пять человек, находящихся в линии  боевого  охранения,  у  них
было  шесть  станковых  "ПК"  и  двенадцать  ручных   "РПК",   значительно
превосходящих по своим тактическим возможностям пресловутые  "максимы",  и
почти неограниченное количество патронов. Но психологически  было  трудно.
Известно,  что   финские   пулеметчики   на   линии   Маннергейма   теряли
самообладание от количества убитых ими  советских  солдат.  Когда  каземат
дота выше щиколоток завален стреляными гильзами,  и  плавится  уже  третий
запасной ствол "гочкиса", а эти сумасшедшие все идут и идут густыми цепями
по пояс в снегу, выставив перед собой штыки никчемных винтовок, даже  люди
с сильным скандинавским характером начинали съезжать  с  катушек.  Есть  в
любой войне предел, который нормальный, цивилизованный человек  преодолеть
почти не может. Здесь, правда, до такого  пока  не  дошло,  хотя  заросшее
желтеющим бурьяном поле, сколько видел глаз,  было  покрыто  застывшими  в
разнообразных позах телами красных бойцов.
     Эйдеман    (Роберт    Петрович,     латыш,     царский     прапорщик,
двадцатипятилетний командующий Правобережной группой  войск  Юго-Западного
фронта, в сорок лет комкор, в сорок два расстрелян как враг народа) еще не
успел до конца понять сути происходящего,  однако  бросил,  как  это  было
принято в Красной  армии,  для  отражения  внезапной  угрозы  с  тыла  все
наличные резервы, включая подготовленную для  развития  успеха  стрелковую
бригаду, охрану штаба группы и тыловиков из обоза второй очереди.
     Несколько  батальонов  пехоты  и  два  эскадрона  кавалерии,  отважно
бросившиеся в  атаку,  были  полностью  вырублены  внезапным  и  шквальным
пулеметным огнем в упор.
     Следующий полк, увидев печальную судьбу авангарда, попытался  отойти,
неся чудовищные потери от беспощадно-снайперской стрельбы  рейнджеров,  но
получил положенное изменникам пролетарского дела  предостережение  в  виде
длинных  очередей  заградотрядовских  "МГ-18",   изобразивших   пунктирами
пыльных фонтанчиков черту, переходить которую не рекомендуется.
     Если кто-нибудь из зарывшихся носом в пыль красных  бойцов  еще  имел
способность соображать, то ситуация  для  размышлений  об  исторических  и
классовых предпосылках данной войны была самая подходящая.
     Однако  нашлись  еще  и  еще  вооруженные  трехлинейками  энтузиасты,
которые, подчиняясь приказу и мечте об  "экспроприации"  последних,  нагло
засевших  в  Крыму  со  своими  богатствами  "экспроприаторов",  надеялись
пробежать версту по душной полынной степи и вцепиться в горло  ненавистным
"кадетам". (Причем никто из них, даже и умирая, не  знал,  что  имеется  в
виду под этим словом -  ученики  среднего  военно-учебного  заведения  или
члены партии конституционных демократов.)
     Басманову пришлось (а может быть -  довелось)  еще  раз  использовать
лично им разработанный способ стрельбы на рикошетах,  не  применявшийся  с
шестнадцатого года ввиду того, что маневренный характер гражданской  войны
и отсутствие в его распоряжении орудий подходящих калибров не предоставили
капитану соответствующих возможностей.
     Смысл же приема был в том, что у пушки (или, как сейчас, у гаубицы) с
опущенным до предела стволом лафет  поднимался  на  упор,  хотя  бы  и  из
наскоро  заполненных  камнями   патронных   ящиков.   Точка   прицеливания
определялась  на  два  деления  угломера  меньше  необходимой.   И   тогда
двухпудовый осколочно-фугасный снаряд врезался в землю  под  очень  острым
углом, разбивая ударный взрыватель, успевал вновь, неестественно медленно,
подняться в воздух и лопнуть как  раз  там,  где  требовалось.  На  высоте
трех-четырех метров над головами атакующей пехоты.
     Эффект был удивительный. Иногда  одним  снарядом  сдувало  в  небытие
целую роту штатного состава.
     Сейчас, в отличие от мировой войны, по причине резкой убыли пушечного
мяса, пехота ходила в атаки гораздо более редким строем и по фронту,  и  в
глубину,   но   полсотни   выпущенных   Басмановым   снарядов   отбили   у
красноармейцев охоту наступать как минимум на час. И  позволили  Берестину
перебросить  два  взвода  рейнджеров  на   крайний   правый   фланг,   где
обозначилось еще одно опасное направление.
