ественного  театра,  и
простоял там, пока не отъехала "семерка" Ирины.  Почти  бегом  вернулся  в
мастерскую  Берестина  и  начал  переодеваться.  Пока  Воронцов  занимался
билетами, Новиков сумел через друзей из МИДа достать бронь для Шульгина  и
съездил к нему домой за костюмом и всем необходимым.
     Не более чем за двадцать минут Шульгин почти неузнаваемо изменил свой
облик, благо жена его была артистка и все необходимое  дома  имелось.  Еще
через  полчаса  он  уже  был   на   перроне   Ленинградского   вокзала   и
демонстративно  прохаживался  перед  глазами  друзей,  небрежно  помахивая
кейсом со всякой мелочью, потребной в обиходе частнопрактикующего ниндзя.
     Он ощущал себя в своей тарелке, и ему было весело.
     Многие знатоки высказывали не раз обоснованные сомнения в том, что он
мог изучить тонкости профессии исключительно  по  старинному  руководству.
Шульгин же в ответ простодушно разводил  руками,  ссылаясь  на  врожденные
способности и, возможно, гены, ибо кто  из  истинно  русских  людей  может
ручаться за свое происхождение? Разве только Новиков с  его  выписками  из
Бархатных книг.
     В действительности все было довольно просто. Еще на  Дальнем  Востоке
он начал заниматься самостоятельно и быстро понял, что ничего из этого  не
выйдет. Но как часто случается  -  ищущий  да  обрящет.  В  Хабаровске  он
встретился  с   группой   ребят,   изучавших   каратэ   под   руководством
дипломированного сэнсэя, прозанимался с ними почти два  года,  параллельно
подгоняя под эту базу нужные ему рецепты японского трактата.
     А уже в Москве, в период увлечения богемной жизнью, близко сошелся  с
известным в прошлом артистом-престидижитатором, брал уроки у  него  и  его
коллег,  вечерами  пропадал  за  кулисами  цирка  на  Цветном  бульваре  и
репетировал вместе с жонглерами, метателями ношей и другими  специалистами
оригинальных жанров. В итоге из  творческого  соединения  всех  достаточно
разнородных навыков и умений и получилось то, что он не без успеха выдавал
за древнее искусство средневековых самурайских рейнджеров.
     Но, как бы там ни было, с точки зрения авторов закона  о  недопущении
самостоятельного изучения боевых видов экзотической борьбы он был  человек
опасный. Невзирая на то, что никогда  не  испытывал  намерения  употребить
свои способности во  зло.  И  вообще  Шульгин  считал,  что  как  владение
приемами рукопашного боя, так и право на ношение  оружия  всегда  полезнее
возможной жертве, нежели преступнику.
     К сожалению, все  его  способности  годились  до  последнего  времени
только для забав и развлечений приятелей обоего пола. И вот только  сейчас
пробил наконец его час. Вся мощь галактической цивилизации, и против нее -
он. Две изящные руки хирурга и пианиста, да к ним голова, в  которой  ума,
хитрости и веселой бесшабашной  изобретательности  куда  больше,  чем  мог
предположить даже самый близкий ему человек.  Пожалуй,  и  Новиков  не  до
конца представлял себе истинные Сашкины возможности.  Не  зря  Шульгин  со
школьных лет  накрепко  запомнил  правило  американских  ковбоев:  "Умеешь
считать до десяти - остановись на восьми".
     В купе он забросил кейс на верхнюю полку, распустил узел  галстука  и
потом долго объяснял проводнице на ломаном английском и  русском,  что  он
гражданин республики Фиджи, едет в Ленинград на  конгресс  вулканологов  и
очень боится проспать и проехать мимо. Зачем это было ему нужно, он и  сам
не знал, но  с  тупой  настойчивостью  продолжал  доказывать  девчонке  из
студотряда, что ему объяснили, будто поезд идет до Хельсинки.
     Вконец замороченная студентка плюнула, выразилась словами, которые  в
напечатанном виде можно увидеть  только  в  словаре  Даля  с  дополнениями
Бодуэна де Куртене,  и  пообещала  разбудить  тупого  азиата  сразу  после
Бологого.
     После чего Шульгин отправился по составу в вагон, где ехали  Берестин
с Ириной. Заглядывая в каждое купе и извиняясь по-японски, он выяснил, что
никаких подозрительных лиц в поезде не  просматривается.  Ни  Алексей,  ни
Ирина его не узнали. Он занял позицию в отсеке перед туалетом, где  только
и разрешалось курить. Там он и провел все пять с половиной часов.
