улицы,  поскольку  выезд  на  Курортный  проспект  был
наглухо перекрыт для любого транспорта.
   И, наконец, спустившись по очень крутой и узкой, мощенной  гранитными
брусками улице Машукской,  подъехал  к  цели,  к  гостинице  "Бристоль",
старинной, постройки еще конца позапрошлого века, с  невероятной  высоты
потолками, бесконечными коридорами, широкими пологими лестницами.
   Парадные   двери   отеля,   пристойные   размерами    и    материалом
средневековому замку, выходили прямо в Цветник, где по вечерам играли на
летней эстраде духовые оркестры, так же как в позапрошлом веке.
   Они вошли в холл,  тоже  пустой,  вымощенный  выщербленной  мозаичной
плиткой, которую не меняли именно для соблюдения исторического антуража.
   Слева от лестницы - зарешеченная шахта  лифта,  чья  обширная  кабина
вмещает до десяти человек.
   Справа - стойка портье, сонной девушки, чье лицо показалось Тарханову
смутно знакомым. Может быть, он уже встречал  ее  здесь  или  просто  на
улицах города. Правда, тогда ей было лет пятнадцать максимум. Или просто
она похожа вообще на всех пятигорских девушек?
   Пока Сергей озирался и рефлексировал, Розенцвейг уже получил ключи  и
пошел к лестнице с таким  выразительным  видом,  что  швейцар,  тоже  не
пришедший после ночи в должную форму, опомнился,  взбодрился,  подхватил
стоявшие у стойки чемоданы и резво заспешил следом.
   Тарханов, усмехнувшись, замкнул процессию.
   Нечетные  гостиничные  номера  выходили  просторными   балконами   во
внутренний  двор,  а  там  росли  огромные  каштаны,  в   тени   которых
размещались ресторанные столики и  тоже  играл  в  урочное  время  очень
неплохой камерный квартет.
   В свое время Тарханов несколько раз останавливался в "Бристоле".
   Конечно, в самых дешевых, четырехместных номерах без ванны и туалета,
с одним лишь умывальником, но тогда это  все  равно  воспринималось  как
роскошь.
   По сравнению с училищной казармой.
   А сейчас они с Розенцвейгом заняли два  соседних  люксовых  номера  в
бельэтаже, 321 и 323, так что  в  случае  необходимости  могли  общаться
через  заплетенную  виноградом  кованую   решетку,   разделяющую   общий
полукруглый балкон. Не привлекая постороннего внимания.
   Согласно диспозиции, бойцы отряда со всей  необходимой  для  операции
техникой и снаряжением должны были прибыть на место  завтра-послезавтра,
так что в распоряжении Сергея были целые сутки полной свободы.
   К его удовольствию, Розенцвейг сообщил, что он намерен  позавтракать,
немного отдохнуть - несколько часов сна в машине он отдыхом  не  считал,
после  чего   посетить   знаменитые   радоновые   ванны,   которые   ему
рекомендовали знающие люди.
   - Дело ваше. Успеем еще друг  другу  надоесть.  А  я  отправляюсь  на
экскурсию. По местам боевой славы. К обеду не ждите. Разве что к  ужину,
да и то не обещаю... Слишком здесь много мест, которые бы  мне  хотелось
навестить.
   Сергей побрился и спрыснулся одеколоном с жестким и сухим запахом.
   Надел  соответствующий  роли  и  сезону  тонкий  кремовый  костюм   и
плетеные, в тон костюма мокасины, вместо галстука повязал на шею голубой
шарф.
   В нагрудный карман сунул несколько сторублевых "катеринок", в боковой
брючный - полсотни  бумажной  мелочью,  в  левый  внутренний  пиджака  -
плоский "вальтер ППК 7.65". Для серьезного боя  мало  подходящий,  но  с
близкой дистанции достаточный, чтобы положить навскидку человек пять.  А
главное, настолько легкий, что не оттягивает карман.
   Пятигорск красив всегда, а сейчас, омытый летним ливнем, он  выглядел
особенно элегантно и даже празднично.
   Влажно блестящие листья деревьев, четырьмя рядами протянувшихся вдоль
Курортного  проспекта   от   железнодорожного   вокзала   до   Цветника,
бесчисленные цветочные клумбы и шпалеры роз десятка сортов и  расцветок,
столики кафе  под  полосатыми  зонтами  на  вымощенных  розовой  плиткой
тротуарах, пестрая толпа праздно прогуливающихся и заполняющих  питейные
заведения и кондитерские курортников, смесь запахов  цветов,  шашлычного
дыма, готовящегося на песке кофе  по-турецки  -  все  это  делало  центр
города похожим на ожившую картину Моне или Писарро.
