нием воли.
     - Пойдемте,  - предложил  юноша  в командирской  форме  Красной  Армии.
Похожий на одного из тех, вчерашний, в "Мотыльке".
     ...  Сопровождающий  привел меня  на  трети  этаж, в помещение,  весьма
напоминающее здешние "присутственные места". Две просторные смежные комнаты,
в  меру  неопрятные.  Высокие  потолки,   не   слишком  яркое  электрическое
освещение, разностильная мебель, собранная по  царским еще  департаментам  и
квартирам  экспроприированных богачей. Окна,  задернутые  плотными бордовыми
шторами, запахи застарелого табачного дыма и другие, которые  распространяют
вокруг себя люди, явно не ежедневно принимающие душ и меняющие нижнее белье.
     Кроме Станислава, я  увидел здесь еще  троих мужчин в такой же,  как  у
него полувоенной  форме, отличающейся  только цветом гимнастерки и брюк.  И,
своему  то  ли  удивлению,  то  ли  разочарованию  -  Людмилу,  тоже  одетую
по-советски: в узкую шерстяную юбку, шевровые сапожки, чуть не лопающиеся на
тугих икрах,  коряво сшитую  кожаную куртку  и красную косынку. Она сидела в
уголке   за  некогда  полированным,   а  теперь  исцарапанным  и  заляпанным
чернильными пятнами столом читала бумаги из замусоленной картонной папки.
     Украдкой вскинула  глаза  и  снова  уставилась  на плохо  пропечатанные
строчки.
     Высокие часы в противоположном углу показывали 21 час.
     - Здравствуйте,  товарищ Риттенберг, -  не  вставая, протянул мне через
стол руку  главный  здесь,  наверное,  человек,  лет  сорока,  с  кривоватой
растрепанной бородкой, в чеховском пенсне.
     - Мы с удовлетворением восприняли ваше согласие помочь нам в работе...
     - Здравствуйте, - ответил я. Нашел поблизости свободный стул, как можно
бесцеремоннее подтянул его  к  себе, сел. -  помогать я  всегда рад. Это мое
даже, в некотором смысле, кредо.  Ну немножко профессия...  Со всем,  отсюда
вытекающим.
     - Ах  да,  да, конечно, -  сообразил,  что я имею  в  виду, собеседник.
Пошевелил длинными  худыми  пальцами  над разложенными  по столу бумагами. -
Первый,  так  сказать, взнос,  которым  мы с  вами  рассчитались,  это  ваша
жизнь... и здоровье. О следующих можно договориться.
     -  Не  согласен. Жизнь и  здоровье всего лишь необходимое  условие  для
самой возможности нашего дальнейшего сотрудничества. Так что еще неизвестно,
может это я вам пошел навстречу, не став разгрызать ампулу ядом.
     Один из  стоявших с боку ль  стола  "товарищей" дернулся, но  начальник
остановил его жестом.
     - Игорь  Моисеевич шутит. Он не принадлежит к тому типу людей,  которые
готовы на подобные решительные шаги. Но смысл в  ваших словах  есть, - вновь
обратился   он  ко   мне.   -  После  применения  процедуры  принуждения   к
сотрудничеству ваша потребительская стоимость значительно упала бы...
     Видел    я    уже   таких   мужчин,   с    непреодолимой   страстью   к
разглагольствованиям  там, где  следует  говорить коротко,  сжато и по делу.
Очевидно,  им  кажется,   что   таковые  словесные  конструкции  придают  им
значительности и убедительности.
     -  Вам  в голову не  приходило,  что все наоборот? Если бы  вы начали с
процедуры принуждения, то  заведомо поставили  бы  крест на  всей  операции,
которую,  судя  по  всему, намереваетесь  продолжить  и  возлагаете  на  нее
определенные  надежды. Поясняю  -  со мною что-то  такое  происходит,  и вся
цепочка ревется. От  источника,  который передал какую-то,  очевидно  важную
информацию  через вон  ту  дамочку, - я показал  пальцем на Людмилу, - потом
через меня и до  почти  самой головки  "Братства".  Она, конечно, сама  тоже
выходит из игры, исчезаю я... Выводы  способен  сделать  самый  ограниченный
контрразведчик.  Разумеется,  обесценивается сама  информация, сворачивается
сеть агентуры, причастная к делу. И вы остаетесь - с чем?
     Теперь  для  убедительности нужно  взять  без  разрешения  папиросу  из
коробки на столе, закурить и ждать развития событий.
