с  вашими
воевать пришлось. После танкового сражения в плен  мы  с  Андреем  попали.
Очередная  дама  тамошняя,  тоже,  наверное,  резидент  вроде  тебя,   нам
предложила выбор - или мы начинаем  работать  на  нее,  или...  -  Алексей
махнул рукой. Вспоминать о  том  разговоре  ему  было  неприятно.  Что  ни
говори, они тогда капитулировали. Хоть и не  слишком  испугавшись,  но  не
пожелав обещанной им, весьма неприятной в случае несогласия участи.
     - А  вот  об  этом  поподробнее,  пожалуйста!  -  Сильвия  неожиданно
взволновалась, резко поднялась с кресла, оперлась  руками  о  его  высокую
спинку. Берес-тин и не ожидал от  нее  такой  несдержанности.  Дела  давно
минувших дней, казалось бы.
     - Ну, дама была весьма эффектная. Постарше  тебя,  пожалуй,  попышнее
несколько,  но  весьма  пикантная.  Похожа  скорее  на  итальянку.  Этакая
сорокалетняя Лоллобриджида... Звали ее Дайяна. В  переводе  на  русский  -
Диана, наверное.
     -  Дама  меня  как  раз  меньше  всего  интересует,  -  прервала  его
воспоминания Сильвия. - Что она вам предложила и что было дальше?
     Берестин рассказал, как  их  переправили  в  виде  субатомных  матриц
обратно на Землю, теперь уже в сорок первый год, и поместили в чужие тела,
его - в командарма Маркова, а Новикова  -  в  самого  Сталина.  С  задачей
переиграть вторую мировую войну  и  тем  самым  кардинально  изменить  ход
истории. И они эту задачу почти что выполнили,  только  вот  Антон  раньше
времени их оттуда извлек и перенес в Замок...  После  чего  была  взорвана
какая-то информационно-энтропийная бомба, и все кончилось. Для цивилизации
аггров...
     Когда он произнес  слово,  которым  Антон  называл  соотечественников
Сильвии, она поморщилась, будто светская дама) услышавшая флотский  загиб.
Может, действительно это просто придуманная  форзейлями  непристойная  или
крайне оскорбительная кличка для своих противников? Но сказать  ничего  не
сказала. Помолчала несколько секунд, осмысливая услышанное. Чтобы пауза не
выглядела  слишком  нарочитой,  взяла  с  тумбочки  причудливый,  в  стиле
"модерн", бронзовый подсвечник, поставила на стол,  зажгла  толстые  витые
свечи.
     - Я об этой истории ничего не знала, - сказала она, вновь опускаясь в
кресло. - Да и когда б  успела?  По  земному  времени  все  заняло  меньше
недели. Но выглядит куда как странно. Мало  того,  что  столь  радикальное
вмешательство в земную историю никак не  могло  осуществиться  без  самого
детального обсуждения со мной, оно в описанной тобой форме просто не имеет
смысла. Ни практического, ни физического. Непонятна  роль  вашего  "друга"
Антона. Уж его-то я знаю много лет. Каким образом он смог бы  организовать
изъятие ваших матриц, находясь на Земле, если они управлялись с Таорэры? -
Он объяснял...  -  Ты  тоже  можешь  объяснять  папуасу,  будто  телевизор
работает потому, что  в  нем  поселились  духи,  -  презрительно  фыркнула
Сильвия, не обратив внимания на оскорбительность своих слов для Алексея. -
Нет, тут в самом деле есть о чем подумать...
     "А не хватит ли дурака валять?" - мелькнуло в голове Берестина.  Мало
того, что дамочка то и дело сверкает своими прелестями, так еще  и  хамить
начала. Это еще разобраться надо, кто тут папуас.
     - Тебе не кажется, что раз уж у нас  ситуация  Шахразады,  хоть  и  с
обратным знаком, так и продолжение должно быть в том же ключе?
     - А ты действительно этого хочешь? - Сильвия словно бы даже удивилась
его словам и  в  то  же  время  как-то  по  особенному  зазывно  взмахнула
ресницами...
     Он обошел стол, взял в руки ее узкую прохладную ладонь. В самом деле,
сколько можно заниматься скучной болтовней, если все так просто  -  уютная
комната, дрожащие огоньки свечей, тихая музыка, красивая, заведомо на  все
согласная женщина. Совсем у него крыша поехала, что ли?
