зни и смерти  встанет, да и  то мы вас  из
большинства  мыслимых  ситуаций почти  наверняка  вытащим...  -  тут  я  ему
поверил. Новиков  в  одиночку  сумел  меня спасти от  совершенно  неминуемой
смерти, а тут  их вон  сколько,  не  считая известного  количества "братьев"
низших  ступеней посвящения. Которые, разумеется, в  такой организации  быть
должны.
     -  Вот разве, осмотревшись, вы вдруг собственную игру затеять решите, -
продолжил своим ровным голосом Кирсанов,  - так и тогда речь будет идти не о
репрессиях, как форме мести, а просто  вы автоматически  перейдете на другую
сторону, с которой поступать должно сообразно обстановке...
     - Как  видишь, Игорь,  даже Павел Васильевич ничем особенно страшным не
угрожает.  А   он  человек   суровый,  мы  все  его  в  той  или  иной  мере
остерегаемся... - Если  это была  шутка,  то  никто  на нее  соответствующим
образом не отреагировал.
     А новиков продолжил после короткой паузы:
     -  Так  что  решение можешь  принимать  в  здравом  уме  и  безмятежном
состоянии духа...
     Мне показалось, что он этими словами на что-то мне намекает.
     Наша беседа, весьма для меня интересная, начала несколько затягиваться,
хотя и  была очень познавательна. Но я понимал, что  за два три или три часа
все  равно узнать  достаточно и о новом, загадочном пока для меня  мире, и о
подлинных целях "Андреевского Братства" нереально. Я не хотел связывать себя
какими бы то ни  было обязательствами, а то же время  полностью отстраниться
от  происходящего  и  пассивно ждать,  как сложиться наша с Аллой судьба, не
считал  для себя возможным. Я же репортер в конце  концов, а  сейчас  в руки
идет совершенно  невероятный материал. И  неважно,  удастся  ли когда-нибудь
опубликовать  его в моем  журнале или продать информационным агентствам. Это
вопрос второй.
     Поэтому я ответил осторожно  и  обтекаемо, мол,  в принципе  я, конечно
готов,  тем более,  что чувствую себя Андрею обязанным,  и все,  что от меня
зависит, сделаю для блага и пользы моих  вновь обретенных друзей. И в  то же
время хотелось бы поглубже вникнуть в...
     - Ради Бога, - немедленно  согласился Шульгин. -  Неделю, две - сколько
угодно  можешь  размышлять,  пресс  заодно  почитаешь,  учебник истории  для
десятого класса, еще  что-нибудь.  Мы не  торопим. Заодно советую принять  к
сведению  - если  пока не дошло, -  мы  не  альтруисты профессиональные,  не
организация  типа  "Конец  вечности",  где  серьезные  дяди  с  насупленными
бровями, надуваясь от собственной важности, делают жутко ответственные дела,
не "Союз пяти" или там  "девяти",  не брежневское  Политбюро  даже, а просто
компания  сравнительно  добродушных   циников.  Гарун-аль-Рашиды  и   графья
Монте-Кристо после завершения обязательной программы. Мы не переделываем мир
в духе утопистов-коммунистов, а просто живем в предложенных обстоятельствах,
стараясь,  чтобы жизнь  соответствовала нашим  романтическим идеалам.  Мы из
последних "шестидесятников", это тебе тоже сразу не понять, но позже узнаешь
и  это,  но  те,  кого так  называли, отличались  своеобразным  взглядом  на
проблемы  морали  и  истории.  Мы считали,  что  коммунисты  не  должны были
победить в нашей  стране  - и мы  исправили  ошибку истории.  Власть же  как
таковая нам не нужна вообще...
     - Не совсем так, - вставил Берестин. - Вернее,  не нужна  как  самоцель
или  даже  как  род  занятий...  Но в  случае необходимости...  Если угодно,
задача, которую  мы сейчас решаем, - это спасение  нынешней, едва  возникшей
цивилизации.  Для  собственного  удовольствия.  Раньше  мы  были  наивнее  и
считали, что каждый человек что-то кому-то должен.  Вот Андрей,  - Александр
Иванович  изобразил уважительный  полупоклон в  сторону Новикова,  -  совсем
недавно считал, что уничтожить пришельцев-аггров - наш священный долг  перед
человечеством. Теперь он слегка изменил точку зрения.  Мы все наконец просто
поняли, что нам - здесь присутствующим и кое-кому еще - надо иметь место,  в
котором возможно жить в соответствии с некими принципами.
