бщем  смысле.  Знаете,
даже  актерам  в  какой-то   момент   надоедает   все   репетировать   и
репетировать, хочется, наконец, выйти на сцену...
   - И сорвать свою долю аплодисментов, - закончил фразу барон.
   -  Совершенно  верно.  Соответственно,  если  люди   чересчур   долго
готовятся действовать в кризисной ситуации, не захочется ли им...
   - Подтолкнуть события? Не исключаю. - Федор Федорович прожевал ломтик
кулебяки и вытер губы салфеткой. - Давайте  еще  по  одной.  В  ожидании
горячего. Селянка здесь чудо как хороша. А по  поводу  ваших  подозрений
что я могу сказать? История и наука  политология  учат,  что  при  любых
общественных преобразованиях необходимо: первое. Четко поставленная цель
(модернизация страны или общественного устройства для того-то и  того-то
либо,  наоборот,  контрреволюция  и  восстановление  прежних  порядков).
Декларировать цель в определенных обстоятельствах не обязательно.
   Второе. Источники, средства и инструменты  ее  достижения  (источники
внутренние или внешние, средства - административно-государственные  -  в
т.ч.  принудительные)  или  общественно-психологические,  инструменты  -
госаппарат, партии, армия, спецслужбы или иные).
   Третье. Общественные силы,  на  которые  можно  опереться  (сословия,
классы,   те   или   иные   слои   общества   либо   лица   определенной
идейно-психологической ориентации).
   Четвертое.   Идеология   преобразований    (форсированное    создание
постиндустриального   общества,   социальная   справедливость,   занятие
лидирующих позиций в мире или на континенте, мобилизующие лозунги, в  т.
ч. и "непрямого действия" - от двух бортов в середину)...
   -  Четко  излагаете,  Федор  Федорович.  Как  я  понимаю,  цель  вами
определена,  источники   подразумеваются   внутренние,   средства...   О
средствах пока не в курсе. Инструмент - гвардия?
   - Торопитесь, полковник, торопитесь. Я совсем  противоположное  хотел
сказать. Что нашей целью на данном этапе как раз и  является  постоянное
наблюдение за обстановкой, чтобы не прозевать, когда  у  неприятеля  все
это появится...
   - Тогда кто же возможный неприятель?
   - А кто угодно. - Ферзен нарисовал ложкой в воздухе  почти  замкнутый
круг. - Хоть правые, хоть  левые,  хоть  "пятая  колонна"  какого-нибудь
внешнего врага, хоть собственное правительство, нам без  разницы.  Любая
сила или силы, пожелавшие организовать в стране хаос  или  направить  ее
развитие в нежелательном направлении...
   - А что считать нежелательным?
   -   Все,   что   будет   препятствовать    возможности    устойчивого
экономического  прогресса,  эффективных,  но   постепенных   реформ   и,
соответственно, процветанию России.
   Ляхов на это ничего не сказал, но улыбнулся весьма двусмысленно.
   - Кроме того, вы  как-то  упускаете  из  виду,  Вадим  Петрович,  что
разговор у нас - чисто умозрительный. Вообразилось вам, что попали вы  в
окружение настоящих заговорщиков, и никак от этой гипотезы отказаться не
хотите, а это ведь просто учебная вводная. "Что делать, если... "
   - Хорошо, оставим это пока, барон. Вон,  кстати,  и  половой  наш  на
горизонте обозначился. Расскажите мне лучше о  вашем  кружке.  Если  это
всего лишь научное общество, изучающее тенденции общественного  развития
с точки зрения нашей с вами будущей профессии, я в него вступлю с полным
удовольствием, но хотелось бы все же знать поподробнее. Если оно у  вас,
конечно, не построено по системе "пятерок", например.
   - Побойтесь Бога, Вадим Петрович! Какие там "пятерки"? Это вы  где-то
там, -  барон  сделал  неопределенный  жест  рукой,  -  подобных  мыслей
набрались.
   А у нас в  стране  самые,  что  ни  на  есть,  экстремистские  партии
невозбранно функционируют и депутатов в Госдуму проводят, и  никого  это
не волнует. (Хотя лично я это отнюдь не приветствую).
   Мы же - интеллектуальная элита нации, я бы сказал, нам конспирировать
незачем. Все, о чем мы на своих  "средах"  и  "пятницах"  рассуждаем,  в
любой газете и журнале хоть завтра напечатать можно...  -  Барон  сделал
простодушнохитроватое лицо и закончил:
   - Только - зачем?