     Он обнял бывшую инопланетянку за талию,  повернул  к  себе,  медленно
приблизил губы к ее приоткрывающимся  губам.  Она  тоже  подалась  вперед,
запрокидывая голову и прижимаясь к нему животом и бедрами,  привставая  на
цыпочки и обвивая руками его шею. Целовались  долго  и  увлеченно,  словно
охваченные первой страстью юные влюбленные.
     Алексей даже и не заметил, как они  оказались  на  широком  диване  в
смежной комнате. Падающий сквозь проем двери дрожащий  свет  только-только
позволял различать черты ее лица с прикрытыми длинными ресницами  глазами.
Обнимая податливое  тело  Сильвии,  расстегивая  тугие  кнопки  прозрачной
блузки, целуя приподнятые жесткими кружевными чашками полушария,  Берестин
не сразу сообразил, какой этюд она с ним разыгрывает. Но  все-таки  понял,
не семнадцать же лет ему. Аггрианка исполняла  роль  добродетельной  жены,
впервые  в  жизни  решившейся  на  супружескую  измену.  Она  то  уступала
домогательствам соблазнителя, то вдруг спохватывалась и начинала осторожно
сопротивляться. Отталкивала слишком уж бесцеремонно проникающие под одежду
руки,  начинала  шептать  протестующие,  возмущенные  слова,  прерываемые,
впрочем, чересчур страстными вздохами, и тут же сама припадала к его губам
своими, мягкими и требовательными.
     Алексея  такая  игра  тоже  захватила.  Слишком  она   отвечала   его
собственной склонности. Что за интерес, если партнерша  торопливо,  как  в
бане, раздевается и ныряет под одеяло с заранее обдуманным намерением.
     Когда он, преодолевая сопротивление,  сумел  наконец  сдвинуть  вверх
узкую, даже, кажется, лопнувшую при этом по шву  юбку  и  начал  на  ощупь
искать застежки пояса, Сильвия вдруг оттолкнула его, откинулась на  спинку
дивана, царственным (каким аристократки былых времен подавали для  поцелуя
руку)  движением  протянула  Алексею  стройную,  прекрасного   рисунка   и
невероятно длинную ногу. Вновь придя в себя, усмехнувшись  даже,  Берестин
отщелкнул пряжки на ремешках туфель. А усмехнулся он оттого, что  вспомнил
давний-давний, но почти аналогичный случай. Запутавшись в  многочисленных,
по тогдашней моде, крючках и пуговичках интимных деталей туалета очередной
подружки, курсант-первогодок Леша даже выругался от отчаяния:  "Да  где  ж
оно расстегивается?" - и услышал в ответ задыхающийся шепот: "Ой,  ой,  не
надо, пожалуйста... Вот здесь..."
     Женская одежда с тех пор значительно усовершенствовалась,  и  прежних
затруднений Берестин не  испытывал,  однако  Сильвия  еще  раз  изобразила
отчаянную попытку  "сохранить  целомудрие".  И  лишь  когда  физические  и
моральные силы, а главное, воля к сопротивлению  оставили  ее,  несчастная
женщина, зажмурив глаза и очень натурально дрожа и  всхлипывая,  позволила
освободить себя от последней, пусть и символической, защиты. - А  кого  из
нас ты хочешь? - спросила вдруг Сильвия ясным голосом, когда они, наконец,
лежали рядом, и его ладонь плавно скользила  вдоль  ее  тела  от  груди  к
крутому изгибу бедра.
     Берестин  сквозь  зубы  выругался.  Это  она  вспомнила  их   прошлое
свидание, когда, зная о его так и не  избытой  тоске  по  Ирине,  отдавшей
предпочтение другому, Сильвия каким-то непостижимым образом сумела внушить
Алексею, что она и есть та самая Ирина. И он любил ее со  всей  копившейся
весь бесконечный  год  страстью  и  понял,  что  ошибся,  лишь  когда  все
кончилось и аггрианка сняла свое наваждение.
     Трудно передать чувство, испытанное  им  в  тот  момент,  но  Сильвия
объяснила, что провела всего лишь сеанс психотерапии и теперь он  свободен
от мучительного комплекса.
     Самое смешное - она оказалась права, и с тех пор Алексей  смотрел  на
свою бывшую любовь спокойно, и не сжималось  у  него  сердце  от  тоски  и
зависти, когда вдруг доводилось увидеть Новикова, выходящего утром  из  ее
каюты.
     - Ну уж нет, - прошептал он. - То  -  дело  прошлое.  Теперь  я  хочу
узнать, что ты собой представляешь "о натюрель"...