     -  Нет, ты посмотри, Вадим Антонович, как он нагло себя ведет! - вдруг,
совершенно против логики происходящего, вскочила со своего места Людмила.  -
Если  каждый  беляк... - она  даже  задохнулась от  праведного пролетарского
гнева. -  Правильно  я говорила - нечего с ним нянькаться. Уже давно  бы все
как  на  блюдечке  выложил  и сам по всем  явкам нас провел. Сейчас  бы  его
помощнички и резиденты сидели бы по камерам и кололись только так...
     Она даже, как подлинная фурия революции, изобразила намерение  схватить
меня за грудки своими неслабыми ручками.
     Это уже такой наигрыш,  что я на секунду растерялся. Но тут же подумал:
а вдруг у них подобная истеричная несдержанность  в порядке  вещей?  Нервы у
граждан истрепаны годами войн и перманентных революций...
     Я  нагловато  ей усмехнулся и  подмигнул, даже сделал  руками короткий,
почти  неуловимый  жест,  напоминающей  ей  то.  Что у нас  было, и  как  бы
предлагающий повторить это  же  в ближайшее  время.  Вообще-то этот  жест из
"лексикона"  тамильских  сепаратистов,  с  которыми  я  имел  дело во  время
индо-цейлонской  войны, но Людмила поняла его без перевода. Она одновременно
и еще больше рассвирепела, и смутилась. Наверное, сочла, что нарушила чем-то
свой революционный долг, вложив в исполнение агентурной задачи слишком много
эмоций.
     - Сядь,  Бутусова,  и  молчи, пока  не  спросят. А то вообще  за  дверь
выставлю...
     В  чекистов, значит, решили  поиграть  ребята, в  гэпэушников  то есть.
Какая она к черту Бутусова, выдвиженка  в славные органы из  беднейших слоев
пролетариата, как старается  изобразить? Ее вчерашняя легенда  куда  ближе к
истине,   да  и  то,  пожалуй,  в  смягченном  варианте.  Не  ошибусь,  если
предположу, что еще до революции, а не только последние три года ей довелось
повращаться за границей, и  отнюдь не в поисках куска хлеба насущного... Так
что игра становиться все интереснее.
     - Станислав  Викентьевич  не ошибся, вы перспективный сотрудник. Польза
от вас может быть. У нас, увы, не  так  много людей, способных мыслить столь
четко и здраво. Допустим, я соглашусь на ваши  условия. На все, - он голосом
подчеркнул последнее слово. - Что реально мы можем получить взамен?
     - Вас, значит, Вадим Анатольевич зовут? - уточнил я.
     - Лучше попросту товарищ Кириллов...
     -  И  вы  хотите  меня  убедить,  что  настолько  слабо профессионально
подготовлены, пытаясь говорить со мной о достаточно деликатных вещах в такой
обстановке?  - я обвел рукой вокруг. -  Может,  еще на митинге будем вопросы
решать?  Так  и  ответы  будут  соответственные...  - и  я наизусть  закатил
длиннейшую фразу из только что прочитанного Троцкого.
     - М-мда, - сказал Вадим Антонович, и после  движения его головы комната
опустела.
     - Я,  признаться, не сразу поверил Станиславу  Викентьевичу, что нам  в
руки  попал разведчик  высокого  класса. Я думал - ну,  курьер  и курьер. Ну
может быть образованный и неглупый. Однако... И почему же вы просто курьер?
     - Почему и нет? А если как раз на такой случай? Если ситуация настолько
серьезна,  что кое-кому потребовалось проверить надежность не  только канала
связи,  но  и  всей московской сети?  Что и  достигнуто. Были бы  ваши  люди
чуть-чуть грамотнее,  уже после нашей с "Бутусовой"  встречи в  кабаке нужно
было всю схему  операции  менять. А так... - Я снова посмотрел на часы. -  У
вас  остается  всего  два  с половиной  часа,  чтобы  принять принципиальное
решение. Или на операции крест, а меня к стенке, или...
     - Что должно случиться в полночь? - быстро спросил Вадим.
     -  Ничего  чрезвычайного.  Просто  выйдет  контрольное  время,  и меня,
посылку и всю операцию спишут в расход.  Концы  в воду, как у вас говорят. И
можете ловить конский топот.
     Он задумался, а  снова закурил,  чувствуя,  неприятное жжение на языке.
Неужели было время, когда я выкуривал одну-две хорошие сигары  в неделю, под
настроение?
