оем  пробиваться  к  морю.  Опыт  показал,  что
штейеровская пуля с ног Артура сбивает, и довольно надолго. При том, что я
в него стрелял с перепугу и попадал в наиболее безобидные места. А если  в
голову?.. Хотел бы я посмотреть, как он будет за мной гоняться, когда  ему
снесет полчерепа. Уж по крайней мере не увидит, куда бежать... А можно и в
колени, тоже должно быть эффективно. Однако возникает  вопрос  о  пределах
его способностей к регенерации.
     К сожалению, подойдя утром к двери и приоткрыв  задвижку,  я  увидел,
что Артур изменил тактику. По-прежнему неутомимый и вполне оправившийся от
ран, он сделал выводы из предыдущего и теперь не бил бессмысленно кувалдой
в железо, а чем-то вроде зубила врубался в скалу. При должном  усердии  он
вполне мог за пару дней продолбить между ней и рамой достаточных  размеров
щель.
     Но хуже всего то, что к нему присоединилась Вера. Не  знаю,  где  она
болталась накануне, а сейчас была здесь. И это  ломало  все  мои  расчеты.
Против  ее  лучемета  выходить   рискованно...   Итого   в   наличии   две
высокоподвижные цели,  превосходящие  меня  по  огневой  мощи...  Тогда  я
приступил к подробному осмотру подземной крепости.  Все  ее  нижние  этажи
были затоплены много  десятилетий  назад,  в  лестничных  колодцах  стояла
неподвижная черная вода. Однако не могло же столь мощное сооружение  иметь
всего лишь один выход на поверхность. Обойдя за  полдня  все  закоулки,  я
нашел два бронеколпака с люками. Но металл настолько заржавел, что я так и
не смог сдвинуть засовы. А силу применять было  опасно  -  слух  у  Артура
наверняка не хуже моего, да и ничего подходящего,  чтобы  сбить  замки,  у
меня не имелось. Кувалда на базе была лишь одна.
     И все же поиски мои увенчались успехом.
     Изучая одну из заваленных взрывами галерей, я обратил внимание на то,
что воздух здесь гораздо более свежий, чем в других казематах.
     Сдвинув с места обломки висящих на прутьях арматуры бетонных плит,  я
проник в узкий лаз, который вывел в  отсек,  наверняка  в  свое  время  не
обнаруженный американцами.
     Явно за последние полтора столетия здесь не  ступала  нога  человека.
Перед длинной, прикрытой броневой заслонкой амбразурой стояло на  рифленой
поворотной  площадке  артиллерийское  орудие  примерно   стомиллиметрового
калибра. Конечно, изъеденное  коррозией  и  к  работе  не  пригодное.  Оно
прикрывало подходы к базе  со  стороны  открытого  моря.  Сектор  обстрела
отсюда открывался хороший. На  узких  стеллажах  -  приготовленные  к  бою
снаряды. Тоже заржавленные, но не очень: видимо, в свое время были  хорошо
смазаны. Там же позеленевшие гильзы полузарядов.  Но  мое  внимание  сразу
привлекли герметически закрытые коробки на нижней полке.
     Стараясь быть как можно осторожнее,  достал  одну  и  взрезал  крышку
прикрепленным к ней проволочкой ключом.
     Как я и думал, в коробке взрыватели. Пять штук, блестящих под  тонким
слоем масла, будто только что с завода.
     Осталось  только  проверить  -  смогу  ли  я  пролезть  сквозь   щель
амбразуры. Позвав Аллу, объяснил, что я задумал и что следует делать ей.
     Самым трудным оказалось выбраться вверх по почти отвесной стенке,  да
еще с сумкой на плече, в которой едва  поместился  пятнадцатикилограммовый
снаряд.
     С вершины скалы, примыкавшей к полянке, я увидел,  что  Артур,  даром
что покойник, отнюдь  не  уступает  мне  в  изобретательности.  Правда,  и
возможности у него пошире, судя по всему.
     И часы наши с Аллой были почти что сочтены.
     Он ведь не просто так долбил  стенку  и  двери.  Он  где-то  раздобыл
взрывчатку и собирался ее использовать.
     Как раз напротив запиравшей дверь изнутри штанги засова Артур  долбил
глубокий шурф, и, судя по всему, уже заканчивал свой труд.  Вера  же,  при
всех своих прелестях, осененная  сверкающей  под  солнцем  медной  гривой,
сидела по-турецки в десятке шагов  от  него  и  связывала  вместе  длинные
кремовые цилиндры. Прочитать издали черные буквы на них я не мог, но и без
этого знал, что это такое. Приходилось видеть и пользоваться...
