и варианты можно было
перебирать десятками.
    С Аленой они по-прежнему дружили, встречались почти ежедневно, но жили
врозь. Брачные союзы между членами клуба уставом не допускались, но на все
остальное запрета не было.
    - В чем преимущество дружбы мужчины и женщины? - шутила Алена, приводя себя
в порядок после совместно проведенной ночи и облачаясь в военную форму, чтобы
ехать на службу. - При прочих равных условиях они иногда могут доставлять друг
другу дополнительные радости, не рискуя репутацией...
    ...Работая в своем управлении, Суздалев занимался совсем не тем, чем
собирался. Ему приказали сосредоточиться на религиозной обстановке в стране. Но
спрашивать, что и зачем, положение не позволяло.
    И он, стихийный атеист, погружался сначала в оргштатные структуры всех
официально дозволенных в стране конфессий, заучивая табель о рангах православной
церкви, разницу между черным и белым духовенством, вникал во взаимоотношения
между евреями-ортодоксами и любавическими хасидами, духовными управлениями
мусульман шиитов, суннитов, исмаилитов и алауитов.
    Спасибо, буддистов, католиков и протестантов всех толков позволили пока
оставить за кадром.
    Но успехи у него были. И в теории, и в практике.
    ...Только к исходу второго года Суздалев узнал, что его кандидатский стаж
закончился.
    Ему вручили гораздо более солидный, чем кандидатский, знак "полноправного
Витязя" и наконец-то допустили до действительно секретной информации. В том
числе и до полных списков "братьев".
    Он просмотрел на экране длиннейшие колонки фамилий (не алфавитные, а
хронологические) с самыми краткими биографическими справками и сразу все понял.
    Правда оказалась слегка шокирующей даже для него. "Клуб" существовал уже
более тридцати лет и за это время превратился даже не в "теневое правительство",
о чем полковник по отдельным признакам догадывался, а в совершенно
самостоятельную, всеобъемлющую систему власти в России.

    И нельзя сказать, что "превратился". Он таковым и задумывался. Еще в самом
начале века наиболее умные и дальновидные политики, генералы, представители
деловых кругов пришли к согласию в том, что Россия стоит перед самым серьезным
цивилизационным вызовом за последние триста лет. И если не найдет на него
адекватного ответа, последствия будут печальны.
    Началось же все сравнительно просто.
    В году приблизительно 2004-м как раз в районе нынешнего дачного поселка в
Троицком.
    - Эпоха упадка, как известно, сменилась в Риме эпохой "солдатских
императоров", - рассуждал за ломберным столом на даче тогдашнего владельца
концерна "Росинтель" Голованова его близкий друг, начальник внешнеполитического
департамента Генштаба генерал-лейтенант Агеев. - И не менее известно, что
военные перевороты, совершаемые даже с самыми благими целями, никаких проблем
никогда не решают. Особенно - в долгосрочной перспективе.
    - Отчего же, - возразил командир столичной гвардейской дивизии Короткевич, -
иногда очень даже решают. Например, переворот, учиненный государыней
императрицей Екатериной, нареченной далее Великой... Да и в прошлом веке в Южной
Америке кое-какие генералы, захватив власть вполне незаконно, правили
недурственно... Гуманно, можно сказать.
    - Нет, Анатолий прав, - вступил в разговор штатский Голованов, чья фамилия
вполне соответствовала профилю выпускаемой им продукции - высокоинтеллектуальным
вычислительным комплексам для нужд вооруженных сил. - Как-никак, в третьем
тысячелетии живем. Грубая сила уже не решает. Матушка Екатерина все ж таки
помазанницей божьей числилась, и никто ее легитимности сомнению не подвергал,
как и внучка ее, Александра Благословенного.
    А ты, Вася, - обратился он к Короткевичу, - власть если и захватишь, что в
принципе легко, вынужден будешь большую часть времени сажать и стрелять,
стрелять и сажать, поскольку народ демократией и многопартийностью избалован, во
фрунт строиться просто так не захочет. Вообще же, - вдруг совершил он поворот на
180 градусов, - лично меня хотя бы и твоя жесткая власть вполне бы устроила. И
две трети деловых российских людей. По целому ряду причин... И вообще, умного бы
самодержца нам - и ничего другого не надо...