     Ну  вот  на этой конкретной Земле. Эрго - мы защищаем собственную среду
обитания  от  всех, кто  может  ей  навредить.  Совпадает  это с  интересами
какой-то части человечества - слава Богу. Нет - на нет и суда нет...
     - Есть особое совещание, - без улыбки добавил  Новиков.  И  снова  я не
понял,  очевидно, содержащегося в этой фразе не слишком веселого юмора.  Это
начинало утомлять. Язык  у нас вроде бы один и  тот же, и люди мы близкие по
возрасту  и  образованию,  а вот общаемся как иностранцы.  В лучшем  случае.
Разрыв в  сто  тридцать лет, причем прожитых на разных исторических  линиях.
Боюсь,  мне  придется  здесь  труднее,  чем  я  себе   вообразил.  Однако  -
посмотрим... За мной тоже кое-какой жизненный опыт  и больше века научного и
культурного прогресса человечества.


        Глава 7

...  Время в последние дни  ощутимо изменило свой темп.  Нет, я сейчас не  о
времени  как   о  составляющей  так  называемого  пространственно-временного
континуума,  я об  обыкновенном, обыденном времени,  ход которого обозначают
обыкновенные  часы,  хотя бы  такие, как те, что  висят  на стене  у  нас  в
гостиной  и каждые  полчаса издают мелодичный  многотональный звон.  Столько
стремительных,  подчас смертельно  опасных событий  было спрессовано в  этом
времени совсем  недавно, они наслаивались и опережали  друг друга постоянно,
не давая "остановиться, оглянуться", даже осознать как следует происходящее.
И  вдруг...  Все  сразу замедлилось, почти замерло вокруг. Длинными-длинными
стали часы и даже минуты, солнце будто ползло теперь по небу с вдвое большей
скоростью,  события как  бы вообще перестали происходить, разговоры, и те из
коротких, энергичных, чрезвычайно насыщенных информацией стали никаким...
     Оттого  и   мое   повествование  ощутимо  потеряло  темп,  перечитывало
последние страницы и не совсем понимаю, стоит ли вообще фиксировать внимание
на массе скучных мелочей, раз уж не чего-то по-настоящему острого. Тоже мне,
очередной  Марсель  Пруст. Хотя...  Историческая ценность  труда,  подобного
моему,  отнюдь не  определяется количеством побегов  и  выстрелов на единицу
бумажной площади.  Когда  начнутся вновь  динамичные  события,  не знаю, как
кому, а лично мне будет интересно проследить, что именно им предшествовало в
этой короткой, словно  бы  никчемной паузе.  И бытовые подробности, кончено,
будут представлять интерес для моих читателей в том, "настоящем", мире.
     Как увлекательно читать в дневниках Стенли: "Первым делом  мы со слугой
отправились   в   магазин  братьев   Брукс,  где  приобрели  для  намеченной
экспедиции...   (далее   следуют  три   страницы   перечисления  припасов  с
непременным указанием цен  на каждый). Весьма успокаивающее и познавательное
чтение.

     ...  Для прогулок  по  окрестностям  форта нам  с Аллой предоставили  в
пользование  небольшой  открытый автомобильчик  неизвестной мне  ранее марки
"Виллис". Зеленый, почти квадратный, на четырех колесах с ребристыми шинами.
Оснащенный бензиновым двигателем внутреннего сгорания. Управлялся он  тонким
рулевым колесом из пластмассы  цвета хаки, тремя  педалями и тремя рычагами,
не считая всяких мелких кнопок и тумблеров.
     Избыточно сложная конструкция, но обучился я довольно быстро, поскольку
основные принципы вождения были те же, что и на наших машинах. Труднее всего
поначалу пришлось с переключением передач. Выжать педаль сцепления, сбросить
газ, выключить предыдущую передачу, включить следующую, отпустить сцепление,
снова  прибавить  газ... Да  еще и загадочная  "перегазовка" в  определенных
случаях.  Умели же  предки  создавать себе  из  ничего проблемы. Как  сказал
Андрей, "чтобы  затем их героически их преодолевать". Но ничего, часа  через
три я смог уже довольно сносно перемещаться в  пространстве  со скоростью до
тридцати миль в час.