     В своем выборе он не ошибся. Сильвия в  естественном  виде  оказалась
гораздо темпераментнее и  изощреннее  Ирины.  Берестин  испытал  ощущения,
которых ему не доводилось переживать за все свои двадцать  лет  общения  с
женщинами, хоть было их у него достаточно. И опытных, и не очень.
     Но только вот еще какую  он  понял  разницу:  Ирину  он  любил,  а  с
Сильвией - занимался любовью.
     Потом она, смахнув пот со лба и поправив растрепанные  волосы,  села,
подоткнув под спину пышную подушку и накинув на бедра край простыни.
     Алексей, лежа на спине, курил, приходя в себя после чересчур  бурного
апофеоза страсти.
     - Ну, а как ваш Антон объяснил вам необходимость  моего  пленения?  -
спросила вдруг Сильвия совершенно спокойным и деловым голосом. - Для  тебя
это важно теперь, когда все давно в прошлом?
     - В прошлом ли? Ты так в этом уверен? Он смотрел  на  ее  лицо  снизу
вверх, и оно показалось ему сухим и жестким,  как  у  командира  подводной
лодки в момент торпедной атаки.
     И это же вдруг внушило ему непонятную надежду. Неизвестно на что. - А
если уточнить?
     - Уточнять пока нечего. Есть только сомнения и определенные мысли  по
этому поводу. Слишком странны поступки вашего друга Антона... Здесь он  не
мог с ней не согласиться. - Тогда что  ты  можешь  предложить?  -  Пока  -
только одно. Давай заключим союз. - Союз? Зачем  и  против  кого?  Сильвия
рассмеялась, непринужденно и весело. - Русский есть  русский.  Не  против,
совсем не против. Для достижения общих целей. Я проиграла  все,  вы  -  не
берусь утверждать, но, похоже, тоже немало. Давай  вместе  и  разбираться.
Почему именно тебе я делаю предложение? Так это очевидно. У вас  все  -  с
кем-то. Ирина с Новиковым, Воронцов с Наташей, Левашов с Ларисой.  Андрей,
Олег и Сашка старые друзья, Дмитрий  и  Олег  тоже  друзья  и  сослуживцы,
только ты - сам по себе...
     Анализ Сильвии показался Берестину  интересным  и  убедительным.  Она
совершенно права, только он, один из всех - сам по  себе.  -  Так  что  из
этого?
     - Можно сказать, что  и  ничего  особенного,  а  можно...  -  Сильвия
опустилась ниже, вытянулась на постели, придвинулась так, чтобы  коснуться
Алексея животом и бедрами.
     -  Давай  мы  тоже  будем  вдвоем  против  известных  и   неизвестных
опасностей и проблем. Будем друзьями...
     - Товарищами в борьбе, - по  неистребимой  склонности  иронизировать,
добавил Алексей. - Если угодно, - не поняла или не приняла иронии Сильвия.
Погладила его ладонью по щеке, опираясь на локоть, качнула  перед  глазами
упругими, как теннисные мячи, полусферами груди.
     - А ты как думаешь, мужчина и женщина, особенно после того,  что  уже
было, могут оставаться друзьями?
     - Почему же и нет? - искренне удивилась Сильвия. - Для дружбы главное
- общность взглядов и интересов. А если к тому же еще имеется  возможность
подарить друг другу наслаждение... Разве это может помешать? Мне кажется -
напротив...
     - Да, интересная точка зрения,  -  только  и  смог  ответить  на  это
Берестин. А Сильвия, ловя губами его губы, тут же  попыталась  подтвердить
правильность своих слов практическими действиями.  Алексей  нашел  в  себе
силы отстраниться. - Постой-ка, друг, товарищ и брат... Успеется. С Сашкой
как ты намерена разобраться?
     Сильвия снова села, резко оттолкнувшись от его плеча.
     - Ты что, сцены ревности собираешься устраивать? Не рановато ли?
     - Какая ревность, о чем ты, красавица? У нас же  дружба,  ты  забыла!
Мне просто хочется уточнить вопросы протокола...
     - Тогда это целиком мои проблемы. Для наших... деловых встреч  всегда
найдется и место и время.
     - Чудесно. При таком раскладе мне нечего возразить.  Осталось  только
спросить - как, по твоему мнению, Антон действительно вытолкнул нас  сюда,
чтобы мы спокойно жили в подаренной нам Реальности, или?..
