й предательства. Как
такое учесть в программе?
     Обратный  вариант   -   Слащев   Яков  Александрович.  Огромный  талант
полководца,  выдержка  и  мужество, готовность  служить  Отечеству  пусть  и
рядовым с  погонами гвардейского полковника. Совершив  массу подвигов, через
год  Гражданской  войны  получил  не  только  чин  генерал-лейтенанта,  но и
почетную приставку к фамилии - Слащев-Крымский - и вдруг, на вершине карьеры
и  славы,  счел, что его заслуги все равно недооценили, рассорился  со всеми
соратниками,  ушел  в  отставку, начал  затевать  скандалы  в  российской  и
иностранной прессе, писать пасквильные книжки.
     А  знать  бы  заранее  про  могущий  проявиться  так  внезапно   гонор,
подкорректировать траекторию жизни  и карьеры - мог бы славный герой служить
и приносить пользу Отечеству еще лет тридцать.
     Пришлось   Ляхову   работать  и  работать,  самому  пере  читать   кучу
литературы,  привлечь к  делу,  ничего  особенно не  объясняя,  целую группу
историков,  психологов  и  педагогов.   Отнюдь   не  как   группу,  конечно,
поодиночке,  просто как  консультантов  по  отдельным,  чисто  теоретическим
вопросам. Благо членство в Клубе такую возможность обеспечивало.
     Потрудились,  перебрали  сотню-другую  вариантов,  нашли   и  некоторые
нестандартные. В  истории  ведь  есть  все,  что  угодно, только надо  уметь
сообразить, что именно ты ищешь.
     Алгоритмы выстроились изящные.
     Программа  сначала  оценивала  каждую  из  двух  десятков ведущих  черт
личности  по  отдельности,  определяла  их  количественные параметры:  силу,
устойчивость,  яркость, напряженность,  гибкость  и  т. п.  Затем  начинался
процесс  сопоставления  выявленных качеств, степень  их взаимовлияния, какие
выступают по отношению к другим в роли катализатора, какие ингибитора.
     Учтены были и варианты, когда определенное сочетания положительных черт
характера давало негативный эффект. Наоборот, кстати, тоже случалось.
     Пришла  пора масштабных полевых испытаний,  а следовательно, предстояло
докладывать по начальству. А какому именно?
     Проще  всего, конечно,  непосредственному  руководителю, не по  службе,
конечно, а как бы гроссмейстеру ордена, генералу Агееву.
     Если уж взял на себя такое послушание, так вроде бы изволь.
     Но! Тут нужно думать и думать, считать и  считать. Про себя он знал все
точно,  поскольку  в  числе  первых,  вместе  с самим Максимом  и Тархановым
подвергся исследованию по полной программе. Нужно же знать, чего ты на самом
деле  стоишь, берясь за грандиозное, не  на один год, а может,  и не на одно
десятилетие рассчитанное дело.
     Результаты  его  удовлетворили  вполне.  Он  и  раньше  хорошо  к  себе
относился и уверен был, что умеет выбирать друзей, но как-то  эмпирически, а
сейчас убедился в этом на медико-математической основе.
     А вот  своего же  генерала он пока не прозондировал.  Почему  испытывал
некоторое сомнение. Мужик-то он располагающий, но что, как ошибочка выйдет?
     Обнаружится  у него небольшой такой  дефектик вроде гипертрофированного
самолюбия, и не захочется ему делиться славою с  новичком-полковником.  Или,
наоборот, не самолюбие  проявится, а  чрезмерная  подозрительность,  эгоизм,
желание сохранить тайну  столь  невероятного изобретения в более узком кругу
посвященных.
     Нельзя исключить, по крайней мере - сейчас.
     Так, может, сразу на князя выходить? Он по определению человек честный,
свободный от  обычных людских слабостей,  что  подтверждается восьмьюдесятью
годами служения его и его предшественников на этом посту, и уж если собрался
идти именно под его руку, так сомневаться больше не стоит.
     Но ведь нужно еще найти  способ получить аудиенцию и обо всем доложить.
Лично и конфиденциально. Без Чекменева сделать  это будет сложно, а он  ведь
спросит - зачем?
     Не ответить нельзя, а ответить - весь смысл предприятия теряется.
     В тот момент Ляхов ощутил себя в тупике. Фигурально выражаясь, он сел и
задумался.
     А ведь плоховато получается. Похоже,  друг, в этот тупик ты загнал себя
сам.