     Кстати сказать, ездить  здесь особенно  было некуда. Километр брусчатки
по поселку,  еще  три  с  половиной километра  щебенчатой дороги до  ровного
плато,  покрытого  редкими  деревьями  и   альпийским  лугом,  а  там  слабо
накатанные колеи по густой жесткой траве к югу и к северу, пока  не упрешься
в непроходимые скальные завалы. Спокойной  езды  два  часа  максимум. Ширина
плато  немногим  более  двух километров. С одной  стороны обрыв  к океану, с
другой - стена, прорезанная многочисленными расселинами, в которые на машине
не заедешь. Только пешком или верхом на лошадях.  Одним словом - "затерянный
мир" Конан-Дойла.
     Но красота вокруг изумительная,  совершенно  необыкновенная.  Чистейшей
синевы небо вверху и такой же океан до  горизонта. Причудливые нагромождения
плит  то  серого,  то розового  камня,  словно  окаменевшие  груды  книг  из
библиотеки  сказочного   исполина,   поднимающиеся  на  невероятную  высоту.
Свисающие  с них  в  беспорядке плети  совершенно субтропических  лиан  всех
оттенков  зеленого  цвета...  А еще  дальше  -  долина  гейзеров со столбами
шипящего пара  высотой  десять-пятнадцать метров, оловянные пятна  пресных и
лаково-черные -  грязевых озер, на поверхности которых то и дело вспухали  и
лопались со  своеобразным, ни на что  не похожим звуком пузыри,  испускающие
густой запах сероводорода... И вдобавок над морем, куда ни поглядишь, парили
огромные черные кресты  - королевские альбатросы... Нет, всего, что мы там с
Аллой видели,  - не пересказать. Интересно, только, в какую  сумму  вылилась
покупка  этого  "поместья"  у  новозеландского правительства? И только  ли в
денежной форме выражалась эта плата?
     За минувшие  сутки после  первой и,  пожалуй, самой важной беседы никто
нас  больше  деловыми разговорами  не  беспокоил.  По  просьбе Аллы  Новиков
переселил нас  в другой  домик, у самого края обрыва, так что теперь из окон
гостиной  и спальни  был виден не узкий фьорд,  а  открытый океан. Алла моя,
вволю  пообщавшись с женщинами,  с которыми  она  нашла гораздо более  общий
язык,  чем  я с мужчинами, успела узнать  о  технических возможностях  этого
сообщества  и  попросила  оборудовать (или  оформить)  наш дом  в  настоящем
старорусском стиле. Еще лучше и  подлинней, чем  была  моя дача за Вологдой.
Так и сделали. По  виду стандартный  коттедж представлял внутри что-то вроде
боярского терема, общей  площадью метров триста, в два этажа с границей, где
расположилась настоящая,  осанистая русская печь, с  внутренними лестницами,
ведущими  в  несколько  уютных  светелок,  с   верандой,  имеющей  вид   так
называемого гульбища. Не знаю, откуда вдруг у женщины, родившейся и выросшей
Будапеште, появились такие запросы.
     Но вышло  вообще-то хорошо.  На  складе  форта согласно  предварительно
поданной  заявке Алла  выбрала все, что ей  требовалось для придания  нашему
пристанищу  подобающего и  обжитого  вида,  а неизменно  молчаливые  вопросы
крейсера  привезли и помогли внести в дом  заказанную мебель и иные предметы
обихода,  в том  числе холодильник,  микроволновую печь,  довольно приличный
видеомагнитофон и массу всякой посуды и продуктовых полуфабрикатов. Для чего
это  ей потребовалось, я до конца не понял, потому что питаться можно было и
за тальботом у  Новикова в  замке, и в довольно приличном ресторанчике,  где
бесплатно  подавались  обильные  и вкусные завтраки,  обеды и ужины  для тех
примерно  полутора сотен местных  жителей, которые не имели  жен, а  также и
семейным парам, не желавшим затрудняться кухонными заботами.
     Вообще  образ жизни здесь весьма  напоминал таковой в земных поселениях
на кислородных планетах,  на том  же Крюгере, к примеру. И точно так же, как
там,  здесь  совершенно  не  было  детей.  Тоже  особенность  "монастырского
устава"?
     На все мои  вопросы Алла отвечала, что хочет наконец почувствовать себя
нормальной  женщиной, имеющей собственный дом и ведущей свое хозяйство, а не
вечной постоялицей отелей. В принципе желание понятно, все  три с  половиной
года нашей  связи мы  просуществовали именно в режиме навещающей друг  друга
любовников,  что,  в  общем,  меня  устраивало.  Алла  в роли  жены  внушала
некоторые опасения.