    Генерал Агеев остановил свой цепкий взгляд на холеном лице промышленника.
    - Ответь-ка мне, Максим, сколько лет еще наша экономика может оставаться
конкурентоспособной, держаться хотя бы в первой пятерке?
    - При прочих равных условиях - лет десять максимум. А потом все начнет
сыпаться. Мои аналитики давно все расклады просчитали, только никому это наверху
не нужно. И я начинаю соображать - не пора ли скидываться. В Германию процентов
сорок капитала переведу и от разорения застрахуюсь...
    - За-стра... остальное ты сам сказал, господин капиталист! - взорвался вдруг
генерал. И так же быстро утих. - Мои аналитики тоже кое-что постоянно считают. А
может благородная российская буржуазия совершенно приватным образом скинуться на
пару миллиардов под проект, который начнет приносить отдачу лет через
пять-десять, но уж тогда...
    - Пара миллиардов - не такая уж сумма, знать бы, что за проект...
    - Да то же самое, о чем мы говорим. Только разложенное по ячейкам, полочкам
и растянутое во времени. Не одномоментный путч. А вирусная инвазия. Сейчас я
одного умного паренька приглашу, он вас ознакомит.
    Почти тотчас открылась дверь, и появился молодой, не доживший еще и до
тридцати, капитан с тонкой кожаной папочкой в руке.
    - Вот-с, мой главный футуролог и социопсихолог капитан Иванов. Сейчас он нам
все и растолкует...
    Идея, пришедшая в изощренный мозг армейского философа, была проста, как
русский штык. И столь же эффективна, что в дальнейшем и подтвердилось.
    Любому командиру известно, что хорошо подготовленный десантно-штурмовой
батальон рейнджеров-профессионалов может почти без потерь разгромить дивизию, а
то и корпус, наскоро укомплектованный необученными призывниками и сорокалетними
мужиками из запаса третьей очереди.
    То же самое и в политике.
    Самое интересное, что эффект программы начал проявляться почти сразу.
    Уже через три года все экономические показатели России пошли вверх, а кривая
преступности, любой, но прежде всего экономической и общеуголовной - резко вниз.
И почти совсем сошла на нет рецидивная преступность.
    Чем-то это напоминало положение с динамикой правонарушений в Германии после
1934 года. Как-то вдруг люди стали бояться нарушать законы, хотя никаких новых
актов принято не было.
    А право, спросит кто-то. Как быть с правом?
    Желающие могут снять с полки запыленный 16-й том сочинений Маркса и
Энгельса, где прочитать: "Право - это возведенная в закон воля господствующего
класса". И ни слова больше. Значит, вопрос только в том, что именно в данный
момент считать господствующим классом.
    А вот соображение из области эмоций и чистого гуманизма. В Первой мировой
войне великий русский поэт Гумилев вполне мог зарубить драгунской шашкой или
застрелить из винтовки великого немецкого писателя Ремарка. А то и самого
Гитлера. Только случай помешал этому. И что, в первом случае он стал бы
преступником, а во втором - героем человечества?
    Отнюдь. Там все определялось одним - цветом военной формы и дизайном погон.
Так отчего же можно стрелять в великолепного человека, совсем не добровольно
надевшего не зеленую гимнастерку, а серо-голубой китель, и нельзя устранить с
игрового поля заведомого преступника, на которого есть все необходимые
доказательства. Отсутствует лишь формальность - приговор судьи, который и сам
может быть не меньшим преступником...
    ...В течение двух дней серьезного инструктажа, похожего на последнюю беседу с
агентурным разведчиком, отбывающим на годы и годы автономного плавания во
вражеском тылу, он услышал, между прочим, и такое.
    - Ты уже понял, брат Георгий, что одни наши люди занимают реальные посты во
властных структурах, а другие работают как бы и нелегально. Когда дублерами, а
когда советниками при тех или иных функционерах. Как советники президентов и
главкомов вооруженных сил в вассальных странах.
    Так вот, тебе придется поработать в совсем оригинальной роли. Мы вводим тебя
в операцию "Игумен". Там у нас уже кое-что сделано, но спланирована она под тебя
персонально. Со временем ты у нас станешь одновременно патриархом, главным
раввином и этим, как его, имамом всех мусульман...