     Около батальона арьергарда  15-й  дивизии,  заканчивавшей  переправу,
каким-то начальником, самостоятельно понявшим  смысл  происходящего,  было
развернуто фронтом на запад  с  задачей  уничтожить  прорвавшегося  в  тыл
неприятеля.
     Удивительно, но Алексею, вроде  бы  полностью  осознавшему  себя  как
чистого  профессионала,  вдруг   стало   искренне   жаль   этих   дураков,
карабкающихся вверх  по  крутой,  ограниченной  справа  откосом,  а  слева
глубоким оврагом дороге.
     О  чем  думали  взводные  и  ротные  командиры  заведомо  обреченного
батальона? Что против их сотни штыков у белых не  найдется  ничего,  кроме
нескольких наганов? И, стреляя из  пушек,  они  понятия  не  имеют  о  так
называемом боевом охранении?
     Со стометровой  дистанции  залп  пяти  пулеметов  производит  тот  же
эффект, что и хорошо отбитая коса на росистом лугу.
     "Карма, - сказал себе Берестин, сняв фуражку и вытирая ладонью потный
лоб. -  Любой  из  них  имел  выбор.  Пойти  не  к  красным,  а  к  белым.
Дезертировать, стать махновцем... Как и я, впрочем".
     У них с Басмановым нашлось время покурить, выпить полуостывшего  кофе
из термоса.
     И снова с окраин  Берислава  начали  выдвигаться  пехотные  цепи,  на
гребнях холмов завиднелись группы  кавалеристов.  Зашелестели  в  покрытом
редкими облаками небе очередные шрапнели. Алексей сказал капитану:
     -  Я  думаю,  пусть  те  батареи  продолжают  беспокоящий  огонь   по
левобережью. А главная опасность  здесь  намечается.  И  стрельба  от  вас
потребуется снайперская. Красные пошли ва-банк. Сейчас нас сбить не успеют
- труба им. Хоть один-то грамотный офицер у Эйдемана в штабе должен быть?
     - Сделаем. Только снаряды кончаются.  Штук  по  пятнадцать  на  ствол
осталось...
     - Прикажите паузу сделать, стволы остудить. Нам  еще  штурм  переправ
поддерживать придется...
     - Если доживем, - блеснул зубами на пыльном лице Басманов.
     ...Из  наскоро  отрытых  по  склонам  холмов  ячеек  остававшиеся  на
западном фасе обороны и возвратившиеся  с  днепровского  откоса  рейнджеры
вели редкий, но точный пулеметный огонь по приблизившимся на  километр,  а
кое-где и ближе цепям красной пехоты. Басманов,  расстреляв  все  фугасные
снаряды, приказал вскрыть передки и подавать к орудиям картечь - последнее
оружие самообороны тяжелой артиллерии.
     - Не пора, господин генерал? - спросил, спрыгивая в окоп, капитан.
     - Сейчас. Свяжусь с Шульгиным, что он скажет. Отвлекаясь  на  секунду
от реалий  ближнего  боя,  Бе-рестин  подумал,  что  интереснейшее  у  них
получается сражение. Вполне сравнимое с Курской  битвой  по  значению  для
судьбы не только летней кампании, но и всей войны. И удивительное смешение
стилей. На правом фланге сосредоточен для  сабельной  рубки  с  кавалерией
красных конный  корпус  Барбовича,  на  левом  -  готовится  к  атаке  при
поддержке самоходок времен  второй  мировой  корниловская  дивизия,  здесь
вместе с гаубицами прошлого века стреляют пулеметы и автоматы  семидесятых
годов. Он нашел в эфире волну Шульгина: - Ну, что там у вас, Саш? Мы тут с
полчасика еще продержимся, и все...
     - Я только что приказал Скоблину начинать. От его позиции до  окраины
Каховки десять километров. Будут атаковать с ходу,  на  "уралах"...  Через
пятнадцать минут увидишь.
     - Тогда и я пошел! - Воткнул в зажим телефонную трубку, повернулся  к
Басманову: - С Богом, Михаил Федорович! Берестин поднял вверх ракетницу  и
нажал спуск.
