я  на  лице
глубочайшее возмущение и даже изумление перед наглостью собеседника.
     -  Запомни,  Лев  Давыдович,  вы  нас  как  личности  совершенно   не
интересуете. С момента, как вы оказались в  этом  кабинете,  ваша  функция
чисто декоративная. Надо будет - на других поменяем... - Тогда  почему  вы
все-таки  желаете  говорить  именно  с  нами?  -   попытался   перехватить
инициативу Троцкий.
     - Уместный вопрос. Потому  что  считаем  -  России  смут  достаточно.
Договорившись с вами, мы надеемся сохранить несколько десятков  или  сотен
тысяч людей, которые могут погибнуть, если продолжится война. Давайте  так
- забудем все сказанное мной и вами раньше и начнем с чистого  листа.  Как
будто и  мы  и  вы  -  обычные  дипломаты,  представляющие  равноценные  и
равноправные державы. Как Наполеон и Александр в Тильзите.
     Новиков спрятал пистолет, провел ладонью по лицу, надавил пальцами на
глаза, снимая усталость.
     -  И  ты,  Александр  Иванович,  отложи  автомат,  садись.   Товарищи
благоразумные, дурака валять не будут.
     Дальнейшее  и  в  самом  деле  стало  напоминать,  ну,  если   и   не
дипломатические  переговоры  в  чистом  виде,  то  разговор   равноправных
партнеров в какой-то серьезной коммерческой сделке.
     Троцкому мешало то, что он никак не мог отвлечься  от  мыслей,  каким
образом вообще стала возможной такая дикая ситуация. Предательство  ЧК  во
главе с Менжинским - это очевидно. Убийство  Дзержинского,  о  котором  он
нисколько не жалел, из этого же ряда. А вот чего он никогда  не  ждал,  не
мог даже  вообразить,  так  это  то,  что  с  такими  трудами  и  жертвами
построенное государство может рухнуть в мгновение. Ни Юде-нич, ни Деникин,
ни Колчак вместе с "четырнадцатью державами" (почему именно  четырнадцать,
кто их считал и кто внес такое число в учебники истории? Держав-то  вообще
до  первой  мировой  на   Земле   насчитывалось   пять,   остальные   так,
государства.) не могли ничего сделать с Советской Россией, а тут вдруг раз
-  и  конец.  И,  значит,  конец  надеждам  на   мировую   революцию,   на
Интернационал?  Только   внезапность   происшедшего   позволяла   Троцкому
сохранять некоторое самообладание. Так смерть близкого человека  в  первые
часы осознается только разумом, но не чувствами.
     Ленин же думал о  другом.  Ум  у  него  был  действительно  неслабый,
невзирая на абсолютный имморализм, почему он и сумел  мгновенно  отвлечься
от эмоционального восприятия момента и переключиться на  его  рациональную
оценку.
     Нежданных  гостей  он  сразу  отказался  воспринимать  как   реальных
представителей Врангеля. Такого просто не могло быть. Это люди  совершенно
другого плана. Еще точнее - таких людей в России, царской, белогвардейской
или Советской, быть не может. Вот этот, Новиков, по внешности на  царского
полковника похож. Хотя и  не  совсем.  Исходящей  от  него  аурой  полного
пренебрежения к окружающему миру он  скорее  напоминает  члена  британской
палаты  лордов.  Человека,  который  никогда  не  признавал   права   хоть
кого-нибудь не то чтобы руководить им, а даже сделать ему  самое  невинное
замечание. В России, с ее историей, так не могли себя ощущать даже Великие
князья.  Значит,  он  прав,  заявив,  что  представляет   некую   "Мировую
закулису". Термин непривычный, но понятный.
     Ленин знал те  круги,  которые  поддерживали  его  с  момента,  когда
созданная им партия стала представлять реальную  силу,  противопоставившую
себя русскому самодержавию. В тысяча девятьсот четвертом-пятом  годах  они
персонифицировались в представителях Японии,  плативших  ему  сотни  тысяч
золотых иен на организацию "первой русской революции". Потом - в  офицерах
германского   генштаба,   субсидирующих    "борьбу    за    поражение    в
империалистической войне" и превращение "войны империалистической в  войну
гражданскую". Отчего же не допустить, что нашлись  какие-то  другие  люди,
решившие в очередной раз сменить наездника?  Почему  вдруг  пришел  ему  в
голову такой образ? Он же не наездник, он лидер партии коммунистов и глава
государства. Ах, да! Этот, как его, Маяковский, написал же: "Клячу истории
загоним..." А он, Владимир Ленин, оказался именно тем, кто сумел  оседлать
эту клячу...