   Не зря местные дети на вопрос: "Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?"
- в массовом порядке отвечали: "Отдыхающим".
   Тарханов, соблюдая старинный ритуал, неторопливо прошел  проспект  во
всю его длину до вокзала и обратно, подкрепляя силы дегустацией  местных
и привозных вин в прохладных подвальчиках или прямо  у  выставленных  на
тротуар дубовых бочек, присаживался покурить на  быстро  высохших  после
дождя скамейках,  с  удовольствием  разглядывал  принаряженных  приезжих
девушек и дам, одетых попроще, но в большинстве куда более  симпатичных,
местных жительниц.
   Наметанным глазом он различал эти две категории без труда. Он  вообще
считал,  что  южнее  Ростова  проживает  несколько  другая  нация,   чем
население северных губерний. Отчего здесь и бытуют в обиходе  выражения:
"поехал в Россию", "вернулся из России".  И  народ  здесь  и  внешне,  и
психологически   другой,   энергичный,   разворотливый,   хитроватый   и
зажиточный. Одновременно хлебосольный и прижимистый. То есть накормят  и
напоят гостя "от пуза", не считая десяток и сотен,  хоть  дома,  хоть  в
ресторане, а вот просто денег дать, пусть и взаймы,  сто  раз  подумают.
Еще и с женой посоветуются.
   Быть бедняком и неудачником, рассчитывать  на  кого-то,  кроме  себя,
близких друзей и родственников, здесь как бы даже неприлично.
   Это и понятно, третью сотню лет Северный Кавказ заселяется легкими на
подъем людьми с авантюрной жилкой,  из  тех,  кому  проще  было  бросить
родную деревню и отправиться искать счастья  на  Дон  и  Кубань,  нежели
терпеть над собой власть помещика и слушаться приказов  старосты.  Опять
же  и  кровей  тут  намешано  не  один  десяток,  в  самых   невероятных
сочетаниях...
   В открытом прицепном вагоне трамвая,  тоже  старательно  имитирующем,
как и почти все вокруг, стиль серебряного века, он  доехал  до  Провала.
Оттуда пешком прошел по окружающей подножие Машука  пешеходной  тропе  к
обнесенному чугунными цепями  обелиску  на  предполагаемом  месте  дуэли
Лермонтова.
   С веранды ресторана "Лесная поляна", в просторечии называемого "Вдали
от жен", были хорошо видны  подходы  к  объекту,  по  которому  придется
работать.
   Все-таки замечательно, что он сюда приехал.
   Прочим товарищам придется изучать это  место  по  карте,  привязывать
увиденное к местности,  потребуется  некоторое  время,  чтобы  соотнести
схему  и  описание  с  реальным  трехмерным   объектом   и   "включающим
ландшафтом".  Для  него  же  это  все  давно  известно  и  памятно.  Как
говорится, "потрогано руками".
   Поскольку  в  полусотне  метров  от   объекта   располагался   летний
студенческий лагерь отдыха, где среди на семьдесят  процентов  девичьего
контингента мужественные горные егеря были желанными гостями и  причиной
ссор и интриг между верными до того момента подругами.
   Если "Кулибин" все еще жив и на свободе, рассуждал Тарханов,  значит,
на  него  возлагаются  какие-то  планы.  Скорее  всего,   ему   поручено
изготовить второй экземпляр бездарно потерянного устройства. Тогда можно
предположить и следующее - получив  "запал",  он  никому  не  сообщил  о
подмене. Вот в этом, пожалуй, главный вопрос. Почему?
   Самый простой ответ,  который  пришел  в  голову,  -  из  соображений
самосохранения.
   Если бы  заказчики  узнали,  что  с  самого  начала  их  деятельность
находилась под контролем российских спецслужб, что они разгадали  секрет
сабли, нашли и подменили "запал", то самым  естественным  для  них  было
окончательно "рубить концы". То есть ликвидировать и "Кулибина",  и  его
лабораторию, и всех более-менее причастных к этому делу.
   Или же, в другом варианте, вывезти изобретателя в одно  из  абсолютно
закрытых теократических княжеств Ближнего Востока или  Северной  Африки,
недоступных для европейцев. Там бы он смог творить совершенно  спокойно.
Но - сидя на цепи. В переносном, а то и буквальном смысле.