     Минут за двадцать до финиша он наведался в свой вагон,  забрал  кейс,
сообщил проводнице, что проснулся сам, и на  Московском  вокзале  вплотную
пристроился к своим подопечным. К его счастью, Берестин хорошо знал  город
и  не  стал  ловить  такси,  чтобы  проехать  пятьсот  метров   до   улицы
Рубинштейна, где квартировал Воронцов.
     Оставаться невидимым на еще безлюдном Невском для него  не  составило
труда.
     Квартира Воронцова помещалась на верхнем этаже краснокирпичного дома,
рядом с "пятью  углами".  Шульгин  проводил  Ирину  с  Алексеем  до  самой
облезлой коричневой двери и постоял немного, вслушиваясь.  Все  пока  было
спокойно.
     Прыгая через три ступеньки, он легко слетел вниз, пересек узкую улицу
и поднялся на верхнюю площадку подъезда напротив.
     С помощью портативного бинокля он долго наблюдал  сквозь  просветы  в
шторах, как Берестин с  Ириной  устраиваются,  с  усмешкой  удовлетворения
отметил, что Алексею пришлось устанавливать для себя раскладушку на кухне,
мысленно извинился перед Ириной, что из чувства долга  вынужден  наблюдать
за процессом ее переодевания в ночную рубашку, и только когда она легла, с
головой укрывшись одеялом, Шульгин посмотрел на часы.
     "Да, - сказал он себе. - Им-то хорошо. Сейчас 6:35. Часа три они  еще
проспят, мало им было поезда. А я тут сиди, как дурак. А потом  весь  день
придется таскаться за ними по городу. И вся выгода - бесплатный  стриптиз.
И даже без музыки. Моим коллегам - частным детективам на Западе  -  небось
побольше  платят.  Ну  да  ладно,  не  корысти  ради...  Но  с  Андрея  за
подтверждение Иркиного целомудрия я слуплю... Если  все  будет  хорошо,  -
суеверно предостерег он себя. - Еще не вечер..." И отправился искать,  где
в этот ранний час можно перекусить быстро и недорого.
     И он действительно ходил за ними весь бесконечно длинный день,  и  по
центральным улицам, и да "Ракете" до Петергофа, а потом по длинным  аллеям
парка, а в самом конце дня еще и по линиям  и  галереям  Гостиного  двора.
Ходил, все больше убеждаясь, что на этот раз Андрей  в  своих  расчетах  и
предположениях дал маху, потому что если бы пришельцы действительно  знали
о местонахождении Ирины и собирались ее захватить, то сделали бы  это  еще
утром, за глухими стенами квартиры, а раз такого не случилось, то и дальше
ничего не случится.
     Но в общем-то все  правильно,  думал  он  дальше,  известно  же,  что
отрицательный результат -  тоже  результат,  и  теперь  можно  общаться  с
Воронцовым без опаски.
     Ноги у него давно уже гудели, и вообще устал он до крайности,  потому
что ждать да догонять плохо, как известно, но куда хуже водить кого-нибудь
на  коротком  поводке,  так,  чтобы  и  оставаться  незамеченным,   и   по
возможности быть рядом на случай чего. Тем более, что  Берестин  вел  себя
неспокойно, часто оглядываясь, очевидно, спасаясь того же самого.
     Врагу не пожелаешь такой работы.  Да  еще  и  без  подстраховки,  без
подмены. И чем дольше все  это  тянулось,  тем  длиннее  становился  счет,
который он собирался предъявить Новикову.
     Только один раз представился ему случай слегка  развлечься.  Надо  же
было такому случиться, что в Гостином дворе, на Садовой линии,  где  Ирина
покупала какую-то женскую мелочь, ею заинтересовался настоящий,  серьезный
щипач-карманник. Шульгин точно определил момент,  когда  вор  приготовился
взять у нее кошелек, и,  притершись  к  нему  в  толпе,  провел  ущемление
локтевого нерва рабочей руки.
     Никто так и не понял, отчего представительный мужчина  вдруг  сел  на
затоптанный пол, подвывая от боли.
     А больше ничего интересного не случилось. Глубокой уже  ночью,  когда
поднадзорные вернулись домой из артистического кафе, улеглись  по-прежнему
в разных помещениях, и в окнах погас свет, Шульгин спрятал в кейс  бинокль
и, пошатываясь от усталости, пошел по Невскому к вокзалу.