    - Да ты что, брат-командор?! - Суздалев чуть не сказал "охренел?", но
психологи, которые его тестировали, не ошиблись. Он вовремя сдержался, сказал
ровным голосом: - Ну какой из меня патриарх? Тем более раввин.
    - Не хуже, чем из меня президент Республики и одновременно председатель
Госдумы. Мы тебя что, в рясе ходить заставляем и молебны в патриаршем соборе
служить? Твое дело - проводить политику и осуществлять контроль. Все. Причем,
естественно, ни один из подконтрольных тебе клиентов ни сном ни духом ведать не
будет, что он - не единственный у тебя на связи. Иврит ты подучил. Арабский и
так был неплох. Ну и вперед. Но патриарх - это со временем. Оботрешься,
перезнакомишься, может, и Духовную академию закончишь экстерном. А пока
специальное поручение тебе будет такое - при каждой конфессии создать спецслужбу
и отряды спецназа при них. Вроде как у католиков орден иезуитов. "Ад майорем деи
глориам"*. На остальные богослужебные языки эту мысль сам переведешь.
    На еще одну робкую попытку уточнить позиции последовал великолепный по
простоте ответ.
    - Я и сам знаю, что православной инквизиции никогда не было. Ну и что? Всего
у всех когда-нибудь не было. А ты сделаешь, чтоб было. Сергий Радонежский
братьев Ослябю и Пересвета на бой благословил? Благословил. Героизм проявили на
Куликовом поле, и семьсот лет уже их уже помнят и в каждом молебне поминают. Так
вот ты сделай, чтобы в любую минуту мог по православной линии ударную дивизию
поднять, по остальным - от бригады до батальона. Рыцарей без страха и упрека.
Хоть иудеев, хоть мусульман, но чтоб за общую Родину сражались по высшей планке
догматов веры...
    Генерал вдруг расплылся в радушнейшей улыбке.
    - Да что я тебе буду рассказывать. Сам ты все отличнейше понимаешь. Торопить
не буду, целых три года тебе даю на все про все. Понимаю, что много, так и дело
не слишком обычное. Надо, богословов собери, раввинов, мулл, еще кого
потребуется, разъясни требования текущего момента, только так, деликатненько, и
все получится. Думаешь, эти ребята, пастыри человеков, от нас с тобой сильно
отличаются?
    Финансирование будет, штатные расписания будут, а остальное приложится...
    - Надеюсь, их обеты вроде безбрачия, соблюдения пятницы, субботы, трезвости
и неупотребления свинины на меня в полном объеме не распространяются? А то ведь
и жить некогда будет. Тогда лучше в буддисты...
    - А это уж по обстановке, брат, по обстановке. "Во имя Аллаха, милостивого и
милосердного", - генерал Иванов засмеялся и поднял к плечу сжатый кулак.
ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА
Ноябрь 2055 года.
Москва.
    ... - Несколько позже отвечу, - повторил мой загадочный собеседник. - А пока
давайте все же с вами достигнем хоть какого-то взаимопонимания. Я, скажем,
практически частное лицо, но... любопытен в государственном смысле. Когда узнаю
что-то новое и непонятное, первым делом интересуюсь, а не несет ли это новое
вред моему Отечеству?
    - Как Победоносцев...
    - ?.. Георгий Михайлович на пару секунд впал в недоумение, а потом
просветлел лицом. - Ах да, да. Помню, как же. Оберпрокурор святейшего Синода при
двух последних царствованиях. А он что, нечто подобное тоже высказывал?
    - Высказывал. Году этак в 1895-м. Мол, любые новые идеи и веяния для России
вредоносны. Россию нужно подморозить...
    - Еще раз примите мои уверения... Я и не думал, что на Западе есть
специалисты, настолько владеющие предметом.
    - Выходит, что есть.
    - Искренне рад. Тогда еще бокал шампанского, и поговорим по существу.
    И вот тут начался настоящий допрос, который не оставил мне ни малейших
шансов. Он сделал меня как пацана, одной левой. Да и смешно было бы, если б не
сделал.