     А еще поодаль, с  краю  от  дорожки,  я  увидел  три  тела,  небрежно
прикрытых куском пластика. Все здесь: Кирилл, Самсон, Ивар. Приготовлены к
перевоплощению, так сказать. И мы с Аллой, предполагается, тоже никуда  не
денемся.
     Однако и мне теперь надо поспешить. Времени осталось совсем ничего.
     Маскируясь за кустами, я по  гребню  скалы  перебежал  на  ее  правый
острог, нависающий точно над входом в бункер.
     Позиция великолепная для исполнения моего плана. Но попытка  возможна
только одна. И отступать некуда.
     Расчеты основывались на том, что ни пентолит, которым  снаряжались  в
прошлом веке снаряды, ни  тетрил  взрывателей  практически  не  подвержены
воздействию  времени.  И  сработать  должны  безотказно.  Остальное  будет
зависеть от моей ловкости. Я сильно надеялся вот еще на что -  раз  Артуру
до сих пор не удалось справиться со мной, так  может,  у  меня  тоже  пока
"фактор Т" отсутствует? Если только действительно смерть не заразна...
     А вокруг ее многовато. Достаточно, чтобы подхватить невзначай.
     ...Все получилось, как было задумано.
     Артур закончил шурф, и Вера  поднесла  ему  готовый  заряд  из  шести
полукилограммовых патронов. На нашу дверь - выше головы.
     Я обратил внимание, что оба зомби не сказали за все время друг  другу
ни слова. Значит ли это, что они вдобавок владеют  телепатией  или  просто
такие неразговорчивые? А о чем, кстати, они  вообще  могут  разговаривать,
какие у них загробные интересы?
     Удивительно, какая ерунда приходит в голову в самые острые моменты.
     Артур начал укладывать заряд.
     Я был по отношению к ним выше и сбоку, и меня прикрывал выступ скалы.
     Снаряд  с  прикрученными  к  его  головной  части  пятью  коническими
взрывателями тяжело ударился дном о землю, качнулся и упал  на  бок  между
Артуром и Верой.
     Артур вскинул голову. Больше всего  на  свете  я  не  хотел  еще  раз
встретиться с ним взглядом.
     Из пистолета с десяти метров промахнуться невозможно.
     Не помню, сколько именно десятых или сотых долей секунды требуется на
то, чтобы от удара пули сработал взрыватель и потом  сдетонировал  снаряд.
Но закрыть руками голову я, кажется, успел.
     Фонтан взрыва ударил вверх и в сторону, но все равно у меня  чуть  не
лопнули барабанные перепонки, рот и нос забило густым  ядовитым  дымом,  и
страшно долго в воздухе свистели куски камня и снарядные осколки.
     Думаю, что окончательно в себя пришел я минут через пять.
     В трех метрах от входа в бункер дымилась  глубокая  воронка.  На  мое
счастье, не взорвался приготовленный Артуром фугас. А  то  бы  я  вряд  ли
уцелел.
     Тела оборотней отбросило далеко в кусты по обе стороны поляны, и я не
стал на них смотреть. Да и не был уверен, что  от  них  вообще  что-нибудь
осталось...
     Иссеченную осколками дверь открыть удалось с трудом.
     На прощание я несколько раз ударил тяжелой аккумуляторной коробкой  в
самые чувствительные места  дьявольского  изобретения,  будто  в  насмешку
названного витализатором. Не  знаю,  что  там  дальше  решат  светлые  умы
человечества, но именно эту установку уже никто не восстановит.
     По  самым  скромным  подсчетам,  Артур,  не  вмешайся  я  по   чистой
случайности, за  пару  лет  смог  бы  преобразовать  биосферу  Земли  -  в
некросферу.
     А то и быстрее, поскольку обзавелся бы тьмой помощников. Несмотря  на
очевидную победу, меня не оставляло тревожное ощущение,  что  это  еще  не
конец. И правильнее всего было пойти и поставить  последнюю  точку,  но  я
просто не мог себя заставить.
     Понадеялся на русский "авось" вкупе с японским снарядом.
     Алла по пути вниз забежала в свой шатер.
     - Что ты там? С туалетами на можешь расстаться?
     - Нет, - не приняла она шутки. - Тут все  пленки  и  диски  о  полной
записью эксперимента...