     Уверовал  в  свою  непогрешимость и  тут же  начал сомневаться во  всех
прочих, кто вроде бы не столь надежен, как ты.
     Майе  ты веришь,  ее  отцу, Сергею.  А по  отношению к  людям,  которые
приняли  в  тебе  участие, помогли, поддержали, выдвинули - Агееву, теперь и
Чекменеву, - вдруг недоверие возникло.
     А это уже  мания величия, - сопряженная с манией преследования. То есть
- паранойя. А если машинка ее у тебя не показала, значит, плоха машинка.
     Тогда он принял единственно правильное в подобной ситуации решение.  Не
суетиться. Отец ему еще в детстве приводил, как руководство в жизни, правило
хорошей морской практики.  Попав в туман и не надеясь на точность прокладки,
прежде всего, ляг в дрейф до появления возможности уточнить свое место.
     Так он  поначалу и поступил,  благо  начались  экзамены, потом лагерные
сборы.
     Момент принятия радикальных решений сам собой отдалился.
     А сейчас  снова нужно решать  этот же  вопрос. Хорошо, Сергей вернулся.
Вот Сергею он верил безусловно.
     И если он решил, что Бубнову будет у него на базе лучше, -  так тому  и
быть.
     Только...
     - Понимаешь, Вадим, этот бандюга, Фарид, которого я привез, он, по моим
прикидкам,  не просто мелкий  батальонный курбаши. Он  наверняка  из больших
штабов. Костюмчик  чистый, руки чистые. В смысле - сам ни разу не выстрелил.
Пистолет у него полностью заряженный  и ствол  в смазке. По-  русски говорит
чисто, да и вообще. А колоться не хочет.
     Если б я,  как  сразу начал, с ним на  месте разобрался  бы или  юнкеру
Плиеву поручил, на краю могилы он бы все сказал. А здесь осмелел. Конвенции,
мол, то да се. И вообще ничего не знаю, погулять вышел. И что с ним делать?
     - Ты у меня спрашиваешь? - изумился Ляхов.
     - У кого же еще? Тут и Чекменев не помощник. Работайте, говорит. Так ты
же понимаешь, передам  я его  следователю, он  и месяц, и год волынку тянуть
будет. Вообще может ни слова не  сказать, по  факту  ему от силы пятерку суд
отвесит. И все.
     Ляхов   подумал,  что  сам   находится   в  аналогичном  положении.   С
Герасимовым.  Там  еще  хуже. Упрется ежели, так  вообще отпускать придется.
Стоит ему  сказать: "Какие претензии,  господа? За столиком сидел, с вами же
выпивал. Девок  этих  только на пароходе  увидел.  Что  вы там не поделили -
понятия не имею".
     Тоже полный абзац, хотя и уверен Вадим на сто  двадцать  процентов, что
дела серьезные.
     И  вот  боевой  полковник,  теперь   -  заместитель  самого  Чекменева,
обращается к нему  за помощью. Чувствует,  значит,  и  верит, что  доктор не
только зеленкой мазать умеет и из ружья стрелять. Это хорошо, конечно. А вот
чем ему сейчас помочь и себе в том числе?
     Бельскому он  сказал, что Герасимов всю  правду выложит. Не  он сказал,
подсознание  за него. Поскольку только сейчас кое-что в голове проблескивать
начало.
     Но тут без Максима не обойдешься.
     Ах  да, он ведь  тоже сейчас на базе  находится, со всем оборудованием!
Что же, попробуем...

     ...    В     тархановском     домике,    примыкающем    к    территории
учебно-тренировочной базы, он был до этого всего один раз.
     Хороший дом, удобный, хотя и без затей. Веранда, три комнаты внизу, еще
две  маленьких в  мансарде.  Обставлен  казенной мебелью, и  не  заметно  ни
малейших попыток придать этому жилью хоть какую-то индивидуальность.
     Сам  Ляхов,  обзаведясь квартирой,  первым  делом  приобрел туркменские
ковры,  на пол  и на стены, украсил  их оружием, холодным  и  огнестрельным,
объехал десяток букинистических лавок и одномоментно  скомплектовал недурную
библиотеку. А  если  бы имел  не  городскую квартиру,  а такой  же  коттедж,
непременно  приобрел  бы  собаку.  Бразильского  фила,  для  уюта и  охраны.
Говорят,  самая боевая и одновременно  самая  ласковая к  хозяину  и  верная
собака в мире.
     А Тарханов жил как сверхсрочник в каморке при казарме. Есть где  голову
приклонить и побыть какое-то время в одиночестве, и слава Богу.
