да  и  моих  связей  с  командованием
оккупационных войск в Турции хватит и  для  того,  чтобы  за  пару  недель
перебросить  в  Крым  все  имущество  Кавказской  армии,   оставленное   в
Трапезунде, и тысяч тридцать солдат и офицеров, интернированных там же...
     И замолчал, давая Врангелю время подумать и принять решение, не теряя
лица. Сам налил себе полбокала чуть зеленоватого сухого  вина,  извлек  из
портсигара первую в этот день сигару.
     Расчет его оказался верным. Что Врангель примет его  предложение,  он
не сомневался, не смог угадать только, в  какую  форму  тот  облечет  свое
согласие. А Врангель сумел за краткие минуты проявить и  самообладание,  и
определенное остроумие. Барон как-то сразу согнал  с  лица  раздражение  и
неприязнь, разгладил жесткие складки у рта.
     - Кажется, я понял, о чем вы говорите. Вам  хочется  поучаствовать  в
своеобразном  сафари?  И  вы  согласны   уплатить   за   это   развлечение
определенную сумму. Думаю, на таких условиях мы можем прийти к соглашению.
Егерь  находит  зверя,  охотник  стреляет.  После  окончания   охоты   они
расстаются, довольные друг другом...
     - Браво, генерал, лучше я и сам не смог бы сформулировать. На  том  и
поладим.
     Наблюдая Врангеля, разговаривая с ним уже второй день, Новиков  вдруг
понял, что все это время он понимал генерала  неправильно.  Попав  в  плен
навязанных литературой и историческими исследованиями стереотипов,  он  не
уловил в нем главного. Врангель ведь по натуре -  авантюрист  и  романтик.
Учился   в   престижном    Горном    институте,    потом    вдруг    пошел
вольноопределяющимся в гвардию, сдал экзамен на офицерский чин, с  блеском
окончил Академию Генерального штаба, в тридцать семь лет  стал  командиром
кавалерийской дивизии, умело и рискованно  сражался  во  главе  Кавказской
армии, в сорок лет свалил Деникина и стал Верховным правителем, в  момент,
когда не оставалось надежд не то что на победу, а  и  на  то,  что  Слащев
удержит крымские  перешейки,  лютой  зимой,  в  чистом  поле,  с  горсткой
офицеров и юнкеров. Что же это, как не авантюризм  пополам  с  неукротимой
верой в свою счастливую звезду?
     Вот на этих чертах его характера и надо играть, а не убеждать  его  с
позиций американского прагматизма!
     Новиков придвинул кресло к  столу,  подался  вперед  и  даже  поманил
генерала рукой, приглашая его к себе поближе.
     - А знаете, Петр Николаевич, я  теперь,  пожалуй,  раскрою  вам  свою
главную тайну. Она проста, хоть и не совсем обычна по нашим меркам. Я ведь
тоже по происхождению русский. Тут вы почти  догадались.  Иначе  зачем  бы
мне,  в  самом  деле,  тратить  деньги   на   столь   сомнительное   дело?
Проницательный вы человек. Другого я бы еще долго  морочил  болтовней  про
бескорыстную мечту о спасении чужой страны. Да кому мы  нужны,  кроме  нас
самих! Все эти иностранцы только радуются гибели  настоящей  России.  А  с
большевиками они договорятся.  Вот  и  нам  нужно  договориться,  пока  не
поздно.
     Он еще налил себе в бокал шампанского, залпом выпил (это тоже входило
в рисунок образа).
     - А откуда столько денег, спросите вы. Отвечу. В Америке о  таком  не
принято   спрашивать,   а   здесь   можно.   Никаких   страшных   тайн   и
старушек-процентщиц. У нас сейчас какой год, двадцатый? Ну вот, значит,  в
самом конце девяносто девятого мы с друзьями, четыре гимназиста последнего
класса, юноши с романтическими настроениями, сбежали из дома.  Поездом  до
Одессы, пароходом до Каира, оттуда в Кейптаун.  Великолепное  путешествие,
доложу я вам. Англо-бурская война, как вы помните, всеобщий подъем,  песня
еще была: "Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся  горишь  в  огне..."
Да, повоевали. Мой друг Алексей  Берестин,  которого  я  вам  в  советники
предложил, до фельдкорнета дослужился. Это у нас корнет -  обер-офицерский
чин, а у буров фельдкорнет - почти генерал. Но война и сама по  себе  дело
не слишком чистое, а там... Причем с обеих сторон. Буры - они колонизаторы
и расисты еще почище англичан. В общем, когда дело к концу  пошло,  решили
мы, что с нас хватит. Тем более с  кафрами  местными  подружиться  успели.
