и умеют вести  войну  регулярную  они
доказывали это. И еще докажут нам не раз. Что можем предложить  им  мы?  В
существующих условиях? Армию готовую "умереть за СССР"? Мало. Ленин писал,
что в современной войне побеждает тот, кто имеет "высочайшую организацию и
лучшие машины". Как у  вас  насчет  "лучших  машин",  товарищ  генерал?  -
обратился Берестин к генерал-майору с танковыми эмблемами.
     - Командир одиннадцатого мехкорпуса генерал Гоцеридзе, - представился
тот. - В составе корпуса девятьсот десять танков всех типов, из  них  Т-34
шестьдесят шесть штук, КВ-1 пятьдесят, КВ-2 - двадцать один.  Остальные  -
Т-35, Т-28,  ВТ-5,  БТ-7  и  Т-26.  Нуждаются  в  среднем  ремонте  двести
пятьдесят пять танков, в капитальном - сто девяносто семь...
     - Хорошо, товарищ  Гоцеридзе.  В  том  смысле  хорошо,  что  владеете
обстановкой. А так, конечно,  хреново.  Значит,  я  буду  рассчитывать  на
корпус и задачи ставить соответственные, а у вас едва дивизия. Павлову  до
сего дня рапортовали, что у вас корпус? Так?
     - Не совсем, товарищ командующий.
     - Значит, вы молодец и докладывали правду, а  Павлов  врал  выше  уже
самостоятельно? Для фронта в целом к для вас  лично  от  этого  ничего  не
меняется. Садитесь. У остальных, как я понимаю, не намного лучше. А война,
как я вам говорил, может  начаться  в  любой  следующий  день.  Когда  она
начнется, мы можем оказаться без планов  развертывания  и  взаимодействия,
без связи, без информации об общей обстановке. И в таком случае каждый  из
вас должен усвоить, как раньше "Отче  наш",  а  теперь  "Краткий  курс"  -
единственное, чем вы сможете принести пользу,  потеряв  связь  со  мной  и
соседями, это искать и находить способы нанести немцам максимальный ущерб.
Только! Если не получите больше никаких приказов - действуйте,  как  Денис
Давыдов. Наплевать вам на линию фронта, на количество врагов - бейте,  где
найдете и сможете, причем так, чтобы ваши потери  были  меньше  вражеских.
Если позволит обстановка - с боями прорывайтесь к старой границе.  Сумеете
- занимайте выгодные для обороны рубежи, населенные пункты, укрепрайоны  и
держитесь до тех пор, пока в состоянии наносить врагу ущерб  больший,  чем
ваши потери. Завтра же начните подробную рекогносцировку, спланируйте  все
мыслимые варианты действий, пути подвоза и эвакуации, маневры вдоль фронта
и в глубину. Возьмите на учет  весь  гражданский  транспорт  и  продумайте
способ его мгновенной мобилизации в нужный момент. Раздайте в войска  двух
- трехнедельный запас боеприпасов, горючего  и  продовольствия,  остальное
оттяните  на  тыловые  рубежи,   туда   же   заблаговременно   эвакуируйте
неисправную  и  ненадежную  технику.  Особенно   танки.   Из   мехкорпусов
необходимо  выделить  действующие  отряды,  укомплектовать   их   наиболее
боеспособными машинами, пусть это будут  полки  или  бригады,  но  полного
штата и готовые выполнить любую задачу. В открытых  боях  -  танки  против
танков - разрешаю использовать только  Т-34  и  КВ,  да  и  то  в  крайних
случаях, остальные танки -  только  из  засад.  Если  мы  все  это  успеем
запомнить и усвоить - врасплох нас не  застанут.  Разумеется,  все  это  я
говорю вам именно на тот случай, если мы больше не сумеем встретиться.  Но
в ближайшие дни я намереваюсь лично посетить большинство соединений. Тогда
поговорим с каждым и более конкретно. Вопросы есть?
     После товарищеского ужина Берестин остался вдвоем с  членом  военного
совета третьей армии, дивизионным комиссаром Кирилловым, с которым  сейчас
прогуливался по темному, освещенному лишь полной  луной  парку.  Комиссар,
мужчина лет тридцати пяти, попавший на свою должность год  назад  с  поста
завкафедрой истории партии ИФЛИ, показался Берестину  мыслящим  человеком,
захотелось пообщаться с ним неофициально. Однако  разговор  не  получался,
Алексей уже чувствовал раздражение.