   - И вправду - зачем? Это вы тонко подметили. Одним словом - я с вами,
-  сообщил  Ляхов,  погружая  ложку  в  желтоватую,  с  пятнами  жира  и
плавающими ломтиками лимона поверхность селянки.
   - Кстати, - сказал наконец барон, отодвигая пустую тарелку  и  утирая
со лба обильный пот, - пора бы вам и с другими коллегами  познакомиться.
А то вы только свою группу  знаете  да  зачем-то  со  всякой  творческой
интеллигенцией якшаетесь. А  в  их  компаниях  трудно  что-нибудь  умное
услышать. Да вы и сами в этом имели возможность убедиться...
   "Знает, все  знает,  -  подумал  Ляхов.  -  "Историк".  Или  Салтыков
доложил, или у них вообще все под контролем..."
   - Так что, милости просим к нам. Вот, кстати,  послезавтра  состоится
очередная гусарская вечеринка.

***

   Компания, действительно, была представительная. И "академики", в  том
числе и старших курсов, и просто гвардейцы высоких чинов. Сбор состоялся
в огромной старинной квартире на Волхонке, занимающей чуть ли  не  целый
этаж, где легко поместилось человек двадцать гостей и хватало места  для
буфета с холодными закусками, ломберных столов, бильярда, уютных уголков
для приватных бесед.
   Держались все раскованно и одновременно  аристократически  сдержанно,
совершенно как в английском  клубе.  Главное,  среди  этих  людей  Вадим
мгновенно освоился, почувствовал,  что  здесь  можно  говорить  то,  что
думаешь, и не бояться, что тебя не так поймут. Не то, что в  "актерском"
доме.
   Здесь никому ничего не надо было растолковывать, темы  подхватывались
на лету, испытывались на прочность и  вкус  и  так  же  легко  и  быстро
сменялись новыми.
   Ляхов  заметил,  что  здесь  куда  выше   ценилась   остроумность   и
парадоксальность постановки вопроса, нежели основательность и глубина.
   Да и то, не  на  теоретическом  ведь  семинаре  разговор  идет,  а  в
компании добрых друзей, собравшихся для приятного времяпрепровождения  в
кругу подобных себе военных эстетов.
   Когда в разговоре вдруг мелькнуло это слово, Вадим совершенно к месту
сообщил,  что  еще  в  давние  гимназические  времена  они  с  товарищем
разработали классификацию человеческих типов, где имелись виды и подвиды
"быдло", "хам"  просто,  а  также  "хам,  возомнивший  о  себе"  и  "хам
грядущий",  верхние  же  строки  табели  занимали  "интель",  "эстет"  и
"эстетствующий эстет".
   - А что, весьма недурно, господа...
   - Я бы даже сказал - зверски тонко...
   - Отчего бы не принять на вооружение? Кратко и исчерпывающе...
   - А любопытно бы узнать, к какой категории вы  тогда  относили  себя,
полковник?
   - Скрывать нечего, дело прошлое, - со смехом ответил Ляхов, - мы были
ребята, цену себе знающие, но самокритичные. Наша видовая принадлежность
была - "эстет-хам".
   - Что же, для восемнадцати лет вполне достойный статус...
   Вадим  подумал,  как  отвечать,  если  кто-нибудь  спросит,  как   он
оценивает себя в нынешний момент, но здесь собравшиеся  люди  в  этикете
понимали побольше его поэтому тему сочли исчерпанной. Обратились к якобы
уже  готовому  проекту  отмены   обязательного   строевого   ценза   для
"академиков" и повышения окладов денежного содержания чуть ли  не  вдвое
сразу...
   Но вот закончился вечер неожиданно.
   Хозяин  дома,  авиационный  генерал-майор,  хотя   и   не   достигший
сорокалетнего рубежа, но явно засидевшийся в звании, пригласил Вадима  в
свой кабинет.
   О таком кабинете Ляхов мечтал с детства. Наверное, ничего  в  нем  не
менялось последнюю сотню лет, а  то  и  больше.  Только  книги  на  трех
языках, по преимуществу, военного содержания,  постоянно  пополнялись  в
высоких дубовых шкафах, и было их здесь тысяч пять, не меньше.
   В креслах уже сидели два полковника и два  подполковника,  одного  из
них Вадим встречал и раньше, остальных видел впервые. Но  Ферзена  среди
них не было.