     Взревев моторами, из капониров начали выбираться  БТРы.  Сначала  они
двинулись  вдоль  линии  стрелковых  ячеек,  подбирая  на  ходу  уцелевших
десантников,  потом  развернулись  и,  набирая  скорость,  подпрыгивая  на
рытвинах, пошли на сближение с как раз поднявшейся в рост  для  очередного
броска пехотой.
     На башнях засверкали  вспышки  тяжелых  "КПВТ",  из  бортовых  бойниц
потянулись отчетливо видимые даже при  полуденном  солнце  трассы  "ПК"  и
автоматов.
     - Ну вот и все, судари мои, - процитировал Берестин любимую книгу.  -
Лишь бы на шальной снаряд не нарвались... - и отвернулся.
     Вновь, как и при сцене  расстрела  в  упор  атакующего  по  каховской
дороге батальона, он не захотел быть очевидцем.
     Не слишком приятное зрелище даже для военного  человека.  Чрезвычайно
похожее на то,  что  бывает,  когда  стая  осатаневших  от  голода  волков
настигает в степи овечью отару. Пехотинцу на ровном месте от стремительной
и верткой машины не убежать, а трехлинейка броню не берет...
     Но и офицеров, водителей и стрелков он осуждать не мог. Это их  война
и их право.
     С дивизионного НП они с Басмановым направили бинокли на левый  берег.
Со стороны Больших Маячков, таща за собой гигантские  шлейфы  рыжей  пыли,
показались мчащиеся на семидесятикилометровой скорости "уралы". Корниловцы
теснились в кузовах, лежали на крыльях, облепили подножки. В километре  от
линии красных  окопов  машины  начали  тормозить.  Остановились  с  крутым
разворотом, сбросили десант и так же стремительно понеслись обратно.
     Первый полк, на ходу примыкая  к  винтовкам  длинные  ножевые  штыки,
разворачивался в ротные колонны.
     - Ах, черт, красиво! -  выдохнул  Басманов,  наблюдая,  как  быстрым,
переходящим  в  бег  шагом   корниловцы   сближаются   с   полуразрушенным
проволочным заграждением. С фланга длинными очередями  застучал  "максим",
нестройные  хлопки   винтовочных   выстрелов   показали,   что   и   после
артподготовки гаубичными снарядами в окопах кое-кто уцелел.
     Но это уже было, как принято говорить в ультиматумах,  "бессмысленное
сопротивление".
     Ничего страшнее штыкового удара корниловского полка Алексей  в  своей
жизни не видел. Четыреста тех самых, обрекших  себя  на  смерть  офицеров,
юнкеров и  вольноопределяющихся  отчаянным  броском  преодолели  последнюю
сотню метров. За две версты  был  слышен  слитный,  ничем  не  похожий  на
хрестоматийное  "ура"  рев.  На  позициях  первой  линии  они   почти   не
задержались. Красноармейцы из окопов основной и предмостной полос обороны,
бросая оружие, кинулись к переправе.
     Берестин наблюдал за боем в полевой бинокль,  стереотруба  не  давала
возможности видеть его во всей полноте.
     Да и можно ли было назвать то, что творилось на  переправе  и  вокруг
нее, боем?
     Искаженные яростью  лица  корниловцев,  взмахи  штыков  и  прикладов,
торопливый  перестук  выстрелов.   Безжалостная   мясорубка,   в   которой
профессионалы высшей пробы столкнулись с неорганизованной, едва  обученной
держать в  руках  винтовку  массой  насильно  мобилизованных  новобранцев.
Каждый из корниловцев знал, как и что  он  должен  делать,  и  мастерство,
помноженное  на  ненависть,  в  считанные  минуты  сломило  даже   подобие
организованного сопротивления.
     Красные бойцы готовы были бежать или сдаваться, но бежать было больше
некуда, а пленных здесь не брали.
     Спаслись только те, кто успел перевалиться через  перила  мостов,  да
вдобавок умел плавать.
     И одновременно Слащев бросил в  бой  трехтысячный  корпус  Барбовича,
развернувшийся в лаву за левым флангом 15-й стрелковой и Латышской дивизий
красных, наиболее глубоко вклинившихся в оборону 2-го армейского  корпуса.
Пути отхода к Днепру отрезали самоходки с десантом на броне.