     - Вы тут, за последние годы, настолько перепугались сами  и  запутали
всех окружающих, что я и не знаю, как теперь людей перевоспитывать. И  вы,
политработники, к этому руку приложили.
     - Как раз напротив, мы воспитываем людей в духе  превосходства  нашей
идеи.
     -  Бросьте.  С  одной  стороны,  вы  внушаете  людям,  что  вероятный
противник не только слаб, но и готов рухнуть при первом ударе, а  немецкий
пролетариат непременно  поднимет  восстание,  как  только  Гитлер  на  нас
нападет. А с другой - вы настолько этого же Гитлера  боитесь,  что  готовы
вообще  у  бойцов  винтовки  отобрать,   только   бы,   боже   упаси,   не
спровоцировать фашистов на нападение. И немцы все отлично видят и  смеются
над нами! Разве так к большой войне готовятся?
     - А вы считаете, что нужно пропагандировать силу врага?
     - Безусловно.  Солдат  должен  знать  прежде  всего  сильные  стороны
неприятеля. Тогда он сможет  мобилизовать  для  борьбы  все  свои  силы  и
возможности.
     - А партия считает, что необходимо прежде всего внушить бойцам веру в
несокрушимую мощь нашей армии и неминуемое поражение любого агрессора...
     Берестин резко повернулся,  размалывая  каблуками  кирпичную  крошку.
Схватил комиссара за ремень портупеи и с яростью  почти  выкрикнул  ему  в
лицо (вот когда, наконец, не выдержали нервы!):
     - Вы кто: идиот или провокатор? Какая партия так  считает?  Вспомните
работы Ленина, перечитайте материалы ЦК времен гражданской войны!  Или  же
убирайтесь лучше из армии к чертовой матери! В партшколу  для  дефективных
активистов! С немцами завтра воевать, двести дивизий и пять  тысяч  танков
завтра начнут нас с вами в дерьмо растирать, а вы чему войска учите?
     - Товарищ  командарм!..  -  отшатнулся  Кириллов.  В  голосе  звучали
возмущение и обида.
     - Что - командарм? - Берестин выпустил из руки портупею. Отступил  на
шаг и сел на подвернувшуюся скамейку. Закурил и  затянулся,  успокаиваясь.
Потом даже улыбнулся. Не понравилось? Интересные вы все же люди.  Когда  в
глаза правду сказал - возмутился комиссар. А  когда  не  мою  -  ленинскую
правду при вас черт знает во что превращают - это вы принимаете спокойно.
     Берестин увидел на лице комиссара  прежде  всего  растерянность.  Для
него слова командующего выходили за пределы мыслимого.  "Жаль,  -  подумал
Алексей. - А вроде на вид ничего парень".
     - Закури, комиссар. И не бойся. Я же не  боюсь.  Большевики  за  свою
правду и на каторгу, и в петлю шли, а ты чего испугался?
     Кириллов очевидно, сообразил, что  от  командарма  не  следует  ждать
непосредственной опасности, но продолжал гнуть свое:
     - В условиях капиталистического окружения любая дискуссия в партии...
     - Да хватит тебе... Редкий шанс теряешь  -  с  командующим  по  душам
поговорить. Насчет этого трепа я тоже мастер,  почти  кандидат  философии,
причем такой, что тебе и не снилось.
     - Как это так? - профессионально вскинулся  Кириллов.  -  Я  как  раз
кандидат и именно философии.
     - А много ли ты знаешь об экзистенциализме, бихевиоризме, неотомизме,
прагматизме, о трудах Сартра, Адорно, Хайдеггера, Маркузе, Тойнби, Ростоу?
О теории стадийного роста, постиндустриального общества, неоиндивидуализме
и еврокоммунизме? Вижу, что мало... - Берестина опять понесло. Не  потому,
что он потерял над собой контроль, ему просто интересно было  подбрасывать
подходящим  людям   опережающую   информацию.   Кириллов   показался   ему
подходящим.
     - Западней философией я мало занимался, и переводят у нас  далеко  не
все. Языков же я не знаю... - честно признался комиссар.
     - Я не в упрек, а к тому, что есть многое на свете,  друг  Горацио...
Ну а как историк партии, ты никогда не думал, что слепой догматизм опаснее
любой оппозиции?
     - Обострение классовой борьбы требует монолитного единства.
     - Опять штампы. Если ты лично во всем этом  так  уверен  -  мне  тебя
жаль, Михаил Николаевич. А если думаешь одно, а пропагандируешь другое...