   Свежезаваренный кофе и коньяк на столе,  молодая  горничная  в  белом
передничке, подавшая его и тут же исчезнувшая,  мягкий  свет  настольной
лампы, сигары в кожаной шкатулке...
   Это могло бы выглядеть дешевым снобизмом, если бы не  факт,  что  эту
квартиру приобрел в только что  выстроенном  доходном  доме  еще  прадед
генерала Агеева, тоже генерал, но от кавалерии.
   Как сказали Ляхову знающие люди, в каждом поколении Агеевых со времен
императора Николая Павловича обязательно был хоть один генерал, а иногда
два и три.
   Разумеется, все это  свой  отпечаток  накладывает:  манера  говорить,
двигаться, держать рюмку или сигару, мимика  даже  неуловимо  отличал  и
Алексея Михайловича  от  всех  прочих,  при  том,  что  одновременно  он
выглядел человеком современным, радушным и  простецким.  Но  -  лишь  на
поверхности образа.
   - Вам понравилось у нас, полковник? - любезно осведомился Агеев.  Это
тоже было тоном компании - обращение только по чину.
   - Благодарю, вполне. Если быть честным, в Москве у  меня  пока  очень
мало знакомых. Это,  пожалуй,  один  из  первых  по-настоящему  приятных
вечеров.
   Ему показалось, что при этих словах не только генерал,  но  и  прочие
синхронно, но едва заметно улыбнулись. Да, информация у них поставлена.
   - Тем лучше. Надеюсь, не последний. Но, если позволите,  к  делу.  Мы
давно обратили на вас внимание, и то,  что  до  настоящего  момента  это
внимание  было,   так   сказать,   выжидательным,   объясняется   только
серьезностью дела, о котором пойдет речь.
   Вадим, внутренне подобравшись, ждал, какие еще сюрпризы  готовит  ему
судьба, почти тридцать лет никак себя не  проявлявшая,  а  теперь  вдруг
решившая наверстать упущенное.
   Сигары он не любил, вернее, не имел к ним привычки, но сейчас курил с
видом знатока, долго лишенного любимого занятия.
   - Чтобы не интриговать вас слишком, перейдем к сути вопроса.  Кое-что
о вас мы знаем, не слишком много, естественно, учитывая вашу  профессию,
но, думаю, достаточно, чтобы наш разговор стал возможен.
   -  Простите,  что  вы  подразумеваете  под  местоимением  "мы"?  Всех
присутствующих на этом вечере, лиц, находящихся сейчас в  кабинете,  или
ВВС Московского округа? -  решил  слегка  подерзить  Ляхов.  А  что  ему
терять?
   - Уместный вопрос. Мы - это узкий круг  друзей,  объединенных  общими
интересами. От преферанса и ружейной охоты до недостаточно проработанных
тем  российской  военной  истории.  Да  ведь  Федор  Федорович  вам  уже
говорил...
   Из дальнейшего разговора Ляхов уяснил, что господа офицеры и генералы
хотели  бы  и  его  видеть  членом  своего  общества.  Исключительно   в
рассуждении расширения круга военной интеллигенции.
   Вадим к этому готовился и не нашел причин отказаться.
   Везде и всегда создавались клубы по  интересам,  а  уж  что  зачастую
потом они начинали исполнять и другие, не вытекающие из  первоначального
замысла функции, так иначе и быть не может.  Вроде  известного  общества
"энциклопедистов" накануне Великой французской революции.
   И ему, оказавшись в этом новом для него круге, прежде всего,  следует
там закрепиться, отнюдь не изображая белую ворону.
   Человек, ставший в тридцать лет полковником, независимо от предыдущих
убеждений начинает задумываться,  что  пусть  это  и  хорошо,  но  стать
генералом в тридцать три-тридцать четыре куда как интереснее.
   -  То  есть,  насколько  я  понимаю,  господин  генерал,  вы   хотите
предложить мне стать членом вашего почтенного  клуба?  Как  он,  кстати,
называется?
   Агеев усмехнулся, довольный ходом беседы.
   - Кружок ревнителей военной истории. А для своих, неофициально - Клуб
"Пересвет", если угодно. Только говорить об этом на стороне не  следует.
Не оттого, что мы намереваемся  заниматься  чем-то  предосудительным,  а
так...
   Вы же догадываетесь, что люди, немногим уступающие нам, но в клуб  не
приглашенные, должны испытывать вполне понятные чувства...