     "А ведь кому-то еще придется отвечать - перед научной  комиссией  или
перед судом,  -  подумал  я.  Вся  группа,  кроме  нее,  погибла.  И  плюс
московские жертвы. Но напоминать ей обо всем этом сейчас не стоит".
     На середине спуска Алла оглянулась. Такого пронзительного крика я  от
нее никогда не слышал.
     Ковыляя по бетонке, нас догонял Артур.  От  одежды  на  нем  остались
отдельные обгорелые лохмотья, левая сторона головы  была  покрыта  толстой
коркой смешанной с грязью крови, и хоть мотало его из стороны  в  сторону,
как пьяного в последней стадии,  но  передвигался  он  достаточно  быстро.
Значит, осколки его тоже миновали, а на ударную волну  ему  в  достаточной
мере наплевать... Жаль.
     Алла оцепенела, вцепившись зубами в кулак, изо рта  у  нее  вырывался
скулящий стон.
     Я с размаху ударил ее по щеке.
     - Бегом вниз! Не оглядывайся! Справа от пирса шлюпка - заводи мотор!
     А сам, расставив ноги, двумя руками начал  поднимать  пистолет.  Пуля
развернула Артура как флюгер на оси, он покачнулся и упал на бок.
     Второй раз я сбил его с ног, когда Алла уже отталкивалась  от  берега
коротким веслом.
     - Что с мотором, не заводится?
     - Я не умею, - голос  у  нее  был  жалобный,  совсем  не  похожий  на
обычный.
     Артур только-только добрался до начала пирса.
     А если бы у меня были серебряные пули?
     Или лучше осиновый кол?
     Больше стрелять я не стал,  перевалился  через  тугой  борт,  нащупал
рукоятку руль-мотора.
     "А вдруг не заведется? Так не может быть, но вдруг?"
     Двигатель, разумеется, запустился  сразу,  под  кормой  вспух  бурун,
клипербот, набирая скорость, стал выходить на редан.
     "С яхты свяжусь с гавайской береговой охраной,  -  думал  я,  выбирая
дорогу между во множестве разбросанных вокруг коралловых  рифов,  -  пусть
делают, что хотят. Высылают штурмовую группу,  заливают  остров  пирогелем
или святой водой. Только попробуй  еще  по  радио  объяснить,  что  у  нас
творится..."
     Алла смотрела назад, через мою голову, в бинокль, который она взяла в
рундуке под банкой.
     - Игорь... Там на берегу появилась Вера... И они что-то делают  возле
нашего катера...
     - Ерунда...
     Но сам-то я знал, что заделать две  пробоины  -  на  полчаса  работы.
Мысленно пересчитал патроны и впервые в жизни пожалел, что увлекся  таким,
на первый взгляд, красивым и романтичным парусным спортом...



                                    11

     ...Домой, в Москву, я возвращаться не  хотел.  Категорически.  Можете
называть меня трусом и паникером. Ради бога. Хотя лично я не  уверен,  что
такой  оценки  заслуживает  человек,  не  желающий  добровольно  лезть   в
мышеловку, как бы привлекательно ни выглядела приманка.
     После того, как удивительно удачно (хотя и вполне безрассудно с точки
зрения чисто навигационной)  я  проскочил  между  двумя  крыльями  жуткого
тайфуна, и ценой всего лишь одного  сорванного  паруса  и  выбитых  стекол
кокпита мы с Аллой избавились  от  казавшейся  неминуемой  встречи,  нашим
покойничкам не оставалось ничего другого, мак подстерегать нас  в  Москве,
по хорошо им известному адресу. Если, конечно, мы вообще им теперь нужны.
     Разумеется, логика представителей  загробного  мира  может  оказаться
абсолютно непредсказуемой, но тогда говорить  вообще  не  о  чем.  Никаких
других способов мышления, кроме общеизвестных,  в  моем  распоряжении  все
равно не имелось, я мог только, по возможности оригинально,  комбинировать
стандартные  блоки  идей  и  поступков,  в  надежде,  что  мой   противник
запутается и потеряет след.
     Добравшись до Гонолулу, мы чуть не сутки просто отсыпались в  номере,
потому что целую неделю я ни разу не спал больше двух часов подряд.
     Зато, проснувшись на рассвете, подойдя к панорамному окну и увидев со
стометровой высоты черно-синюю вогнутую чашу океана  под  бледным  куполом
неба, готовым принять в себя обещающий вот-вот вынырнуть из волн солнечный
диск, я с неожиданным облегчением ощутил, что все плохое - в прошлом.