   По каким-то причинам такой вариант "Кулибина" не устраивает. Вот он и
смолчал.
   Но он же не может не понимать, что в таком  случае  подставляет  себя
под удар уже с другой стороны?
   Либо этот вариант  для  него  предпочтительнее,  либо  он  уверен  по
каким-то причинам, что те, кто подменил "запал", на него не выйдут ни  в
коем случае.
   Впрочем, пока это не имеет  существенного  значения.  Ответ  Тарханов
получит позже, на следующем этапе операции.
   А вот о системе охраны или наблюдения за объектом подумать стоит.
   Трудно  представить,  что  он  трудится   совершенно   бесконтрольно.
Наблюдение за ним и прикрытие организовать крайне просто.
   Вот этот  мастер-шашлычник,  например,  разместивший  свое  заведение
напротив ресторана. На вид - карачаевец,  но  может  быть  и  турком,  и
арабом, и курдом. С его возвышенного над поляной помоста  отлично  видны
подходы к объекту, обе дороги, стоянка для машин и автобусов.
   Под предлогом сбора дров может свободно  бродить  по  лесу,  связники
могут посещать его в любое время  под  видом  клиентов  или  поставщиков
мяса, лавашей, зелени. В случае необходимости можно подтянуть и боевиков
почти в любом количестве. Никого не насторожит и десяток, и два  крепких
восточных парней, решивших перекусить на природе.
   Почти то же самое относится и к охранникам автостоянки, и  официантам
ресторана.
   Обвешанный принадлежностями фотограф тоже выглядит  подозрительно.  В
большой  павильонной   фотокамере   можно   спрятать   хоть   передатчик
дальновизора, хоть автоматический гранатомет.
   Так это или нет, Тарханов пока не знал, но с оперативной точки зрения
место для объекта выбрано идеальное.
   Впрочем, верна и обратная теорема. Ровно те же  преимущества  позиция
предоставляет и контрразведке.
   Кстати, хороший  тренинг  для  бойцов  может  получиться.  Вот  он  и
посмотрит, как ребята  умеют  оценивать  театр  предстоящих  действий  и
использовать плюсы и минусы местности.
   Вдруг, без всякой связи с предыдущим, в голову ему пришла  интересная
мысль. Касающаяся разговоров с Ляховым и вчерашних с Розенцвейгом.
   Насчет  сбоя  в  причинно-следственных  связях,  якобы  начавшихся  в
последнее время.
   Он решил провести некий эксперимент.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   Было уже поздно. Почти одиннадцать. Тарханов, еще не собираясь спать,
остановился у киоска напротив гостиницы, чтобы купить сигарет.  А  потом
он собирался подняться к Эоловой арфе и  посидеть  там,  глядя  на  огни
ночного города. Как любил это делать в незапамятные времена. Хотя  такие
близкие...
   Он  мог  бы  озаботиться  приобретением  курева  раньше  или   позже,
торгующих ночью ларьков и магазинов по его пути было достаточно.
   Или вообще у него оказалась бы в кармане  полная  пачка  сигарет.  Но
тогда не случилось бы того, что случилось.
   Случайность, писал Энгельс, - это непознанная необходимость.
   Он раскупорил пачку, щелкнул зажигалкой.
   - Сергей, - услышал он за спиной женский голос. Здесь  его  никто  не
мог так назвать. Он не обернулся.
   - Сергей! - повторился оклик. На улице больше не было  никого,  кроме
него, поэтому теперь поворот головы  выглядел  совершенно  естественным.
Просто стало интересно, кто это там зовет и кого?
   Шагах в пяти позади него  стояла  молодая  женщина  в  узком  брючном
костюме. Свет желтых плафонов, проходящий сквозь густую зелень деревьев,
не позволял угадать его цвет.
   - Ты что, не узнаешь меня?
   О боги! Он, конечно, узнал ее сразу. Хотя и не видел уже восемь лет.
   Значит, сумасшедший, бессмысленный по определению эксперимент все  же
удался. Такой же безнадежный по замыслу, как задача найти на  протяжении
двух кварталов оброненную в прошлом  веке  на  тротуар  царскую  золотую
десятку.
   - Извините. Не  имею  чести  быть  знакомым...  -  радушно  улыбаясь,
ответил Тарханов. Ну, обозналась девушка  в  полумраке,  ну,  с  кем  не
бывает.
   А сам внимательно вглядывался в ее лицо и фигуру. Да,  она.  И  очень
мало изменилась. Как, наверное, и он, если она его окликнула.