    Только в результате впал в окончательное недоумение.
    Я ведь тоже его изучал с первой секунды нашего знакомства. У него свои
методы, у меня свои.
    Георгий Михалыч рубил меня на бесспорных фактах, а я его (до поры - в уме)
ловил на психологии.
    Разумеется, он и в ней был силен, но по-своему. В рамках предложенных
обстоятельств и "бритвы Оккама", а я от этих глупостей был свободен.
    Да и как личность он ни Врангеля, ни Колчака, ни даже Агранова силой духа не
превосходил.
    Ну, гэбэшный генерал спокойных, вегетарианских лет. Как у нас, когда самый
страшный враг был - диссидент, читатель Булгакова или распространитель "Хроники
текущих событий"*.
    Куда ему против Берии, Абакумова, Меркулова, Гейдриха, Шелленберга...
    Это я вспоминал своих современников, которые, возможно, не блистали
изысканным интеллектом, но уж волчьим чутьем и готовностью идти туда, куда и
Воланд бы шагнуть не отважился, обладали в полной мере. Отчего и добивались в
избранной сфере выдающихся успехов.
    Нынешнему человеку этого просто не понять.
    Он сидел, все еще думая, что переиграл непонятно чьего шпиона, и я смотрел
на него с усмешечкой.
    Эх, времена, времена! Все считают, что они ужесточаются год от года. А ведь
нет.
    Сталинские и гиммлеровские пыточные камеры были всего лишь случайным
отклонением от генеральной линии гуманизации. Европейского человечества,
конечно.
    Красные кхмеры нам показали, ЧТО в этом веке возможно за некоторыми
пределами цивилизации. Изобразили шажок назад к средневековью. Но - робкий.
Подумаешь, угробили полтора миллиона своих соотечественников. Причем не применяя
ни пулеметов, ни газовых камер. Попросту, топорами и мотыгами. Но тут же и
исчезли, как их и не было. И мир к этому отнесся на удивление спокойно.
    Ковровые бомбардировки, да, были, и Хиросима тоже, а все-таки нормальных (в
том смысле, что спокойных, ни одной стороной не воспринимаемых как отклонение от
нормы) допросов в Тайном приказе, с дыбой, горящими вениками и колесованием, во
второй половине XX века уже не практиковалось.
    Если что и бывало, то именно как аффект исполнителя. Не зря уже в 54-м году
особо ретивых сталинских соколов их же товарищи к стенке и поставили. Именно за
чрезмерность в проведении линии партии.
    И еще я чувствовал, что мой любезный, могущественный в своем мире хозяин
меня боится.
    Как раз за непостижимость. На чем я и сосредоточился.
    - А вы не боитесь, Георгий Михайлович? - начал я импровизировать, поскольку
других козырей у меня не было.
    - Чего же я здесь, у себя, могу бояться? Тем более что мы с вами практически
все выяснили...
    Ох, ну какие же они наивные ребята. С ними работать - как леденец у
детсадовца отнимать.
    - Отец мой родной и спаситель! Скажите же мне скорее! Что же вы про меня
выяснили? Полжизни бьюсь и ни хрена не понял, а тут вдруг...
    После того как он меня якобы расколол, я перешел уже на настоящий русский
язык, с необходимыми матерными вставками и интонациями, не доступными никакому
профессору русистики.
    Тем более что в строевых частях армии хозяин дома когда-нибудь обязательно
служил.
    - Вот стою я перед вами, словно голенький. И что вы со мной собираетесь
делать, господин-товарищ-барин? Ну, давайте попросту... У вас ведь правовое
государство? Предъявите мне обвинение за нерадивость в школе, за плохую память...
А можно я навскидку спрошу вашего охранника, кем был Аэций, сколько морских миль
содержится в одном градусе широты и какая из четырехсот восьмидесяти трех рубай
Хайяма подлинная, а какая апокрифическая?
    А вы сами, господин... ну, пусть и генерал, ответьте, столицей чего является
Уагадугу*, каков курс кетсаля к испанской песете и кто бреет цирюльника...
    После этой тирады мы еще выпили шампанского, и он, вроде бы и некурящий
человек, потянулся к моему портсигару.