     К исходу дня победа была полной. Каховку заняли  передовые  батальоны
тринадцатой дивизии генерала  Ангуладзе.  Первый  и  подошедшие  второй  и
третий корниловские полки выбили  неприятеля  из  Берислава  и  перешли  к
преследованию разрозненных и потерявших управление частей четырех  красных
дивизий, отходящих на Херсон. Окруженные на правобережье войска рассеялись
по степи и сопротивления  практически  не  оказывали.  По  предварительным
данным, число пленных превысило 12 тысяч человек, и их колонны под конвоем
казаков Терско-Астраханской бригады тянулись в сторону Перекопа. Который и
был недавно их главной целью.
     Возглавляемый Басмановым штурмовой отряд  на  трех  БТРах  (четвертый
провалился в глубокую промоину и вышел из строя) в районе села  Шлагендорф
перехватил и полностью уничтожил спешно снявшийся с места  штаб  армейской
группы Эйдемана. Самого командующего среди убитых и пленных обнаружить  не
удалось.
     Берестин туда не поехал. Измотанные жарой и  боем  полки  слащевского
корпуса нашли в себе силы продвинуться километров на пятнадцать  на  север
вдоль Днепра и на десять по херсонской дороге, после чего остановились. Не
участвовавшая в дневном бою 4-я Кубанская кавдивизия (500 сабель)  выслала
дозоры  еще  на  десять  километров  к  северу  и  западу,  но  в   боевое
соприкосновение   с   арьергардами   вступать    не    стала,    увлекшись
инвентаризацией сотен брошенных повозок дивизионных и полковых обозов.
     В целях дальней разведки и бомбометания по отступающим колоннам  были
подняты в воздух все семнадцать исправных самолетов.
     За час до заката Слащев приказал  войскам  прекратить  наступление  и
вызвал к себе командующих  корпусами,  начальников  дивизий  и  командиров
бригад. А сам сел на крыльце мазанки со снесенной снарядом  крышей  писать
победную реляцию Врангелю. Потери его корпуса за день  боя  составили  619
человек убитыми и более двух тысяч ранеными. Батальон Басманова  похоронил
шестнадцать офицеров.
     Когда Слащев  сообщил  Берестину  эти  данные,  Алексей  вздохнул:  -
Многовато все-таки...
     - Но мы ведь практически выиграли летнюю кампанию!
     - Мало ли... Евреи за всю шестидневную  войну  потеряли  чуть  больше
пятисот.
     Арабо-израильская  война  шестьдесят  седьмого  года,  как  уже  было
сказано, еще с училища оставалась  для  него  образцом  стратегического  и
тактического искусства. Там  небольшая,  но  великолепно  обученная  армия
вдребезги  разгромила  соединенные  силы  трех  государств,  вдесятеро  ее
превосходящие численно и вдобавок поддерживаемые  военной  и  политической
мощью СССР.
     - Какие еще евреи? - с недоумением вскинул голову Слащев.
     -  Самые  обыкновенные.  Иосифа  Флавия  читать   нужно.   "Иудейская
война"...
     Шульгин поливал Басманову на голую спину  теплую  воду  из  канистры,
капитан фыркал, отплевывался и радостно ухал. Берестин  подошел  к  ним  и
начал расстегивать свой пропотевший китель.



                                 Глава 8

     За три следующие недели обстановка в  России  изменилась  разительным
образом. Даже удивительно, сколь мало усилий для этого потребовалось.
     Впрочем, почему же удивительно? На шахматной доске ведь не  требуется
вводить какие-то новые фигуры, даже  не  нужно  бить  партнера  доской  по
голове,  всего-то  и  следует,  что  немного  подумать,  должным   образом
разыграть миттельшпиль, и  ситуация  изменится  сама  собой.  Алехин,  как
известно, умел и даже любил делать такие штуки - доведя  противника  почти
до  мата,  поворачивал  доску,  начинал  играть  за  него,  восстанавливал
положение, вновь ставил партнера на грань поражения и так далее... До трех
раз и больше, пока на доске просто не оставалось фигур.
     Вот и здесь получилось так же. За счет грамотных тактических  решений
и своевременной перегруппировки сил.
     К исходу вторых суток после  каховской  победы  три  корпуса  Русской
армии совершили фланговый марш, частично по железной дороге,  частично  на
автомобилях, и нанесли внезапный таранящий удар по северному фасу  фронта,
взяли Кременчуг, Славянск и Лозо-вую, вышли на ближние подступы к Полтаве.