     Но   у   этого    не   совсем   понятного   человека    папиросы   были
высококачественные, турецкие, марки "Кара Дениз".
     - А если,  значит, успеть до двенадцати? У вас есть чем  замотивировать
столь долгую задержку?
     - Раз плюнуть. Первая половина -  в соответствии с фактами. А дальше...
-  я сделал вид,  что импровизирую на ходу. - Кафе  открылось не в девять, а
почти в полдень. Меня это насторожило, я  долго  проверялся, заметил слежку.
Водил преследователей по  всей Москве до темноты,  потом оторвался.  Укрылся
вместе с Людмилой на тайной, лично моей  квартире, немножко ее подопрашивал,
на предмет выяснения, не  работает  ли она  на  противника,  потом со  всеми
предосторожностями  явился   на   место  в   последний   момент.  Специально
последний...
     - Не слишком ли примитивно? Вам поверят? - спросил Кириллов, обмозговав
мой план.
     - Должны.  Именно  потому, что будь  я  "двойником",  обставил  все без
задоринки. Пошел, встретил, вернулся, и ноль сомнений.
     - Возможно,  возможно. А для  чего вам Людмила? Ее-то  на какой  хрен с
собой тащить?
     - Для достоверности и безопасности.
     - Чьей? - быстро спросил Кириллов.
     -  По легенде -  ее и всего  дела. Раз была слежка, то  вели безусловно
Людмилу. От  самого  Лондона,  возможно.  Или  от Риги. Оставить  ее нельзя.
Попади она в лапы ГПУ - что тогда? Но и свою безопасность  я из внимания  не
упускаю. Она же у вас тоже  не так просто, не девочка на побегушках. Кое-что
знает,  в  заложницы  сгодиться... Или, если вес  гладко пойдет, будет  моей
связницей  и  еще  одним   вашим  человеком  в   недрах   интересующей   вас
организации...
     - Логично, - протянул он. - Уж до чего логично, что  я  даже не знаю...
Ведь что получается - мы отпускаем вас, возвращаем посылку (подменить ее или
хотя бы исказить часть заложенной  там  информации  технически  невозможно),
отдаем  в заложники своего человека плюс  расшифрована очень для  нас важная
явка - и что?
     Его  лицо  выразило  настолько естественное недоумение  и обиду, что  я
рассмеялся. А ведь в самом деле... Или прав Шульгин,  и люди этого времени и
этого мира настолько  примитивнее  нас в интеллектуальной  (пусть даже очень
специфической) сфере, что обманывать их даже несколько стыдно. Как у малыша-
первоклассника конфетку выманить...
     А почему бы и нет в  конце  концов? Пусть устройство  мозгов и качество
интеллекта за тысячу лет и не изменилось, а вот жизненный и профессиональный
опыт, реальная практика политической интриги, сам способ подхода  к  решению
определенных задач изменились очень и очень...
     -  А об  этом, любезнейший Вадим Антонович,  думать надо  было  гораздо
раньше. Хотя  я  понимаю, положение  у вас  сложилось хуже  губернаторского.
Рискнули  вы отчаянно,  в  условиях  дефицита времени, но...  Но  ведь  и не
проиграли пока.  Все, как  я понимаю,  упирается для вас  в вопрос гарантий.
Если  я,  пусть  и  преследуя  собственные  интересы,  согласился  пойти  на
перевербовку и честно буду  обязательства исполнять, перед  вами открываются
блистательные перспективы...
     - Если же нет?
     -  Если нет... Милейший, а как вы вообще  представляли себе все это? Вы
же достигли своей цели - клиент сдался и пошел на перевербовку...
     - Не так он на нее пошел...
     -  Ах  черт,  какой  же  я  дурак! -  хлопнул себя по  лбу, в искреннем
отчаянии.  -  Мне  бы сопли  пускать, в ногах  у  вашего Викентия,  то  бишь
Станислава, поваляться, жизнь выпрашивая, а уж потом...
     - Примерно так, - кивнул Кириллов.
     - Увы, не сообразил вовремя. А теперь что уж... Либо верьте, как есть -
либо к стенке... Игра и так проиграна, но там хоть в будущем сомнения мучить
не будут...
     - Что-то уж часто вы о стенке поминаете. Это тоже какой-то приемчик?
     - А как же. У меня этих приемчиков...