    Покурили молча, определяя позиции, я отошел к окну, чтобы укрепить дух видом
бульвара и домов, которые стояли здесь и при мне, и до моего рождения.
    Снизу вверх, от Трубной площади, несло сплошным потоком злой и мелкий снег,
который с наждачным шорохом бился о стекла.
    Очень красиво. Почти так было, когда я ходил здесь пешком, уж не знаю, в
какие времена.
    - Хорошо, - сказал наконец Георгий Михайлович. - Допустим, вы правы, а я
проиграл. Любой нормальный разведчик, будучи уличен в наличии фальшивых
документов, незнании самых элементарных реалий жизни, поставленный перед
перспективой подвергнуться соответствующему судебному или внесудебному
преследованию (а на Западе все знают, что в России и такая форма правосудия
существует), давно уже спросил бы, каковы предложения и условия. С моей стороны...
    - И каковы же? - с откровенным любопытством спросил я.
    - Вам оно нужно? - ответил хозяин, как если бы был одесским евреем старых
времен. - Заодно хочу вам сказать, что Уагадугу ничьей столицей не является и
являться не может, поскольку это занюханный поселок в среднем течении Нигера, я
там бывал, а насчет апорий* Зенона, в том числе и про цирюльника, можно
поговорить и попозже... Я рассмеялся и фамильярно хлопнул его по плечу.
    - Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова, господин генерал. Не
Марк Аврелий, конечно, но тоже неплохо сказано. Или нет?
    После этого, тоже по известному психологическому закону, я выложил перед ним
на стол пистолет, который, на всякий случай, поставил на два предохранителя, и
даже нож, спрятанный у щиколотки под брюками.
    - Смотрите, теперь я безоружен. Ваши парни это просмотрели. А вы?
    - У меня оружия и не было. Мне - зачем?
    - Конечно, когда за тобой и вокруг тебя - вооруженные и секретные службы
всей России. И все же...
    Человек, я имею в виду, умный человек, которому дозволено жить по
собственному вкусу и вдобавок руководить спецоперациями, рано или поздно
понимает, где лежит предел его компетентности.
    Он сделал все, что в его силах, и я за это готов его уважать. Сумел
вычислить среди миллионов въезжающих в Россию людей интересный объект, взять его
на контроль, отследить круг интересов, не поленился следом за мной проверить
библиотечные формуляры...
    - Так скажите, Андрей... Я правильно транскрибирую ваше имя? Откуда вы и зачем
вам понадобилось копаться именно там? Что вы ищете в начале прошлого века? Ну не
могу я этого понять...
    - Я бы сказал так: "Не ваше это дело". Но не скажу. Поскольку вижу, что мы
можем быть полезны друг другу. Только сначала, ответьте на мой первый вопрос -
кто вы здесь и чем я вас заинтересовал. На мое искреннее сотрудничество после
этого можете рассчитывать, поскольку мне и вправду особенно деваться некуда.

    ...Шульгин отнесся к моему рассказу и решению о сотрудничестве с неизвестной
силой с полным пониманием. Более того, объявил, что это как раз то, что нам
нужно. Внедриться, понять, что здесь почем, наладить связи, а уж потом строить
собственные планы.
    - А этот, "отец Георгий", как ты его назвал, не показался он тебе несколько
странным?
    - В смысле? Они для нас тут все странные, поскольку чужие.
    - Я о другом. Что, если он - тоже... Только - раньше. Как Сикорски на планете
Саракш в отношении Максима? Тем тебя и вычислил, что, появившись здесь, ты сразу
полез изучать именно время развилки. Любому контрику-аборигену должно быть
сугубо наплевать на твой интерес к 1903 году. Кого в нашей Москве заинтересовал
бы зарубежный профессор, изучающий в "Ленинке" эпоху декабристов? Вот если бы он
полез в спецхран по троцкистско-бухаринским делам...
    В Сашкиных словах был резон. Разведчик ли Георгий Михайлович, пришедший сюда
из нашего времени, очередной "Антон" этого мира или местный мудрец, эмпирическим
путем пришедший к идее вторичности собственной реальности, - пока не суть важно.
    Главное - этот человек и его фирма стоят на страже собственн