     Я подождал - а что, как эта внезапная  эйфория  столь  же  неожиданно
пройдет? Так ждешь возвращения вымотавшей всю душу и вдруг утихшей  зубной
боли.
     Нет, не возвращалась. Даже наоборот. Уверенность, что все образуется,
только окрепла.
     Побрившись и вообще приведя себя в цивилизованный вид, я спустился  в
круглосуточно работающий в цокольном этаже торговый центр и на  свой  вкус
выбрал для Аллы легкое, светящееся изнутри платье цвета морской волны,  по
которому порхали райские птицы.
     Когда она вышла из ванной в белом купальном халате, я уже разложил на
обширном диване то, в чем ей предстояло выйти в свет.
     - Что это, Игорь? Для меня? Ты думаешь, я это должна надеть?
     -  Естественно.  Мне  как-то  поднадоели  за  последнее  время  дамы,
напоминающие беглецов из лагеря военнопленных... Да и местная публика вряд
ли отнесется к твоим грязным шортам с пониманием...
     - Ты совсем сумасшедший, милый. Это наряд для вечернего  коктейля,  в
лучшем случае, а не для утреннего выхода в город.
     - А мне нравится. Впрочем, в  город  можешь  идти  в  чем  хочешь,  а
завтракать уж придется в этом...
     Солнце оторвалось  от  края  океана,  и  хрустальные  призмы  потолка
засияли красными, синими, золотыми искрами.
     - Ну, хорошо. Только в награду за твой героизм в борьбе со  стихиями.
Однако до завтрака еще минимум три часа, и я бы хотела просто погулять  по
набережной.
     - Думаешь, это лучший вариант? Можно придумать и поинтереснее...
     Легкая эйфорическая  волна,  будто  после  пары  бокалов  шампанского
натощак,  продолжала  нести  меня,  и  держался  я  с   Аллой   неожиданно
раскованно, раньше так не получалось, стиль общения и пределы  допустимого
поведения неявно, но твердо определяла она.
     Чтобы убедиться в достигнутом и развить успех, я потянул ее к себе за
длинный  конец  пояса.  Одинарный  узел  легко  распустился.  Алла,   тоже
удивленная сменой ролей, уронила с плеч халат.
     Мы ведь  с  ней  впервые  оказались  по-настоящему  одни  после  года
разлуки, в приличном номере с широкой и чистой постелью, а не  в  сыром  и
душном бетонном бункере, и сама Алла была отдохнувшая, вымытая в ванне  со
всякими ароматическими и смягчающими кожу солями и шампунями, а главное  -
не сковывал ее тяжелый многодневный стресс.
     Я и не помню, когда  последний  раз  испытывал  нечто  похожее.  Есть
особое  упоение  в  том,  что  женщина,   обычно   холодновато-сдержанная,
удерживающая на расстоянии одним  лишь  коротким  взглядом,  вдруг  теряет
голову, погружаясь в сумрачную пучину страсти и  инстинктов...  То  тяжело
дышащая, одновременно агрессивная и покорная, шепчущая бессвязные ласковые
слова и жаждущая их, то бессильно  распластавшаяся  на  смятых  простынях,
едва отвечающая на  поцелуи  мягкими  губами,  и  вновь,  после  короткого
отдыха, жадно требующая новых изощренных, мучительно-сладостных ласк...
     В такие моменты почти невозможно представить эту жрицу любви  другой,
надменной, строго и элегантно одетой, когда сама  мысль  об  обладании  ею
кажется кощунственно-абсурдной. Потом, опираясь спиной  о  высоко  взбитую
подушку, заложив руки за голову и глядя в окно  на  затягивающие  горизонт
тяжелые темные тучи, она будто в шутку спросила:
     - А может, лучше вообще никуда не ходить? Нам, кажется,  и  здесь  не
так уж плохо. Закажем завтрак в номер...
     - И обед, и ужин...
     Я вообще-то могу представить себе и такой способ проведения  отпуска,
но сейчас хотелось несколько большего разнообразия. За  стенами  как-никак
Гонолулу, а не осенняя Вологда.
     Вот и пришлось напомнить Алле о ее недавнем желании.
     Наверное, лучше бы я этого не делал.
     Пока  мы  сумели  наконец  выйти  на   улицу,   погода   окончательно
испортилась. Западный ветер - отголосок пронесшегося над океаном тайфуна -
пригнал густо пропитанные водой  тучи,  и  по  набережной  нам  гулять  не
пришлось. Первые крупные капли перешли в  ровный,  звенящий  и  шелестящий
дождь.
