тумблеру и  повернул  его.  В  ту  же  долю
секунды, не успел даже  прозвучать  щелчок,  Сергей  метнулся  вперед  и
отбросил его руку в сторону. Он  ощутил  короткую  боль  в  запястье  от
резкого столкновения кости о кость.
   И для Тарханова все окружающее исчезло.
   Все, только что здесь существовавшее.
   Подвал был совершенно пуст, на земляном полу валялся какой-то  мусор,
у стены, на месте столов - старые лопаты, сваленные в  кучу  полустертые
метлы, обломанные листы шифера,  ржавые  ведра.  Почему-то  -  несколько
синих почтовых ящиков с облупившейся краской.
   Грязные, неоштукатуренные стены, запах  гнили  и  плесени.  В  низкое
окошко пробивался солнечный свет.
   Ощущение  абсурдной  нереальности.  Но   себя   Тарханов   чувствовал
совершенно нормально. В  физическом  смысле.  Голова  не  кружилась,  не
болела, вообще все было в полном порядке.
   Но куда исчезли все? Где он оказался?
   Держа автомат на изготовку, Тарханов  поднялся  наверх  по  скрипучей
деревянной лестнице.
   На улице сияло утреннее солнце. Судя по высоте над горизонтом - конец
июня. То есть день, возможно, тот же самый. Но где? В  смысле,  в  каком
году и веке?
   Тарханов временами почитывал фантастические романы, в том числе и те,
где описывались всевозможные шутки со временем.
   Если не думать, что машина "Кулибина" предназначена  для  мгновенного
гипноза, то что еще можно предположить?
   За первое говорило то, что в этом странном  месте  Тарханов  оказался
один. Если бы имела место "машина времени", она должна была бы в  равной
мере подействовать и на всех остальных людей в подвале, и  на  господина
Маштакова в первую очередь.
   С автоматом наперевес он обошел  вокруг  дома,  осторожно,  поминутно
оглядываясь и прислушиваясь, вышел за ворота. Нигде ни души.
   Тарханов остановился в сильном сомнении. Стоит ли отходить за пределы
дома? Не случится ли от этого еще что-нибудь, неприятное,  а  главное  -
необратимое?  Что-то  шевелилось  у  него  в  голове,  какая-то   мысль,
способная объяснить все происходящее. Словно  он  отлично  все  знает  и
понимает, только вот подзабыл внезапно.
   И еще одно поразительное ощущение - все здесь вокруг, как  должно  бы
выглядеть лет 20-30 назад.
   Деревья на поляне и вдоль дороги ниже, чем были вчера. С того  места,
где он стоит, виден Бештау, чего раньше не было.  Зато  не  видны  белые
десятиэтажные корпуса жилых домов на окраине Пятигорска.  Крайние  крыши
едва различаются среди тополей  как  минимум  на  километр  дальше,  чем
вчера.
   Примерно на уровне здания общежития ПГИИЯ, которое в  1967,  кажется,
году было построено чуть ли не в голой степи.
   И еще одно поразительное наблюдение - абсолютное безлюдье.  Ни  машин
на трассе, ни электропоездов на перегоне. В ресторане и перед  ним  тоже
пусто.
   Мертвый мир.
   Подойти, что ли, к веранде, посмотреть, что  там  происходит?  Всегда
ведь можно определить, исчезли люди только что, сутки или месяц назад.
   Где-то он читал и о таком варианте, когда  население  Земли  исчезает
неизвестно куда и остается на всем свете только главный герой.
   Более того, он отчетливо понимал, что так оно  и  есть,  что  в  этом
совершенно живом и реальном мире, где светит утреннее  солнце,  шелестит
по  вершинам  деревьев  легкий  ветерок,  журчит  родник   под   корнями
узловатого дуба,  на  ветвях  которого  они  сидели  вчера  с  Кедровым,
лопаются пузырьки нарзана в каменном бассейне, - в этом мире нет,  кроме
него, ни одного человека.
   Все есть,  а  людей  нет.  И  исчезли  они  из  него  только  сейчас,
буквально.
   За мгновение до того, как сам он вышел из подвала на свет.
   Все же Тарханов решился.
   Привычным образом озираясь,  держа  автомат  наизготовку,  он  сделал
целую сотню шагов по растрескавшемуся асфальтовому шоссе.  Увидел  слева
шлагбаум, за ним зеленые брезентовые палатки, расставленные по периметру
квадратной поляны,  расчерченной  посыпанными  песком  дорожками.  Нечто
вроде лагерей на берегу Сенгилеевского озера, в которые на весну и  лето
выезжали курсанты Ставропольского училища. Вон  и  грибок  для  часового
рядом со шлагбаумом.