Мыто, русские, народ ужасно жалостливый и склонный ко всяким  инородцам  с
сочувствием относиться, как к братьям меньшим. Они это оценили...
     Импровизация увлекла самого Андрея. Он  повторял  сейчас  кое-что  из
того, что рассказывал при вербовке капитану Басманову, и попутно  добавлял
новое, компилируя ранее читанные авантюрные  романы  и  свои  еще  детские
фантазии. Получалось, именно за счет этого,  убедительно.  Он  не  излагал
заученную легенду, а словно  бы  вспоминал,  привирая  по  ходу,  как  это
свойственно охотникам и солдатам. Врангель, стихийный психолог,  поскольку
вождь по призванию,  обратил  на  это  внимание  и  поверил,  особенно  по
контрасту с прежним, как бы заранее отрепетированным поведением  странного
гостя.
     - Короче, - продолжал Новиков, -  отступили  мы  на  север,  с  месяц
прожили у кафров в деревне, и они, наконец, то ли в благодарность,  то  ли
чтобы от нас отделаться, показали нам дорогу к  тамошнему  Эльдорадо.  Про
Клондайк  знаете?  Полная  ерунда  тот  Клондайк.  Столби  участки,  потом
неделями промывай песок... Мы нашли ЖИЛУ! Вы б ее видели! Самородки  -  от
фунта до пуда. И их там было... Тонны и  тонны!  Забота  одна  -  как  все
вывезти. Но сейчас не об этом. Чтоб не думали, будто я так, болтаю, я  вам
самородок подарю. Вы ж горный инженер, вам  интересно  будет,  он  у  меня
вместо пепельницы в каюте стоит. Восемь фунтов и сколько-то  унций,  а  по
форме - будто морская раковина. В самый раз, одним  словом.  Ну  так  вот,
разобрались с золотом, почувствовали себя  состоятельными  людьми,  решили
заняться алмазами. В Южной Африке их тоже  навалом.  Буссенара  читали?  А
когда деньги несчитанные имеются, все остальное - вопрос  техники.  Сейчас
мы владеем десятью месторождениями с урожайностью до пяти тысяч каратов  в
год с каждого.
     Причем алмазы не технические, а ювелирные, почти каждый можно сразу в
перстни вставлять... Живи и радуйся. Но мы же молодые тогда были, едва  за
двадцать, и вдруг стали богаче Креза. Даже неизвестно,  насколько  богаче.
Если бы выбросить все нами добытое на рынки, получилось бы, как у испанцев
в XVI веке - под американское  золото  элементарно  не  нашлось  в  Европе
товаров. И тогда мы решили просто жить. То есть использовать  свои  деньги
для обеспечения  интересного  и  абсолютно  свободного  существования.  Но
большие деньги имеют загадочное свойство - они как бы  деформируют  вокруг
себя реальность...
     Новиков и сам не заметил, как начал  говорить  серьезно,  то  есть  в
аллегорической форме излагать  Врангелю  некую  философскую  квинтэссенцию
того, что произошло с ними на самом деле. Да и неудивительно. Генерал  был
первым посторонним человеком в этом времени, с кем ему довелось беседовать
на подобные темы. Причем личностью  Врангель  был  далеко  не  ординарной.
Независимо   от   оценки,   данной   ему   не   слишком    добросовестными
интерпретаторами истории.
     - Деформируют реальность... Или, проще сказать, наличие возможностей,
выходящих за пределы нормы, как бы повышают уровень этой самой  нормы.  Да
вы и по себе можете судить - с человеком вашего возраста и  профессии,  но
застрявшим   в   подполковничьем    чине,    и    приключения    случаются
соответствующие,   примеры   сами   придумайте,    а    вот    вы    стали
генерал-лейтенантом, и вокруг вас завертелись совсем  другие  шансы.  Один
знакомый поэт так выразился: "А рядом случаи летали, словно  пули...  Одни
под них подставиться рискнули, и ныне кто в могиле,  кто  в  почете..."  В
общем, не успели мы обратить  какую-то  мизерную  долю  наших  сокровищ  в
доллары и фунты, приобрести приличные дома и замки,  пароход  вот  этот  -
подвернулась информация о сокровищах ацтеков. Снова совсем как в  романах.