     - Тьфу ты, черт! - человек совершенно натурально  плюнул на затоптанный
пол,  подошел  к  окну.   Как  и  учил  Шульгин,  я  довел  его   до  полной
растрепанности чувств.  Отодвинув в угол шторы, он молча смотрел на улицу. И
пока  он  так  стоял,  я  успел  заметить на  противоположном доме  вывеску:
"Мосгико  при  МОСО".  Нормальная   советская  абракадабра,  но  теперь  при
необходимости найти их логово - раз плюнуть. Разумеется если останусь жив.
     Я  совсем  в  тот  момент  забыл,  что  Шульгин  со  своей  аппаратурой
безусловно знает и это место, и любое другое...
     Постояв  пару  минут спиной ко мне,  он, похоже, нашел  решение. Отчего
весь расцвел.
     - Мы вот что сделаем. Сначала  заедем на одну из ваших явок, которую вы
нам выдали. Признаюсь, мы о ней знали, и то,  что вы ее не утаили, говорит в
вашу  пользу. Изымем кое-какие документальные улики, по-свойски побеседуем с
людьми,  которые  могут там  оказаться.  Конечно, вы  примете в  этом  самое
активное участие, а мы, что нужно,  тщательно задокументируем,  а потом  уже
отпустим.  И подписочку  потребуем, о согласии  работать на  нас.  В  случае
чего...
     Для  импровизации  - неплохо. И, как  это ни отвратительно, придется на
такой   вариант  соглашаться.  Шульгин   же  сказал,  что   принимать  любое
предложение,  дело  важнее  сантиментов. А  там  -  как уж  сложится,  может
Александр Иванович и вмешается в нужный момент.
     Я пожал плечами и улыбнулся. Мог бы еще сказать непонятному человеку, в
том же шульгинском стиле, что и такой остроумный вариант  ничем не  улучшает
его положения, но воздержался. У них, может быть, к подобным делам серьезнее
относятся, верят, что запачканный предательством человек никуда не денется.
     ...  Снова  появились  в   комнате  люди,   очень  похожие  на  местных
гэпэушников, но один  из них втащил  за собой большой деревянный  аппарат на
треноге, с черными  кожаными мехами и медным  цилиндрическим, поблескивающем
линзами об®ективом.
     -  Перед  тем,   как   заняться  делом,   давайте   на  всякий   случай
сфотографируемся. На память, - с извиняющейся улыбочкой предложил Кириллов.
     - Ради Бога. Особенно если карточку подарите...
     под яркие,  дымные магниевые вспышки меня запечатлели  индивидуально, в
фас и профиль, а потом еще сделали несколько групповых  снимков: на стуле  в
окружении  дружески улыбающихся  "чекистов",  вдвоем с  Вадимом,  вдвоем  со
Станиславом, с Людмилой.  Зачем бы это? Если как доказательство моего с ними
сотрудничества,  та вполне примитивно. Или - намереваются запустить  портрет
по своим каналам, на предмет идентификации...
     Затем все скопом отправились вниз. Что интересно - мне опять застегнули
на  запястьях  наручники.  Очень  примитивные  по  нашим мерка,  то  ли дело
добротные гравитационные. Избавиться от них - не вопрос. Я так прикинул, что
у  меня  хватит  сил  и  выдержки  просто разорвать  цепочку.  С  некоторыми
травмами, но в основном косметического плана.
     Лестница, по которой мы спускались, была довольно  крутой, со ступенями
из натурального, но сильно вытертого временем мрамора, и стены были грязные,
едва угадывался на штукатурке когда-то яркий растительный орнамент.
     И угольная лампочка светила тускло, только-только чтобы не  спотыкаться
в пути.
     Чем  я и  воспользовался,  удовлетворяя свои мелкие  злобные инстинкты.
Людмила спускалась на двух человек ниже меня, и, выбрав подходящий момент, я
повторил  вчерашнюю шутку. Заставил шедшего  за ней  "чекиста" оступиться и,
падая, подсечь женщину.
     Они покатились  вниз,  считая ступеньки боками и  головой.  С руганью и
визгом. Угол наклона лестницы был как раз подходящий.
     Изумленные  неловкостью своих  товарищей,  сотрудники  подняли Людмилу,
начали промокать  имеющимися у  них, к моему удивлению, платками оцарапанную
щеку и обильно кровоточащий нос. Она, тоже ничего не понимая, уставилась тем
не менее на меня, а не непосредственного виновника мечущим искры взглядом.
     Осталось  только пожать плечами и показать ей скованные руки. Но она-то
помнила и неизвестно почему разбившийся бокал, и мой давешний намек. Который
можно,  при желании,  толковать  не  только в буквальном, но и в  переносном
смысле. Мол, я тебе еще сделаю...