   Ответ Тарханова подействовал на нее обескураживающе.
   -  Но  как  же?..  -  растерянно   спросила   женщина,   останавливая
направленное к нему движение.
   Действительно, положение у нее сложилось  неприятное.  Любой  человек
чувствует себя неудобно, обознавшись. Даже если просто поздороваешься на
ходу не с тем человеком. А уж если заговоришь...
   Сергей видел, как пристально она всматривается в его  лицо,  наклоняя
голову то вправо, то влево, чтобы свет падал удобнее.
   - Вы, правда, не Сергей? Не Тарханов? - нерешительно, но и с надеждой
спросила она.
   - Увы, нет, к  моему  глубокому  сожалению.  Я  вам  напомнил  вашего
знакомого?
   - Да... Нет, ну не может же быть! Такое сходство.  И  голос.  Сергей,
перестань. - Она сказала это и посмотрела на Тарханова умоляюще.
   Чувствуя себя мерзавцем, он сочувственно улыбнулся.
   - Милая дама, вы действительно ошиблись. Убедитесь, пожалуйста, -  он
вытащил из внутреннего кармана служебное удостоверение и протянул ей.
   Она взяла, посмотрела на фотографию, не меньше чем дважды прочла  имя
и фамилию.
   Протянула подрагивающей рукой.
   - Простите,  пожалуйста.  Такое  сходство.  Я  никогда  не  верила  в
рассказы о двойниках. Еще раз простите...
   Повернулась и пошла в сторону трамвайной остановки.
   Сергею стало невероятно жаль Татьяну.
   Можно, по обычной логике, пожать  плечами,  отвернуться  и  пойти  по
своим  делам.  Как  там  в  Библии?  Пусть  каждый  сам  хоронит   своих
мертвецов?
   А можно...
   - Подождите!
   Она остановилась.
   - Раз уж я невольно ввел вас в заблуждение,  не  позволите  ли  вы...
Вот, прямо напротив нас я вижу интересное заведение. Вон там, на  крыше.
Поверьте, в этом предложении нет ничего  неприличного.  Посидим,  выпьем
кофе.  Интересно  ведь,  никогда  еще  не  выступал  в  роли   двойника.
Расскажете мне о нем. А потом я закажу  вам  такси.  И  только.  Я  ведь
все-таки русский офицер.
   Она подумала немного. Сочла, очевидно, что действительно, отчего бы и
нет. И на самом деле ведь была заинтригована. Спешить же  ей  явно  было
некуда. А в центре спокойного города, где и  не  слышали  о  всяких  там
сексуальных маньяках, чего бояться?
   - Ну, пожалуй. Если вы так любезны...
   "Как все происходит утонченно-вежливо, - подумал Тарханов. - А почему
и нет?  Мы  же  с  ней  не  знакомы,  и  каждый  смотрит  на  другого  в
соответствии с собственными представлениями".
   Напротив гостиницы, на углу проспекта и Серноводской улицы, там,  где
по  крутой  дуге  уходили  вниз  трамвайные  пути,   помещался   богатый
гастрономический магазин. А  чуть  левее,  на  плоской  крыше  соседнего
трехэтажного здания, - летнее кафе "Кругозор".
   Днем оттуда действительно было видно далеко. Налево  -  гора  Бештау,
покрывающий ее подножие густой буковый лес. Направо -  Машук  и  Горячая
гора.
   Эолова арфа, Лермонтовская галерея.
   Но это днем. Ночью - только цепочка огней  внизу,  черная  нависающая
тень Машука, звезды над головой.
   Под полотняным тентом - девять  столиков,  стойка  буфета,  негромкая
музыка из высоких звуковых колонок по углам площадки. Заняты только  два
столика. По причине позднего времени.
   Тарханов заказал кофе, мороженое, апельсины и бутылку  "Бенедиктина".
В  расчете,  что  Татьяна  не  откажется  пригубить  рюмку,  хотя  бы  и
символически.
   Раньше она ликеры любила.
   При достаточно ярком свете женщина всмотрелась в него попристальнее.
   - Что, я по-прежнему похож на вашего знакомого? А  как  вас,  кстати,
зовут? Мы ведь не  познакомились  еще.  Помните,  как  те  англичане  на
острове?
   Выглядела она неплохо. Прошлый раз ему было  двадцать  три  года,  ей
чуть больше двадцати. Второй курс заканчивала. Значит,  сейчас  двадцать
восемь. И не замужем? Иначе чего же она ходит по городу в предполуночный
час?