А романы, кстати, тоже не на пустом месте создаются. Был я знаком с  одним
настоящим американцем, писателем, рассказывал ему  о  своих  приключениях,
Джек Лондон его звали, так он, творчески их переработав,  именно  роман  и
написал. "Сердца трех" называется. Увлекательный, хотя там  многое  совсем
по-другому изложено, и главных героев он американцами сделал. Но в  основе
все верно. В общем, собрались мы, поехали. И нашли, что тоже поразительно.
Правда, заодно пришлось почти год в Мексике  повоевать.  У  них,  как  вам
известно, тоже гражданская война  происходила.  То  на  одной  стороне  мы
сражались, то на другой. Пока нужную нам провинцию и от тех  и  от  других
освободили. Проникли в затерянный в джунглях древний город. А там...
     Врангель не  сразу  стряхнул  с  себя  навеянное  рассказом  Новикова
наваждение. -Да, есть многое на свете, друг Горацио... Так, а что же  сюда
вас привело? Внезапно пробудившийся патриотизм?  Желание,  подобно  Кузьме
Минину, достояние свое на алтарь отечества положить?
     - И это тоже, несмотря на ваш  скептицизм.  Но  -  не  только.  Я  же
намекнул - вокруг нас все время странные события происходят.  Недавно  нам
стало известно, что в России в определенном месте хранится нечто настолько
заманчивое... Вот угадайте, ваше превосходительство, к чему  такому  могут
стремиться люди вроде нас, если и так в состоянии  купить  любой  мыслимый
товар или услугу. Подумайте, подумайте, Петр Николаевич, а я пока покурю.
     - Так что же? - спросил генерал, не  расположенный  играть  сейчас  в
загадки.
     - А вот, например, здоровье можно купить  за  самые  большие  деньги,
когда его уже по-настоящему нет, или тем более вечную жизнь?
     Новиков, попыхивая сигарой,  насладился  реакцией  Врангеля  на  свои
слова.
     - Что, опять усомнились в моей нормальности? И снова зря. Пора бы  уж
привыкнуть. Неужели вы думаете, будто такого умного человека,  как  вы,  я
стал бы сказками морочить? Или,  прожив  двадцать  лет  вдали  от  Родины,
именно сейчас голову и на самом деле немыслимые деньги  просто  так,  ради
абстрактной  идеи,  на  кон  поставил?  Большевики  мне  категорически  не
нравятся, и Россию от них, не считаясь с затратами, избавить нужно, что мы
с вами, даст Бог, сделаем. Однако жизнь, пусть не вечная, но неограниченно
долгая, цель куда более заманчивая. А  способ  ее  обеспечить  как  раз  и
хранится в той части России... И я с вами этой тайной  поделюсь.  Нет-нет,
сейчас никаких подробностей. Достаточно вам будет  знать,  что  не  только
капиталы мы наживали, по Африкам и Америкам скитаясь, но и многими тайнами
допотопных  (в  буквальном,  хронологическом  смысле)  жрецов  и  мудрецов
овладели. Эзотерическими, как  принято  выражаться,  знаниями.  Я  вот,  к
примеру, не только осведомлен, что после перенесенного в прошлом году тифа
вы до сих пор еще не оправились, и ноги у вас отекают, и сердце  частенько
перебои дает... Я и день вашей безвременной кончины знаю...  Нет,  вы  еще
поживете, и не год, и не два, но куда меньше, чем следовало бы...
     Врангель на слова Андрея отреагировал спокойно. Человеку  военному  и
мужественному, если бы он и поверил предсказателю, куда важнее узнать, что
его не убьют в ближайшие  дни,  а  что  там  через  годы  будет...  Совсем
несущественно.
     - Вы не тревожьтесь, болезнь вашу  мы  вылечим.  Быстро  и  навсегда.
Тогда  до  глубокой  старости  проживете,  если  несчастного   случая   не
приключится... Сегодня же вечером, если  позволите,  нанесу  вам  визит  в
сопровождении некоей молодой дамы,  в  совершенстве  владеющей  искусством
древних магов. Она за один сеанс вас полностью  излечит.  Под  наблюдением
вашей супруги и личного врача, если угодно,  чтобы  лишних  разговоров  не
было.