     Хороший намек,  особенно если иметь  в виду, что  нам с  ней  предстоит
остаться наедине в стане ее врагов...
     В   мой   автомобиль,  который  кто-то  уже  перегнал   внутрь  глухого
двора-колодца, меня  подсадили довольно аккуратно.  Один из  охранников  сел
рядом,  мой первый здесь  знакомец,  Станислав Викентьевич,  -  за  руль,  а
Кириллов - переднее сиденье.
     Следом  тронулись еще  две  под  завязку  набитые  вооруженными  людьми
большие машины, похожие на немецкие штабные "ганомаги".
     Поехали, как  я понял, туда,  где  их мог  ждать максимальный успех.  В
Марьину рощу, в засвеченный  Шульгиным оперативный штаб организации, которая
выражала здесь интересы "Братства.
     Долго  пробирались  темными переулками, которые если  и  были  когда-то
вымощены  булыжником,  то  убедиться   в  этом  оказалось  невозможно  из-за
полуаршинного слоя жидкой грязи.
     Проехали мимо  Савеловского вокзала. И  снова, как  не  первый уже раз,
меня  кольнуло  странное чувство. Мир  совсем другой,  а опорные точки в нем
прежние.  И здание вокзала я помню, пусть и несколько  перестроенное,  но  в
принципе такое же
     Как  говорил Новиков, многие  из об®ектов наших миров мы  эксплуатируем
совместно и иногда  даже одновременно.  То есть в  этом самом месте полутора
столетиями спустя  толпятся  мои  земляки-современники,  чтобы  на архаичном
пригородном поезде отправится  на  дачу  или  по  грибы  в  недалекие лесные
угодья.
     Вот  только что  я, может быть, нечувственно задел  кого-нибудь  из них
плечом...  Да...  а  если  вдруг   как-то  суметь  выломиться  отсюда  в  то
пространство-время? Тем же образом, каким Андрей выдернул меня к себе...
     И,  поразительно,  я   вдруг  ощутил   за  спиной  присутствие  Артура.
Совершенно так,  как в Сан-Франциско в оружейном магазине. Неужто и он сумел
преодолеть  межвременной  барьер,  оставив  свою  бренную оболочку  в  каюте
"Призрака"?
     Но  в  этот  раз  я  не испугался, скорее  испытал прилив  энтузиазма и
надежду.  Вдруг  и  от  его  появления будет какая-то польза,  как  тогда на
гангстерской базе?
     -  Не боишься,  Вадим  Антонович,  бо-ольшой  заварушки? -  спросил  я,
перейдя на  фамильярный тон,  когда  наша машина остановилась в квартале  от
об®екта.
     В  свое время я прошел  соответствующий курс корректировки  зрения  и в
темноте  видел  ненамного  хуже,   чем  при  свете,  тем  более  что  сквозь
разошедшиеся тучи светила яркая, почти полная луна.
     Место  для базы  Александр  Иванович  выбрал  более  чем  грамотно.  От
последнего  дома в переулке  ее отделял промежуток, который раньше заполняли
два или три дома, частично сгоревших, частично разобранных на  дрова и  иные
хозяйственные нужды соседями. То есть стоял он на отшибе в и без того глухом
и мрачном месте. Но главное было даже и не в этом. Участок вплотную примыкал
к   кирпичному  забору,  за  которым   возвышалась  покосившаяся  колокольня
снесенной церкви и какие-то еще полуразрушенные строения.
     Удобнейшее место для засады.
     - Вы не ответили - не боитесь неожиданностей, товарищ Кириллов? - снова
спросил я. - Насколько мне известно, народ там может оказаться серьезный...
     -  Не  боюсь.  А  вы не суетитесь, Игорь Моисеевич. Возможно,  придется
немного и пострелять, но  не ваша это забота. В  нужный момент я скажу,  что
делать. Пока же лучше помолчать...
     И он нервничает, невзирая на показную отвагу.
     Мои коллеги оцепили  с трех сторон деревяный. Не  слишком большой дом с
мезонином, окруженный тесовой оградой и густыми, давно облетевшими зарослями
кустарника за  ним. Возможно, они даже успели форсировать  в каких-то местах
этот забор  заблаговременно. Вооружены  штурмовые группы  были, как я  успел
заметить  еще  при  посадке  в автомобили, характерно выглядевшими немецкими
автоматами