     Да, о чем  там  идет  речь?  Каков  Лев  Давыдович,  снова  спорит  и
торгуется, будто не о судьбах мира речь вдет, а о партии зерна со  складов
его папаши. Кожанку сбросил, воротник расстегнул, глазки азартом пылают...
     - Нет, вы мне скажите, господа, какие вы основания имеете предъявлять
столь неумеренные требования? - вопрошал Троцкий.
     Шульгин, которому по сценарию слова пока не  полагалось,  все  же  не
сумел сдержаться и молча постучал пальцами по ствольной коробке  автомата.
Троцкий понял.
     - Только вот  этого  не  надо!  Мы  же  с  вами  политики.  А  у  нас
пятимиллионная армия, резервы и ресурсы, поддержка мирового  пролетариата.
Да, допускаю, нас вы можете расстрелять хоть сейчас. Это неприятно, но вам
принесет только лишние заботы и  головную  боль.  Разоружить  озлобленных,
привыкших умирать и убивать людей, вновь загнать в подвалы тех, кто только
что из них вышел... Вам придется трудно, чтобы не сказать больше...
     - "Товарищ" Троцкий,  вы  ведь  заблуждаетесь,  -  мягко,  увещевающе
отвечал ему Новиков. - Нам, вот лично нам, глубоко безразлично то, что  вы
имеете в виду. Не нам воевать, не нам умирать. Не  хотелось  бы  повторять
столь грубых доводов, однако в чем-то мой коллега прав. Представьте  такое
печальное зрелище - на полу остаются два тела с дырками в  головах,  а  мы
отправляемся по своим делам...  У  нас  будут  трудности,  а  у  вас?  Вот
"товарищ"  Ленин  куда  реалистичнее  подходит  к  проблеме  компромиссов.
Написал же, что глупо сопротивляться, если бандит требует у  вас  кошелек.
Считайте, что кошельком в данный момент является ваша идея  полной  победы
социализма в одной, отдельно взятой стране... и перманентной революции.
     Не первый уже раз Ленин отметил, что  "полковник"  свободно  цитирует
многие из его статей, а также проявляет недюжинное знание Маркса, Энгельса
и иных философов. И был с ним полностью согласен. Дело проиграно,  спорить
не о чем. Поставил на революцию всю свою жизнь, как на зеро в рулетке.  Не
выпало. Что поделаешь... Надо думать, как выйти из положения с минимальным
ущербом для дела и тела. (Даже сейчас не оставила  его  любовь  к  плоским
остротам.)
     Он чувствовал себя как-то странно.  В  голове  ощущалась  непривычная
звенящая пустота, а непослушные мысли разбегались, путались, и требовалось
специальное усилие, чтобы понимать, о чем в данный момент идет речь. Кисти
рук стали холодными, вялыми, в пальцах покалывало, будто он их отсидел...
     За окном вдруг гулко ударил винтовочный выстрел. Недалеко,  в  районе
Арсенала.  За  ним  другой,  третий...  Частая,   беспорядочная   стрельба
многократно усиливалась эхом от стен дворцов и соборов. Вскоре стреляло не
меньше десятка стволов - судорожно, почти без пауз, наперебой.  Так  ведут
себя  люди,  которым  некогда  и  неизвестно   куда   целиться.   Шульгин,
приподнявшись, с интересом вслушивался.
     Вот, наконец, сухо протрещала первая автоматная  очередь.  Экономная,
на пять патронов. Еще одна, и еще. Из разных мест, и  наверняка  по  делу.
Рейнджеры в белый свет палить не приучены. По звукам свободно  можно  было
представить развитие событий. Заметив, что происходит неладное, бдительный
часовой поднял тревогу. Или пленный ухитрился сбежать, что тоже случается.
Придется сделать Басманову серьезное внушение. Проснулся  дежурный  наряд,
кинулся во  двор,  стреляя,  скорее  всего,  в  воздух.  Для  собственного
успокоения. Как  сторожа  на  бахче.  Рейнджеры  поняли,  что  тихое  дело
кончилось, осмотрелись, сориентировались и начали работать всерьез. Секунд
пятнадцать  им   потребовалось,   чтобы   надвинуть   на   глаза   окуляры
ноктовизоров, рассыпаться по  двору,  перебить  самых  глупых  и  азартных
кремлевцев. Рассчитались за наивных юнкеров, беспощадно исколотых красными
штыками в ноябре семнадцатого.