     - Сергей Петрович, - Кириллов вроде на что-то решился. -  Неужели  не
страшно знать, что ты прав, и все же умереть врагом?
     - Значит, все же были и у тебя  сомнения?  Конечно,  страшно.  А  как
декабристам было? Уж тех вообще никто понять не мог, ни  свои,  ни  чужие.
Выходит, бывают моменты, когда следует решать, что тебе дороже, шкура  или
идея. Но я вижу, что к разговору ты  не  готов.  Поэтому  оставим.  Библию
читал? Не вводи во искушение малых сих... Об этом тоже подумай,  как  и  о
том, что я вот думал  и  делал,  что  считал  правильным,  отсидел,  сколь
пришлось, но сейчас - командующий, а ваш Павлов  делал,  что  прикажут,  и
даже предвосхищал, а сейчас снят, и слава богу, а то мог кончить куда хуже
и с собой в могилу еще с полмиллиона прихватить
     - Сергей Петрович, я вижу,  что  политическая  линия  поменялась,  но
прямых указаний ведь не было. Я  не  хочу  в  нашем  теперешнем  состоянии
вдаваться в причины, я прошу сказать, что политсостав армии должен  сейчас
делать. И лучше бы в письменной форме.
     - Писать мне некогда. Вы внимательно меня слушали? Вот  и  директива.
Пакт - это далекая политика. Мы - солдаты. Наша задача  -  защита  родины.
Враг рядом, он силен, умен и коварен. Ежеминутная готовность и уверенность
в конечной победе. Для рядового состава -  убей  врага!  "Сколько  раз  ты
встретишь его, столько раз его и убей!" У нас население двести  миллионов,
у них - восемьдесят. Если каждый боец  убьет  своего  противника  -  война
кончится через неделю. Это для рядовых задача. Для командиров  разъясняйте
посерьезнее и поподробнее. У немцев техника,  опыт,  организация,  но  нет
объединяющей цели войны. За  нами  традиция  дедов-прадедов  и  российская
держава, которую нужно защитить. Про  пролетарский  интернационализм  пока
советую забыть. Для вас персонально, как для философа - линия  водораздела
проходит    сегодня    не     по     классовому     признаку,     а     по
национально-государственному. Против государства рабочих и  крестьян  идет
войною  немецкий  рабочий,  которому  сегодня  глубоко  наплевать  на  ваш
интернационализм и идеи солидарности. Учтите это и не питайте иллюзий. Про
свою классовую принадлежность они вспомнят,  когда  мы  их  в  плен  брать
начнем десятками тысяч или Одер форсируем. Не раньше.
     Комиссар снова протестующе взмахнул рукой.
     - Я здесь не могу с вами согласиться. Классовое самосознание...
     Берестин  ощутил  злость,  теперь  уже   холодную,   прозрачную,   не
затуманивающую голову.
     - Вы бы, дивизионный, не сейчас спорили. А хоть пару месяцев назад, с
Павловым и Мехлисом. А то поняли, что я вас в особый отдел не  отправлю  и
за несогласие с должности не сниму, потому и осмелели, вспомнили о чистоте
идеи и теории. А  мне  сейчас  этого  не  требуется.  Считайте  мои  слова
приказом и исполняйте. Спокойной ночи. Я в вас разочарован. Надеюсь,  хоть
в бою вы окажетесь на высоте... Как подобает  профессиональному  борцу  за
дело Ленина-Сталина... Если появится желание донос на меня написать  -  не
советую. Читать все равно некому.



                                    6

     Только сейчас Берестин начал  понимать,  какой  неимоверный  груз  он
возложил на себя, приняв командование округом накануне войны. Даше опыт  и
знания Маркова мало помогали, потому что  объем  дел,  которые  надо  было
сделать сверхсрочно, проблем, требующих решения, превосходил все  мыслимое
им раньше. Ведь кроме стратегических  разработок  на  него  свалилась  вся
черновая  работа.  Проверить,  добиться,   согласовать,   скоординировать,
заставить, снять, назначить кого-то взамен - все это надо было  самому,  и
на это не хватало ни дня, ни ночи.
     Насколько наивными теперь казались Алексею мысли о нормальном рабочем
дне. Он мог бы быть возможен, но лишь в том случае, если бы все  остальное
было нормально,  все  исполнители  понимали  бы  свои  задачи  и  обладали
необходимыми качествами для их выполнения. А здесь... Берестин видел,  как
глубоко укоренилась привычка к бездумному  подчинению  директивам.  Причем
неоднократно он убеждался, что приказы глупые и вредные  исполняются  даже
охотнее и эффективнее, чем умные и жизненно необходимые.