     Постоял на углу площади, оглянувшись  на  город,  который  так  и  не
увидел за сутки, сокрушенно махнул рукой.
     - Ну что ж. По крайней мере, я сделал все, что мог. Кто хочет,  пусть
сделает лучше, - слегка исказив, произнес он вслух латинскую поговорку.
     Утром он доложил Новикову все, что счел нужным,  в  последний  момент
удержав при  себе  заготовленную  фразу:  "А  еще,  честь  имею  доложить,
мадемуазель Ирен оказалась восхитительно сложена". Вовремя  вспомнив  свое
же жизненное правило.
     - Вот и хорошо, - несколько рассеянно кивнул Новиков. - А мы тут  без
тебя еще кое-что придумали. Грандиозное. И события всякие произошли...
     - Я же говорил, добром это не кончится, - ответил  Шульгин,  выслушав
краткое изложение событий последних суток. - Одиссей, Одиссей... Вот  тебе
и Одиссей. С вами только свяжись. Причем, кто  из  нас  Одиссей,  пока  не
ясно, а вот что моя жена не Пенелопа, это исторический факт...



                                    8

     На  то,  чтобы  собрать  приставку  в  первом,  упрощенном  варианте,
Левашову потребовалось меньше суток. Правда, выглядела она, как  и  многое
другое,  выходившее  из  рук  Олега,  довольно  примитивно  -   технически
некультурно, как он сам выразился. Гирлянды проводов,  наскоро  припаянные
контуры, пакеты  печатных  плат,  какие-то  неизвестные  Воронцову  блоки,
выкорчеванные из цветного телевизора, новиковского компьютера  "Филипс"  и
даже  принадлежавшего  Берестину  двухкассетного  "Шарпа".  Работать   это
устройство могло бы, наверное, только в фильме о сумасшедшем изобретателе.
     Но ни Воронцов, ни Левашов в успехе не сомневались, хотя и по  разным
причинам.
     Во время монтажа Олег не раз и не  два  вспоминал  пришельцев  самыми
неодобрительными из известных ему слов. Если бы не их  хамская  выходка  с
похищением квартиры, все получилось бы втрое быстрее  и  впятеро  лучше  А
так, несмотря на то, что Воронцов несколько раз ездил с записками Олега по
разным  адресам  и  привозил  от  спекулянтов  тщательно  подобранные   по
кондициям наборы радиодеталей, выходная камера  получилась  объемом  всего
только в один кубометр.
     - Мало, конечно, но пока  хоть  так,  -  сказал  Левашов,  откладывая
паяльник. - Потом переделаю, на японских микросхемах. Теперь часок послать
бы, и можно начинать испытания...
     - Что, и выдержки хватит? - не поверил ему  Воронцов.  Посчитал,  что
позирует Олег, научившись этому от Новикова с  Шульгиным.  Сам  бы  он  не
утерпел.
     - При чем тут выдержка, - рассеял его сомнения Левашов. - Тут наладки
часа на три, а то и больше, а у меня и руки дрожат, и глава не смотрят...
     В расчетах своих Левашов и тут  не  ошибся,  возиться  с  наладкой  и
настройкой ему пришлось даже чуть больше, чем три часа. Но зато когда все,
на его взгляд, было - в  полном  порядке,  он  посмотрел  на  Воронцова  с
нескрываемой гордостью.
     - Ей-богу, я-таки молодец. Без "брешешь". Конечно, Ирина мне  помогла
здорово, и твой чертежик тоже, но я бы и без них справился. Тут главное  -
идея. А ты говоришь -  пришельцы...  Нобелевскую  по  физике  я  наверняка
заработал!..
     Воронцов слушал его, а сам думал, какие  же  грандиозные  возможности
таятся в людях, неведомые им самим, если рядовой инженер Олег буквально из
ничего создал такую штуку. И что совсем не дураки пришельцы  всех  мастей,
окружившие Землю своим пристальным вниманием. Он не понимал физического  и
математического смысла совмещенного пространства-времени, но  практические
выводы были ему доступны  вполне.  И  нет  никаких  сомнений,  что  другой
изобретатель-одиночка, или, скорее, научный коллектив в любой момент может
открыть  или  выдумать  нечто  другое,  для  чего  и  названия   нет,   но
окончательно перевернуть все наши представления о мире.  От  таких  мыслей
становилось и весело, и жутко, и озноб пробегал по спине - как в тот  раз,
когда он выходил на боевое траление, а оркестр на  пирсе  играл  "Прощание
славянки".