     Ну, хозяин - барин.
     Зато  сейчас,  поднявшись  на  крыльцо, он  увидел девушку  или молодую
женщину  лет  за  двадцать  пять,  но  явно  моложе  тридцати,  вышедшую  им
навстречу.  Видно,  что ждала  и  тут  же среагировала на  шум  подъезжающей
машины.
     Симпатичная   шатенка  с  большими  серо-зелеными  глазами,   неуловимо
отличающаяся от большинства привычных Ляхову женщин.
     Чем? Скорее всего, тем, что совершенно в ней не ощущалось  обычного для
столичных  знакомых Вадима  перманентного  внутреннего напряжения  и желания
изобразить что-то сверх того, что представляешь собой на самом деле.
     Ляхов никогда не был на Северном Кавказе, не довелось как-то, но  сразу
проникся ощущением узнавания ее типажа. Если бы даже Тарханов не сказал.
     Кубанская казачка.  Или терская.  Разницу Ляхов представлял  не  очень,
русская  (точнее,  столичная)  литература,  со  времен  "Казаков"  Толстого,
вникать  в подобные  тонкости не  считала нужным.  И  все равно, такими,  по
представлению Ляхова, женщины южных российских пределов и должны были быть.
     -  Татьяна,  -  протянула  она Вадиму руку.  Ни колец,  ни перстней  на
пальцах у нее не было.
     Прищелкнув каблуками, Ляхов тоже представился.
     На  большой,  застекленной с  трех  сторон  веранде  стоял плетенный из
бамбука стол, при нем четыре таких же стула.
     Присели.  Тарханов  извлек  из  шкафчика под  ведущей  наверх лестницей
пузатую оплетенную бутыль.
     Разлил по бокалам густое, почти черное вино.
     -  Таня - моя старинная подруга. Еще с училища. Так вот получилось, что
встретились. Именно там.
     Повоевали, ничего  не поделаешь. Ты  мне говорил,  что...  ретикулярная
формация... -  научный термин Тарханов произнес с некоторым  усилием, -  так
вот, она самая.  Как  я  загадал, так и получилось. Сначала с  ней,  потом с
бандитами. Объяснить можешь?
     - Нет, разумеется, - Ляхов ответил с искренним облегчением.
     - Ну и ладно.
     Сейчас  Тарханову не  столь  интересно, как и почему случилось  то, что
случилось с другом, его гораздо больше волновало, понравилась ли ему Татьяна
и чтобы  Вадим случайно не проговорился насчет Влады, с  которой  они совсем
недавно почти так же сидели и выпивали  вместе, и Вадим  тоже демонстрировал
ей приязнь.
     "Ну, уж этому-то  меня учить  не  надо,  - подумал Ляхов. - А девушка и
вправду приятная. И на "верископе" проверять не надо".
     Он еще  подумал,  что  Сергею такая девушка  подойдет в самый  раз, тем
более что он ее сюда уже и привез.
     И вместе с тем! Какая-то она слишком спокойная, слишком отстраненная от
происходящего вокруг.
     Возможно, потому, что ей, казачке, все эти "кацапские" дела  и проблемы
неинтересны?
     Черты  лица, вот тоже правильные, красивые  по  классическим канонам, а
изюминки не просматривается.
     Правда, глаза... К глазам стоило бы и присмотреться.
     Но Тарханов тут же, не успели они допить и по первому бокалу, пригласил
его в соседнюю комнату.
     - Извини, Таня, нам парой слов перекинуться  надо. А ты нам пока собери
и закусить тоже...
     - Конечно, о чем речь, - ответила она с  интонацией  восточной женщины,
для которой с детства очевидно, что мужские дела ее не касаются.
     Свои  же женские  она должна  исполнять в  точности, не  забивая голову
новомодными феминистскими теориями.  Всего, что ей нужно,  она от  мужчины и
так добьется, тоже с помощью веками отработанных методик.
     В кабинете Сергей налил водки в старинные серебряные с чернью чарки.
     -  Татьяна  с  собой   привезла.  Дедовские,   видишь,   -  он  показал
гравированную  шрифтом, стилизованным под  полуустав, надпись на боку своей:
"Пей, да дело разумей".
     - А у тебя?
     Ляхов посмотрел.
     "Кто пьян, да умен, два угодья в нем".
     - Вишь,  деды соображали, - согласился  он. -  Ну,  давай.  Так  в  чем
вопрос?