   А еще вчера днем здесь была лишь густая и  высокая  трава,  пестрящая
желтыми цветами одуванчиков.
   Посреди поляны возвышалась мачта из полуторадюймовых труб, на вершине
которой трепыхался выцветший красный флаг.
   А над длинным деревянным стендом рядом с самой большой палаткой  била
в глаза надпись, собранная из фанерных алых букв:  "Пионеры  Ставрополья
приветствуют XVI съезд ВЛКСМ! "
   Нет,  совсем  уже  ерунда  какая-то!  Пионеры.  Это  либо   освоители
американских прерий, либо солдаты саперных войск времен Николая Первого.
   Ни тем, ни другим нечего делать в курортной зоне Пятигорска, и уж тем
более - приветствовать аж шестнадцатый съезд не пойми чего...
   И в то же время реально и убедительно до ужаса.
   Он не успел ни додумать  мысль  до  конца,  ни  предпринять  каких-то
действий, как все кончилось.
   Снова подвал, люди, изобретатель, потирающий левой  рукой  ушибленную
правую.
   - Вы где были? - спрашивает Маштаков, пристально глядя на  Тарханова.
- Вы где-нибудь сейчас были?
   Окружающие смотрели на них с недоумением. И Тарханов  догадался,  что
для всех: прочих, кроме изобретателя, он никуда не исчезал.
   - Только без шуточек, хорошо? -  Он  указал  стволом  автомата,  куда
Маштакову нужно отойти. - Мы это  обсудим  отдельно.  Что-то  у  вас  не
сработало.
   - Наоборот. Все сработало, и все теперь  мне  окончательно  ясно.  Вы
даже не представляете...
   - Представляю, - резко  ответил  Тарханов,  просто  чтобы  не  давать
противнику  лишних  козырей.   -   Куда   больше   вашего   представляю.
Рассказывайте, как и в каком порядке все это разбирать, чтобы  в  Москве
собрать в работоспособном виде.
   - В чем дело? - спросил его Кедров, когда работа пошла, а сам  Сергей
отошел к двери и закурил, - О чем вы говорили?
   - Да так. Эта машинка умеет воздействовать на психику. Я  оказался  к
ней слишком близко. А ты ничего не почувствовал?
   - Совершенно. Он протянул руку, ты его ударил. Он зашипел, матернулся
и спросил, где ты был. Я думал, это у него крыша поехала.
   - Ага, - удовлетворенно кивнул Тарханов.  -  Никакой  расстыковки  по
времени не было?
   - Я же говорю, нет. Разве только... Ну, может, мне  показалось.  Удар
ты как-то слишком четко зафиксировал. Словно на  показательных.  Ударил,
задержал руку в крайней позиции, потом вернул обратно.
   - На полсекунды?
   - Да, может, на полсекунды. Вряд ли дольше.

***

   Меньше чем  за  час  все  содержимое  мастерской  и  лаборатории  под
присмотром Маштакова  и  отрядного  инженера  погрузили  в  две  военные
санитарные машины. Изобретатель заодно попросил  забрать  и  технические
книги из его библиотеки.
   - Вдруг у вас не окажется возможности  предоставить  мне  аналогичный
комплект. Здесь есть настоящие раритеты, тем более с моими заметками.
   - Надеетесь, вам  еще  придется  заниматься  науками?  -  осведомился
Кедров, которому явно не нравилось, что он не  понимает  в  происходящем
чего-то очень важного.
   - Обязательно. Куда вы без меня денетесь?
   - Ну-ну, - без особой, впрочем, уверенности произнес кавторанг.
   - Займитесь обеспечением отхода, - предложил ему Тарханов. - Черт его
знает, вдруг отсутствие звонка от  того  ресторанного  придурка  -  тоже
сигнал тревоги.
   А теперь - давайте, - скомандовал Сергей, когда  все  было  готово  и
изобретателя тоже посадили в машину, защелкнув,  на  всякий  случай,  на
запястьях  тугие  наручники  и  приставив  к  нему   двух   персональных
охранников. И сам первый дал в воздух очередь трассирующими пулями.