     - Хотела бы ответить иначе, но кажется, что  или...  Не  те  существа
твои друзья форзейли, чтобы закончить столь  банально.  И  вообще  у  меня
крепнет подозрение, что все  происходящее  имеет  совсем  другой  смысл  и
значение.  Не  было  уничтожения  моей  Реальности  и  моей   цивилизации.
Случилось нечто другое...
     - Эх, - протяжно вздохнул Берестин. - Когда ни  помирать,  все  равно
день терять... Завтра Андрей пойдет  на  контакт  с  генералом  Врангелем.
Интересно, есть теперь в этом толк или  плюнуть  на  все  и  действительно
гнать в южные моря? Загорать будем, купаться, на досках плавать  научимся,
а выпивки в погребах до белой горячки элементарно хватит...
     Сильвия  резким  движением  не  по-женски  сильной  руки   опрокинула
Берестина на спину. Тряхнула головой, обрушив  ему  на  лицо  волну  своих
волос, пахнущих какими-то  экзотическими  растениями.  Раскрытыми  мягкими
губами и языком коснулась начинающей уже колоться, с утра не бритой щеки.
     - Дружок ты мой, - отчего-то  вдруг  с  интонацией  владимирской  или
ярославской бабы прошептала она. -  Делай,  что  должен,  свершится,  чему
суждено...
     Переход от среднерусской тональности к чеканной фразе Марка Аврелия в
устах английской  аристократки  был  настолько  забавен,  что  Алексей  не
удержался от смеха, несмотря на вновь неудержимо охватившее его желание.
     - И пусть вас не беспокоят эти глупости,  -  успел  он  еще  достойно
завершить ее фразу и лишь после этого позволил аггрианке дать  волю  своим
низменным инстинктам.



                                 Глава 3

     Правитель Юга России и Главнокомандующий Русской армией (до недавнего
времени она называлась Вооруженными силами Юга  России)  генерал-лейтенант
барон Петр Николаевич Врангель пребывал в несколько противоречивом и  даже
смятенном состоянии духа. Он  сидел  на  террасе  своего  Севастопольского
дворца, любуясь  мрачной,  вагнеровской  картиной  догорающего  над  морем
заката, где солнце садилось в нагромождение синих, серых,  розовато-черных
туч, радужными переливами набегающих на берег волн  и  сумеречной  зеленью
вплотную подступающего к решетчатой балюстраде сада, и  время  от  времени
отщипывал крупные виноградины от свисающей с  края  вазы  тяжелой  грозди.
Врачи  после  перенесенного  тифа  рекомендовали  есть  как  можно  больше
винограда. Липкую сладость черных, подернутых синеватым  налетом  ягод  он
запивал  терпко-кислым   "Ай-Данилем"   и   мысленно   продолжал   недавно
закончившийся разговор с генералом Шатиловым.
     Шатилов, его старый друг и соратник,  единственный  генерал  в  белом
движении, которому Врангель  безоговорочно  и  полностью  доверял,  обычно
настроенный крайне скептически, сегодня был полон оптимизма.
     "Мы сами не отдаем себе отчета в том чуде, которого  мы  свидетели  и
участники, - говорил Павел  Николаевич,  тридцатидевятилетний  генерал  от
кавалерии, начальник штаба армии. - Ведь всего три месяца тому...  как  мы
прибыли сюда.  Не  знаю,  верил  ли  ты  в  возможность  успеха,  принимая
командование армией, а  что  касалось  меня,  я  считал  дело  проигранным
окончательно. С тех пор прошло всего три месяца... А теперь... Что  бы  ни
случилось в дальнейшем, честь национального знамени, поверженного в прах в
Новороссийске,  восстановлена,  и  героическая  борьба,  если  ей  суждено
закончиться, закончится красиво.
     Но нет, о конце борьбы речи быть не может. Насколько три месяца назад
я был уверен, что она проиграна, настолько теперь уверен в  успехе.  Армия
воскресла, она мала числом, но дух ее никогда не был так силен.  В  исходе
кубанской операции я не сомневаюсь, там, на Кубани и Дону, армия возрастет
и численно. Население сейчас с нами, оно верит нашей власти, оно понимает,
что мы идем освобождать, а не карать  Россию.  Поняла  и  Европа,  что  мы
боремся не только за свое русское, но и за европейское дело. Нет, Петр,  о
конце борьбы сейчас думать не приходится, надо думать только о победе..."