     Но дом  получился миленький. Примиряло меня с этим жилищем  только  то,
что свою  комнату в  мезонине я оборудовал  в  соответствии  с  собственными
военно-полевыми вкусами и отстоял право ее экстерриториальности.
     Андрей  и  чаще  Шульгин,  ставший  как  бы  моим  наставником,  иногда
забредали   на   полчаса  поинтересоваться,  как  идет   процесс  адаптации,
переброситься   несколькими   не    имеющего   особого   значения   фразами,
посоветовать,   чем   еще  можно   занять   здесь  досуг,  ну,   выпить   по
рюмочке-другой,  то  есть  вели  себя  как  радушные  хозяева,  не  желающие
напрягать   случайно   заехавших  провинциальных  родственников   чрезмерным
вниманием.
     Александр  Иванович,  проявляя заботу, предложил мне выбрать  оружие по
вкусу, потому что хоть и  нет  здесь особо опасных хищников, но  береженного
бог  бережет, и  болтаться по  горам  без ничего  не  слишком  разумно. Свой
"штейер"  я особо  не  афишировал, предпочитая  считаться безоружным.  Вот и
привел  он  меня в хранилище,  не  уступавшие своим  ассортиментом  магазину
"Говард и Клайд" в Сан-Франциско.
     Только  там  я  стоял  по внешнюю  сторону  прилавка, а здесь  оказался
внутри.
     Длинные сводчатые подвалы  без  окон,  напоминающие залы Петроградского
артиллерийского  музея,  освещенные  газовыми лампами  уходили, казалось,  в
бесконечность, уставленные с двух сторон шкафами, витринами, стеллажами.
     Не  буду  описывать  сотни и тысячи  сортов  и  видов  автоматического,
полуавтоматического  оружия  и  совсем не автоматического оружия,  винтовок,
карабинов,  автоматов, пистолет-пулеметов,  пистолетов  просто, револьверов,
ружей,  штуцеров  и  еще  очень и  очень  разных моделей  смертоубийственных
изделий,  заполняющих милитаристское Эльдорадо. Ходить по этому складу-музею
можно было целый день, а изучить его ассортимент не хватило бы и недели.
     И  сам  загадочно-иронический Александр Иванович  среди  этих бесценных
сокровищ  человеческого  гения чудесным  образом  преображался.  Он,  словно
рачительный садовник,  брал эти смертоносные  устройства в  руки, ласково их
поглаживал, неуловимым движением передергивал затворы, вскидывал экспонаты к
плечу, и видно было, что  именно здесь  пребывает его  сердце, а отнюдь не в
горных высотах мировой политики.
     В  результате   я  выбрал  для   себя  легкий  и  прикладистый  карабин
"винчестер"  калибра 45 АПК  с  подствольным магазином на  десять  патронов,
пятизарядный помповый дробовик для Аллы, больше  похожий на изящную игрушку,
но  могущий  стрелять не  только  дробью  и  картечью,  но  и весьма мощными
полуоболочечными активно-реактивными  пулями, что приближало его по огневому
эффекту  к самым солидным штуцерам,  и еще два короткоствольных семизарядных
револьвера  38 калибра  на всякий  случай. Со всей  подобающей  амуницией  и
несколькими коробками патронов.
     Один  из моих учителей  боевых искусств говорил,  что только отсутствие
при себе  огнестрельного оружия  позволяет полностью собраться для отражения
агрессии. После  длительных  размышлений  я  развил эту формулу.  Дай понять
врагу всем своим поведением, что у тебя нет оружия и ты  полагаешься  только
на свои способности  в карате, тэквондо и прочих изысках, заставь даже  себя
самого на миг забыть, для убедительности о наличии в кармане или  под ремнем
"ствола", а в  критический момент  вместо  какого-нибудь эффектного  "хидари
гедан маэ  гири"  выхвати то, о чем  любил говорить полковник Кольт  в плане
социальной справедливости, и  влепи сопернику пару  пуль в лоб или колено со
скоростью, намного превосходящей самый быстрый "темп".
     Как это делали  герои  с  большим  удовольствием  просмотренного нами с
Аллой фильма "Великолепная семерка".
     Тогда и наступит "момент истины".