     - Так  с  чего  начнем?  -  прервал  его  философические  размышления
Левашов. - Заказывай...
     - Да я как-то и не соображу. Оно ведь  все  равно  в  принципе.  Если
только для истории, для мемуаров  и  некрологов...  Не  будешь  же  писать
потом, что первым предметом,  извлеченным  из  потустороннего  континуума,
оказалась бутылка виски "Джонни Уокер". Так  что  давай  что-нибудь  более
идеологически выдержанное.
     - Хорошо. Тогда я сразу начну свои  проблемы  решать.  А  то  ведь  я
сейчас как инженер Смит на  Таинственном  острове.  Отвертка  -  и  та  не
своя...
     Он начал, шевеля  губами,  как  малограмотный  при  письме,  избирать
какие-то комбинации  цифр,  букв  и  иных  знаков  на  клавиатуре.  Внутри
серебристых ящиков возникло  и  стало  нарастать  ровное  трансформаторное
гудение, между медными прутьями кубической конструкции, которая и являлась
центральным   элементом   установки,   заструилась   голубоватая    завеса
ионизированного воздуха и начали проскакивать искры.
     - Кожух надо будет поставить, -  озабоченно  сказал  Левашов,  -  тут
напряжение под сто киловольт...
     Воронцов не заметил, как и что  произошло,  но  в  следующую  секунду
внутри  камеры  ниоткуда  возник  аккуратный,  в   красно-черном   корпусе
компьютер "Атари".
     - Порядок, - сказал Левашов. - Теперь я  подключу  его  вместо  этого
барахла, и дело пойдет...
     И дело действительно пошло. Когда за окнами рассвело, уже  не  только
Левашов, но и Воронцов наловчился  управлять  установкой  почти  свободно.
Попутно Олег в доступной форме объяснил ему не только практическую,  но  и
этическую сторону вопроса.
     - По сути можно было бы и не возиться. Тот же  эффект  достигается  и
напрямую. Я бы мог организовать совмещение с  любой  точкой  на  Земле,  к
примеру - со складом готовой продукции той же "Сони". Заходи и  бери,  что
нужно. Кстати, и размер камеры не лимитировали бы...
     - Так в чем вопрос? Может, и вправду не стоило велосипед изобретать?
     - Потому я об этике и заговорил. Это ведь уже будет  кража  или  даже
грабеж? Кому-то расплачиваться придется за наши дела, люди пострадают.
     "Надо же, - подумал  Воронцов,  -  у  Олега  еще  и  на  нравственные
размышления время остается". Сам он, честно сказать, этот аспект в виду не
имел совершенно. Велика ли беда, если у  классовых  врагов  позаимствовать
кое-что? Тем более, что на общечеловеческое,  в  конце  концов,  дело.  Он
настолько уже ощущал себя участником пусть и не объявленной, но войны, что
считал реквизицию необходимых для ее ведения средств вполне законной.
     - А в твоем варианте откуда товар берется?
     - В принципе оттуда же. Только подсказанная  твоим  приятелем  схема,
обнаружив нужный предмет, дублирует его,  снимает  копию  ка  молекулярном
уровне. И запоминает. Так что  в  дальнейшем  копирование  раз  найденного
изделия происходит автоматически. По мере надобности.
     - Так это ж какой объем памяти нужен? Чтобы  по  молекулам  запомнить
один только компьютер?
     Левашов усмехнулся.
     - Тут совсем другие принципы.
     Когда в  мастерской  появились  Новиков  с  Шульгиным,  подготовка  к
экспедиции была уже в полном разгаре.
     Шульгин вошел первым, веселый и чем-то возбужденный,  остановился  на
пороге, стряхивая капли дождя с потертой кожаной куртки, и вдруг замолчал,
увидев установку, пол  вокруг  которой  был  завален  ящиками,  коробками,
палатками, спальными мешками и прочими необходимыми в дальнем  путешествии
вещами.
     - Так, - сказал он, оборачиваясь к Новикову. - Как видишь, они  здесь
времени не теряли. Судя по всему, решение принято без нас...
     Подошел, сдвигая ногой в стороны мешающие ему предметы, прочел  вслух
надпись на ящике с консервами, поцокал языком.