     Почти постоянно он сталкивался с фактами  противодействия.  Начальник
фронтовых складов артвооружения, которому приказано было  сдать  в  войска
все трофейные польские пулеметы с боезапасом, начинал  ссылаться  на  черт
знает какие и чьи инструкции, звонить в Москву, и даже после подтверждения
правомочности приказа не прекращал своей волынки. Что  он  с  этого  имел,
Алексей понять не мог. В таких случаях он  приходил  в  ярость,  снимал  с
должностей и лишал званий, тут  же  сталкиваясь  с  необходимостью  искать
замену. Не успевал он решить проблему с пулеметами, как являлся  начальник
штаба округа (прошлый раз по приказу Сталина  расстрелянный)  с  протестом
против распоряжения о передаче сотни танков из одной армии в другую...
     За неделю Берестин объехал  и  облетел  всю  полосу  будущего  фронта
побывал  в  дивизионных  и  даже  полковых  штабах.  Положение  дел  всюду
оказывалось даже хуже того, что он представлял. Одно  дело  -  прочесть  в
исторических трудах, что такая-то  дивизия  встретила  войну,  имея  сорок
процентов штатного состава, двадцать процентов  техники  и  вооружения,  и
будучи растянута на сто километров по фронту  и  семьдесят  в  глубину.  И
совсем другое - видеть асе это в реальности, тут  же  на  месте,  принимая
решение: что делать?  То  ли  переформировывать  дивизию  в  полк,  то  ли
неизвестно  за  счет  чего  доукомплектовывать.  А  кадровые  вопросы,   а
взаимоотношения с  местными  партийными  властями,  которые,  ссылаясь  на
предстоящие сельхозработы, категорически были против  изъятия  у  колхозов
тракторов  и  грузовых  машин.  И  еще  необходимость  эвакуировать  семьи
командиров из  прифронтовой  полосы  -  так,  чтобы  скрыть  эвакуацию  от
немецких шпионов.
     Из пяти с лишним тысяч списочных  танков  набиралось  новых  образцов
всего 960 штук, а исправных старых - около полутора  тысяч.  Автомашин  не
насчитывалось и половины потребного количества, зенитных  орудий  тоже  не
хватало почти половины. За оставшиеся дни кое-что еще  успеет  подойти  из
внутренних округов, но мало. Все равно до отчаяния мало.
     Укрепрайоны по новой границе были частично построены и еще в  меньшей
степени частично вооружены, смысл в них Берестин видел только тот, что они
до последней возможности, ничего не прикрывая, просто будут приковывать  к
себе какое-то количество вражеских  войск.  Если  полк  в  укрепрайоне  на
неделю-две свяжет полевую дивизию - вечная ему слава. И такая же память.
     В целом, сделал вывод Марков, армия к  сорок  первому  году  утратила
многое из того, что она знала и умела в тридцать шестом.
     Но в одной из  дивизий  произошла  у  него  встреча  и  удивившая,  и
растрогавшая его, вселившая даже некоторый оптимизм, нужду  в  котором  он
сейчас испытывал. Мелочь, как говорится, но приятная
     На строевом смотру увидел он подполковника с грубым  унтер-офицерским
лицом, с медалями "За отвагу" и "ХХ  лет  РККА",  значком  за  Халхин-Гол.
Увидел и сразу узнал. Ямщиков Александр Иванович. В двадцать восьмом  году
они служили в одном полку.  Марков  комбатом  и  Ямщиков  комбатом.  Потом
Марков комполка, а Ямщиков у  него  -  начальником  штаба.  Теперь  Марков
командарм и командующий округом, а Ямщиков - только командир полка.
     Если это не загадка и не тайна, то что же? Человек служит в  армии  с
первого дня первой мировой войны, кажется, имел "Георгия", а может и двух,
в Красную Армию вступил сразу же,  в  восемнадцатом  году,  считался,  как
помнит Марков, надежным и грамотным командиром - и до  сих  пор,  в  сорок
пять лет, все еще подполковник. При том,  что  такие  пережил  времена,  в
которые человек или исчезал бесследно, или за год-два становился генералом
высших разрядов. Или и то и другое вместе.
     Они поговорили немного на  плацу,  как  старые  сослуживцы,  но  и  с
чувством дистанции, которую тактично обозначил Ямщиков,  и  на  другой  же
день Берестин вызвал его в Белосток.