   Минуты три несколько автоматов и пистолетов работали беглым  огнем  и
по окрестным зарослям, и по стенам и окнам дома. Со  стороны  это  могло
восприниматься как звуки внезапного, суматошного, торопливого встречного
боя, когда его участникам некогда целиться.
   Стрельба, которую не могли не услышать на окраинах города, потому что
летняя ночь была уж слишком тиха и воздух неподвижен,  прекратилась  так
же неожиданно, как и началась.
   С воем сирен санитарные машины  рванулись  к  городу,  сопровождаемые
полицейской,   идущей   впереди   и   яростно   мигающей   сине-красными
проблесковыми маячками.
   Любой случайный зритель,  прогуливающийся  ночью  между  ресторанами,
пансионатами и санаториями в окрестностях Провала, и  неслучайный  тоже,
смогли бы сделать из увиденного вполне определенный вывод.
   Точнее, законченный  вывод  сделал  бы  только  тот,  кто  изначально
посвящен в тайные суть и смысл происходящего. Все остальные увидели бы и
поняли только то, что попало в их поле зрения в конкретный миг.
   Где-то была стрельба, куда-то мчатся санитарные машины.
   Взглянул, удивился или нет, забыл тут же  или  оставил  в  памяти  до
завтра, чтобы поделиться  впечатлениями  и  гипотезами  с  соседями  или
друзьями.
   А те, кого всерьез интересовал затерянный в лесу домик  изобретателя,
кто обязан был его охранять или, упаси Бог, ликвидировать в случае чего,
да упустили момент, не обеспечили должным  образом  возложенную  на  них
миссию, тем отчетливо дано понять,  что  все,  птичка  из  одной  клетки
попала в другую или - на тот свет. А уж местная полиция тут работала или
кто-то другой, выясняйте по доступным вам каналам.
   Другие машины, тоже обозначенные красными крестами, тронулись  спустя
пару минут без огней, не доезжая Иноземцева свернули  налево,  в  глухой
буковый лес.
   Там их ждал шведский двухэтажный  автобус  туристской  фирмы  "Викинг
лайн".
   Без  спешки  в  него  перегрузили  захваченное  имущество  и   самого
Маштакова, "Скорые помощи", уже пустые, поехали обратно, через  город  и
на шоссе, ведущее в  сторону  Нальчика  и  прочих  горских  губерний,  а
автобус спустя полчаса направился в сторону Москвы, как  и  значилось  в
путевом листе.
   Не то чтобы Тарханов с Кедровым опасались, будто здешняя  группировка
сторонников "Черного интернационала" настолько  мощна  и  многочисленна,
что может предпринять попытку организовать преследование группы и отбить
пленника  силой.  Они  скорее  допускали  возможность  вмешательства  со
стороны служб госбезопасности или армии. Потому и решили устроить шум  и
направить внимание возможных противников в  другие,  южную  и  восточную
стороны.
   А саму акцию оформить под бандитскую разборку.

***

   Бойцы  "Печенега"  имели  по  всей   форме   выправленные   документы
туристской группы из  Москвы,  возвращающейся  из  круиза  по  Грузии  и
Армении.
   Автобус несся через ночь Южной России к  северу,  наматывая  на  свои
колеса по полторы сотни протяжных верст в час, и, хотя риск  погони  или
перехвата на одном из дорожных постов или прямо в чистом поле  стремился
к нулю, занимавшие передние сиденья бойцы не спали, наравне с  водителем
сторожко всматривались  в  освещенную  светом  фар  и  мощного  лобового
прожектора дорогу. И оружие у них было под руками, несмотря на то, что и
впереди автобуса шла машина в  качестве  передового  дозора,  и  с  тыла
прикрывала еще одна.
   Опыт подсказывает, что самые неприятные вещи происходят тогда,  когда
все уверуют, что самое трудное позади.
   В заднем отсеке второго этажа автобуса, отделенном от  общего  салона
глухой звукоизолирующей дверью  и  похожем  своей  обстановкой  на  купе
международного  спального  вагона,  Тарханов  и  Розенцвейг,  не   теряя
времени, приступили к предварительному допросу Маштакова.
   Вернее, не совсем к допросу, а скорее к  ознакомительной  беседе.  По
горячим следам, пока клиент не опомнился и не составил в голове сценарий
поведения.
   Собственно, вести допросы ни Сергей, ни тем более, израильский  майор
вообще не имели права, но об этой  несущественной  детали  информировать
клиента не было никакой необходимости.
   Кроме того, изощренная интуиция подсказывала Тарханову, что  Маштаков
настроен на сотрудничество и, похоже, имеет на этот вариант собственные,
далеко идущие планы.