     -  Вопрос в  том же.  Фарид  этот,  он  наверняка знает много о целях и
задачах  этого  внезапного  "похода на Пятигорск".  Но как мне его быстро  и
всерьез размотать,  если он стопроцентную туфту  мне гонит? Это  ж или ребра
ему ломать,  наркотики  колоть, да и не  поймешь,  правду  он говорит или со
страху и боли угодить старается. Или в очередной раз утереться...
     - Вполне здраво рассуждаешь, - поощрительно кивнул Ляхов. - Так, скорее
всего, и будет. И что?
     -  Ну,  ты же мне  говорил,  показывал  кое-что. Можно с  помощью твоей
техники его до донышка выпотрошить, и чтобы с гарантией?
     - Можно. И даже не слишком сложно.  А во-вторых? -  Ляхов  догадывался,
что "во-вторых" непременно возникнет.
     Тарханов или не  заметил  этой  подсказки,  или решил  не замечать,  во
избежание лишних словопрений.
     -  Во-вторых,  я   уже  с  Чекменевым  переговорил,  он  дал  добро  на
привлечение тебя и твоего доктора к работе и по Фариду, и по Маштакову. Сюда
же и твоего Герасимова подверстаем. Возьмешься?
     "На ловца и зверь... - чуть ли не с ликованием подумал  Ляхов. - Только
начал  соображать в  нужном  направлении,  и  тут  же последовало  встречное
предложение. Правильно писал Булгаков: "Сами предложат и сами все дадут".
     Но особой заинтересованности показывать пока не стал.
     -  А  что   ж?  Мы  люди  военные,  подневольные,  господину  Чекменеву
обязанные. Прикажут - сделаем.
     - Нет,  ну что за  разговор -  прикажут.  Тут  дело серьезное.  И  тебе
интерес  имеется. Знаешь, тут  с  этим  Маштаковым,  ну,  "Кулибин" который,
интереснейшие вещи  выясняются. Ну, это я тебе тоже расскажу. А пока  могу я
доложить, что ты с нами работаешь?
     - Докладай, о чем речь. Тем более я сейчас в отпуске.
     Пока  Тарханов звонил по телефону, потом уточнял, когда у Татьяны будет
готов ужин на четыре персоны, Вадим все  не мог успокоиться, все  радовался,
как легко и свободно все решилось.
     И как, по выполнении "подряда", аккуратно подойти к тому же Чекменеву и
через него непосредственно к Великому князю со своей собственной проблемой.
     А уж с Агеевым он потом как-нибудь все это согласует. Если повезет, так
и с позиции силы.

     До  резиденции  Максима  идти  было всего  с  полкилометра,  но  Сергей
все-таки  усадил Ляхова  в машину,  совсем  маленький  зеленый вездеходик  с
опущенным тентом.
     -  Служил  бы  ты  в  наших войсках, соображал,  что надо  пользоваться
возможностью хоть сто метров проделать на колесах, а не на своих двоих.
     Устроили  доктора надежно. С пониманием  важности и перспективности его
работы.
     В   скромно  выглядевшем  особнячке  из  дикого   камня,  очень  удобно
расположенном  на  острове  посередине озера,  окруженном  вдобавок  густыми
ивами, почти полностью скрывавшими его  от  любых, лишенных соответствующего
допуска глаз.
     Кроме  особняка здесь же располагались склады неприкосновенного  запаса
спецтехники и боеприпасов, по  причине  чего ведущий на  остров узкий мост с
обеих сторон прикрывался патрулями караульного наряда.
     Не совсем замок Иф, но в этом роде.
     Доктор встретил  Ляхова  радостно. Ему, похоже, не  слишком уютно  было
одному нести бремя ответственности и неясности дальнейших перспектив.
     Естественно, все необходимое,  чтобы  отпраздновать встречу и подтянуть
Бубнова к своему уровню, у них с собой было.
     -  Ну,  все.  Подпольный период деятельности  закончился. Включаемся  в
работу по-настоящему. Перспективы  нас ждут совершенно лучезарные, - сообщил
Ляхов.
     В быстром темпе опрокинув третью чарку, Максим потребовал пояснений.
     После того как Вадим их дал, он как бы даже и помрачнел.
     - Ты  уверен,  что нам  это  нужно? Мы  же совсем  другим  рассчитывали
заниматься.  А теперь что же -  при  следователях на подхвате? Мне это  как-
то...