     - Александр Иванович,  -  сказал  он  в  своем  кабинете,  когда  все
уставные слова были произнесены. - Давай забудем, кто ты и  кто  я,  пусть
будет, как в Знаменке, в нашем старом полку.
     Они  вышли  на  балкон,  одинаковым  жестом  облокотились  о  перила,
переглянулись. Вздохнули.
     - Как ты обстановку оцениваешь? - спросил Марков.
     - Хреново оцениваю. Воевать скоро надо, а мы не готовы, а воевать все
одно надо.
     - Совсем не готовы? А твой полк? Мне показалось, что полк в порядке.
     - Мой-то в порядке. За то, может, и держат, чтоб было что показывать.
А ты другие видел?
     - Видел. Так отчего ж так? Я за  три  года  приотстал,  так  ты  меня
просвети
     - Что просвещать? Я в армии двадцать семь лет, да на полку пять, а до
того - сам знаешь. И службу постиг, и ничего не боюсь,  и  поперек  дороги
никому не стою, вот у меня и порядок, а про остальное пусть комдив думает.
     Берестин поразился столь простой и четкой формуле душевного комфорта.
     - Что же ты других не научил? В своей хоть дивизии?
     Ямщиков усмехнулся с чувством превосходства.
     - Или ты вчера родился, Сергей Петрович? Чему научить? Устав, он  для
всех один. Его исполнять надо, и все. А если, полк получив, о том  думать,
как кому на мозоль не наступить,  или  в  академию  пристроиться,  или  на
дивизию махнуть - я им не учитель. В старое время если на полк стал - так,
считай, и все. Оттуда только в отставку. Я графьев-князей не беру, из  них
начальники дивизий выходили, точно, а из простых полковых - в мирное время
никогда. Поэтому тут  только  настоящая  служба  и  есть,  тут  ум  поболе
генеральского нужен,  потому  как  генералы  умными  людьми  командуют,  а
полковник  -  всякими,  кем  приведется,  и  офицерами,  и   унтерами,   и
кашеварами.
     - Мудро говоришь, я до этого в свое время не додумался.
     - А когда тебе было? На полку-то год сидел? Но я тебя в виду не имею,
ты службу хорошо понимал, хоть и старой не хлебнул. Ты лет на десять  меня
моложе?
     - На семь.
     - Ну ничего, все же послужил, не то что иные-всякие... И опять  же  у
тебя хорошо повернулось. Я, когда узнал, переживал, но раз так - ничего...
Тюрьма, она, бывает, тоже в науку.
     - Да уж это верно. Но  я  тебя  за  другим  пригласил.  Дивизию  как,
потянешь?
     - А ты как думаешь?
     - Ну молодец. Хитрый ты мужик...
     - Нам без хитрости нельзя.
     - И я так считаю. Поэтому мы с тобой сделаем дивизию,  какой  еще  не
было. Раз войны не миновать, нужна мне хоть одна надежная дивизия на самый
крайний случай. Вроде гренадерской. Из лучших частей соберем, и ты  ее  за
месяц сколотишь так, чтоб хоть в Сухум, а хоть  в  Одессу...  Я  вот  чего
представляю - три мотострелковых полка, танковый из Т-34, гаубичный  полк,
противотанковый,  мотоциклетный  полк   пограничников,   мощный   зенитный
дивизион, ну и остальное по штатам... Всю  пехоту  посадим  на  машины,  в
каждой  роте  взвод  автоматчиков,  остальным  -  СВТ,  двойной   комплект
пулеметов, в штат взводов по  два  снайпера  -  очень  могут  пригодиться,
командиров сам подберешь вплоть по комполков, и вообще  только  мне  лично
будешь подчинен. Приказ  на  полковника  я  тебе  уже  подписал.  Так  что
поздравляю. Устраивает тебя такой вариант?
     Ямщиков задумался.
     - Я что ж, человек военный, и если начальство  видит  тебя  комдивом,
спорить с ним не положено. Однако ты большую силу забрал, Сергей Петрович.
Наместник как бы. Гвардию себе создаешь...  Оно,  может,  и  правильно  по
нынешнему времени... - Похоже, Ямщиков  намекал  на  то,  что  если  бы  у
некоторых репрессированных были лично им преданные  войска,  все  могло  и
иначе повернуться. А почему бы ему так  не  думать?  Ума  он  был  хоть  и
крестьянского, неотшлифованного, но  большого,  иде