   - Ну-с, побеседуем? - светски осведомился Розенцвейг. - К  сожалению,
мы прервали ваш ужин. Может быть, вы голодны? Желаете что-нибудь выпить?
   - Спасибо, не беспокойтесь. Разве что пару  глоточков  коньяку,  если
есть? Спать, как я догадываюсь, нам в ближайшее время не придется? Тогда
не откажусь от кофе и сигареты.
   Все требуемое было немедленно выставлено на откидной столик. И коньяк
"Курвуазье" из личных запасов Розенцвейга, и  коробочка  с  треугольными
ломтиками сыра "Бакштейн", по отдельности завернутыми в тонкую фольгу, и
термос с крепчайшим кофе.  Пачку  своих  любимых  "Купеческих"  Тарханов
раскупорил и протянул "Кулибину".
   - Благодарю, вы крайне любезны.  Итак,  что  вы  видите  темой  нашей
беседы?
   Во вводной части разговора обе стороны старательно избегали  касаться
того, что ему непосредственно предшествовало.
   Словно просто так встретились благорасположенные друг к другу люди  и
ведут обычный дорожный разговор, чтобы скоротать время.
   - Вообще-то  нас  больше  всего  интересует  тот  прибор  или,  лучше
сказать, устройство, которое некоторые  далекие  от  материалистического
взгляда на мир люди назвали "Гнев Аллаха", - разминая  сигарету,  сказал
Тарханов, стараясь попасть в тон и  стиль  профессора.  -  Ну  и  заодно
хотелось бы узнать, что именно случилось конкретно со мной.
   - "Гнев Аллаха"? Образно, хотя неверно по сути. Ни о каком гневе  тут
говорить нельзя. Но разве объяснишь об этом малообразованным людям,  тем
более, что их мировосприятие действительно резко отличается от нашего, а
ведь кое-кто из них заканчивал европейские и российские вузы.
   Очень  богатый  и  настолько  же  дикий  шейх  по-своему   истолковал
объяснения, который ему давал один из моих бывших студентов.  Вообразил,
что мой, скажем так, квантовый генератор можно использовать  в  качестве
оружия массового поражения...
   - А на самом деле нельзя? - включился Розенцвейг.
   - На самом деле? Это скорее философский вопрос, если задуматься,  что
вообще означает термин "на самом деле".
   - Давайте пока не вдаваться в  философию,  -  пресек  словоизвержение
Маштакова  Тарханов.  -  Давайте  сначала  четко  расставим   точки   по
положенным им местам, а уж потом... Так оружие это или нет?
   - Или, если я правильно понял, нечто,  по  своему  принципу  действия
могущее быть использовано в качестве оружия, но таковым не являющееся? -
внес уточнение Розенцвейг.
   - Точно в  такой  степени  оружие,  как,  допустим,  дальновизор  или
электрогенератор. Голову  противнику  им  размозжить  можно,  но  данный
результат не является основной функцией прибора.
   - Цветисто выражаетесь...
   - Я бы сказал, образно. Извините, привычка. Когда с кафедры излагаешь
студентам сложную тему, образность примеров весьма способствует усвоению
материала.
   Еще сколько-то времени  разговор  вился  вокруг  да  около,  все  три
стороны блистали остроумием и пытались  аккуратно  выяснить,  кто  здесь
есть кто, кто больше знает или больше может и  оттого  имеет  перевес  в
позиции или в качестве.
   Оказалось, что перевес все же на стороне Тарханова, который в  нужный
момент смог сказать достаточно грубо и  убедительно,  что  ему  вся  эта
трепотня надоела и роль интеллигентного следователя тоже.
   В том смысле, что или будем говорить без дураков, или же одна высокая
договаривающаяся  сторона  будет  только  спрашивать,  а  другая  только
отвечать, причем емко, коротко и исключительно по делу.
   А паяльники и прочие электротехнические приборы  при  соответствующем
вольтаже действуют вполне даже и от бортовой автобусной сети.
   - Вы меня, конечно, извините за прозу жизни, но болтать с вами мне  и
вправду надоело. Здесь вам не профессорская кафедра. Конкретный ответ на
конкретный вопрос. А потом уже будем философствовать. В том числе  и  на
тему вашей дальнейшей участи. Годится?
   - Воля ваша. Итак... Только все  же  ответьте  и  на  мой  предыдущий
вопрос.