     Чего еще Шульгин никогда не мог понять - как сумели  русские  мужики,
серьезные, тридцати-сорокалетние солдаты, отцы семейств  по  преимуществу,
до всего: до красного и белого террора, до  охватившего  страну  кровавого
безумия, когда еще сохранялись стереотипы дореволюционной жизни,  спокойно
и деловито убить две сотни семнадцатилетних пацанов, не дворян даже  и  не
помещиков, детей городских мещан, попытавшихся  исполнить  свой  первый  в
жизни долг.
     Ну отнимите у них винтовки, ну надавайте по шеям и по задницам,  хоть
прикладами, хоть шомполами, но  колоть  штыками  всех  и  насмерть...  Или
правду писали в западной прессе, что не русские солдаты захватывали Москву
и Питер, а выпущенные Лениным из лагерей немецкие пленные "спартаковцы"?
     Трехминутный  огневой  бой  завершился  серией  гранатных   разрывов.
Чьим-то отчаянным воплем, гомоном резких голосов. И все.  Точка.  Раз  эту
короткую попытку вооруженного сопротивления  больше  никто  не  поддержал,
значит, остальные части кремлевского гарнизона  блокированы  и  разоружены
без шума.
     - Поняли, товарищи большевики? -  спросил  Новиков,  тоже  молчавший,
пока длился инцидент.  -  Что  это  с  вами?  -  обратил  он  внимание  на
остекленевший взгляд и перекосившую рот Ленина ухмылку.
     - Ох, - поднес руку к виску Ленин. -  Какая  боль.  По...  -  и  упал
грудью на стол.
     - Саш, глянь быстро, что с ним? Вроде  рано  для  инсульта,  срок  не
пришел.
     Шульгин взял Ленина за руку, посчитал пульс. Поднял веко, похлопал по
щекам.
     - Вряд ли инсульт. Мозговой спазм, скорее всего, или придуривается.
     Шульгин с помощью Троцкого перенес  вождя  на  диван,  присел  рядом,
наблюдая.  Вызвал  по  рации  кого-нибудь  из  десантников   с   аптечкой.
Использовать браслет он не хотел - зачем им вождь мирового пролетариата со
здоровьем космонавта? Еще на сорок лет проблем...
     - Хватит, Лев Давыдович.  Вот  наши  условия.  Завтра  на  съезде  вы
объявляете  о  начале  мирных  переговоров  с   достойным   представителем
российского демократического движения Пэ Эн Врангелем. Объясните,  как  вы
умеете объяснять все на свете, что  он  никакой  не  монархист,  а  просто
заблуждающийся  в  методах  правый  социалист.  После  чего  съезд  можете
закрывать. В связи с текущим моментом. Если найдутся несогласные - товарищ
Агранов им все объяснит. Переговоры начнем через неделю. И  вы  останетесь
лидером своей части России... Я доступно все изложил?
     - Вполне. Но хотелось бы узнать, независимо от моей личной  судьбы  -
на что вы рассчитываете объективно?
     - Эх, "товарищ" Троцкий... Вы сегодняшнюю сводку прочли? Завтра  наши
войска вступят в  контакт  с  Антоновым,  Слащев  признает  автономию  его
крестьянской республики,  бесплатно  передаст  его  "бандам"  сотню  тысяч
винтовок и  полсотни  пушек,  после  чего  прекратит  наступление.  Вы  же
получите еще одну голодную  зиму  без  всяких  надежд.  И  двухсоттысячную
пугачевщину рядом с Москвой. А мы  просто  будем  наблюдать  за  развитием
событий. Продовольствие вам взять неоткуда. Людоедства  в  Москве  еще  не
видели? Увидите. Посидите в Кремле, как Наполеон, а что дальше? Бежать вам
некуда... Мы позаботимся.
     Троцкий молчал долго. Смотрел в  стол,  дергал  себя  за  эспаньолку.
Новиков даже начал проникаться к нему уважением. Палач-то палач, а все  же
не  сдается  на  милость  победителя.  Держит  фасон.  Вспомнились  слова,
сказанные в свое время Есениным: "Ленин  растворил  себя  в  революции,  а
Троцкий несет себя сквозь революцию, как  личность.  Троцкий  -  вождь,  а
Ленин - своего рода "эфирная сила революции". Поэт общался с  обоими,  ему
виднее...
     - Знаете, Лев Давыдович, я  вас  успокою,  -  решил  помочь  Троцкому
Новиков. - Мы вас оставим во главе РКП, чтобы вы  смогли  продолжить  дело
своей жизни - борьбу за мировую революцию. Но там,  на  Западе.  Рассылать
агентов  Коминтерна,  организовывать  забастовки  и  восстания,  создавать
коммунистические партии.