   - Меня Татьяна зовут. Татьяна Юрьевна.  А  вас?  Я,  к  стыду  моему,
прочла, но не запомнила. Волновалась очень...
   - Арсений. Этого достаточно.
   - Хорошо. Но похожи вы в самом деле изумительно. Я было подумала, что
это уличное освещение такие фокусы вытворяет. Нет.  Похожи.  Одно  лицо,
фигура, даже голос.
   Она еще посмотрела, знакомо наклонив голову и прищурив глаза.
   - Нет, вы знаете, теперь я уже начинаю видеть различия, но вначале...
   Говорите вы, к примеру, совсем иначе.
   Вот, она уже видит различия. А почему бы и нет?  Даже  в  собственной
ипостаси он уже совсем не тот, что был в училище, а уж под новым  именем
и в другой роли...
   Хозяин этого кафе не имел, видимо, средств, чтобы держать собственный
оркестр, и ограничивался трансляцией местной радиостанции "Пять вершин".
   И тамошние  операторы  поставили  вдруг  ту  же  самую  мелодию,  что
звучала, правда в другом месте, когда они  прощались  навсегда,  понимая
это, но дружно не подавая вида, Это надо же такое придумать.
   "Здравствуй и прощай... "
   "Я не знаю, что это, - думала Татьяна, слушая необыкновенным  образом
пришедшую из прошлого мелодию, тревожащие и грустные слова.  -  Все  так
перепуталось. Я не могу избавиться от ощущения, что это все-таки Сергей.
   Одно дело - читать обо  всем  этом,  другое  -  самой  столкнуться  с
человеком, так невероятно похожим на давнего приятеля.
   Нет, разумеется, это совсем не он. Арсений даже несколько старше, чем
был бы сейчас Сергей, и он полковник, а Тарханов никак бы не успел стать
полковником Но оба - офицеры, что тоже удивительно.
   У этого человека своя жизнь, своя  биография,  но  рядом  с  ним  мне
беспокойно и  тревожно,  как,  наверное,  было  бы,  если  бы  встретила
человека, про которого точно известно, что он умер, и ты видела, как его
хоронили, и  вдруг  он  оказался  живым,  пьет  ликер,  разговаривает  и
смеется.
   Сравнение, конечно, не точное, но что-то близкое в ситуации  есть.  И
все равно тут присутствует нечто интересное, и пикантное,  и  жутковатое
тоже.
   Вообще-то мне повезло, наверное, я наяву вижу настоящего  двойника  -
не близнеца. Тогда, наверное, и у меня есть двойники.
   Трудно представить, что где-то на  свете  кто-то  сейчас  обнимает  и
целует женщину с моим лицом и фигурой, глазами и голосом. Это  неприятно
и одновременно волнует, как если бы знать, что  где-то  ходит  по  рукам
видеокассета, на которой скрытой  камерой  запечатлена  я  в  постели  с
кем-то - Надо же, куда меня завели мои мысли... "
   Тарханов не знал, о чем думает Татьяна,  он  просто  видел,  что  она
нервничает, но пытается держаться свободно.
   Надо ее разговорить, пусть  она  выпьет  пару  рюмочек,  расслабится,
успокоится.
   Что-то у нее в жизни не сложилось, черт его знает. Может,  и  по  его
вине. Пусть и расстались они спокойно, без слез и долгих разговоров.
   Он, закончив училище, жениться не имел в виду, она тоже эту  тему  не
затрагивала.
   "Спасибо за все, что было, и прощай..." Скорее всего, она, девушка из
ПГИИЯ ,  тоже
не видела себя женой подпоручика из слишком уж беспокойных войск.
   Они там все ставили себя высоко, двадцатилетние красавицы из элитного
института в провинциальном городе. И мыслили  себе  судьбы  возвышенные,
слишком их баловали вниманием богатые курортники и иностранные  туристы,
тоже не из простых буржуа, раз  приезжали  за  впечатлениями  именно  на
Кавказ. Как минимум, Лермонтова и Толстого читали.
   Кому-то из них действительно везло, но большинству - нет.
   Татьяне, похоже, повезло не слишком.
   Она это тут же и подтвердила,  слово  за  слово  рассказала  о  своей
вполне обычной судьбе. Лет до  двадцати  пяти  все  надеялась  встретить
принца на алых парусах, а потом вдруг догадалась, что  поезд  как  бы  и
ушел.  И  вот  уже   четвертый   год   работала   гидом-переводчиком   в
туристическом агентстве, ни на что особе