   Что вы видели там, за пределами лаборатории?
   - Да ничего  особенного.  Просто  на  несколько  минут  не  стало  ни
лаборатории,  ни  людей  в  подвале.  А  наверху  все  выглядело...  Ну,
несколько иначе. Полное безлюдье, а пейзаж - примерно так бы  это  могло
выглядеть  лет  двадцать,  а  то  и  тридцать  назад.   Картинка   очень
достоверная, на галлюцинацию не похоже. Я бы даже сказал...
   Тарханов замялся,  не  зная,  стоит  ли  сообщать  о  посетившей  его
странной мысли. Или - ощущении. А впрочем... Им еще работать и  работать
вместе. Вряд ли изобретатель сможет использовать  полученную  информацию
во вред. А для уточнения ситуации этот факт может иметь значение.
   - Мне показалось, обстановка была даже более реальная, чем всегда. Но
- не отсюда.
   - Ну-ну. Уточните, пожалуйста, в чем это проявилось?
   - Трудно объяснить.  Нечто  подобное  бывало  со  мной  после  приема
бензамина. Краски  ярче,  запахи  сильнее,  а  главное  -  именно  общее
впечатление. Ну, как качественный, контрастный фотоснимок по сравнению с
недопроявленным и нерезким.
   - О! Это очень интересно. На нечто подобное я и рассчитывал.
   Тарханов решил задать вопрос, который его странным образом волновал.
   - Вы не знаете, что такое - шестнадцатый съезд ВЛКСМ?
   - Понятия не имею. Это из какой области?
   - Я бы тоже хотел это знать. А вы сами свою машинку что, до этого  не
испытывали?
   - На себе? Как же это возможно? Если бы я оказался  на  вашем  месте,
вернуться бы уже не смог...
   - Вернуться? Откуда? - вмешался Розенцвейг.  Маштаков  проигнорировал
вопрос. Очевидно, решил, что Тарханов  -  более  солидный  собеседник  и
здесь - самый главный.
   -  В  том  и  главная  проблема,  что  по-настоящему   испытать   мое
изобретение крайне сложно. По крайней мере  -  лично  мне.  Почему  я  и
передал его... другим людям.
   - Конкретно - террористам, - уточнил Розенцвейг.
   - Возможно, с вашей  точки  зрения  это  так.  Меня  эта  сторона  их
деятельности не  касается.  Меня  спросили  -  правда  ли,  что,  по  их
сведениям, изобретенный  мною  прибор  способен  уничтожить  Израиль?  Я
ответил - да.
   Наступила продолжительная пауза. И Тарханов и  Розенцвейг  обдумывали
услышанное. Каждый по-своему.
   - Именно так и было спрошено - уничтожить Израиль? - удивился  майор,
- И вы ответили - "да"? Тем самым, согласившись способствовать геноциду?
   - Не будьте начетчиком, - отмахнулся профессор.  -  Не  цепляйтесь  к
терминам, о которых не имеете понятия. Тем более, что слово  "да"  имеет
очень разные смыслы для того, кто спрашивает и кто отвечает.
   - А почему вообще возник такой вопрос? -  спросил  Тарханов.  -  Были
основания?
   - Основание - принцип испорченного телефона.  Один  услышал,  передал
другому, третьему, и на выходе получается информация, имеющая очень мало
общего с действительностью.
   - Что-то мы опять лезем в дебри.
   Умение  Маштакова  плести  словесные  кружева   начинало   раздражать
Тарханова.
   - Тогда не перебивайте меня, - огрызнулся тот. -  Дайте  мне  сказать
все, что я считаю нужным.
   - Это в последнем слове перед судом присяжных вы будете говорить все,
что считаете нужным. А здесь коротко и понятно изложите - в чем  главное
назначение прибора, какие побочные эффекты позволяют рассматривать его в
качестве оружия массового поражения, какие  для  вас  лично  последствия
имело то, что машинка не сработала.
   Вопрос о том, что случилось с ним самим, Тарханов решил  оставить  на
потом.
   Видимо, голос его звучал очень убедительно,  равно  как  и  выражение
лица не оставляло сомнений  в  серьезности  намерений.  Маштаков  сделал
последнюю попытку сохранить лицо.
   - Согласен. Но... Мне кажется, официальные  лица  должны  предъявлять
какие-то документы? Ордер на обыск, арест,  вообще  есть  процессуальные
нормы.
   Тарханов  рассмеялся,  и  смеялся   долго,   давая