     Это нам очень пригодится  для  проведения  гибкой  внешней  политики.
Договорились?
     - Договорились! - Троцкий встал  и  гордо  вскинул  бороду.  -  Пусть
Врангель направляет свою делегацию. Но переговоры будут трудными.
     Сказал так, как деревенский богатей швыряет  на  пол  картуз:  "Черт,
мол, с вами! Засылайте сватов!"
     - Учтите, я намерен драться за каждое слово и каждую запятую!
     - А вот это, как говорят американцы, уже ваши проблемы...  -  Новиков
тоже поднялся, застегнул кобуру "стечкина". - Сигару хотите?
     - Не откажусь. Вы знаете, господин Новиков, я бы охотно  в  свободное
время побеседовал с вами просто  так  -  о  жизни,  о  смерти,  о  мировой
политике...
     От неожиданности Андрей рассмеялся. Надо же, почти  дословная  цитата
из телефонного разговора Сталина с Пастернаком... Впрочем, кроме политики,
Троцкий был и неплохим литературоведом.
     - Поглядим, Лев Давыдович, поглядим.  Как  любил  говорить  один  мой
сослуживец: "Ты сначала доживи..."
     Почти идиллическую картину нарушил Шульгин. Подошел к столу,  вытирая
руки платком. - А этот-то... Того... Помер.
     - Вот как? Странно даже. Жил-жил, и вдруг... -  Андрей  действительно
испытал не более чем удивление. Три года еще полагалось прожить  Владимиру
Ильичу. Войну выиграть, НЭП  изобрести.  А  вот  не  сумел.  Не  привык  к
стрессам такого рода. Неуместно при покойнике, а вспомнилось: "Сходил бы с
бубей, еще хуже бы вышло..."
     - М-да, Лев  Давыдович...  Рассудила  история.  Он  пробовал,  Сталин
пробовал, теперь ваша  очередь...  Придется  вам  завтра  траурный  пленум
собирать. Пункт первый повестки:  "О  создании  комиссии  по  погребению".
Пункт второй: "О назначении тов. Л. Д. Троцкого Председателем Совнаркома с
сохранением за ним постов Наркомвоенмора, Предреввоенсовета и Председателя
Совета Труда и Обороны". Как, хватит сил справиться или другие кандидатуры
предлагать будем?



                                 Глава 38

     Сильвия, далеко опередив своего спутника, первой вынеслась на вершину
холма и сдержала коня. Ее тонкая фигура на высоком, поджаром гунтере четко
вырисовывалась  на  фоне  закатного  неба.  Подъехав  к  женщине,  Новиков
заботливо спросил:
     - Не боитесь шею сломать, леди Спенсер, здесь все-таки не манеж?...
     - Ничего, - ответила Сильвия, слегка запыхавшись. - Подготовка у меня
хорошая. И стаж езды тоже. Я занимаюсь стипль-чезом  с  восемнадцати  лет.
Вас ведь обогнала... Правда, у меня и конь лучше. Посмотрите, как красиво.
Вам нравится пейзаж?
     Вид с вершины действительно был неплох. Лежащая  перед  ними  равнина
пологими  волнами  убегала  вдаль,  освещенная  косыми  лучами  заходящего
солнца. Разбросанные по ней  старинные  усадьбы,  окруженные  багряными  и
золотыми купами деревьев, казалось, вот-вот  вспыхнут  от  этого  осеннего
огня. Далеко, у самого горизонта, тусклым оловянным блеском отливали волны
Дуврского пролива. В хороший бинокль можно было бы разглядеть  французский
берег.
     - Попробуем еще раз?  Может,  теперь  вам  удастся  взять  реванш?  -
Сильвия тронула шпорой бок своего Кромвеля. -  Только  будьте  осторожнее,
тут могут попадаться кротовые норы. Победителя ждет достойный приз.
     - Ну давайте. А какой приз?
     Сильвия загадочно улыбнулась и с места послала коня в галоп.
     ...Новиков разыскал аггрианку в ее загородном поместье, расположенном
в сотне километров от  Лондона,  между  Брайтоном  и  Истборном,  где  она
проводила уик-энд.  Андрею  нужно  было  выяснить,  каких  дипломатических
успехов она добилась,  обсудить  международное  положение  и  передать  ей
очередную партию золота и драгоценностей.  Конечно,  все  это  можно  было
сделать, оставаясь на "Валгалле", совместив пространства каюты и комнаты в
ее  доме,  но  Новикову  захотелось  немного  рассеяться,   отвлечься   от
российской действительности и провести пару дней в "доброй старой Англии".