     - Ну и что тут у  вас?  Рот  изобилия?  Скатерть-самобранка?  Полевой
синтезатор  "Мидас"?  Или  шкатулка  Пандоры,  наконец?  -   спросил   он,
демонстрируя сообразительность  и  умение  оценивать  обстановку.  Правда,
особых способностей и не  требовалось,  чтобы  догадаться,  что  импортные
товары двух десятков  наименований  и  в  таких  количествах  естественным
образом в квартире среднего советского гражданина появиться не могут.
     Левашов в двух словах ему все объяснил.
     - Годится, - кивнул Шульгин. - Но желаю видеть  лично.  Блок  сигарет
"Данхилл" можешь?
     - Прошу... -  Олег,  словно  пианист-виртуоз,  пробежал  пальцами  по
кнопкам.
     Шульгин повертел упаковку перед главами, распечатал, вытащил сигарету
и с сомнением закурил. При этом он, вдыхая дым,  поднимал  лицо  кверху  и
прикрывал  глаза.  После  третьей  затяжки  он  кончил  валять  дурака   и
нормальным голосом сказал:
     - Без обмана, разницы никакой...
     А Воронцов в  это  время  наблюдал  за  Новиковым.  Тот  отчего-то  в
разговоре не участвовал, смотрел на происходящее со смутной улыбкой, будто
его здесь вообще ничего не касалось. И поводов для ажиотажа он не видел.
     И с неожиданным раздражением Воронцов подумал, что слишком все  здесь
похоже на провинциальный театр. Каждый не живет, а  старательно  исполняет
раз навсегда избранное амплуа. И  вдобавок  переигрывает.  Чтобы  зритель,
упаси бог, не перепутал, кто есть  кто.  Нормальный,  без  затей,  человек
никогда не следит за каждым своим словом и жестом,  он  может  и  глупость
сказать, и повести себя неадекватно... А эти ребята - нет. Самоконтроль  -
как раковина у рака-отшельника.
     Он подошел к Новикову и спросил, чем он так озабочен.
     - Я просто  просчитываю,  сколько  и  чего  нам  еще  потребуется  по
максимуму. На случай, если в ближайшее время нам не удастся вернуться.
     - Но максимуму нам нужно практически все, что бывает на свете. А  вот
на полгода автономного плавания потребность рассчитать стоит.
     И тут же переменил тему, спросил, не произошло ли за минувшие сутки с
ним  или  Шульгиным  чего-нибудь  необычного,  что  можно  истолковать   в
известном смысле.
     - Нет. Насколько я могу судить - ничего. С Сашкой - тоже...
     - Вот и слава богу. Возможно, они нас пока  потеряли.  Но  отрываться
пришлось с боем.
     Выслушав рассказ об эпизоде в метро, Новиков только покрутил головой,
не выразив вслух своего отношения. И Воронцов  не  стал  дальше  развивать
тему, тем более, что Левашов громко сообщил, что готов к выходу  на  режим
перехода.
     ...И вот снова открылась дверь из московской  квартиры  в  иной  мир,
неизвестно  где  расположенный,  в  сотнях  световых  лет  или  нескольких
миллиметрах от нашего мира, и оттуда задувал теплый,  пахнущий  цветами  и
лесом ветер, и в пасмурной мастерской снял луч чужого жаркого солнца. Олег
перегнулся через край рамки и коснулся рукой густой зеленой травы  на  той
стороне.
     Пересечь границу и ступить на  почву  чужой  планеты  довольно  долго
никто не решался. Все четверо стояли  и  смотрели,  не  говоря  ни  слова.
Войдешь туда, а дверь вдруг захлопнется, и где тогда искать обратный путь?
Армстронгу на Луне было, наверное, все-таки проще...
     Первым проявил решимость Шульгин. Он  переступил  черту  и  замер  на
расстоянии вытянутой руки, по колено а густой траве. Где  он  был  в  этот
момент?
     Он постоял там с полминуты, и  вдруг  быстро  шагнул  обратно.  Вытер
рукавом пот со лба.
     - Нет, ребята, это не дело. Хоть я и гусар в душе,  но  не  до  такой
степени. Надо по науке. Проверить там все. На радиоактивность, наличие или
отсутствие ядовитых газов, вредной микрофлоры...
     - И микрофауны, - вставил Новиков.
     - Именно. Это я беру на себя. Анализы мне наши институтские биохимики
и микробиологи сделают, а остальное мы и сами... Радиометр возьмем,  мышей
белых можно запустить, не сдохнут ли.
     - Дилетантство все это, - сказал Новиков. -  Три-пя