     Врангель не спорил, он тоже хотел бы думать так же. И, казалось,  для
этого были все основания. Совсем недавно, прижатая  к  морю  на  последнем
клочке родной земли, армия умирала. Конец казался неизбежен всем, и прежде
всего - бывшим союзникам, уже готовым  признать  большевиков  единственной
законной властью. А теперь войска победоносно движутся вперед.  Воскресшие
духом, очистившиеся в страданиях русские полки вновь идут на север, неся с
собой порядок и законность. И народ восторженно  встречает  освободителей.
Да и так называемый цивилизованный мир  опять  начинает  видеть  в  борьбе
русских  героев  решающий  фактор  европейской  политики.  Особенно  когда
красные полчища стоят у стен Варшавы!  И  откровенно  провозглашают  своей
целью Берлин и Париж!
     Однако, веря в победу и страстно ее желая, Врангель  здраво  оценивал
положение.  И  думал,  глядя  на  карту,  как  ничтожен  маленький  клочок
свободной от  красного  ига  русской  земли  по  сравнению  с  необъятными
пространствами залитой большевистской нечистью России. Как бедна свободная
Россия по сравнению с теми, кто захватил  ее  несметные  богатства.  Какое
неравенство пространства, сил и средств  обеих  сторон!  Ежедневно  редеют
ряды Русской армии, раненые  заполняют  тыл.  Лучшие,  опытнейшие  офицеры
выбывают из строя, и заменить  их  некем.  Изнашивается  оружие,  иссякают
огнеприпасы, приходит в  негодность  техника.  Без  них  армия  бессильна.
Приобрести все это нет средств.  Экономическое  положение  становится  все
более тяжелым. Хватит ли сил дождаться помощи, придет ли она вообще  и  не
потребуют ли те, кто ее даст, слишком дорогую  плату?  А  на  бескорыстную
помощь мы рассчитывать не вправе...  В  политике  Европы  тщетно  было  бы
искать высшие моральные побуждения. Этой политикой руководит исключительно
нажива...
     Возбужденный собственными мыслями, генерал резко  поднялся  с  места,
так что упал плетеный камышовый стул. Несколько раз прошелся  по  веранде,
взметывая быстрыми шагами полы черкески.
     Доказательств измены "союзников" искать недалеко.  Всего  четыре  дня
назад Врангель получил сообщение, что из Одессы под  конвоем  французского
миноносца вышел курсом на Геную советский пароход с  пятью  тысячами  тонн
хлеба. И это при том, что Англия  и  Франция  неоднократно  заявляли,  что
никому не позволят нарушить блокаду советских портов. Всюду  предательство
и обман!
     Врангель остановился у заплетенной плющом балюстрады, закурил, сломав
несколько скверных, воняющих серой и  не  желающих  загораться  спичек.  В
густеющих сумерках светились редкие огни кораблей на рейде.  В  полуверсте
от берега генерал нашел глазами высокобортный белый пароход, большой  даже
в сравнении с замершей неподалеку  громадой  линкора  "Генерал  Алексеев".
Говорят, что американский. Якобы по торговым делам. Пришел два или три дня
назад. Узнать точнее  было  недосуг,  Врангель  только  вчера  вернулся  с
фронта. Да и не дело Главнокомандующего контролировать каждый  входящий  в
гавань корабль. Хотя как сказать.  В  его-то  положении...  Англо-французы
осуществляют негласный бойкот Крыма, а тут вдруг пришел пароход из  ни  от
кого не зависящей Америки. Надо бы поинтересоваться, не удастся  ли  через
них как-то помочь тысячам семей погибших офицеров,  буквально  пропадающим
без всяких средств к существованию. Решив  не  медлить,  чтобы  завтра  за
суматохою дел не забыть, генерал взял со стола звонок, встряхнул,  вызывая
адъютанта.
     Но не успел еще язычок звонка дважды ударить о серебряные стенки, как
на пороге уже возник болезненно-бледный поручик с левой  рукой  на  черной
косынке. Словно угадал мысль Главнокомандующего.
     - Ваше высокопревосходительство,  у  вас  просит  аудиенции  господин
Эндрью   Ньюмен,   владелец    парохода    "Валгалла",    прибывшего    из
Северо-Американских Соединенных Штатов.
     Изумившись столь странному  совпадению,  Врангель  немного  помедлил,
решая для себя - удобно ли вот так, сразу принять заезжего толстосума  или
стоит назначить встречу хотя бы на завтра, все-таки сказал:
     - Просите. И принесите пару бутылок хорошего вина. "Новый свет", если
есть