     Расчет Новикова был в принципе беспроигрышный. Сколь  бы  скептически
ни был настроен человек, он вряд ли откажется от  шанса  на  излечение  от
мучительного недуга, тем более если чувствует,  что  болезнь  серьезна,  а
врачи обыкновенные могут лишь облегчать страдания.
     Ну а после успешного сеанса терапии Новиков рассчитывал повести  свою
политику по распутинской схеме. Маг, целитель, да еще и  финансист  сможет
добиться политических успехов в  пока  еще  крошечной  белой  России  куда
быстрее, чем апеллирующий к  чистому  разуму  и  здравомыслию  заокеанский
советник. Вам тут, чай, не Швейцария.
     - А вот когда все у нас будет в порядке, и в личных отношениях, и  на
фронтах, тогда и к Главной тайне обратимся. Удивительнейшая, я вам  скажу,
история.  Во  всех  отношениях  невероятная,  но  процентов  на  девяносто
подлинная...
     - Вы мне тогда еще вот какой момент проясните, - не утратил  скепсиса
генерал, - для чего все так сложно? Сами же говорили, что большевики  куда
практичнее нас, несчастных идеалистов. Приехали бы к ним в Москву под  той
же самой личиной, что и ко мне явились, предложили им сумму в  тысячу  раз
меньшую, и они бы вам позволили делать, что заблагорассудится. Искать свое
тайное сокровище  в  Тверских  лесах  или  устроить  раскопки  на  Красной
площади... Особенно, если бы вы еще и протекцию в деловых  кругах  Америки
посулили...
     -  Упрощенно  рассуждаете,  Петр  Николаевич.  Мало   того,   что   с
большевиками  мне  по  чисто  эстетическим  соображениям  сотрудничать  не
хочется, так они, исходя из своих  моральных  принципов,  с  куда  большей
вероятностью шлепнули бы меня у первой подходящей стенки, нежели отпустили
восвояси с добычей...
     - А у нас того же не опасаетесь? - Губы Врангеля  чуть  скривились  в
намеке на усмешку.
     - У вас - нет. По ряду причин. В том  числе  и  потому,  что  у  меня
имеется небольшая личная гвардия. Несколько десятков бойцов, но таких, что
каждый стоит взвода, если не больше, а отряд целиком - как бы не  дивизии.
Красные мне со своим вооруженным отрядом к ним приехать не позволят,  а  у
вас... Мои ребята  и  на  фронте  полезными  будут,  и  от  разных  других
неожиданностей подстрахуют. Я их вам покажу в деле, сами поймете.
     - Иностранный легион?
     - Нечто вроде, хотя там и русских много. В случае необходимости  я  с
этим войском и без вашей поддержки до Москвы и дальше смог бы  прорваться,
где по-тихому, где под повстанцев или бандитов маскируясь. Но если с  вами
вместе, да попутно и  гражданскую  войну  прекратить  -  гораздо  полезнее
будет.
     - Хорошо, Андрей Дмитриевич, я еще раз обдумаю ваши предложения.  Жду
вас в восемь часов вечера у себя  дома.  Вместе  с  вашей  спутницей.  Да,
кстати, что  вы  там  о  двадцати  тысячах  винтовок  говорили?  И  еще  о
боеприпасах. Не буду  скрывать,  в  передовых  частях  у  нас  жесточайший
патронный голод.



                                 Глава 5

     Вернувшись на  "Валгаллу",  Новиков  сообщил  друзьям  о  результатах
очередной встречи и начал готовиться к  вечеру.  Они  с  Ириной  полистали
соответствующую литературу, чтобы  уточнить,  в  каких  туалетах  прилично
появиться на ужин  к  Верховному.  Но,  к  сожалению,  протокол  и  этикет
ситуацию гражданской войны не предусматривали, и они  решили  ограничиться
приличными,  но  скромными  костюмами  темных   тонов,   ориентируясь   на
американские,  а  не  российские  придворные  стандарты.  Заодно  обсудили
режиссуру обряда исцеления. После этого Андрей зашел за Берестиным, и  они
по крутым трапам, резко отличающимся от пологих, устланных коврами лестниц
парадной части корабля,  спустились  в  недра  корпуса,  где  под  защитой
бортовых  коффердамов  и  трехсотмиллиметровой  керамико-титановой   брони
размещалась епархия Олега Левашова.