     Кроме  того,  мы  полностью  экипировались  в  соответствии  с модой  и
климатическими условиями. Одежда здесь в принципе походила на нашу, но имела
и некоторые  существенные отличия.  Например, у нас никто понятия не имел  о
жестких брюках  из  грубой  синей  ткани,  построченных цветными  нитками  и
украшенных  многочисленными  бронзовыми  заклепками,  ботинках  до  середины
голени  на подошвах  толщиной  в три  пальца и  закрепляемых  не шнурками, а
"липучками",  кожаных куртках по пояс, подбитых натуральным мехом  животных.
Здесь тоже чувствовалось отклонение мировых линий, пусть в таких мелочах, но
повлиявшее  на  эстетические вкусы аборигенов.  Но то,  что подобная  одежда
удобна и  создает  некий архаично-мужественный облик ее носителя, не вызвало
сомнений. Причем она одинаково подходила и мужчинам и женщинам.
     ...  Ловко вращая  колесо руля,  я  выел автомобильчик на край плато  и
остановился в идеальном  для наших  целей  месте. В  незапамятные времена  с
окружающих плато гор скатились три валуна в десятки тонн каждый и образовали
на  берегу укромную, со всех сторон  закрытую  площадку.  О  древности этого
загончика свидетельствовали заросли похожих на плющ лиан.
     Я  выключил  зажигание,  мотор  пару раз чихнул, что-то  у него  внутри
последний раз  провернулось,  и  он  затих.  Нас охватил  первобытный  покой
нетронутой со времен  раннего кайнозоя природы. Только  далекий гул и грохот
волн,  набегающих  на  прибрежные  рифы, не то, чтобы нарушали, но несколько
разнообразили тишину.
     Наверное, не меньше минуты я сидел  молча, оставив руки лежать на руле,
и вслушивался в  собственные ощущения,  в окружающие звуки,  в том числе и в
тихое  потрескивание, раздающееся из-под плоского капота автомобиля. Алла на
соседнем сиденье молчала.
     - Так что мы теперь будем делать? - спросила она наконец.
     - В  смысле - сейчас или  - вообще? -  откликнулся я. Умеет моя подруга
задавать  вопросы  исторического значения. На  узком  заднем  сиденье у меня
лежала свернутая палатка,  надувные матрасы, туго скрученный  рулон зеленого
брезента  и прочее необходимое путешественникам снаряжение, походный мешок с
продовольствием,  в  том   числе  и   с  подготовленной   для   немедленного
поджаривания на вертеле бараниной.
     Шашлык не шашлык, но что-то хорошее сделать из нее было можно.
     - Начинай  собирать подходящие дрова, женщина, - сказал  я, - остальное
доверь опытному мужчине.
     На   всякий   случай  я  осмотрел   в  бинокль   окрестности  по   всем
представляющим  хотя бы гипотетическую  опасность азимутам. Таковой  быть не
могло  по  определению,  но  уж  очень  меня  взволновала  атака неизвестных
торпедных катеров  посередине  открытого  океана. Мы теперь, сказал  я себе,
живем вне общепринятых норм, и лучше перебдеть, чем недобдеть.
     Алла вернулась из  ближней рощицы,  притащив солидную охапку высохших и
естественным  путем  буковых  сучьев. Для  начала  неплохо,  но  мне  все же
пришлось  пойти туда  самому и принести  пару  действительно толстых бревен,
которые  смогут гореть и создавать  нужный  жар  хоть до  утра. Возвращаться
сегодня в форт я не собирался.
     С помощью небольшой  бензопилы (еще одно полезное изобретение  предков,
которым  меня  научил  пользоваться тот  же Шульгин) я  нарезал  два десятка
аккуратных,  подходящих  к размеру слоенного  мною  очага  поленьев.  Разжег
костер, расставил и разложил  на брезенте то, что должно было способствовать
приятному  времяпрепровождению,  еще  раз мысленно  поблагодарил  Александра
Ивановича за очередной совет - насчет того, что сиденья  "Виллиса" снимаются
и  могут  использоваться как  походные  кресла в  процессе пикника, и только
тогда вернулся к вопросу, заданному Аллой.
     - Так  о чем  ты,  дорогая, хотела  меня  спросить? Как  жить дальше? В
гносеологическом, надеюсь, смысле?
     Раньше  я  таких тем  избегал,  инстинктивно  опасаясь прослушивания  в