   Уж это Ляхову было понятно.  Даже  в  школьные  еще  времена  чувство
жгучей обиды испытывал одноклассник,  вдруг  не  приглашенный  на  общую
праздничную вечеринку. Независимо от причины,  подчас  вполне  невинной.
Однако от того, чтобы сострить, он все равно не удержался.
   - Хм! "Пересвет"? Хорошо думали? А  отчего  не  "Клуб  самоубийц",  в
стиле Стивенсона?
   Ляхову показалось, что смысла вопроса генерал так и  не  понял.  Зато
один из полковников в кресле коротко хохотнул.
   -  А  ведь  он  прав  по-своему,  наш  кандидат.  Можно  ведь  и  так
истолковать.
   Мы исходили из героизма и жертвенности нашего святого покровителя,  а
полковник парадоксально выдернул на  первый  план  его  почти  заведомую
гибель в единоборстве с поганым Челубеем. А что, тем лучше. Нам очень не
повредит коллега с таким вот стилем мышления.
   Повисла для всех  неловкая  пауза.  Ляхов  чувствовал,  что  допустил
бестактность, все прочие, кроме сообразительного полковника, тоже как-то
смутились.
   - Ну, хорошо, - постарался Вадим выйти  из  положения.  -  Я,  может,
правда, не так все понял. Оно ж - кто на что учился... А условия  приема
в ваш клуб какие?
   - Да боже мой, никаких особенных условий. Раз уж мы с  вами  об  этом
заговорили...
   Однако Вадим понимал, что все далеко не так  просто.  Если  его  сюда
пригласили, и при  их  с  Агеевым  беседой  присутствуют  четверо  почти
безмолвных  наблюдателя,  значит,  это  сейчас  нечто  вроде   мандатной
комиссии. Смотрят, оценивают, взвешивают.
   "Да ради Бога, господа, - думал он, приняв предельно независимый вид.
- Решайте, как вам угодно, я в вашу компанию не напрашивался".
   - Просто  вот  у  нас  через  неделю  будет  очередное  собрание,  мы
собираемся заслушать и обсудить доклад одного из наших  коллег,  так  не
соизволили бы вы взять на себя роль одного из оппонентов?  Слово  нового
коллеги может прозвучать интересно.
   - А что за тема?
   - Несложная. "Закат России".
   - Ну ни хрена себе, - не сдержался Ляхов.  -  Я  вам  что,  профессор
новейшей истории?  Тем  более,  вообще  не  совсем  представляю,  отчего
вдруг...
   - Ну и отлично. Из этого и попробуйте исходить. Отчего вдруг возникла
такая тема и что вы на это  сможете  возразить,  С  тезисами  доклада  и
использованной докладчиком литературой вам  поможет  ознакомиться  барон
Ферзен.
   - Хорошо, я попробую, - изобразив раздумье, ответил Вадим. - А отчего
это вы, господин генерал, не представили меня этим господам  и  наоборот
соответственно?
   - А это у  нас  такой  обычай,  господин  полковник.  Пока  процедура
баллотировки не состоялась, соискателям не положено знать тех,  от  кого
зависит решение.
   "Какой же я, к чертовой матери, соискатель, если ни сном ни духом  не
собирался  к  вам  напрашиваться",  -  чуть  не  воскликнул  Ляхов,   но
благоразумно промолчал.
   Так, значит. Разберемся.
   Интересно все, крайне интересно.
   И хорошо укладываются во  все  предыдущие  его  предположения  насчет
причин, приведших его в сферу интересов Великого  князя  и  этих  бравых
гвардейцев.
   А содокладом заняться в  любом  случае  стоит.  Содержание  его  пока
неясно,  а  заглавие  уже  родилось.  Нормальное  заглавие  -   "Заметки
постороннего".
   Заодно и собственный кругозор расширится.
   И тут же  ему  в  голову  пришла  еще  одна  мысль.  Как,  если  что,
использовать ситуацию и в собственных целях.
   Обо всем этом и о своих дальнейших  действиях,  которые  должны  быть
совершенно  безошибочными,  Ляхов  и  раздумывал,  кружа  по  улицам   и
переулкам внутри Бульварного кольца.