     Здесь, в нескольких смежных отсеках был оборудован компьютерный  зал,
примыкающий   к   нему   рабочий   кабинет   с   библиотекой,    установка
пространственно-временного   совмещения,   работающая,   впрочем,    после
известных  событий  в  Замке  только  для   создания   внепространственных
переходов в пределах Земли, а также два больших ангара с изготовленными из
массивных медных шин контурами дубликаторов.
     Чтобы не испытывать габаритных  ограничений,  доставивших  им  немало
неудобств на "Валгалле", Олег сделал контуры такими, что  в  них  свободно
поместился бы и товарный вагон. И теперь любой предмет, имеющийся хотя  бы
в одном экземпляре на Земле или на складах корабля, мог быть воспроизведен
в виде молекулярных копий в каких угодно количествах.
     Но с этим тоже оставались сложности, не практические, психологические
всего лишь, а то даже и идеологические.
     Олег,  старый  и  верный  друг,  благодаря  невероятным   техническим
способностям которого и стала возможной вся предыдущая  история,  каким-то
необъяснимым озарением создавший чуть ли не из старых консервных  банок  и
допотопных электронных ламп  первый  действующий  макет  своего  аппарата,
превратился сейчас в тихого, но непримиримого противника. Он,  никогда  не
афишировавший своих политических пристрастий,  демонстрировавший,  скорее,
разумный нонконформизм в отношении к советской власти, проявил себя  вдруг
ортодоксальным коммунистом. Или консерватором, если угодно.
     Как только "Валгалла" пересекла межвременной барьер и стало очевидно,
что  двадцатый  год  надолго,  если  не  навсегда  будет  их  единственной
Реальностью, Новиков со товарищи решили устроить этот мир  более  разумно,
чем в прошлый раз, то есть не допустить  окончательной  победы  красных  в
полыхающей гражданской войне.
     И, неожиданно для всех, Олег  встал  на  дыбы.  Мысль  о  том,  чтобы
выступить на стороне белых, показалась ему настолько чудовищной, что он на
некоторое время утратил даже  элементарную  корректность  по  отношению  к
друзьям. Что дало повод  Шульгину,  знатоку  и  поклоннику  романов  Дюма,
напомнить ему аналогичную  коллизию  среди  мушкетеров  из  "Двадцати  лет
спустя". А Новикову предпринять более сильные меры психологического плана.
     Левашов вернулся в  определенные  их  прежними  отношениями  рамки  и
признал,  что  исконные  ценности   дружбы   выше   любых   идеологических
пристрастий, но выторговал себе право Неучастия. В полном  соответствии  с
канонами одной из ветвей буддизма. И он же, принципиальный и потомственный
атеист, самостоятельно сформулировал одно  из  положений,  содержащихся  в
трудах отцов Церкви -  "Зло  неизбежно,  но  горе  тому,  через  кого  оно
приходит в этот мир". Короче, он объявил о  своем  полном  нейтралитете  и
отказе каким бы то ни было образом участвовать в затее своих  сумасбродных
приятелей.  Последнее  слово  употреблено  здесь  не  случайно   -   после
решительного объяснения
     Олег настолько отдалился  от  повседневной  жизни  компании,  что  их
отношения действительно можно было назвать всего лишь приятельскими.
     Он даже к обедам и ужинам выходил не всегда, ссылаясь на  напряженные
научные занятия, и лишь одна Лариса знала, чем он занимается  в  свободное
от этих занятий время, если оно у него вообще было.
     Вот и сейчас Новиков с Берестиным застали  его  в  рабочем  кабинете,
похожем на лабораторию сумасшедшего  алхимика  со  средневековой  гравюры.
Разве что вместо реторт и тиглей на столах мерцали  экранами  одновременно
пять мониторов, кучами валялись книги, стопки исписанных и  чистых  листов
бумаги, какие-то осциллографы,  генераторы  стандартных  частот  и  прочий
электромеханический хлам, ни  об  устройстве,  ни  о  назначении  которого
Новиков с Берестиным не имели никакого представления.
     Ввиду отсутствия  иллюминаторов  в  кабинете  горели  лампы  дневного
света, пахло  озоном,  канифолью,  застарелым  табачным  дымом.  Такая  же
атмосфера, как в его  московской  квартире  в  те  далекие  и  безмятежные
времена, когда Олег создавал свою машину.
     В расставленных где придется пепельницах кучами громоздились  окурки,
валялись пустые и полные пачки  "Честерфильда",  который  только  и  курил
Левашов, пристрастившись к нему еще в своих загранплаваниях.  На  верстаке
бурлил и хрюк