     От  горячих  плит  тротуара  поднимался  пар,   океан,   только   что
густо-синий, приобрел тусклый оловянистый блеск.
     Зато  очень  уютным  оказалось  кафе  на  крыше   окружающего   отель
стилобата...
     За завтраком она попыталась было осторожно завести разговор  о  наших
планах, но я сразу понял, к чему она клонит, и  достаточно  твердо  пресек
эту тему.
     - В  любом  случае  сегодня  такой  вопрос  не  стоит.  Пятьсот  миль
штормового океана - надежная гарантия  от  неприятных  встреч.  Отдыхай  и
развлекайся, как подобает здесь и сейчас. Все прочее  -  не  твоя  забота.
Мужчина знает, что говорит...
     Не знаю, насколько убедительными показались  ей  мои  слова,  но  она
кивнула, улыбнулась и слегка погладила меня по щеке.
     Выбор блюд шведского стола не оставлял желать лучшего, тем более  что
все было оплачено заранее и мысли о печальном состоянии наших финансов  не
омрачали гастрономических утех. А выдержанный в иронической манере рассказ
о моих похождениях среди  звезд  окончательно  вернул  нас  в  безмятежное
прошлое.
     Да и дальнейшее будто бы подтверждало мой утренний  оптимизм.  Я  уже
как-то отмечал,  что  теория  вероятности  имеет  целый  ряд  канонических
постулатов, в том числе и такой: при достижении определенной  концентрации
маловероятных событий процесс входит в режим  автоколебаний  и  исключения
становятся правилом.
     Жаль только, что неизвестен алгоритм, включающий  этот  механизм,  да
вдобавок,  история  учит,  что  подобные  флюктуации  редко  заканчиваются
благополучно. Взять того же Поликрата...
     Часа  через  полтора  дождь  прекратился.  Выглянуло  солнце,  и   мы
отправились на пляж. Накувыркавшись в волнах всемирно знаменитого  прибоя,
я оставил Аллу нежиться на коралловом песке и отлучился  в  ближайший  бар
освежиться пивом. А там, в прохладной тени магнолий,  увидел  навалившуюся
локтями на стойку массивную фигуру,  облаченную  в  пятнистый  тропический
масккостюм с наплечными нашивками "Пресса".  Это  мог  быть  только  Майкл
Панин, человек,  который,  пожалуй,  при  удачном  раскладе  способен  был
оказаться полезнее, чем кто-либо другой. И о котором я как раз  совершенно
не думал - ни сейчас, ни все последнее время. Да и с чего бы вдруг?
     Виделись мы последний раз тому  года  полтора,  как  раз  перед  моей
последней экспедицией, но вообще дружили второй десяток  лет,  встречались
обычно в  разных  нестандартных  и  острых  ситуациях,  с  которых  он  по
преимуществу кормился.
     Вот и сейчас, судя по наряду, он либо направлялся в очередную горячую
точку, либо только что из оной вернулся.
     Панин меня тоже увидел, не то боковым, не то  затылочным  зрением,  и
приветственно, жестом римского патриция поднял руку,  а  затем  указал  на
соседний табурет опущенным вниз большим пальцем.
     - Что будем пить?  -  спросил  он  по-английски  вместо  того,  чтобы
произнести нечто более уместное при такой встрече  и  тут  же  перешел  на
русский: - Третий день пошел, как не просыхаю, и  ни  одного  знакомого...
Тяжело без компании...
     - Терпение вознаграждается. Пиво, - ответил я в принятой  между  нами
манере.
     Сделав первый глоток из приятно-увесистой кружки, я уже  точно  знал,
что мое утреннее чувство не было напрасным. И  не  зря  я  велел  Алле  не
тревожиться о дне грядущем.
     - Ты тут как, Миша, уик-энд проводишь или делаешь деньги?
     - Я всегда делаю деньги. Что принципиально отличает меня от тебя.
     - Так и должно. Моя славянская натура не приемлет вашего прагматизма.
Я работаю, чтобы жить, ты - наоборот. Ничего не попишешь. Разве нет?
     - Попишу. Материала у меня вот сколько... - он чиркнул  себя  пальцем
по второму подбородку.
     Я рассмеялся. Он посмотрел на  меня  с  подозрением,  но  причины  не
понял.
     - Я тоже славянин, - возразил он с вызовом, - т