При  этом  батальон  Басманова,  действуя  десятком  диверсионных   групп,
заблаговременно перерезал линии связи, атаковал расположения дивизионных и
корпусных штабов 4-й армии красных, взорвал  железнодорожные  и  шоссейные
мосты на основных путях сообщения.
     Замешательство и дезорганизация  в  красном  тылу  были  таковы,  что
началась стихийная эвакуация Харькова и массовый отход  войск  к  границам
Украины.
     Но и тут Слащев и Берестин предприняли неожиданное решение. Следующий
удар был спланирован от Александровска на юго-запад,  на  Николаев.  Здесь
войска  вступили  в  повстанческие  районы,   где   богатые   хуторяне   и
немцы-колонисты уже  целый  год  удерживали  территорию  от  проникновения
регулярных красных войск и продотрядов. Рассчитывать на их  мобилизацию  в
белую армию было нереально, но  должным  образом  поддержанные  оружием  и
средствами, они вполне могли прикрыть фланг  2-го  армейского  корпуса  от
каких-либо неожиданностей.
     На  очереди  была  Одесса.  Для  этой  операции  Воронцов  вместе   с
начальником штаба флота адмиралом Бубновым подготовил десантную флотилию в
составе линкора "Генерал  Алексеев",  крейсера  "Генерал  Корнилов",  трех
эсминцев и транспорта с войсками.
     Во  второй  половине  августа  занятая  Русской   армией   территория
увеличилась более чем втрое  по  площади  и  в  шесть  раз  по  населению.
Мобилизационные возможности возросли еще значительнее. По многим причинам.
Во-первых, победоносная армия всегда имеет приток  добровольцев  во  много
раз больший, чем  проигрывающая  войну,  во-вторых,  очень  многие  успели
пожить под коммунистической властью больше полугода, и даже  те,  кто  еще
зимой сочувствовал красным, теперь  предпочитали  умереть  в  бою,  но  не
допустить их возвращения.  В-третьих,  Врангель  начал  активно  проводить
военную реформу. С прежней вольностью было  покончено  -  отныне  ни  один
военнослужащий не мог добровольно подать в  отставку  или  отсиживаться  в
бесчисленных тыловых учреждениях, которых в белой армии было  больше,  чем
строевых подразделений.
     Об этом еще  в  июне  Слащев  писал  Главнокомандующему:  "Приехав  в
войска, я застал 256 штыков, 28 орудий и при них 2 штаба дивизии и 1  штаб
корпуса, укомплектованных полностью!"
     Теперь с подобным положением было покончено, и в дивизии первой линии
влилось около двух тысяч пополнения только офицерами.
     Немаловажное значение имело и то, что на фронте жалованье выплачивали
золотом, по ставкам  довоенного  времени.  Желающих  заработать  оказалось
предостаточно.  Почти  две  дивизии  полного  состава   были   переброшены
пароходами из Трапезунда, Константинополя и с  Кавказского  побережья.  По
проведенным Берестиным вместе с Врангелем подсчетам, на  30  августа  1920
года численность Русской армии составила более 120 тысяч штыков и 50 тысяч
сабель. С такими силами исход осенне-зимней кампании сомнений не вызывал.
     Однако на почти чистом политическом небосводе  внезапно  обрисовались
тучки угрожающего вида.
     Представители  Антанты,   весь   предыдущий   год   упражнявшиеся   в
благожелательной риторике и одновременно саботировавшие  все  мероприятия,
способные хоть как-то облегчить положение изнемогающей армии,  вдруг,  при
обозначившемся  успехе,  резко  сменили  тон.  Французский   представитель
адмирал Леже и английский - генерал Перси посетили Врангеля и передали ему
плохо замаскированный любезными  фразами  ультиматум  своих  правительств.
Смысл его был прост.
     Немедленно остановить наступление,  начать  переговоры  с  московским
правительством о заключении  мира  и  установлении,  на  основе  взаимного
согласия, приемлемого для обеих сторон способа государственного устройства
России. С соблюдением интересов объявивших  свою  независимость  окраинных
государств, демократических свобод для всех слоев  населения,  обеспечения
созыва в ближайшее время Национального собрания, которое и определит форму
правления в новой России и т.д. Кроме того, в  случае  непринятия  данного
предложения  и  сохранения   претензий   Правительства   Юга   России   на
правопреемство бывшей Российской Империи союз