперь,  кажется,  да,  и окончательно.  Особенно после  наглой вылазки
террористов  в  Пятигорске. Он, обладая даже той мерой власти, что  нынешний
премьер, подобного бы не допустил.
     Чего стоят все эти адвокатишки, экономисты, специалисты  международного
права, приходящие к власти  по  результатам вполне бессмысленных выборов под
знаком столь  же  бессмысленных  партийных программ? А  программы эти, между
тем, читать  приходилось,  чтобы знать,  что  происходит  во  вверенной  его
попечению стране. Пусть и лишен он законного права ею управлять.
     Но не обязанности думать и стремиться к ее благу.
     Эсеры,  октябристы,   кадеты,   социал-патриоты,   партия  гражданского
достоинства и партия такой же свободы, партия мелких сельских  хозяев... Имя
им - легион.
     А ведь  если начнутся государственные и иного рода катаклизмы - защитит
хоть кто-то из них настоящие интересы страны?
     Конечно же, нет.
     А  ему,  Великому  князю, предоставлена  во вполне  условное управление
Москва и Московский военный округ. Отдан под резиденцию Кремль и под команду
-  Гвардия.  Да что  там  той Гвардии,  непосредственно  в Москве  всего две
стрелковые дивизии без  тяжелого вооружения, еще кое-какие отдельные части и
подразделения,   несколько    учебных    заведений.   Есть   еще,   конечно,
Экспедиционный корпус, настоящая сила, но его батальоны и бригады разбросаны
по кромке российской части Периметра  в полосе  нескольких тысяч километров.
Собрать  его в  один  кулак -  потребуется несколько  суток, а то и  недель,
причем  по воздуху  удастся  перебросить  только  боевые подразделения,  без
тылов.
     В России же медленно, неприметно, но неудержимо нарастает Новая Смута.
     Он ведь все-таки не только военный, он еще и ученый, историю, географию
физическую  и экономическую,  геополитику  не  понаслышке знает.  Читает  не
только   газеты  и  стенограммы  думских  прений,  начальник  аналитического
управления собственной Е.И.В. канцелярии регулярно на стол  отчеты кладет, и
офицеры из  клуба "Пересвет" не из чистой любви к  искусству  свои доклады и
рефераты  пишут.  Положение  в  стране  и  вокруг  нее  Олег  Константинович
представляет гораздо лучше очередного премьер-министра.
     И  положение  это  никак  нельзя   назвать   блестящим.  Прежде  всего,
государство мучает хроническая политическая нестабильность. Родившаяся после
Гражданской   войны  республика  продемонстрировала   полную   непригодность
парламентского строя для управления такой страной, как Россия.
     Завороженные  европейским,  всеобщим,  прямым  и  равным  избирательным
правом,  депутаты  Учредительного  собрания  обрекли ее  на восемьдесят  лет
бесконечных выборов,  кошмар  думских коалиций,  возникающих  и  рушащихся с
неизбежностью смены времен года.
     На памяти князя  только три правительства отработали свой полный  срок,
обычно же кабинеты министров и премьеры менялись каждые год-полтора.
     Естественно,  какой-либо  прее