     -  Да  брось! Хватит комплексами  мучиться. Это прежде всего  нам самим
нужно.  Ты ж соображай, война  идет, суровая,  скажу  тебе, война. А мы, как
сказал однажды Хемингуэй,  подписали  контракт на  весь  срок. Размотаем это
дело - поймем, откуда и  что нам угрожает. Ребята быстренько все порешают, и
мы сможем спокойно своим делом заниматься.
     Тем более, изобретателя тех штучек нам обещают предоставить со всей его
лабораторией, -  он  указал  на  Тарханова.  Сергей  в ученую  дискуссию  не
вмешивался, но при прямом к нему обращении кивнул со значительностью.
     -  Что касается твоих  опасений,  -  Ляхов знал, что  Максим  все время
побаивается, что им воспользуются, а потом отстранят  за ненадобностью, - мы
ж предъявим только эффект, а не идею.
     Как если  бы  ты продал современный автомобиль хотя бы и  самому  Генри
Форду. Куда  совать  ключ  и  какие педали нажимать, он быстро поймет, а что
делать с системой распределенного впрыска, в доску разбейся, не догадается.
     - Это, конечно, так...
     - Значит, работаем. С утра и начнем.
     - А сейчас нас Татьяна ждет, - сообщил Тарханов, чрезвычайно довольный,
что  все  разрешилось столь удачно. - Гуляш  из баранины с фасолью наверняка
уже доспел.
     При  слове "баранина" Максим сморщил нос. Как многие столичные и вообще
среднерусские  жители, к этому сорту  мяса  он  относился скорее  негативно.
Пахнет, мол, не по-нашему, и вообще жир на губах застывает.
     Сергей не стал его разубеждать. Попробует - наверняка  пересмотрит свои
взгляды.

     Глава восьмая
     На  следующий день  после  вечера  и доброй  половины  ночи,  с большим
удовольствием проведенных в обществе Тарханова и его новообретенной подруги,
доктор  с Вадимом  хорошенько  выспались,  после  чего  занялись  делами,  в
истинную  суть  которых  Ляхов  Максима  до  самого  последнего  момента  не
посвящал.
     Успехов  Бубнов достиг, без всякого преувеличения, значительных. Точнее
сказать - грандиозных.
     Все ранее сказанное Вадимом  прокурору, в этом  комплекте металлических
ящиков, традиционно покрытых армейской  "молотковой эмалью",  приобрело свое
грубое и зримое воплощение.
     -  Это  у   нас  будет   "верископ-стационар",  -  решил  Ляхов,  когда
размягченный  и оттого снова довольный  жизнью  Максим показал ему все. - На
нем  бы  мы  с  тобой могли и нобелевку себе заработать.  Только спешить  не
будем. Человеку, обладающему истиной, приличествует важность...
     Они  сидели  на кушетке за  занавеской  в кабинетике,  до невозможности
похожем на  помещение  для  физиотерапии  в  уездной  больнице. Наверное,  у
доктора ностальгия взыграла.
     За  окном  на  мелкой  ряби  озера  багровела  полоска  закатных  лучей
садящегося в низкие облака солнца.
     Что-то подобное бывало  и в биографии Вадима. Он  тоже начинал работать
земским лекарем. И тоже пил портвейн с коллегами,  только другого  качества,
конечно. Сейчас они  употребляли  очень  хороший,  прямо  из  Португалии,  и
заедали ароматным сыром "Бакштейн".
     Двое  коллег,  с  несколько  разными  судьбами, но  объединенные  общей
кастовой принадлежностью. Это ведь навсегда.
     Ляхов   не   раз   уже  замечал,   встречаясь   с   врачами,   даже   и
переквалифицировавшимися  в кого угодно, от  писателей до  финансистов,  что
нечто  вроде  ностальгии  по   профессии  преследует  всех  без  исключения.
Наверное, потому, что  врачи гораздо в  большей  степени своеобразные жрецы,
чем обычные  специалисты с высшим образованием. Не зря как-то Ляхов придумал
успокаивающую  формулу -  бывших  врачей не бывает. Бывают практикующие  и в
данный момент не практикующие врачи. Только!
     Одна разница: в отличие  от  него  Максим не  представлял, что в данный
момент  выпивает  именно  с коллегой.  Однако  душевный  комфорт  все  равно
испытывал.
     - Только  ты,  Макс, кое-чего не  учел.  У нас с тобой сейчас  задание,
которое  выполнить  нужно обязательно.  И  с  максимальной  убедительностью.
Выиграем  -  все  наше.  Батистовые портянки носить  буд