   И  ничего  не  было  удивительного,  что  форсированное  воображение,
перебрав  массу  вариантов  поведения  в  предложенных  обстоятельствах,
выдало ему решение, настолько же нестандартное, как и все случившееся за
последнее время.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   Ляхов принялся читать папки  и  тетради  с  рефератами,  докладами  и
статьями членов клуба, полученные у Ферзена, с большим интересом. Все  ж
таки его допустили до некоего потаенного знания,  знакомство  с  которым
интересно и помимо его реальной исторической и научной ценности.  То,  о
чем пишут люди, подчас интереснее того, как пишут.
   А труды "пересветов" оказались значительными  и  в  научно-популярном
смысле. Да ведь и то - не дураки писали, а люди эрудированные и успевшие
проявить  себя  на  разных  поприщах.  Работавшие,  по  всему  видно,  с
подлинниками документов,  о  которых  Ляхов,  ни  разу  после  окончания
гимназии не взявший в руки ни одной научной книжки, кроме медицинских, и
понятия не имел.
   Самое первое потрясение, которое испытал Вадим,  -  ни  черта  он  не
знает об отечественной истории последнего века. Да, как и  все,  учил  в
школе, а что там можно было выучить?
   Киевская Русь, иго, Иван Грозный, петровские  реформы,  "век  золотой
Екатерины" и вплоть до Мировой  войны  -  понятное  дело,  увлекательно,
интересно подано, есть над чем задуматься и чему позавидовать.
   А потом? Что, запоминать  даты  выборов  в  очередные  Думы?  Фамилии
премьеров, меняющихся иногда чаще, чем календари на стене? Ну, несколько
пограничных конфликтов,  действительно  имевших  национальное  значение,
вроде   Халхин-Голского,   скоротечные   войны   за   КВЖД    , Квантун и Сахалин - это
он помнил. Ну и все.
   Общее впечатление о второй половине минувшего  столетия,  которое  он
вынес из школы, - пустота, скука и обрывки не складывающихся  в  систему
сведений.
   Примерно как о первом веке то ли нашей, то ли до нашей эры.  Смотришь
на выставленную в музее картину: "Консул Гай Марий празднует триумф  над
плененным Югуртой, каковой узурпировал трон  Нумидии,  а  затем  нарушил
присягу  великому  Риму",  написанную  безвестным  выпускником  Академии
художеств в качестве дипломной работы году этак в 1820-м, соображаешь, о
чем речь,  поскольку  застряли  в  памяти  и  Марий,  и  так  называемые
Югуртинские войны, но и не более того...
   А теперь мир последних 70 лет оказывался чрезвычайно увлекательным  и
даже непонятным, как писал  поэт,  -  "странным,  закутанным  в  цветной
туман".
   Он, например,  совсем  не  задумывался,  что  время  после  окончания
Мировой  войны  и  подавления  двух  самых   грандиозных   революционных
переворотов,   случившихся   вроде   бы   в   соответствии   с   теорией
Маркса-Энгельса, а на самом деле - сугубо  вопреки  ей,  было  одной  из
самых странных эпох в истории.
   Давно уже, буквально с древности, сознание людей - и рядовых, и  тех,
кто принимал решения, - не было загружено такой массой мифов.
   Естественно, авторы рефератов более всего внимания  уделили  изучению
причин возникновения и краха агрессивных тоталитаризмов правого и левого
толка.
   Это понятно - что может  представлять  более  интереса,  чем  попытка
установления коммунистических режимов  одновременно  в  одной  из  самых
культурных и  развитых  стран  тогдашней  Европы  и  в  одной  из  самых
отсталых?
   Отсталых - в смысле уровня политического развития, ни в каком другом.
Речь идет о Германской и Российской империях.
   И там и  там  эти  попытки  закончились  крахом,  только  в  Германии
довольно быстро и почти бескровно, а  в  России  двухлетняя  Гражданская
война унесла почти миллион жизней.
   Но - закономерно все вернулось на круги своя.
   Однако шестилетняя Мировая война всех против всех, повлекшая за собой
страшные разрушения,  смерть  десятков  миллионов  человек,  разрушившая
почти до основания три великие Империи (Германскую, Австро-Венгерскую  и
Турецкую), имела  один  положительный  итог  -  никто  больше  не  хотел
воевать. Жертвы войны были настолько ужасными, что рядовой европеец стал
исступленным пацифистом.
   А если есть социальный заказ, то явятся  и  его  исполнители  в  лице
демократически избранных правителей.
   27   августа   1924    года    в    Париже    был    подписан    пакт
Бриана-Келлога-Милюкова, наложивший запрет на войну "