     Ирина возражать не стала, но Андрей понял, что в душе она  его  визит
не одобряет.  Обычная  женская  ревность  тому  причиной  или  соображения
политические, он выяснять не захотел, предпочел сделать вид, что просто не
заметил ее реакции.
     Поместье Сильвии оказалось как раз  таким,  какое  и  подобало  иметь
представительнице древнего аристократического  рода.  Усадьба  в  полсотни
гектаров, на которых  еще  в  позапрошлом  столетии  был  разбит  типичный
английский  парк  с  живописными   аллеями,   ручьями   и   искусственными
водопадами. Двухэтажный дом из дикого серого камня, с  черепичной  крышей,
похожий на уменьшенную  копию  рыцарского  замка.  Конюшня  с  полудюжиной
чистокровных лошадей.  Небольшая  псарня.  Молчаливые  вышколенные  слуги.
Занимающий половину первого  этажа  каминный  зал,  украшенный  рыцарскими
латами и средневековым оружием на стенах.  Словно  не  молодая  элегантная
дама здесь обитала, а суровый джентльмен, отставной полковник  королевской
гвардии, к примеру.
     Сильвия встретила  его  радушно,  Андрею  даже  показалось,  что  она
искренне обрадована. Такая реакция его удивила,  Новиков  привык  считать,
что аггрианка его недолюбливает, а сотрудничает  только  по  безвыходности
своего положения. А чуть позже он заметил, что Сильвия откровенно флиртует
с ним. Весьма тонко, конечно, как и  подобает  в  ее  положении.  Забавно,
подумал он. Что бы сие значило? Начало собственной игры, преследующей пока
неясные цели, или просто желание  присоединить  к  списку  своих  любовных
побед и его тоже, до сего момента демонстративно равнодушного к ее чарам и
прелестям? А что? Его неожиданное посещение вполне можно  истолковать  как
намек на желание перевести их отношения в личную плоскость.
     - Я вас не ждала, - сказала Сильвия, увидев его,  -  и  собралась  на
верховую прогулку. Не хотелось  бы  от  нее  отказываться.  Составите  мне
компанию? - С  удовольствием.  Только  одет  я  неподходяще...  -  Это  не
проблема. У вас какой размер обуви? - По-нашему - сорок второй.  Не  знаю,
как у вас считают.
     - Тогда - никаких проблем. Такие сапоги у меня есть.  Слуга  проводит
вас в гостевую комнату и принесет все необходимое.
     ...Во время стремительной, сумасшедшей скачки Новиков  несколько  раз
чудом удержался в седле, хотя вообще-то считал себя  неплохим  наездником.
Но до Сильвии ему было далеко. Да и в самом деле - если она не врет, то се
кавалерийский стаж насчитывает десятки лет! Она опередила Андрея почти  на
сотню метров и ждала его у ворот усадьбы,  уже  спешившись.  Заметила  его
стиснутые от напряжения зубы и неровное дыхание, подмигнула ободряюще.
     - Не расстраивайтесь, скакали вы великолепно,  только  шансов  у  вас
никаких не было. С моей  стороны  нечестно  было  и  предлагать.  Пойдемте
ужинать.
     - А как же с призом? Любопытно. Вы себя  сами  будете  награждать?  -
Потом узнаете.
     Сильвия передала повод  подбежавшему  конюху  и  колеблющимся  шагом,
напоминающим походку Юла Бриннера в "Великолепной семерке", направилась  к
крыльцу дома.
     Пока слуги накрывали стол, Сильвия налила в стаканы не английскую,  а
скорее  русскую  дозу  выдержанного,  пахнущего  ячменем  и  дымом  виски,
добавила ледяной воды из запотевшего графина. - Простите, у  вас  принято,
чтобы мужчина разливал спиртное,  но  здесь  я  хозяйка,  лендлорд,  можно
сказать, и в таком качестве...
     Пригубила стакан, села в деревянное дубовое кресло, положила ногу  на
ногу, покачивая носком сапога и чуть слышно позванивая колесиком шпоры.
     "Почему, интересно, она не пошла переодеться? У них вроде не  принято
в костюме для верховой езды за стол садиться?" - подумал  Новиков.  Угадав
его мысли, Сильвия ответила: - Ужин будет готов примерно через час.  Время
у нас есть. А я люблю так вот посидет